Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Н.Ф. Карацупа с сыном Анатолием и внуком Андреем, 1983 г.

Читайте также:
  1. Был бы хорошим братом, если бы не был примерным сыном
  2. Заговор сына матерью (перед походом читается над спящим сыном).
  3. Н.Ф. Карацупа, 1936 г.
  4. РАЗГОВОР С СЫНОМ
  5. То, что есть ты, есть Я. Я проявлен как Три-В-Одном. Некоторые из ваших богословов называют это Отцом, Сыном и Святым Духом.

 

Нетрудно было найти и следы, четко отпечатавшиеся на мокрой земле. Когда мы с Ингусом подоспели на подмогу, пограничники рассматривали их, пытаясь определить, сколько человек в эту ночь нарушило нашу государственную границу. Внимательно изучив отпечатки, я поделился своими опасениями с товарищами. Навряд ли к нам в страну пожаловала очередная группа контрабандистов: нарушителей было слишком много (я определил по следам – одиннадцать человек!). Шли они энергично и быстро, очень быстро, – так можно идти только налегке, контрабандисты же обычно несут на себе большие грузы.

Я не мог скрыть охватившей меня тревоги. Опыт ли или чутье подсказывали мне: в наш тыл направлена хорошо вооруженная диверсионная группа, а проще говоря, бандиты, которым поручено вести подрывную деятельность, совершать террористические акты в промышленных городах, сеять панику в нашем приграничье.

Как видно, нарушители хотели воспользоваться темной, ненастной ночью, но зарядивший с вечера дождь нежданно прекратился, и луна, показываясь в разрывах туч, своим полным светом выбеливала берега пограничной реки, так что видна была каждая травинка. Планы диверсантов и тех, кто намеревался забросить их в наш тыл, были отчасти сорваны. Обычно такие группы составляют из опытных, хорошо подготовленных «специалистов», и гости с той стороны, как видно, рассчитывали не только на темноту ночного ненастья, но и на то, что к утру дождь размоет их следы и пограничники не догадаются, что к нам в страну проникли хорошо вооруженные, крайне опасные враги.

Почему же все-таки они пошли на риск и перешли границу? По-видимому, на нашей стороне их ждали, «гости из-за кордона» должны были прибыть в условленное время, и когда не оправдались надежды на ночной дождь, уже на рассвете, они перешли границу.

Стараясь скрыть свои следы, хорошо видимые на мокром песке, они пробирались зарослями кустарника, спешили поскорей уйти от границы в глубь тайги, почти бежали, и преследовать их в таких условиях было нелегко. Как можно было предположить, они ожидали погони, и, скорей всего, за их отрядом, на некотором расстоянии, шла группа прикрытия. За нами могли наблюдать, забравшись на дерево или затаившись где-нибудь на взгорье, в любой момент могли открыть по нам огонь, и нужно было вести преследование хитро, предприняв меры предосторожности.

Первым делом я послал на заставу за подкреплением. Оттуда сообщат в отряд, но успеют ли придти к нам на помощь, когда мы догоним бандитов и придется (я в этом не сомневался) вступить с ними в бой? Тревога сжимала сердце – или предчувствие беды? Нет, это был не страх – чувство, которое, как не раз приходилось мне наблюдать, в момент опасности невольно испытывает человек, – пограничник, обладающий сильной волей и боевым опытом, преодолевает его мгновенно. Дело тут было не в страхе. Может, сказывалось напряжение погони? А может, томила неизвестность: что ждет нас впереди, что замышляет осознающий опасность враг? Нас, пограничников, в этой лесной чащобе слишком мало – численный перевес на стороне диверсантов…

Мы с Ингусом бежали впереди, оторвавшись от товарищей, – он вел меня по следу уверенно, и по поведению собаки я видел, что мы догоняем нарушителей. Я придержал Ингуса, прислушался. Да, там, впереди, отчетливо слышен хруст веток, – сквозь заросли пробираются люди – не двое-трое, а целая группа – та, что мы преследуем с утра.

Я подал знак подбегавшим пограничникам, и они затаились, вслушиваясь в лес. Стараясь двигаться бесшумно, мы устремились вперед…

И тут навстречу нам прогремел выстрел. Мгновенно определив, откуда стреляли, я открыл огонь, целя в качнувшуюся ветку орешины. И не промахнулся. Раздался крик раненого бандита и, теряя сознание, он вывалился из куста.

Подбежав, мы увидели за орешиной проход, оставленный в таежных зарослях убегавшими нарушителями. Преследовать их по этому пути было слишком опасно: мы оказались бы на виду, и они, прячась в чащобе, в момент всех нас перестреляли бы.

Выручило, что места эти были нам, пограничникам, хорошо известны. Неподалеку дугой огибало заросли разнолесья каменистое русло ручья. Устремившись туда, мы побежали по мелкой воде, спеша выйти бандитам наперерез, – временами мне приходилось брать Ингуса на руки, чтобы он не выбился из сил, чтобы не потерял способности нормально работать, снова взять след…

Мы настигли бандитов на лесной поляне. Скрываясь за деревьями, чтобы не выдать своей малочисленности, мы подобрались к ним совсем близко.

– Сдавайтесь! – что есть силы крикнул я, надеясь, что внезапность нашего появления посеет среди диверсантов панику.

Но не такие это были люди. И не подумав сдаваться, они открыли огонь и оказали нам отчаянное сопротивление. Да, это были матерые лазутчики. Но им не повезло. Отступая, они вышли к тому самому ручью, по которому мы незадолго перед тем к ним подбирались, и оказались снова на открытом месте, служа для пограничников отличной мишенью. Перебегая от дерева к дереву, мы подошли к бандитам совсем близко и они, понимая всю безысходность ситуации, в которую попали, наконец сдались.

При беглом допросе задержанных выяснилось, что их главарь оторвался от отряда еще до того, как начался бой и, выиграв таким образом время, успел скрыться.

С этим я никак не мог примириться. В каком направлении он сейчас уходит от нас?

– Ингус, – позвал я.

Но друг мне не отозвался. Где же он?

Я бросился назад, к тому месту, где только что кипел бой.

– Ингус! Ингус! – кричал я.

Из кустов послышалось жалобное поскуливание. Подбежав, я увидел, что Ингус тяжело ранен.

Как это произошло? Обычно Ингус, даже во время боя, держался возле меня, ложился на землю и не лез под пули, так что навряд ли он попал под выстрел случайно. Нет, тут было что-то другое… Как догадывался я, а точнее, уже был уверен, Ингус вступил с кем-то в схватку, пытался неизвестного задержать, и неведомым этим врагом, оказавшим ему жестокое сопротивление, был тяжело ранен. Кто это был? Главарь?

– Отчего же ты, друг мой, не умеешь говорить! – вздохнул я, глядя в грустные, преданные глаза Ингуса.

Быстро осмотревшись, я утвердился в своих предположениях. Кусты, в которых лежал Ингус, были изломаны – почти вся листва с них упала. Рядом, на раскисшей от влаги земле, я обнаружил следы убегавшего в тайгу человека. Вот за кем устремился в погоню Ингус! Он, как свидетельствовали следы, кинулся на бандита, и уже в прыжке был сражен выстрелом: главарь целил Ингусу в сердце.

Я передал своего раненого друга подбежавшим пограничникам, а сам поспешил по свежим следам вдогонку уходившему главарю. Отпечатки огромных подошв с металлическими подковами были отчетливо различимы на мокром грунте, потом почти терялись в опавшей листве, но я продвигался в направлении следа довольно быстро – интуитивно, напряженным до предела нервами чувствуя, куда уходил враг.

«Поспешат друзья-пограничники, доставят Ингуса еще живым на заставу – и может, удастся его спасти», – думал я на бегу. В душе моей разгорались гнев и боль. Мы одержали в бою безусловную победу, никто из пограничников не был убит. А Ингус… Чего бы мне это ни стоило, я разыщу главаря!

Я вдруг почувствовал, что рядом люди. Я осторожно раздвинул ветки и оглядел открывшуюся просеку. На нее бесшумно выходили из леса пограничники: это прислали из части долгожданное подкрепление. Я доложил знакомому мне майору Кислову о проведенной нами операции. По раскрасневшемуся, выражавшему тревогу лицу Кислова можно было угадать его состояние: он слышал выстрелы, спешил на помощь изо всех сил, и ему было крайне неприятно, что он опоздал.

Майор передал мне приказ выехать как можно скорей на одну из таежных застав, где складывалась тревожная ситуация, – а здесь Кислов должен был принять у меня командование группой задержания.

Что ж, приказ есть приказ. Я указал вероятное направление, в котором уходил главарь диверсантов, и пограничники бросились обыскивать лес. Мне же предстояло пройти болотными, зыбкими тропами несколько километров – до села, где меня должна ждать машина.

Я двинулся вдоль просеки. Осенним огнем горели полуоблетевшие осины. Природа охватила меня глубокой тишиной, казавшейся невероятной после только что грохотавшего боя, после напряжения погони. Слабым вздохом тронул осенний ветер едва державшуюся на ветках листву. Мысли мои были невеселыми. Я всегда был взыскателен к себе и теперь считал, что ранение Ингуса было следствием моей ошибки. Я пытался понять, где ее допустил: ошибок, в общем-то, не было, группа пограничников, которую я возглавлял, действовала смело, энергично и, в то же время, с осмотрительностью. Но главарь-то скрылся, – с горечью размышлял я. Тут-то и был мой недосмотр. А Ингус попытался эту ошибку исправить…

Я свернул с просеки и стал пробираться топкой чащобой – так, напрямую, быстрее. Да и проверить этот глухой участок тайги не мешало. Я ступал по заросшему мхами, пружинившему под ногой торфянику, – из него сочилась рыжеватая, точно с ржавчиной, вода. А дальше начиналась и вовсе непроходимая топь, – я взял левее, углубившись в таежные заросли. Я с трудом пробивался сквозь причудливо переплетавшиеся ветвями кусты, ноги по щиколотку погружались в раскисшую от вечной сырости землю, влажный воздух был насыщен запахом плесени, гнилой листвы…

Я уже жалел, что забрался в такие места. Привалившись к сухому дереву, немного передохнул, огляделся, слушая лесную тишину. Нет, не тишину. Мой напряженный слух уловил доносившийся издалека едва различимый треск сучьев. Точнее, хруст: вот еще и еще раз хрустнул валежник: так он хрустит под осторожной ногой человека.

Кто там? В любом случае надо проверить. Стараясь действовать бесшумно и быстро, я стал пробираться туда, откуда донеслись насторожившие меня звуки. Но как найти человека в такой чаще? Он будет совсем рядом, а ты пройдешь мимо и не заметишь его. Однако знал я и другое. Как бы ни был осторожен неизвестный, он не сможет пройти по тайге, не оставив следов.

«Работала» развитая пограничной службой интуиция, вел многолетний опыт. Свеженадломленная ветка, потревоженный ворох листвы под кустом, кусочек грязи, прилипший к преграждавшему дорогу дереву, – все это сообщало мне, что здесь только что прошел человек. И не просто человек – нарушитель границы; было ясно, что незнакомец таится в чаще по-звериному, именно прячется в таежной трущобе. «Придется, приятель, тебе со мной встретиться, – усмехнулся я. – Посмотрим, каков ты есть, любитель лесной природы!»

Я двинулся дальше и вскоре в открывшейся таежной прогалине увидел незнакомого человека, высокого роста, плотного сложения, одетого в ватник, – на шее у него висел автомат. Словно почувствовав на себе мой взгляд, неизвестный остановился, настороженно озираясь по сторонам.

Я крепко сжал свое оружие. У меня тоже был автомат, еще, конечно, маузер: выхватить его – секунда: мало ли как сложится бой. «Как поступить?» – между тем думал я. Решение, как и всегда бывало в критический момент, пришло быстро. Нужно, таясь, как можно ближе подойти к противнику и только тогда попытаться его обезвредить.

Я снял сапоги, сбросил шинель. Двигаясь стремительно и бесшумно, я, шаг за шагом, сокращал разделявшее нас расстояние, стремясь приблизиться к неизвестному вплотную. В тишине гулко отбивало удары мое сердце…

Таившийся в тайге человек поминутно останавливался и, держа автомат наготове, вслушивался в тревожившие его шорохи. Это была осторожность преследуемого зверя, в такой ситуации особенно опасного, готового к нападению.

Ситуация эта была для меня не из лучших. Мне предстояло одному брать матерого бандита, готового встретить меня автоматным огнем. Но у меня было свое преимущество: чувство долга и неуклонная воля к победе, душа, закаленная в бесчисленных схватках с врагом. Упорно, метр за метром, приникая к деревьям, скрываясь за кустарником, я сокращал расстояние, отделявшее меня от незнакомца. Вот он, совсем рядом!

Незнакомец обернулся. Таясь за ветками, я различал его злые, почти белые глаза. Лицо было бледным от напряжения. Он остановился, оглядывая кусты, прислушиваясь. Как видно, не заметив ничего подозрительного, успокоился, присел на поваленное дерево.

«Брать немедленно!» – мысленно отдал я себе приказ. Еще мгновение – и… Под ногой у меня хрустнул гнилой сучок.

Неизвестный вскочил, вскинув автомат, пригнулся. На какое-то мгновение мы встретились взглядами… Но прежде чем он успел нажать на спусковой крючок, я метнулся в сторону и укрылся за толстым деревом. Его автоматная очередь прогремела одновременно с двумя моими выстрелами, – мой верный маузер меня не подвел: бандит упал. Через мгновение я понял, что он всего лишь легко ранен. Противник мой откатился за корявый пень и приготовился к бою, – сдаваться он не собирался.

Не раз приходилось мне встречаться с таким вот осторожным, готовым на все врагом, и я знал, что победить в таких случаях помогают выдержка, хладнокровие.

Я спокойно сказал:

– Сдавайся, пока тебя не уничтожили. Здесь, близко, мои товарищи.

В ответ прогремела автоматная очередь, пули защелкали по кустарнику, вонзились в дерево, за которым я укрывался, срезанная одной из них острая щепка оцарапала лицо.

Из-за пня доносились ругательства.

– Сдавайся! – повторил я. – На что ты рассчитываешь? Все, конец. Сейчас прибегут на выстрелы пограничники.

– Убирайся отсюда! – исступленно кричал бандит. – Сейчас ты свое получишь.

Я молчал.

– А может, договоримся? – сказал он неожиданно мирным, вкрадчивым тоном. – Слышишь, пограничник?

– Сдавайся! – жестко сказал я. – Предупреждаю в последний раз.

В ответ опять автоматная очередь.

Пора было прекращать этот опасный поединок.

Я снял фуражку и высунул краешек ее из-за дерева. Бандит не замедлил открыть огонь. Я незаметно бросил простреленную фуражку – так, что она покатилась к пню, за которым укрывался мой враг. Но опытный и осторожный противник продолжал лежать в своем укрытии.

Я терпеливо ждал. Должен же он увериться в своей победе. И наконец, на какую-то долю секунды противник мой приподнял голову над пнем.

Точным выстрелом я сразил его наповал. Бандит выкатился из-за пня и лежал недвижимо.

Убедившись, что незнакомец мертв, я присел на пень, отер кровь, сочившуюся из ссадины на щеке. Неужели это тот самый главарь, из-за которого ранен, а может быть, и умер уже мой Ингус? Вот как свел меня с ним случай. А может, не случай?…

Теперь только я услышал, что к месту боя спешат – ломятся по чащобе люди. Это был отряд майора Кислова – увы, опять опоздавшего.

Как показал допрос задержанных, убитый мной неизвестный действительно был их главарем.

 

 

Исхудавший и грустный лежал Ингус. Я ухаживал за ним, не спал ночей, но рана его заживала медленно. Ветеринарный врач считал, что Ингус не сможет снова работать на границе. На душе у меня было тяжело, и дело не только в том, что лишался я своего незаменимого помощника. Я понимал, как буду без моего Ингуса одинок.

Пограничники за нас переживали и старались меня не тревожить. На границу я выходил редко.

Ингус терпеливо переносил страдания и порой так глядел на меня своими умными глазами, будто бы он, несмотря на боль и слабость, сочувствовал мне – что, вот, я из-за него мучаюсь, – мы на границу теперь не ходим, а как там без нас? То, что именно так понимал я взгляд Ингуса, говорю не для красного словца: я нисколько не стремлюсь своего четвероногого друга очеловечить. Ингус был воспитан как боевой пограничный пес, граница была всей нашей жизнью, и в таких условиях, постоянно находясь рядом, работая вместе со мной, Ингус умел чувствовать и понимать тоньше иных людей.

Не раз мне приходилось убедиться в том, что собаки наделены богатейшими дарованиями, и если их верно понять, в работе с этими удивительными животными можно добиться самых неожиданных результатов. Хоть это очень и очень непросто. Прежде чем применять известные приемы дрессировки, надо к собаке присмотреться, войти с ней в контакт. Это интересное, оригинальное существо. И общение с ней нужно строить разумно. Да, требовать надо, и строго требовать, но ни в коем случае нельзя животное бить. Вообще нельзя грубо с ним обращаться. Собака должна чувствовать доброе к себе отношение. Необходимо ее и похвалить, приласкать. Секрет здесь в том, что она должна трудиться не просто за кусочек сахара, но и стараясь что-то сделать для хозяина: из любви к нему, а не из страха быть наказанной за ошибку или непослушание.

То, что животных нужно воспитывать именно так, я почувствовал, когда пастушонком пас овец. Это чуткие и понятливые существа, и выражение «глуп, как овца» происхождением своим обязано тому, что от резких окриков, тем более от ударов палкой кроткая и восприимчивая овца действительно глупеет: страх мешает ей ориентироваться даже в привычной обстановке.

Животным, как и человеку, необходимо чувствовать к себе любовь. Пусть ваш четвероногий друг что-то неверно сделал, – все равно нельзя его обижать. Чувствуя вашу доброту, он скорее поймет свою ошибку и захочет ее исправить.

В общении с животными действуют, в общем, те же психологические законы, что и во взаимоотношениях с людьми. Говорят же, что любовь творит чудеса. Вот и добейтесь такого от вашей собаки.

Про Ингуса на границе рассказывали немало невероятных историй: пограничники шутили, что собака у Карацупы может даже заговорить. Шутки шутками, но мы действительно говорили с Ингусом по телефону. Жил я тогда уже на квартире, а Ингус, как заведено на границе, обычно находился в питомнике. И вот, скажем, звонят мне из отряда: срочно собирайтесь. Я тут же прошу соединить меня с питомником и говорю пограничнику, который ухаживает за собаками: «Срочно Ингуса к телефону!» И он кричит: «Ингус, тебя хозяин зовет!». И тут моя собака откидывает крючок, замыкающий клетку, выбегает и мчится к телефону.

Нет, конечно «алло!» она не говорит и трубку в лапы не берет, но если без шуток, то подносить трубку к уху для собаки дело невозможное и по другой причине. У нее так развит слух, что раздающиеся в трубке звуки ее просто оглушили бы. Поэтому дежуривший в питомнике пограничник держал телефонную трубку на некотором расстоянии от Ингуса. А я в это время говорил: «Здравствуй, Ингус!». И он мне отвечал – разумеется, по-своему, но я-то его язык прекрасно понимал. И Ингус понимал меня не хуже. А я продолжаю разговор: «Бери поводок и ко мне! Сейчас выезжаем». Он бросается в свою клетку, берет зубами поводок и мчится ко мне на квартиру. Иной раз прибегает Ингус, а свободный конец поводка петлей его опутал, и он не может из нее выскочить. И все равно – скорей, скорей к хозяину! Так он был у меня воспитан.

Очень многое зависит в поведении собаки от того, как ее воспитывают. Можно встретить и такую, что способна загрызть ребенка, наброситься, искусать. Отчего у нее такой характер? А вы понаблюдайте, как обыватели выгуливают собак. Кто-то даже спускает свою с поводка, и она нормально себя ведет, слушается хозяина. А вот совсем иная картина: животное, которое неправильно дрессируют, ведет себя дико, хватает что-нибудь, даже лед, и принимается его грызть. Хозяин выработал у своей собаки нежелательную рефлекторную связь, агрессивное отношение даже к вещам, неодушевленным предметам, и легко себе представить, как она может повести себя по отношению к людям.

Если верно собаку воспитывать, можно добиться от нее и того, что она вместо вас в магазин пойдет. Да, как положено, с деньгами. И будет приносить вам в пакете все, что потребуется, если с продавцом соответствующим образом договориться. Собаку вполне можно этому научить. Но если она сделает что-то не так и вы ее за это ремнем или палкой отходите, больше она для вас никаких чудес совершать не станет.

Поразмыслив над тем, какую помощь может оказать собака человеку в условиях границы, убедимся, что вполне можно назвать ее чудесным помощником. Ведь для человека почти равно чуду совершить то, к чему по природе своей способны собаки: сидеть или, тем более, лежать всю ночь в засаде и не заснуть, – собака тут самый надежный часовой. Если хозяин заснет, то у нее-то один глаз спит, а другой смотрит, и к хозяину она никого не подпустит.

Еще раз скажу, что все это возможно, если собаку правильно воспитать. Бывает, кто-то школу служебного собаководства закончит, присылают его на заставу, а ищейка у него по следу плохо работает. И виноват в таких случаях, конечно, человек: тонкое дело следопытства, дрессировки собаки всецело зависит от умения и желания людей воспитать для себя настоящего помощника.

Ингус же был не просто моим помощником, он был мне другом. Уже не в первый раз выхаживал я его, тяжелораненого: верная моя, отважная собака жертвовала собой, преданно служа хозяину, спасая его от беды. И я для нее старался – тоже совершал чудеса, чтобы вопреки предсказаниям врачей Ингус вернулся в строй. В конце концов я этого снова добился. А пока Ингус поправлялся, я начал выходить на границу без него.

 

 


Дата добавления: 2015-07-18; просмотров: 130 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Записки следопыта | ОДИН В СТЕПИ | КАК Я СТАЛ СЧАСТЛИВЧИКОМ | ТОВАРИЩИ ПОГРАНИЧНИКИ | МЫ СТАЛИ СЛЕДОПЫТАМИ | НА ПОГРАНИЧНОЙ РЕКЕ | ВСТРЕЧА В ТАЕЖНОЙ ТРУЩОБЕ | ПОЧЕМУ МОЛЧИТ СОЛОВЕЙ | ЗАПИСКА ПОГРАНИЧНИКА | СОРВАННАЯ ПРОВОКАЦИЯ |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Н.Ф. Карацупа, 1936 г.| ОКНА С РАЗНЫМИ ЗАНАВЕСКАМИ

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.014 сек.)