Октября. Пальмы раскачивались с большим достоинством и с удовольствием склонялись в западном

Пальмы раскачивались с большим достоинством и с удовольствием склонялись в западном ветре с моря; казалось, они так далеки от шумной, переполненной людьми улицы. Пальмы темнели на фоне вечернего неба, и их стволы, стройные от долгих лет терпеливой работы, были красиво очерчены; они главенствовали в этот вечер звёзд и тёплого моря. Пальмы как бы протягивали свои ладони, чтобы принять вас и унести вас с грязной улицы, но вечерний бриз отклонял их, чтобы наполнить небо их движением. Улица была переполнена людьми; она никогда не была чистой, слишком многие покрывали её плевками; стены улицы были загажены рекламой последних фильмов, заляпаны именами тех, кому вы должны отдать свой голос, партийными символами; это была убогая, грязная улица, хотя она и была одной из главных магистралей; немытые автобусы грохотали мимо, такси гудели на вас, и, похоже, здесь побывало множество собак. Немного дальше было море и заходящее солнце. Оно было огненным красным шаром, и день был жаркий; солнце окрашивало в красный цвет море и редкие облака. Ряби на море не было, но оно было беспокойным и сонным. Было слишком жарко для приятного вечера, бриз же, казалось, где‑то забыл свою способность приносить отраду. На этой грязной улице с людьми, натыкающимися на вас, медитация была самой сущностью жизни. Мозг, такой тонкий и наблюдательный, был совершенно спокоен, следя за звёздами, осознавая людей, запахи, лай собак. Одинокий жёлтый лист упал на грязную дорогу, и проезжающий автомобиль раздавил его; тот лист был так полон цвета и красоты – и так легко разрушился.

Во время прогулки вдоль улицы с редкими пальмами иное пришло, как волна, которая очищала, придавала силу; оно было как аромат, дыхание беспредельности. Не было сентиментальности, романтики иллюзий или неустойчивости мысли; оно было здесь чётко и ясно, не в какой‑то смутной возможности, несомненное, определённое. Оно было здесь, святое, и ничто не могло коснуться его, ничто не могло нарушить его окончательность. Мозг сознавал близость проходящих автобусов, мокрую улицу и скрип тормозов; он осознавал всё это и, кроме того, море – но мозг не имел отношения ни к одной из этих вещей – он был совершенно пуст, без всяких корней, следил, наблюдал из этой пустоты. Иное вторгалось с резкой настоятельностью. Это было не чувство, не ощущение, а такой же факт, как зовущий человек. Оно не было эмоцией, которая меняется, преобразуется, продолжается, и мысль не могла коснуться его. Оно присутствовало здесь с окончательностью смерти, которую никакие доводы опровергнуть не в силах. И поскольку у него не было ни корней, ни отношений, ничто не могло осквернить его; оно было неуязвимо.

Дата добавления: 2015-07-17