Десять минут.

И.КОРНИЕНКО.

Р А С С К А З.

На нужную остановку троллейбус домчал меня необычайно быстро. Так, во всяком случае, мне показалось. По-моему, было раннее утро. Солнечное и бесшабашное. Весна. Салатовые листья на деревьях и кустах свежи и чисты, не изнасилованы еще временем и городской пылью. Я бодро вышел из троллейбуса и, остановившись возле не закрывшихся еще дверей, обернулся. Алина, которая находилась, почему-то, на задней площадке «рогатого», торопливо прошлась через весь троллейбус, кстати, абсолютно пустой, замерла возле передней двери как раз напротив меня. Ее глаза показались мне грустными, но выражение лица оставалось на редкость спокойным.

- И как ты теперь? – Спросила она, стараясь не смотреть в мою сторону.

Я, пожав плечами, смолчал, а, может быть, и ответил ей что-то. Не помню.

- Слушай… - Она на мгновение запнулась, но лишь на мгновение. – Поехали со мной. Куда тебе идти? Зачем? Почему?

-Слишком много вопросов для одного ответа. – Сказал я, ощущая в груди клокочущую тоску и замечая, между делом, что в троллейбусе нет даже водителя.

- И я, видимо, знаю его, твой ответ? – Алина слегка улыбнулась. – Значит кому-то это нужно. Значит нам не суждено… даже здесь…

- Наверное, мне нужно. – Пояснил я, закуривая, но не чувствуя дыма сигареты. – Вместе?.. Вместе следует быть везде: и там, и здесь, и здесь… - Я показал пальцем на свою грудь.

- Ладно… - она еще раз улыбнулась, то ли весеннему солнышку, запутавшемуся своими лучами в ее темных волосах, то ли своему «ладно», произнесенному как-то не уверенно и с грустинкой. – Тогда будем прощаться… Честно, я не хотела, что бы ты меня больше видел. Сам ведь знаешь, я долго не приходила к тебе. Не хотела,… но не смогла.

Интуитивно, я уже догадывался, что эта встреча, возможно, станет последней.

- Скорее всего, так будет лучше. – Выдал я оптимистически, отшвыривая бесполезную сигарету. – Все равно уже ничего не изменишь.

- Но почему, почему?! – Она закрыла лицо руками. – Можешь ты мне объяснить, почему даже здесь ты не в состоянии уйти вместе со мной?! Почему, черт возьми, почему…

Троллейбус предостерегающе скрипнул. Я отошел еще на несколько шагов. Алина убрала руки, однако, предполагаемых слез на ее лице не наблюдалось.

- Вот и все. Наше время истекло. Мне, действительно, очень жаль. – Сказала она, присаживаясь на сидение, и на меня уже более не смотря. – Счастливо тебе, Олег, счастливо…

Дверь с шумом захлопнулась, и одинокий троллейбус судьбы умчал ее по мостовой жизни на встречу задорному утреннему солнцу.

Я, помнится, долго еще смотрел ей вслед. Точнее. Смотрел вслед троллейбусу, который, как назло, удалялся от меня с поразительной неторопливостью, словно, предлагая мне помчаться за ним вдогонку. Но я не двигался, а потом, вдруг, троллейбус как-то сразу исчез, будто испарился в воздухе. Моему взору осталось наслаждаться только лишь пустой дорогой, чахлыми деревцами по краям тротуара, ярко освещенными солнцем домами, и синькой неба у горизонта…

Проснулся я сразу, одним рывком отделяя себя ОТТУДА и переносясь в действительность, в объективную реальность, данную нам сознанием.

Было утро. Летнее. Жаркое, не смотря на свою рань, и пыльное, без особых призраков свежести.

Осторожно, что - бы не разбудить Маринку, я встал с кровати, тут же оказался на кухне, закурил и, полу закрыв глаза, отчетливо прокрутил в памяти свой очередной / последний? / сон про НЕЕ. И снова, как и всегда, после подобного рода сновидений, дальнейшее виделось мне в черно-серых тонах. Жизнь отчетливо отдавала своей глупостью, я – бесполезностью, мир казался чужим, а все, кто его населяет – безликим, бесформенным его придатком.

… Первые десять минут. По началу, мне просто не хотелось просыпаться, но я побеждал сам себя и, резко вскакивая с кровати, пошатываясь и чертыхаясь, шел на кухню курить. А мир вокруг меня находился, словно в мареве и казался не реальным и не моим. Позже, я ставил на газ чайник, кидал в чашку чай или кофе, в зависимости оттого, что первым попадалось мне под руку, а окружающая меня действительность постепенно становилась четкой. Я медленно, но уверено, возвращался в реальность, безжалостно давя в своей памяти недавно увиденные во сне сюжеты. И ОНА, Алинка, сжигалась в беспощадном костре повседневности, дабы следующей ночью, словно Феникс, вновь восстать из праха моей памяти, подарив мне очередные десять минут моего маленького сумасшествия, основывающегося на моем не желании мириться с настоящим…

… Десять минут успешно миновали. Я устало, словно и не спал вовсе, побрел в ванную, откуда, вскоре, был выдворен беспардонно свистящим чайником. Я сделал себе кофе, снова закурил и бессмысленно уставился в одну точку, стараясь не думать ни о чем. Не получалось, и я раз за разом, прокручивая в памяти свой сон, не переставал удивляться тому, что МОИ ДЕСЯТЬ МИНУТ на этот раз затянулись не на шутку. Бодрящий напиток катастрофически быстро остывал, а сигарета печально тлела в моей руке.

Маринка появилась на кухне неожиданно и как всегда бесшумно. Есть у нее такая способность. Ни звука, ни шороха, - глядь, а она уже рядом… и когда успела?..

Я вздрогнул, оторванный от своих мыслей, и острое лезвие объективной реальности садистски резануло по еще одной ниточке сна.

- Доброе утро. – Сказала Марина и, взяв со стола зажигалку и сигарету, закурила.

- Доброе… - Нехотя ответил я ей, сарказстически размышляя о том, что лично для меня это утро во все не доброе. – Не кури натощах – вредно.

- А сам? – Она удивленно посмотрела на меня, и в ее голубых глазах отразилось легкое подобие негодования. Мол, сам ведь куришь!

Я все прекрасно понял. Затушил сигарету, отставил чашку с «Золотым Дюком», к которому так и не притронулся и молча вышел в коридор.

- Что-то случилось? – Марина подошла сзади и обняла меня за плечи, прижавшись к моей спине.

- Нет. – Механически отчеканил я, пытаясь расчесаться.

- Тогда почему ты такой? – Она обиженно поджала свои маленькие пухлые губки. – Ну, Алик… ну же… отвечай, почему?

Я успешно покончил с приведением своих волос в надлежащий вид и в упор посмотрел на Маринку.

- Потому! Марин, не задавай, пожалуйста, глупых вопросов. Я тебе тысячу раз говорил… - В моем голосе начали уже проскальзывать злобные нотки, но я во время сдержался, понимая, что уж кто-кто, а она то как раз не виновата ни в чем, и портить ей настроение – с моей стороны отчаянное свинство, не более. – Короче, что-то я не в духе сегодня… - Докончил я, изменив тон и чмокнув Марину в щеку.

Она тут же просияла, повисла у меня на шее, добиваясь долгого поцелуя. Я укоротил его, насколько это было возможно.

- Ты скоро сегодня? – Спросила она, пока я, отыскивая взглядом свою барсетку, одевал кроссовки.

- Фиг его знает. Как обычно, наверное, если непредвиденного ничего не произойдет. Задержусь – позвоню. – Отчитался я, окончательно уже освободившись от цепкого сна, но по-прежнему, находясь в каком-то подавленном настроении.

- Постарайся сегодня пораньше, а? – В ее голосе звучали очень даже трогательные нотки. – Ты с утра до вечера в своей редакции, а я скучаю тут… одна. Ладно?

- Ладно. – Честно ответил я и, поцеловав ее на прощание то ли в губы, то ли в щеку, захлопнул за собой дверь.

Когда-то, кто-то из великих сообщил миру о том, что человек счастлив лишь тогда, когда на работу он идет, как домой, а домой – как на праздник. И, по моему, великий не ошибался. По крайней мере, подъезжая к издательству «Черноморьске», я совсем не чувствовал, что вот-вот окажусь в родных пенатах.

«Интересно, а когда я вернусь вечером домой, и Маришка откроет мне дверь, почувствую ли я, что попал на праздник?» - Подумалось мне. Внутренний голос жестоко заверил меня, что этого не произойдет, и я, успокоился, понимая, что великим, как и всем остальным людям, также свойственно ошибаться, но значительно реже, потому-то они и великие, а я, соответственно, не вполне счастливый…

Александр Сергеевич Шведов, мой непосредственный шеф и один из многочисленных замов главного редактора независимой газеты «Южанин», в которой мне посчастливилось трудиться журналистом в отделе новостей, к Великим явно не относился, но встретил меня радостно и по доброму.

- Олежик, привет. Ты не забыл?

- Здрасьте, Александр Сергеич, о чем?

- Митинг… - Произнес Шведов магически. – В два, на Куликовом поле. Забыл, что ли? - Он слегка насупился.

- Отнюдь. – Соврал я, ибо о митинге «Украина – за Президента» - действительно запамятовал.

Шведов удовлетворенно крякнул.

- Отлично! Значит, ты в курсе, о чем конкретно должен быть репортаж?

- Естественно. О митинге. – Вяло ответил я. – О нашем народе, который костьми ляжет, но не позволит врагам опорочит светлое, как день, и чистое, как первый снег, имя президента…

- О-хо-хо. – Тяжело вздохнул Шведов, покачивая курчавой головой, еще не успевшей покрыться блестящей лысиной, но уже беспощадно начинающей лысеть, не смотря на многочисленные кучеряшки. – Не нравятся мне твои настроения, Олежик…

- Все тип-топ! – заверил я, но как-то неубедительно, и Шведов засомневался.

- Проблемы? – Коротко бросил он.

- Имеется сексуальное желание, а жена не дает. – Пошутил я.

Шведов еще раз вздохнул: «о-хо-хо», но комментировать сказанное мной не стал.

- Значит, Олег, готовься, продумай, там, что к чему. Репортаж должен быть броским, ярким… Интервью возьми… ну, ты в курсах. Но не шаблон! Не шаблон!! – Уверенно повторил он. – Мы – независимая газета, понимаешь? Читатель должен в это поверить! Читатель, стало быть, ознакомится со статьей, и уяснит для себя, при условии, что статья будет сочной: «Южанин» - газета, действительно, независимая…

- А Украина, действительно, за президента. – Съязвил я.

- О наркодиспансере репортаж готов?

- Почти. – Вновь соврал я.

- Почти да или почти нет? – Уточнил Шведов.

- Почти… - Повторил я.

- Учти, Томский, двадцатого - в набор!

-Так двенадцатое же сегодня.

- Восемь дней! – Сурово подчеркнул Шведов.

- Уложусь. – Деловито заверил я.

- И больше ярких красок, больше впечатлений. – Шведов захлопнул записную книжку, предварительно что-то в ней пометив. – Напиши о том. Что запомнилось более всего. Впечатления, впечатления обывателя! И тогда читатель, он же обыватель, тебе поверит.

- Как анашой угощали писать? – Делая невинное лицо, спросил я.

- Обыватель должен поверить, что ты не только журналист, но, в первую очередь, лицо не заинтересованное. – Не обращая внимания на мою реплику, продолжал Шведов, и его изборожденное морщинами, загорелое лицо не выражало ровным счетом ни каких эмоций. – Напиши так, словно ты сам читатель. И больше красок, больше впечатлений! Восемь дней!

И почти тезка Пушкина исчез в кабинете главного редактора, а я с облегчением рванул прочь из душного издательства. Времени до начала митинга было еще уйма и это время следовало убить с толком.

От Алинки и сна остались лишь обгоревшие стропила. Молодец, Шведов, постарался на славу.

Становилось по-настоящему жарко и душно. И прежде чем я доехал до вокзала в переполненной как обычно «десятке» - взмок так, словно на меня вылили ведро воды. Легким еле заметным штрихом в памяти пронесся пустой троллейбус из сна, но мне даже не успелось взгрустнуться. Последние капли первых десяти минут напрочь выпалили жара и озверевшие от оной пассажиры десятого трамвая.

На железнодорожный вокзал я прибыл к одиннадцати утра и, от нечего делать, принял решение поблуждать по подземным переходам, рассматривая стенды и лотки с бульварной прессой, порнухой и аудио-видео кассетами. С полчаса я упрямо тусовался в привлекательных своей прохладой «подземках», с интересом наблюдая за действиями ловких и находчивых лохотронщиков. Однако вдруг, неожиданно поймал себя на мысли, что в проходящих, проносящихся и порхающих мимо меня женщинах, я стараюсь увидеть ее, Алину. Куда бы я ни глянул, везде скрывалась ОНА. Ее еле уловимое «я» умело маскировалось то в одной, чем-то похожей на нее незнакомке, то в другой. Это была настоящая мистерия, где в прическах, походках, глазах, лицах я видел ее мимолетное еле уловимое присутствие.

Вскоре, я благоразумно посчитал, что ощущаемые мной сравнения непереносимы и, дабы сменить обстановку, отвалил ближе к Куликовому полю – пить пиво.

По дороге мне попался телефон-автомат, и я, успешно протиснув в отверстие для жетонов десятикопеечную монету, тут же осекся, по ошибке вместо домашнего, Маринкиного, начав набирать номер Алины. Нажав на сброс, я без колебаний исправился.

- Марин, привет. Я задержусь, наверное, сегодня. Да митинг, блин, совсем из головы вылетело,… а потом в редакцию. Завтра в набор утром… ну да. – Говорил я с какой-то непонятной для самого себя натяжкой. – Из редакции позвоню, да. Та ну, что там писать! Чепуха одна! К восьми, наверное, может к девяти. – Накинул я для себя еще один часок. – Ладно, Марин, тут уже стучат. Все, не скучай…

Она мне сказала «целую», и я уже совсем не искренне ответив «взаимно», с облегчением повесил трубку. Говорить «целую» мне не хотелось совсем.

Пиво, как и следовало, ожидать, оказалось паршивеньким и отдавало стирочным порошком и скукой. Я с усилием допил бокал и спешно ретировался под тень деревьев, приобретя по дороге запотевшую бутылочку «Янтаря». Расположившись на свободной скамейке, я принялся пить пиво и любоваться Ильичем на постаменте. Митингующих не наблюдалось. Проскальзывали взопревшие от непривычной жары приезжие, да заботливые мамашки выпасали своих непоседливых детишек.

Через неделю стукнет четыре года с того момента, как мы познакомились с Мариной. Как? Абсолютно случайно и совсем не запланировано. Я вообще в тот день в «универе» появляться не имел ни малейшего желания. Пересилил,… появился. «Тогда, кстати, было значительно прохладней». – Вспомнилось мне и, отхлебнув бодрящего «Янтаря», я не спеша, продолжил будоражить свою память.

Маринка… До конца перемены оставалось минуты три, не больше, а я все никак не мог решить: идти мне на английский или же преспокойно удалиться восвояси. Откровенно говоря, не тянуло, даже более чем, но ведь когда-то все-таки нужно было перевести эти дурацкие тексты. И я уже почти было поверил в собственные силы; даже повернул по направлению к входу, сделал несколько ленивых шагов… А тут Вовка – мой бывший однокурсник – благополучно улизнувший от повседневной суеты стационара с его тоскливыми лекциями и беспокойными коллоквиумами, в тишь и благодать заочного отделения… Ну и какой уж тут, к черту, английский, спрашивается?!

Как и полагается, попили пивка с таранькой, покалякали о пустяках, вспомнили наш незабываемый первый курс… Именно Вовка и предложил мне проехаться (- Да тут не далеко, можно сказать, рядом.) в гости к его новой знакомой. Я не противился и через какой-нибудь часок оказался именно там, где и живу уже последние четыре года.

А вот о дальнейшем развитии сюжета мне вспоминать почему-то всегда не хотелось. Всякий раз, когда я, впоследствии, перелистывал истертые странички своей памяти – перескакивал целую главу. Но сегодня (то ли день такой выдался, то ли потянуло меня правде в глаза взглянуть) отказаться от мазохистских воспоминаний я был не в силах…

Поначалу Маринка особого впечатления на меня не произвела. Потом мы разговорились, потом подружки ее нагрянули, и Вовка расцвел и суетился между ними, точно галльский петушок, а мы (я и Марина) неожиданно нашли общие темы, и что-то вдруг вспыхнуло, зажглось. Там, глубоко, в недрах души. И постепенно это что-то прокладывало себе путь к нашим сердцам. Незаметно нагрянул вечер, и Марина уже не казалась мне «так, ничего особенного»… Что добавить к вышесказанному?

Неожиданно для самой себя и, в первую очередь, для меня самого, Маринка вызвалась проводить меня до трамвайной остановки. А потом случилось роковое и пьянящее, и ее рука на миг оказалась в моей, и она шепнула: «Я тебе позвоню…»

Стоп! Секундочку… Я тебе позвоню…, я тебе позвоню.… Ну да… ну, конечно же… это ведь Алина так говорила. Всегда при расставании… Я тебе позвоню…

.............................................................

- Слушай, ну что же ты наделал? Зачем? Зачем?! – Одними губами шептала многим позже (годика, эдак, через два) Алина, а я, прижав ее к себе, молчал, не в силах ответить что-либо. – Ты не мог подождать, да? Не мог?! И что ж ты в ней нашел-то, господи??

- Она была похожа на тебя… - Вырвалось тогда из меня.

- Она?.. На меня??! – Опешила Алинка.

- Ну, так мне, во всяком случае, тогда казалось… Мы просто не поняли друг друга, да? Ты это хочешь сказать? Ты ведь тоже не сидела сложа руки…

- Вот только не надо выяснять кто из нас прав, а кто виноват! – Ее глаза блестели в ночном полумраке улицы. – Я ошиблась, допустим. Допустим, ты ошибся… но нужно, слышишь, обязательно, исправлять свои ошибки. И их можно исправить!

Я еще крепче обнял ее.

- Знаешь, я старалась. Очень-очень… не получилось. Пробовала, пыталась… - Шептала она сбивчиво и быстро, словно стараясь высказаться до конца, что бы после не передумать. – Но я не могу,… не могу! Мне не хватает тебя,… ТЕБЯ! Вот, черт, дурочка я, правда?

Я так, отнюдь, не считал.

А когда Алина провожала меня до такси, и я, спешно садясь в темные «Жигули», как когда-то раньше сжал ее руку на прощанье, она тихо, одними губами произнесла: «Я позвоню тебе…», но тут же осеклась.

- Куда?! – Вырвалось у меня с горечью. – Я сам тебе позвоню…

Примерно так все это и было. Именно тогда, пусть и не на долго, на очень не большой промежуток времени, но я чувствовал себя счастливым. Наяву, а не во сне.

...........................................................

Так ведь говорила ОНА. Я тебя позвоню. Просто ассоциации… как сегодня в подземных переходах… всего лишь ассоциации…

Потом? Потом я старался забыть ее, Алину. Многим раньше: задолго до нашей удивительной ночи, после которой я держал свое счастье в своих руках… Многим раньше. Я тогда даже не был знаком с Мариной. Кстати, резонный вопрос: как я познакомился с Алинкой?.. Из-за чего мы расстались, что не сложилось в наших отношениях?.. Какое это теперь имеет значение? Наша роковая встреча (в первую очередь, для меня) – совсем другая глава моей жизни. Может быть, придет время, и я перечитаю эту книгу для себя заново, сделаю надлежащие выводы, проанализирую, найду подходящие ассоциации. Может быть. Только это – далекое будущее и к моим теперешним воспоминаниям не имеет ни малейшего отношения. Я настоящий сижу в тени акаций и вспоминаю о себе из прошлого, с остервенением стирающего с ватмана своей памяти ту, которую некогда изобразил во всех четырнадцати цветах радуги, как любил говаривать господин Фарт.

Не скажу, что сразу и на отлично, но мне удалось вычеркнуть Алину из своей жизни. Оставались лишь только сны, в которых она с завидным постоянством посещала меня, а проснувшись, я никак не мог прийти в себя и кусал губы, осознав, что мне приснился всего лишь сон. Уверен, что я бы смог, со временем, вытравить из себя даже сны о ней, но великодушно позволив им (снам) и ей (Алине) посещать меня вновь и вновь, в итоге жестоко просчитался.

А потом, как я уже и упоминал, в моей судьбе появилась Мариша. Сны временно приутихли, лишь изредка давая знать мне о НЕЙ, и наши с ней беседы где-то в каменных руинах подсознания, как-то не вязались.

Через полгода мы с Мариной расписались. Оформили, так сказать отношения по закону. Еще через полгода я осознал, что любые ассоциации хороши до поры, до времени, и когда вся жизнь соткана из одних только ассоциаций – они превращаются из приятных в тягостные. А еще через полгода с хвостиком, я, доведенный до отчаяния ролью мужа, чисто случайно решился позвонить Алине. И когда она подняла трубку, я, наплевав на данное самому себе обещание, заговорил, вместо того, что бы как обычно немного помолчать, вслушиваясь в ее родной голос, и повесить телефонную трубку с невозмутимым видом, аккуратно и жестко. И что, спросите вы, оказалось? Уже год, как она в разводе, а от счастливого семейного очага остались лишь обгорелые головешки да двухлетняя Танюшка.

Далее, экстерном и без иллюзий. В жизни, как известно, все повторяется дважды. В первый раз, как трагедия, во второй – в виде фарса. Фарс – это было уже слишком, а Маринка, - бабу не проведешь, она сердцем чует (молодец, Горбатый, здорово подметил) – поняла все, тем более что об Алине моей (?!) наслышана была от меня предостаточно.

Что дальше? Ровным счетом ничего. Маринка пробовала отравиться, но врачи во время ее откачали.

- Я понимаю, что удерживать тебя не смогу, да и права такого не имею, но знай, если ты уйдешь – мне не жить. Я просто не вижу смысла жить без тебя. – Сказала Марина, а я бессмысленно смотрел на ее потрескавшиеся губы, на бледное лицо и кровоподтеки у рта – следствие умелых действий приехавшей «скорой».

Я прекрасно понимал, что она не шутит, а раз так, то уйти от нее – значит убить. Но в то же время я понимал, что, оставшись, мне суждено навсегда распрощаться с моей мечтой, и, в лучшем случае, стать Алининым любовником; встречаться с ней раз-два в неделю, жить не искренне и в обмане. Более чем извращение… К счастью, Алина придерживалась подобного мнения. Наш фарс слишком затягивался. Я знал, что скорее наступлю на горло своей песне, чем покину Маринку. Маринка, в свою очередь, догадывалась, что я с ней, увы, не счастлив, да только она уж слишком была счастлива со мной… А Алина? Она тоже все понимала. Мы были на редкость понятливы, даже чересчур, до тошноты. У нее, Алины, то есть, в скором времени кто-то появился, и я, сдерживая бешенство, поставил в наших отношениях жирную точку.

Однако, сны не прекращались. И Алина в моих снах трансформировалась до неузнаваемости, абсолютно, не будучи похожа ни на себя изначальную – из трагедии, ни на себя последующую – из фарса. Ее образ мое сознание (или подсознание) превратило в некий символ, соединив в нем все- то лучшее, что удалось мне раскрыть в ней за относительно долгие шесть лет нашего знакомства, перемешав трагедию и фарс в некий сюрреалистический коктейль, который пился мной каждую ночь…

Кто - то положил руку мне на плечо, и я нервно вздрогнул, прерывая свои воспоминания и наспех закрывая свою книгу жизни.

- Приветик. А я уже минуты две как рядом сижу. – Объявила мне положившая на плечо руку девушка. - Ты так задумался… странно.

Нет, нет, я находился, явно, не в сказке, и даже не в кино, где практически всегда торжествует лживый и приторный счастливый конец. Жизнь, сволочь, суровей, больнее, подчас, убийственно нейтральней,… Разумеется, та, что уже две минуты сидела рядом, Алиной не являлась, но по иронии, имела к ней кое-какое отношение.

- Вот кого-кого, а тебя здесь увидеть, явно не ожидал. – Сказал я, оставляя в покое опустевшую бутылку и поворачиваясь к Юльке.

- Я знаю. – Коротко ответила та (она вообще на редкость лаконичная девица). – Ты зачем здесь?

- Митинг. – Ответил я, стараясь придать своему голосу шведовские нотки магичности.

- Чего? – Не поняла Юлька. – А…а… ну-ну.

- Ты все танцуешь? – Поинтересовался я, в свою очередь, ловко закрывая неудачную политическую тему.

Юлька – подруга Алины. Когда-то, уже после трагедии и в самом начале фарса, они вместе танцевали в одном из ночных клубов. Юля младше нас с Алиной (мы – одногодки) лет на шесть-семь… что я еще могу сказать?..

- Уже нет. Бросила танцульки. Я уезжаю скоро.

- Далеко? – У меня никогда не было привычки задавать это глупое и неуместное «куда».

- В Германию. На ПМЖ.

- Пишите письма мелким подчерком. – Пошутил я, но как-то мрачновато.

- А почему?

- Что, почему?

- Мелким почему?

- Что бы дольше было читать.

- Ага,… понятно. – Произнесла она таинственно и расхохоталась.

Возле засиженного голубями памятника Вождю мирового пролетариата уже начала собираться жиденькая толпа митингующих, размахивающих сине-желтыми и красными флагами. Наскоро устанавливались трибуны, с которых, видимо, и должны были защищать ушлого президента.

- Ты собираешься туда идти? – поинтересовалась Юлика (так я в шутку когда-то назвал ее в честь Фришовской Юлики Штиллер).

- Предложи что-нибудь лучше… - Скривился я.

- Я?! – Удивилась она. – Вообще-то предлагать должны мужчины.

Я пожал плечами, так как мне совсем нечего было ей предложить. В действительности, я был рад вовсе не встрече с бывшей танцовщицей, а воспоминаниям о том, что она какое-то время общалась с Алиной…

- Как там Алина, не в курсе? – Вырвалось у меня само собой.

- Я думала, ты знаешь? - Удивленно парировала Юлика. – Мы с ней уже почти год как не общаемся.

- Что так?

- Ну-у… ты же знаешь, что Аля – человек несколько мм тяжелый…

- Можешь дальше не продолжать. – Перебил я, прекрасно помня все минусы ее характера.

- Ну, а ты? – В свою очередь поинтересовалась Юля.

- Что я?

- Тоже с ней уже не общаешься?

- Мы разошлись, как в море корабли. – съюморнул я.

Она хмыкнула, и мы некоторое время сидели молча, поглядывая на суетящихся у импровизированной трибуны защитников президента. Жара усиливалась…

- Хочешь пиво? – Дабы перервать затянувшееся молчание, предложил я.

- Нет. Зачем? – Удивилась Юля.

- Ну, ты же говорила, что бы я вносил свои предложения. Вот я и предлагаю: пиво будешь?

Она снова рассмеялась: весело и от души.

- Чудак ты, Алик. Спасибо, пиво не хочется,… слушай, а может, к Алинке заедем, если ты не занят?

Я оторопел.

- Ты же говорила, что не общаешься с ней? – Напомнил я, чувствуя, что, не смотря на зной, меня прошиб озноб.

- У нее мои кассеты, надо бы забрать. А одной идти как-то не хочется. – Пояснила она, выжидающе посматривая в мою сторону.

Ах, Алина, Алина… чудная и необъяснимая. Наши троллейбусы давно уже разъехались в разные стороны, и в жизни все повторяется лишь дважды, а значит после фарса – пустота, ничто… ты стала для меня слишком символична, и символ ТЕБЯ уничтожил ТЕБЯ реальную, оставляя мне лишь легкую дымку, отзвук сюрреалистичных снов, не более…

Короче говоря, я отказался. Мы еще немного посидели: так, ради приличия, надо полагать. Юлика что-то рассказывала, что-то малоинтересное и не нужное. А потом она ушла. Видимо, за кассетами. Не знаю. Не задумывался. И я ушел, откровенно наплевав на митинг. Хотя, в отличии от Юльки, идти мне было абсолютно некуда. Бесцельно блуждая по городу, я все чаще ловил себя на мысли, что все происходящее вокруг меня – сон. Глупый, злой и непрекращающийся. А, главное, НЕ МОЙ!

Реальность туманилась и закипала от беспощадных солнечных лучей, и мне было чертовски грустно. Чер-тов-ски!

Около шести я забрел домой. А домой ли?

- Олежик, ты так рано? – Мариша радостно бросилась мне в объятия, которых, впрочем, я для нее не открывал.

Безразлично и уныло я побрел в комнату, в изнеможении опустил свой зад в кресло и устало закрыл глаза.

- Что-то произошло? – Обеспокоенно спросила Марина, пытаясь заглянуть в мои закрытые глаза.

- Ничего не произошло. – Нехотя ответил я. – Сегодня только толчок…

- Чего? Какой толчок?

- Который должен был произойти уже давно. – Пояснил я.

- Олег, что с тобой?

- Уже ничего. – Заверил я.

- А серьезно?

- Вполне. – Я наконец-то открыл глаза и посмотрел на нее в упор, не отводя глаз, как обычно, и не закрывая их. – Понимаешь, уже ничего не произошло. УЖЕ! – Я тяжело вздохнул. – Раньше… раньше было все, ну… - Я запнулся. – Более чем. Почти что… сейчас уже ничего! И мне не оставят даже сна. Раньше, я был счастлив, потом – счастлив во сне, а сейчас понимаю, что счастье вытравили даже из снов… Нет, наверное, тебе не понять…

Она как-то грустно пожала плечами, словно увиливая от ответа, но мне показалось, что она прекрасно все поняла.

- Слушай, Олег, а я снилась тебе когда-нибудь? – Неожиданно спросила она и замерла в ожидании.

- Да. – Не раздумывая, признался я. – Снилась, конечно, но… - Марина, услышав мое «но» напряглась, словно в ожидании удара. – Но после пробуждения я не испытывал, слышишь, никогда не испытывал этих необъяснимых, пьянящих, безумных десяти минут. Никогда…

Дата добавления: 2015-07-17