Религиозная музыка

Давайте в качестве примера рассмотрим скрытую сторону исполнения музыкального произведения – допустим, игру на церковном органе. На физическом плане это производит впечатление на тех, у кого есть вкус к музыке – то есть тех, кто развил его в такой степени, что может понять её и оценить. Но многие люди из тех, кто не понимает её и не имеет специальных знаний в этой области, всё же сознают вполне явственный эффект, которая она на них оказывает.

Ясновидящий исследователь вовсе не будет этим удивлён, ведь он знает, что всякая музыкальная пьеса, исполняемая на органе, во время исполнения постепенно выстраивает огромное сооружение в эфирной, астральной и ментальной материи, которое возвышается над органом намного выше крыши церкви, напоминая нечто вроде уступчатой горной цепи, которая вся состоит из великолепных ярких цветов, сияющих и переливающихся самым удивительным образом, подобно северному сиянию. Характер этой формы сильно разнится у разных композиторов. Увертюра Вагнера всегда создаёт величественное целое, набросанное великолепными пятнами живого цвета, будто он строил это из огненных гор; одна из фуг Баха выстраивает могучую упорядоченную форму, смелую, но точную, суровую, но симметричную, с пробегающими через неё параллельными серебряными, золотыми или рубиновыми ручейками, отмечающими поочерёдное появление разных музыкальных тем; а одна из «Песен без слов» Мендельсона создаёт красивое воздушное сооружение – нечто вроде замка филигранной серебряной работы.

В книге «Мыслеформы» можно найти три цветные иллюстрации, на которых мы попытались изобразить формы, создаваемые музыкой Мендельсона, Гуно и Вагнера соответственно, и я хотел бы отослать читателя к ним, поскольку это как раз один из тех случаев, когда совершенно невозможно представить себе вид формы, не видев её саму или хотя бы какое‑то её изображение. Когда‑нибудь можно будет выпустить книгу с исследованиями нескольких таких форм для их тщательного изучения и сравнения.[34]Очевидно, что изучение таких звуковых форм само по себе составляет отдельную науку, представляющую чрезвычайный интерес.

Эти формы, создаваемые исполнителями музыки, не следует путать с великолепными мыслеформами, созданными самими композиторами и являющимися выражением их музыки в высших мирах. Они являются творениями великих умов, из которых они вышли, и часто сохраняются на многие годы, а иногда и на столетия, если композитор был настолько понят и оценен, что его первоначальный замысел был укреплён мыслями его поклонников. Таким же образом в высших мирах подобные великолепные сооружения, однако сильно отличающиеся по типу, строятся великими поэтами и писателями – это результаты замыслов поэм или идей, которые автор хочет предложить своим читателям. Таковы, например, великое представление чистилища и рая, созданное Данте, идея бессмертной трилогии Вагнера «Кольцо Нибелунгов» и концепция Раскина о том, каким должно быть искусство и из чего он хотел бы его составить.

Формы, созданные исполнением музыки, сохраняются в течение некоторого периода времени, варьирующегося от одного часа до трёх или четырёх, и всё это время они посылают излучения, которые несомненно оказывают благотворное влияние на каждую душу в радиусе почти километра, а то и более. Душа вовсе не обязательно знает об этом, да и влияние вовсе не одинаковое во всех случаях. Тем не менее, хотя и бессознательно, всякий человек, попавший под такое влияние, становится немножко лучше. Естественно, колебания распространяются гораздо дальше упомянутого радиуса, но на большем расстоянии они быстро ослабевают, а в условиях большого города тонут в суматохе вихревых потоков, наполняющих астральный мир в подобных местах. В тихой сельской местности среди полей и деревьев сооружение сохраняется намного дольше, а его влияние охватывает б`ольшую область. Те, кто может это видеть, могут иногда наблюдать толпы красивых природных духов, восхищающихся великолепными формами, построенными музыкой, и радостно купающихся в распространяемых ими волнах влияния. И это, несомненно, прекрасная идея, что всякий органист, который делает свою работу хорошо и вкладывает в исполнение всю душу, тем приносит гораздо больше блага, чем он знает, и помогает многим, кого он, возможно, никогда в своей жизни не видел и не знал.

Другой интересный момент, который можно в связи с этим отметить – это разница между сооружениями, которые строятся той же самой музыкой при исполнении на разных инструментах. Например формы, получаемые при исполнении одной пьесы на церковном органе, фортепиано, скрипичным квартетом или большим оркестром, выглядят по‑разному. В этом случае, если музыка исполнена одинаково хорошо, сами формы тождественны, но вся их текстура оказывается совершенно различной. И естественно, что при исполнении скрипичным квартетом размер формы будет намного меньше, потому что меньше громкость звука. Форма, выстраиваемая фортепианным исполнением, часто получается несколько больше, чем от скрипок, но она бывает не столь точной в деталях, а её пропорции менее совершенны. И опять же, заметная разница в строении видна между формой, образуемой скрипичным соло и тем же соло, исполняемым на флейте.

Окружая эти формы и смешиваясь с ними, при этом однако совершенно отличаясь от них, плавают формы мыслей и чувств, созданные людьми, находящимися под влиянием музыки. Размер и живость этих форм зависит от того, насколько слушатели могут оценить музыку, и в какой мере они подвергаются её влиянию. Иногда форма, выстроенная возвышенным замыслом какого‑нибудь мастера гармонии, одиноко блистает в своей красоте, оставаясь совершенно незамеченной и невостребованной, потому что те умственные способности, которые есть у прихожан, полностью поглощены модными шляпками или денежными расчётами, тогда как цепь простых форм, созданных силой какого‑то известного гимна, в некоторых случаях может оказаться почти скрытой за огромными голубыми облаками благоговейных чувств, вызванных им в сердцах поющих.

Ещё один фактор, определяющий вид сооружения, построенного музыкальной пьесой – это качество исполнения. Мыслеформа, оставшаяся висеть над церковью после исполнения хора «Аллилуйя», может точно и ясно показать, например, что басовое соло было вялым, или что какая‑то из частей была исполнена заметно слабее, чем остальные, что в каждом случае проявится как очевидный дефект в симметрии или ясности формы. Естественно, есть виды музыки, создающие какие угодно, только не красивые формы, но даже они представляют интерес как объекты для изучения. Курьёзные разбитые образы, окружающие академию для девушек в час их музыкальной практики, если и не прекрасны, то по крайней мере примечательны и поучительны, а цепи, выбрасываемые кривыми и петлями, напоминающими лассо, создаваемые детьми, прилежно играющими гаммы и арпеджо, вовсе не лишены очарования, если в них нет разбитых или отсутствующих звеньев.

Пение

Песня в исполнении хора строит форму, в которой на серебряную нить мелодии на равном расстоянии нанизано множество бусин, размер которых зависит от силы хора, тогда как яркость и красота соединительной нити определяется голосом и выразительностью солиста, а та форма, в которую заплетается нить, зависит от характера самой мелодии. Огромный интерес представляют также вариации в металлической текстуре, задаваемые разными качествами голоса – контраст между сопрано и тенором, альтом и басом, а также разница между голосами мальчиков и женщин. Очень красиво также выглядит переплетение четырёх нитей, совершенно несхожих по цвету и строению, получающееся при многоголосном исполнении, или их упорядоченное, и всё же постоянно меняющееся параллельное движение при пении гимнов.

Выходной гимн строит серию прямоугольных форм, начерченных с математической точностью, которые следуют одна за другой в определённом порядке подобно цепям какой‑то огромной цепи, а ещё больше они похожи (хотя это звучит не очень поэтично) на вагоны какого‑то гигантского поезда, принадлежащего астральному миру. Весьма поразительна также разница между двумя типами церковного пения – между разбитыми, хотя и блестящими фрагментами англиканского и великолепным сияющим единообразием григорианского. Не лишён сходства с последним и эффект, производимый монотонным распеванием санскритских шлок индийскими пандитами.

Могут спросить, насколько влияют чувства самого музыканта на форму, возводимую его усилиями. Строго говоря, его чувства на музыкальную структуру вовсе не влияют. Если точность и блистательность его исполнения остаются теми же, то для музыкальной формы всё равно, счастлив он или нет, весел или грустит. Его эмоции, естественно, создают вибрирующие формы в астральной материи, равно как и эмоции его слушателей, но они просто окружают огромный образ, выстроенный музыкой, и вовсе ему не мешают. Но вот его понимание музыки и исполнительское искусство проявляются в возводимом им сооружении. Бледное и сугубо механическое исполнение строит структуру, которой недостаёт цвета и светимости, хотя по форме она может быть точной. В сравнении с творением настоящего музыканта она производит курьёзное впечатление здания, построенного из дешёвых материалов. Чтобы достичь действительно великих результатов, исполнитель должен совершенно забыть о себе и полностью потеряться в музыке, на что может отважиться только гений.

Дата добавления: 2015-07-16