СЕМЬ ДНЕЙ НА БЕЛКАХ.

Роясь в старых тетрадях, я обнаружил дневник своего первого пребывания в горах. Записки 1984 года, автору 28 лет. То, что набрано курсивом – вставки при печатании в 2008 году.

«… от этих неприступных обнажённых гор у меня осталось такое чувство, точно на трудном жизненном пути я встретил человека, настроенного также грустно и серьёзно, как я, обменялся с ним несколькими словами взаимного понимания, пожал его руку и пошёл дальше…. Горы не подавляют, нет. Они только серьёзны, и они ни кого не судят, а как бы мыслят о вечном, не сомневаясь о своей мысли и не ища ей предела, как сомневается и ищет человек; и от этого сходства они кажутся родными, а это различие внушает нам чувство к ним ученика к любимому учителю.»

М. О. Гершензон.

3 сентября. Солнце в зените. Лежу я, загорая голый в метрах семидесяти от палатки. Сегодня первый день на белках. Ах! Совершенно изумительные виды открыты отсюда. Строго говоря, белками, как мне сейчас понимается, следует называть – и называют на Алтае – круглогодично покрытые снегом вершины, а там где он сходит хотя бы на два месяца июль и август – там уже на белки, а гольцы. Так что голый автор, как ему подобает, находился на гольцах. Простим ему это незнание, тем более что разоблачать дальше некуда. А ведь можно взобраться повыше, на вершину нашей горы – она рядом. Если повернуть свой взор на юго-восток – открывается несколько гряд гор, причём последняя гряда, примерно на нашей высоте, на нашем уровне. По крайней мере, так кажется отсюда. Она, в общем-то, и является самой дальней линией, если можно так выразиться, горизонта. До неё километров 40-50. Утром, часов в 9, около пиков стояли облака, которые я спутал со снегом. Снежных вершин отсюда пока не видел, но не исключено, что не сегодня-завтра, в том месте, где мы находимся, может выпасть снег. Это горы. Да! Это уже горы!

Три дня, которые предшествовали моему пребыванию здесь – своего рода интерлюдия на 80 километров, где allegro и forte марш-броска прерывались adagio и piano, и даже pianissimo (послеобеденный сон на Тайгулене).

Если по порядку, то всё выглядело так: утром 31 августа, навьючив кобылу Зорьку палаткой и мерина Звездача арчемаками с необходимым барахлом, мы вышли из Иогача. Я называл Звездача Звездочётом. Ведь мерину только и остаётся, что звёзды считать. Даже свою, что во лбу, когда он грустно – мерины всё делают грустно - пьёт воду из своего отражения. Ведь уже никакая «звезда очей» не всколыхнёт его некогда мужское естество. И не заржёт призывно он… «и прочая, и прочая», а только прочь пойдёт навьюченным ослом. Хорошо, что дом стоит, не то чтобы на краю села, а на самом, на отшибе и никто не видел нашего выступления. Сначала за нами мяукая, увязался Мурзик (иногда кажется, что это не кот, а какой-то маленький рыженький человечек). Ему очень не хотелось оставаться одному, и поэтому никакие увещевания на него не действовали. Когда мы прошли метров 50, Серёга, не выдержав столь родственных излияний со стороны кота, со свирепым видом и с поленом в руках на приличной скорости проводил Мурзика до дома. Улыбаясь, он вернулся к месту нашей первой стоянки (50 метров от старта).

А если учесть, что перед этим через каждые десять шагов ерепенилась и не хотела идти кобыла, и мне приходилось её подстёгивать сзади плёткой, ведя за поводья за собой Звездача, то со стороны наш «караван» выглядел весьма комично. Подойдя, Сергей плюнул на свою любовь к лошадям (любовь к кошкам он только что продемонстрировал) и дал команду: «Садимся и едем верхом!». Вволю посмеявшись над тем, как я без стремян (мешали арчемаки) пытаюсь вскарабкаться на коня, он посоветовал мне подвести его к лежащему у дороги бревну. Когда, наконец, мой зад был в седле, а ноги возле морды коня (мешали арчемаки), мы в весёлом расположении духа тронулись в путь.

Предводитель похода – Сергей, чья фамилия, если её переводить с английского, будет означать – смотрящий, видящий, или даже дважды смотрящий (сиречь – осмотрительный), сам родом из Запорожья. Не знаю, что значит она на украинском, но английскую предусмотрительность в его характере трудно усмотреть. Скорее, наоборот – сначала действие, а уж потом анализ: «Що цэ було?». Неисправимый романтик, эдакий образ одинокого ковбоя, Бродяжника, скрывающего своё королевское происхождение, он и сейчас внутренне мало изменился (при встрече хочется сказать: «хелло, Билл!»). Поредели волосы и зубы, сморщилось лицо, но не иссяк интерес к горам, лошадям и «девочкам». Воспитанный, на образах Грина плавал на гражданских судах моряком, преимущественно за границей территориальных вод тогдашнего «могучего Союза». Побывав во многих местах оного, он решил, что в Горном Алтае «собрано, пусть и понемногу, из всего того, что есть в других местах страны, кроме моря» он осел возле Телецкого озера. А поскольку свою любовь к лошадям надо было как-то реализовывать - уговорил председателя совхоза заняться «отгонным коневодством», то есть в летний период пасти на альпийских лугах коней, дабы те набирали вес на «тучных пастбищах». Во что ему обошлась реализация мечты, я, может быть, скажу ниже, а пока в то время он был своего рода сталкером, проводником в горы сусанинского типа. Вокруг него образовалась своеобразная группа людей «двинутых на Индии», Кастанеде, дзене и т.д. Были даже весьма известные в то время рок музыканты из Москвы, но, как говориться «иных уж нет, а тех долечат…»

В течение первыхпяти километров ничего интересного не произошло, зато произошло неинтересное. Произошёл дождь, который преследовал нас до позднего вечера. Сочетая пешую ходьбу с восседанием на наших «резвых скакунах» мы миновали село Новотроицкое. Впрочем, рядом с селом был небольшой привал. Дождик как раз на пару часов прекратился. Пока Сергей ходил туда «решать вопросы» я собирал душицу и кислицу (и цветочки и ягодки). Впервые увидел сарыча (разновидность орла?). Пришёл Серж – двинули дальше. Миновали несколько бродов – в это время года не опасных. Когда шли овсяным полем, ещё зелёным, вдалеке под серыми тучами проплыл журавль.

В конце поля сделали привал и перекус: по две морковки, сухари с двумя яблоками и по две конфеты. В17-20 пошли дальше. Минут через пять в ногу с нами пошёл дождь, и вообще-то далее до Тайгулена однообразие пути скрасили два обстоятельства. На берегу очередного брода через реку Пыжу (виляет) мы сбились с пути и много, много раз входили в одну и ту же реку в разных местах (в некоторых довольно глубоко). И когда, наконец, выскакивая на берег, Зорька упала в овраг, продираться через кустарник приходилось уже тогда - Серёга позволил себе несколько оживиться. Употребив несколько морских терминов и пиратских заклинаний, он попросил меня подстегнуть её как следует. Именно благодаря плётке и морской выучке Сергея (не столько в смысле ориентации, сколько в знании добротных, крепких команд) мы вытащили Зорьку, (точнее она выпрыгнула) и мы быстро нашли тропу.

Далее примерно с километр мы ехали по изумительно красивым местам. Окутанные туманом справа и слева, впереди и сзади открывались классические японские сады, созданные самой природой. Красота камней в сочетании с диковинным, поросшим мхом кустарником, туман, скрывающий всё ненужное заставили подумать о садах дзен-буддийских монастырей.

Примерно в 14 км от Тайгулена нас встретила Тимошка – лайка Сергея – изрядно отощавшая. Как потом выяснилось, худой её вид был не столько от дождя, сколько по другой причине. Мысли о количестве припасов для нас и для собак, не знаю как их, но нас тогда ещё не посещали. Кинув её корку хлеба, добавили шаг. Как и намечалось, засветло (но уже темнело) добрались до Тайгулена. Сюрприз: у Малышки (другая лайка Сергея) – щенок. Мы как-то тогда и не думали о целой ораве голодных собак во главе с Рексом (овчарка Сергея), которая ждёт нас здесь, в горах. 50 километровый путь был завершен, пока развьючивали лошадей стало совсем темно. Печку растапливали в темноте. Надо сказать «пару тёплых слов» в адрес тёплой, быстро нагревающей избушку печки Сергея. Такую даже и не хочется называть «буржуйкой». Сделали фитиль, развесили мокрую одежду, приготовили чай, после которого я быстро уснул. Сергей Тимошке и Малышке сварил рис, и это был последний рис в припасах.

Утром, 1 сентября (начались занятия в школе выживания), встав, примерно, в 7-30, я развёл костёр и приготовил горох и чай. Затем проделал свои необходимые процедуры. Серёга к этому времени уже проснулся и мы позавтракали. Выглянуло солнышко, и мы повесили сушить вещи и арчемаки. Серж с запиской в руках с нарисованным планом, долго и безуспешно искал ружьё, которое спрятал его «сменщик», но мы как-то не очень этим огорчились, так как ещё пока вволю харчились. Пообедали горохом. Тихий час до 17-30 – это у меня. Серёжка искал коней, не найдя пришёл и уснул до ужина, который как и обед состоял из гороха (правда на обед был ещё салат из крапивы). На том же огне была приготовлена перловка для утра.

2 сентября встал часов в 8. Всю ночь, как впрочем, и предыдущую пищал щенок под нарами. Он ведь родился всего за несколько часов до нашего прихода и ещё совсем маленький слепой, с пренеприятной наружностью зародыша. Минут через 20, разогрев на костре перловую кашу, я жеманно-торжественным голосом Беримора прогнусавил спящему Сергею: «Ваш завтрак, милорд!».

Примерно в 10 часов тронулись в путь. Поскольку Звездач был навьючен теперь ещё и печкой (для палатки на белках), то мы поочерёдно сочетали пешую ходьбу с восседанием на кобыле. Тропа постепенно становилась круче. Несмотря на прохладную погоду (дождя не было), идти было довольно жарко. Километра через три Малышка облаяла глухарёнка. Хороший глухарёнок – величиной с петуха и очень красивый. Серёга, как заправский городошник прицелился и метнул в него палку (биту), да только эта «ставка» была бита, и битой птицы «раздобить» не удалось. Глухарь спокойно перелетел на другое дерево. И мы пошли дальше, «входя» в bit (ритм) похода. Честно говоря, мне не хотелось, чтобы эта птица стала нашей добычей.

По пути, во время верховой езды, я срывал и тут же съедал ягоды черёмухи, при пешей ходьбе кислицы и жимолости, в результате чего начало слабить (сейчас думаю - может быть, таким образом, организм чистился перед горами, ведь черёмуха характерна вяжущими свойствами). Пришлось делать вынужденные остановки, примерно, через каждый час движения.

Но вот тропа резко пошла в гору, и стало холодать – мы вошли в облака. Поднявшись на какой-то хребет, наткнулись на целую плантацию черники. Спугнули стаю глухарей, потом ещё и ещё (рябчиков тоже). При первом ручейке намеревались сделать привал – не получилось. Когда шли по склону с растущими довольно редко кедрами под Серёгой «пала» кобыла, обозначив тем самым место стоянки. Подкрепились сухарями с конфетами. Впереди, в километрах трёх возвышался (зона альпийских лугов) перевал, через который желательно переходить без облаков, иначе можно заблудиться, уйдя не в тот распадок. Но, как раз, когда уже прошли от места привала километра полтора, я заметил, что потерялась труба от печки. Серёга вернулся поискать – обратно вернулся ни с чем, разве что за ним ползло облако. Оно преследовало нас с флангов до самого перевала и мы, изо всех сил таща за уздечки и подстёгивая лошадей и мысленно себя, продирались через шевелюру карликового березняка и какие-то ещё кусты. «Облако в штанах» медным всадником, наступая нам на пятки, в темпе прогнало нас через дико заросшее плато. Далее путь пролегал альпийскими лугами.

За перевалом почему-то прояснилось, и красота проявилась со всех сторон. Сзади тропы, на северо-западе над горами облака, пронизанные зелёными, голубыми, жёлтыми и жёлто-розовыми лучами заходящего солнца. На юго-востоке голубое небо, обрамлённое охристыми скалами. И такая тишина и покой над всем, что хотелось остановиться и раствориться.

Где-то уже в сумерках подошли к стоянке, для чего нужно было спуститься в зону редкого кедрача. Дружным лаем нас встретили отощавший Рекс и три двухмесячных щенка. Итого нас теперь: шесть голодных собак (не считая Малышкиного молокососа) плюс мы, голодные как собаки. А чтобы понять, что продуктов у нас почти ничего, и нет «ружжа» дабы добывать оные, было ещё достаточно не темно. (Примерно шестая часть ведра с горохом, полтора килограмма перловой каши, пакетик сухарей и пакетик сахара; несколько морковочек и яблочек – не в ласкательном а уменьшительном смысле слова и справедливо – плюс один килограмм манной крупы и три пачки «кофейного напитка»). Вот тут-то мы и задумались о недельном рационе. Сами-то проживём, а что собакам? С этих минут к перловой каше мы относимся как к настоящим перлам – крупным жемчужинам и заметки, пожалуй, в гастрономическом смысле следует озаглавить не «Семь дней на белках», а «Семь дней на углеводах», если последние удастся растянуть на это время, и тут уж, как говориться, не до жиров.

Попив у костра чаю, ложимся спать под навес из полиэтилена. За «бортом» спального мешка +4. Зусман. Несмотря на «холодрыгу» снились сны. Сначала яблоки – белый налив, затем гусь – серый. Поскольку гусь и яблоки не оказались в одном сне, решил что под воздействием вечерних размышлений. Просыпался в 4-00, чувствуя, что выспался, но не вылез на холод и затем встал в 6-30. Развёл костёр, согрелся, вскипятил чай ив 8-00 разбудил Сергея. Сначала из вороха спальников и тряпья показалась рука, затем она подряд выкинула изнутри двух щенков (биообогреватели), затем показалась голова, которая заказала на завтрак горох и скрылась в тряпье. Пока варился горох, солнце проникло своими лучами до земли и согнало изморозь с травы. В изумительнейшей красоте проделал упражнения. Пришёл к стоянке в 10-15 – Серж уже развалил навес. Начали устанавливать палатку. Затем, загорая, под благодатными лучами, я принялся за эти записи, но Сергей позвал меня за конями. Когда поднимались наверх, я всё же заметил на ближайшей горе снег, правда, потемневший, а также кое-где обледеневшие ручейки. Когда взошли наверх (альпийский луг) – я снова был покорён открывавшейся красотой. Ровное жёлто-охристого цвета плато, длиной три, четыре километра и шириной с полтора, сзади вершина из крупных валунов и цельной скалы, а вокруг и внизу – горы, горы…. Голубые, синие, зелёные (которые ближе), а в самой просматриваемой дали острые пики хребта. Красота!

Отснял несколько слайдов. Нашли небольшой табунок (косяк) кобыл и жеребят. Сфотографировали. Остальных лошадей в этот день больше не искали. Ужинали, доедая последний горох. Серёга мастерит лук.

***

4 сентября. Плюс четыре. Пасмурно. Встал в 7-00, развёл костёр и сварил «кофе». Не совсем здоров. Спать этой ночью было отменно. Даже жарко. Но на уровне моей головы был сквознячок. Не учёл этого – проснулся с лёгкой головной болью и насморком. Ночью приходили щенки. Снилась белиберда.

Часам к 8 подошли два коня – разбудил Сергея – не поймали. Позавтракообедали перловкой с сухофруктами. Вкусно. Пошёл дождь, а Серж пошёл искать коней, прихватив с собой лук. Дождь был с градом. Палатка (её крыша) на швах протекает. Но это вовсе не значит, что дело «швах».

Я лежу на своём месте, под головой седло и дописываю эти строки. Рядом Малышка со «сченком», который попискивает. Дождь прекращается. Надолго ли? Восточная сторона палатки из полиэтилена и потому можно видеть проскальзывающие сквозь тучи солнечные лучи. На переднем плане жёлтый куст смородины, дальше зелёные кедры, за ними синие горы. 13ч55мин.

17.55. Вообще-то сегодняшний день у меня довольно грубый. Наверное, потому, что начал не с того. Вместо чтения и размышлений – «кофе». Вот и жру целый день. Перловка с сухофруктами была для меня обедом. В два часа дня пошли с Серёгой по его программе. Чуть не поймали одного коня. Я раздражался, ругался громко и неприлично (что явно диссонировало с окружающим величием). Затем залез на кедр и бросал вниз шишки, а Рекс их «ловил», в результате чего половина шишек оказалась половинками. Испекли шишки – съели, заодно и «кофе» с сухарями. Живот полный, одышка до сих пор. Накопали немного золотого корня. Действительно есть корешки как бы позолоченные. Видимо, его назвали золотым не только из-за доходов от продажи. Серега у костра вырезает из дерева ложку. Лук нам уже не пригодился. Ложка, похоже, тоже скоро будет не нужна. В котелке манная каша – для собак. Кстати, мы все эти дни питаемся из одной посуды, правда, не одновременно....

19ч30мин. Написав эти строки, вылез из палатки. Серж предложил манку, которая остывала для собак. Не отказался. Так что ел кашу одновременно с собаками (правда, из разной посуды – положил в тарелку). После «собачьего» ужина совершили чёрное дело: пока я отвлекал Малышку – Серёга утопил её молокососа, чтобы не мучил её, и сам не мучился. Малышка спокойна, даже не ищет. Да… собаки отощали изрядно. Сергей варит себе картофель (выкопал в оставшемся от сменщиков тряпье), заваривается корешок. Погода строго переменная. Но солнце за день выглядывало не надолго.

***

5 сентября. Переменная облачность. Утром +4, днём +10. Спалось неплохо. Правда несколько раз будили то ли собаки, то ли мыши (а может быть игра «в кошки-мышки» тех и других?). Встал в 9-30. Серёга уже наколдовал у костра. Выпив отвар корня, сходил на вершину. Хорошо. Пришёл к «обеду». Перловка, «кофе», толчёная кислица и жимолость с сахаром. Как-то стыдно смотреть в глаза собакам, когда ешь в их окружении. Они уже «дошли»: Рекс глодает палки, мечтая, наверное, о костях; другие пытались грызть уздечки – вовремя отобрали. Щенята (их теперь двое – больную сучку Сергей убил, «чтоб не мучилась», так как раньше на неё наступил конь) лакали «кофе». Сей час равен, примерно, 15-30.

Наша привязанность к миру форм отчётливо демонстрирует собака. Перед ней простор: горы, тайга, тем более она лайка-охотница, но сила привычки заставляет её в который раз вылизывать пустой котелок, и она, скорее предпочтёт умереть возле него, чем пойти охотиться и что-либо добыть, хотя бы мышей, которыми «кишмя кишит» шуршащая и шевелящаяся непрерывно трава.

***

6 сентября. Переменно. Несмотря на то, что вся оставшаяся «жратва» (немного перловки, сахара, сухари) подвешена, мыши всё равно ночью что-то жрали. Оказалось «кофе». Раньше они были более разборчивы. Обнаглели. Вчера вечером спокойно при свете керосиновой лампы пробегали неторопливо рядышком с ней. Ночью пробегали по моему телу и даже голове. Снилась всякая белиберда. Малышка ночью несколько раз резко вскакивала (кого-то чуяла?).

Сегодня проснулся в 8-00. был довольно не в форме. Сходил на вершину – после асан настроился. На обед сухари и ягоды с сахаром. Потом поднялись на самый пик нашей горы. Снимал панораму на слайды, смотрел в бинокль на открывающиеся дали. В трещине скалы Сергей усмотрел какую-то кость, которая пробудила в нём не гастрономический и не охотничье-детективный, а почему-то палеонтологический интерес. Эта патология к палеонтологии заставила нас задержаться там некоторое время. Сочетая умозаключения вслух «как на такой высоте в такой глубокой трещине и т.д.» с попыткой извлечь эту кость из узкой пасти трещины в течение часа, а то и более, он не мешал мне любоваться «видами». Когда стало понятно, что открытие совершить не удастся и кость останется там приманкой для более удачливых исследователей последующих тысячелетий – спустились вниз. Перед ужином собрал немного ягод и нарвал шишек (хорошо, что не набил). После ужина Серж рассказывал о Запорожской Сечи (по материалам «Тараса Бульбы»). Сейчас, примерно, 9-15. Заваривается душица.

***

7 сентября. Вчера (как и в предыдущий вечер) вкатили в палатку нагретые на костре валуны. Температура поднялась до плюс пятнадцати, правда, не надолго. Часа на два, на три. И то хорошо. Возжигал на этих камнях можжевельник. Довольно приятный запах. Благовоние. Можжевельник здесь двух видов – годиться тот, который помельче. С 10-00 до 2 часов собирали ягоды. Набрали килограммов 5 кислицы и жимолости. Перемешали с сахаром, и разместили в банках собранный «капитал».

… На до мной проплывает облако. Как же оно может быть не живым, если оно движется? Камень неподвижен – но он тоже живёт. Даже в разлагающемся трупе есть своя жизнь (движение микроорганизмов, видоизменения частиц, химические реакции). Вообще всё всегда живёт. Нет никакой смерти. Глупо называть видоизменения смертью. До тех пор, пока существует во вселенной хоть один атом, будут существовать и эти видоизменения. А когда наступит Пралайя – то есть не будет ни одного атома, ни одной частицы? Тогда будет царить Единая Жизнь без видоизменений.

***

8 сентября. Как поётся в первом действии «Евгения Онегина» - «наконец господь послал нам солнечный денёк!». Проснулся в 8-00. У Сереги уши топориком – слышится звериный рёв. Прислушался – похоже на «брачный крик марала в лесу», хотя оный слышал только в фильме «Неоконченная пьеса для механического пианино» в исполнении Щербука – Табакова, и в программе «В мире животных» в «оригинале». Захватил фотоаппарат, Серега, разумеется, топорик и двинулись на крик. Не прошли, предположительно, и пол пути (в гору), как крик прекратился. Участниками и зрителями неоконченной пьесы вернулись обратно. В который раз убеждаюсь, что несмотря ни на что, день надо начинать с чтения и соответствующих размышлений. По приходе «вошёл» в нужный ритм. До обеда посещение вершины в прямом и переносном смыслах. Сейчас я вспоминаю это удивительное состояние «растворённости» в тишине, звенящей бесконечными пространствами. Насколько охватывает взор внизу перед тобой горы, покрытые одеялом облаков, кое-где порванным непокорными пиками и ты сидишь сам как на облаке – чистый, лёгкий, такой же эфемерный, как и всё вокруг - блаженный небожитель. Обед, можно сказать, совсем классический – сухари запивал родниковой водой. Ягоды, орехи. Загорание, чтение. Тишина – только шелест травы от ветерка и ловящих мышей лаек. Рекс неуклюже пытается им подражать, да где ему! Лайки, на секунду замерев, делают резкий бросок в траву – он же, тряся естеством и отвисшей как пола одежды кожей живота, подбегает к ним, чтобы только послушать хруст и чавканье.

Ужин тоже достаточно лёгкий. Сейчас, в 19-15 собираемся на вершину снимать закат, поскольку пребывание здесь клонится к закату, а плёнка ещё не израсходована.

***

9 сентября. Встал, примерно, в 7-15. Успел снять восход Солнца. До обеда оно светило, после – только грело, по причине туч. Вчера только Солнце скрылось за западной грядой гор – тут же на востоке взошла огромная полная Луна. Красота! Любовался ею в бинокль, пытаясь различить рельеф. Также наблюдал Юпитер. В горах звёзды близко - близко, как искры костра, единство Космоса бесспорно и его дыхание ощутимо также естественно как холод и тепло. Днём сегодня немного загорал. Читал.

На этих словах записи в дневнике заканчиваются, но не заканчиваются события. И ради стройности и некоторой драматургической целостности (чтобы получилось как у Бильбо Торбинса «Туда и обратно»), я попытаюсь реконструировать дальнейшие события, разумеется, что запомнилось. Главное, не забыть совет Антона Павловича и вовремя поставить точку.

Дальнейшие события в горах и в долинах мелькают в памяти как при ускоренной промотке кадров. На следующий день приехал сменщик «с сотоварищи» привезя с собой не найденное ружьё и утерянную трубу от печки – «полная труба». Стало как-то сразу многолюдно и суетно. Выстрелы по кедровкам, запах свежей убоины у костра. Как-то быстро мы собрались и отправились вниз в прямом и переносном смысле. По началу наш «караван» из тех же коней сопровождали Рекс и двое, примерно 3-х месячных щенков (один беленький и другой рыжий). Этот рыжий настоящий сукин сын (его мамаша приблудившаяся к турбаза собака-попрошайка по кличке «Повидло»), так как продемонстрировал такую жажду выжить, что вполне достойно упоминания. Рекс, скорее всего из-за лени как-то незаметно отстал, чтобы вернуться к стоянке где было съестное и пахло мясом. Этого «фрайера» сгубила лень – его основательно подрала рысь и раны оказались смертельными. Так немецкая овчарка нашла последнее пристанище в Алтайских горах. Беленький очень скоро устал, был посажен в тёмный мешок арчемака и всю дорогу скулил не зная что с ним происходит и где он находится. Зато Повидлин сын, вовсе не из храбрости, а из страха, точнее инстинкта визжа и плачась на судьбу преодолевал всю густоту карликовых берёз и ивняка, все ручьи и речки, все трещины и валуны, лишь бы не отстать, и уже наверняка, погибнуть. Два сверстника, думалось мне тогда – одного «судьба» везёт в тёмном мешке неведения и неизвестности, другой ежеминутно на испытании. При свете звёзд в 2 часа ночи, без привалов (вниз в целом всегда легче) завершив 80 километровый переход, мы вошли в Иогач. Через несколько дней в горах выпал снег. Волки разогнали коней «откормленных на тучных альпийских пастбищах». Те же, которых удалось пригнать, являли собой жалкий вид совхозных доходяг конца зимы. Долго Сергей рассчитывался за остальных коней, завершая опыт

Отгонного коневодства.

Дата добавления: 2015-07-16