Как преодолеть барьер?

Я больше не мог говорить со своим сыном. Все мои слова он автоматически проверяет своим представлением, которое с лёгкостью определяет правду и ложь. Даже выводы историков, изложенные в учебнике, опроверг. Никак не получалось превосходства отца над сыном, разговор не придавал мне большего авторитета, а, наверное, разрушал тот авторитет, который был, благодаря Анастасии. И ещё, его странная уверенность в силе мысли пугала и отдаляла меня от него. Мы разные. Контакта с ребёнком, как у отца с сыном, не получалось. Я не чувствовал в нём родного сына. Он для меня вообще иным существом казался. Мы молчали. И тут я вспомнил слова Анастасии: «С детьми нужно быть обязательно искренним и правдивым». Меня даже злость взяла от безвыходности положения: «Значит, искренним? Правдивым?». Я старался, а что получилось? Да если быть до конца искренним и правдивым… Вообще, в данной ситуации и не такое можно сказать. И я сказал, выпалил на одном дыхании:

— Володя, если искренне всё говорить, то у нас с тобой не получается разговора, как у отца с сыном. Мы разные. Понятия, информация, знания у нас разные. Я не чувствую тебя своим сыном. Я даже боюсь к тебе прикоснуться. В нашем мире своего ребёнка можно и приласкать просто так, и даже наказать, побить можно за провинность. А я и помыслить такого по отношению к тебе не могу. Между нами барьер непреодолимый.

Я замолчал. Сижу, молчу, не знаю, что и как говорить дальше. Сижу и смотрю на задумавшегося своего маленького, со странноватым мышлением, сына.

Повернув ко мне свою кудрявую головку, он снова заговорил со мной первым, но в этот раз я почувствовал нотки грусти в его голосе:

— Между мной и тобой, папа, какой-то барьер? Тебе тяжело воспринимать меня своим сыном родным? Ты долго бываешь там, в другом мире, где всё немножко не так, как здесь. Я знаю, папа, там бьют иногда родители своих детей… Там всё немножко по-другому. Я подумал, папа… я сейчас…

Он быстро встал, побежал, затем вернулся, неся в руках ветку с сухими иголками, и протянул её мне:

— Возьми, папа, эту веточку и побей меня ею. Как бьют детей своих родители в том, другом мире, в котором ты так долго бываешь.

— Побить? Тебя? Зачем? Это ты что же ещё выдумал?

— Я знаю, папа, там, в том мире, где тебе приходится так долго бывать, бьют родители только родных своих детей. Я твой сын родной, папа. Ты побей меня, чтобы почувствовать себя папой моим родным. Может, так тебе легче будет почувствовать. Только по этой ручке не бей и по ножке этой, не чувствует эта ручка боли и ножка не почувствует, они онемевшие ещё немножко. А всё остальное на теле почувствует боль. Только я заплакать, наверное, не смогу, как дети плачут. Я ещё ни разу не плакал.

— Бред! Полный бред! Никто и никогда, даже в том, как ты говоришь, мире не бьёт детей просто так. Ну наказывают иногда, отшлёпают слегка. Но это только в том случае, когда не слушают дети родителей своих, делают не то, что нужно.

— Да, конечно, папа. Когда родители считают, что дети неправильно поступили.

— Вот именно.

— Так ты, папа, и посчитай какой-нибудь мой поступок неправильным.

— Что значит, посчитай? Когда поступок неправильный, всем ясно, что он неправильный, а не то, что захотелось посчитать неправильным и посчитал. Всем должна быть понятна неправильность.

— И детям, которых бьют?

— И детям. Их потому и бьют, чтобы поняли свою неправоту.

— А до побоев они её не могут понять?

— Не могут, значит.

— Им объясняют, а они не могут?

— Не могут, в том их и вина.

— А у того вины нет, кто объяснял непонятно?

— А у того, получается, нет, он… Да ты совсем запутал меня своим непониманием!

— Вот и хорошо, раз я не понимаю, так и побей меня. И не будет барьера между нами.

— Да как ты не можешь понять: наказание может следовать тогда, например… Ну например… Тебе мама строго говорит: «Володя, этого делать не надо». А ты, несмотря на запрет, раз — и делаешь запрещённое. Понял теперь?

— Понял.

— Ты хоть раз делал то, что мама запрещает?

— Да, делал. Два раза делал. И ещё буду делать, сколько бы мне мама Анастасия не запрещала это делать.

Разговор с сыном продолжал складываться не так, как мной планировалось заранее. Никак не удавалось представить современное цивилизованное общество, а следовательно, и себя в выгодном свете. Меня так раздосадовали очередные доводы сына, что я стукнул кулаком по стволу дерева. И высказал ему… или, в большей степени, себе:

— Не все родители и в нашем мире побоями наказывают своих детей. Многие, наоборот, ищут правильную систему воспитания. И я искал, но не нашёл. Когда приходил к вам в тайгу, ты ещё совсем маленький был. Мне всегда хотелось обнять тебя, потискать. Но Анастасия говорила: «Нельзя даже ласками мысль ребёнка прерывать. Мыслительный процесс ребёнка — это очень важный процесс». И я только смотрел на тебя, а ты всё время чем-то занят был. И сейчас вот непонятно, как с тобой говорить.

— А сейчас, папа, ты уже не хочешь обнять меня?

— Хочу, но не могу, всё в голове перемешалось с этими системами воспитания.

— Тогда можно я это сделаю, обниму тебя папа? Ведь наши мысли сейчас одинаковы.

— Ты? Ты тоже хочешь меня обнять?

— Да, папа!

Он сделал шаг в мою сторону. Я опустился на колени и вообще как-то осел на землю. Одной рукой он крепко обхватил меня за шею и прильнул головкой к моему плечу. Я услышал биение его сердца. А моё забилось сначала часто и с перебоями. Немножко труднее стало дышать. Наверное, через секунды или минуту бившееся с перебоями сердце вдруг начало выравнивать свой ритм, словно подстраиваясь к биению другого сердца. Очень легко стало дышать. Наступило такое состояние… Хотелось сказать или крикнуть: «Как здорово всё вокруг! Как прекрасна жизнь человека! Спасибо тому, кто придумал этот мир!». И ещё много чего хорошего хотелось сказать. Да слова только внутри складывались. Я погладил сына по волосам и спросил почему-то шёпотом:

— Ну что, скажи, сынок. Что ты такое запрещённое мамой натворить мог? И ещё повторять собираешься?

— Когда увидел однажды маму Анастасию… — ответил Володя тоже сначала шёпотом, не поднимая своей головки с моего плеча, — когда увидел… — Он отстранился от меня, сел на землю и погладил ручкой траву. — Травки всегда зелёные, когда им хорошо.

Он некоторое время молчал. Потом поднял головку и продолжил.

Дата добавления: 2015-07-15