Трудовые будни не балуют свободой времени и размышлениями. Колесо крутится, ты крутишься в нем. Первые дни особенно тяжелы. Он клялся себе в смиренности перед начальством и чувствовал причастность к внешнему миру, полезность. Что придавало сил не только в работе.
Сергей же стал олицетворением удачи и уверенности, манил и отталкивал одновременно. И — тогда, своей визиткой; теперь, постоянным присутствием в его жизни — будто дразнил той стороной благополучия, которую он бросил ради мечты. Заставлял остановиться, подумать, понять: стремился ли он на самом деле или просто бежал.
Вокруг Колесникова всегда кружилось много сплетен, намного больше, чем правды. От его странного появления в шоу-бизнесе, до выходок его подопечных. Он безошибочно выбирал своих протеже, не размениваясь на стандартно-попсовые однодневки. Эрай наблюдал за его работой, пытаясь угадать, чего в ней больше — везения или тяжелого труда. Сергей моментально вылавливал идеи из воздуха, был неимоверно харизматичен, нагл, пахал, как вол, и не скупился на ругательства. Было трудно найти кого-то лучше его. Да никого и не было лучше.
Конечно, у Эраити не порхали бабочки в животе от присутствия Сергея. Он не мог назвать свои двоякие чувства первой влюбленностью, как в старших классах. У него вообще никогда не было той самой первой влюбленности. У него была невеста.
А теперь его свобода обуславливала и свободу чувств, интереса.
В холле раздались голоса, отвлекая от самокопания.
- Катюш, Кирилла ко мне, - голос Сергея.
Телефонный звонок по внутренней линии.
- Я слышал, - ответил Эраити, подняв трубку.
Когда он зашел в кабинет шефа, там уже расположились ребята. Он многое знал о будущей команде, но пока самым существенным было замысловатое название «ТН», направленность English-pop и парочка музыкантов: барабанщик и гитарист. На диване между ними расположился новый вокалист.
- Для тех, кто еще не знает — это, - Сергей показал на Эраити, - мой ассистент Кирилл Иванов.
- А мы уже знакомы, да, господин Иванов? - расплылся в недоброй улыбке солист.
Со второй встречи неприязнь усилилась. Порой, чувства к человеку возникают сразу же и надолго, не из-за сложных внутренних стереотипов или конкретных причин. Хотя, предпосылки были, и их миллион. Витька ненавидел людей такого типа: холеных, хордовых. И в этой ухоженности - ложь, вызов, неприятие. А в надменности лица — брезгливость, презрение. Виктору в его присутствии хотелось сплюнуть сквозь зубы, выражая все свое "земное". В отличие от метиса, он не был пустышкой, ему не надо было одеваться в D&G, чтобы быть замеченным. Он имел огромнейший потенциал и желание стать рок-звездой… И в этот момент появляется он, такой милый, искренне улыбающийся. Да-да! Именно искренне! И если что-то при первой встрече ему казалось привлекательным в этом Кирилле, то сейчас оно наполнилось уродством и ненавистью.
***
После ухода ребят, Эраити остался в кабинете шефа.
- Сергей?
Тот, как бывало, задержал на нем взгляд чуть дольше приличного, но тут же очнулся:
- Я в КЗ на Мойку не успеваю, так что сам съезди, - он объяснил кого и как найти, перелистывая настольный календарь, – та-а-ак… у нас сегодня 8 мая… А, черт!
- Что-то важное? – Эраити перегнулся через стол, пытаясь рассмотреть, что за листки прикреплены к календарю.
Один из них Сергей отдал Эраити.
- Завтра праздник Великой Победы, милый мой. В России такие вещи знать надо! А это - пригласительные на вечер.
- На нас двоих?
- О, сомнительные взгляды... Не обольщайся, на проект «ТН», ее продюсера и тебя, соответственно.
Эраити меньше всего надо было светиться. Тем более, еще висел заказ.
- Спасибо, - ответил он, откладывая с сожалением билет, - но я не думаю, что это хорошая идея… у меня вечером….
- Кирилл? Я мало плачу тебе? Мне не нравятся твои ночные работы.
- Простите, - поклонился ассистент, - я буду стараться.... это совсем не то...
- Пока ты справляешься со своими обязанностями, я ничего не требую,- перебил Колесников начинающуюся тираду оправданий, - просто не выматывай себя так. Договорились?
- Да, - Эраити хотел было развернуться, чтобы уйти.
- Кирилл, билет забери. Это не приглашение, а приказ. И, кстати, - Сергей показал на его рубашку, - не надо так наглухо застегиваться, мы не в армии. Что за дурные привычки?
Хиидеру дотронулся до воротника, поколебавшись кивнул, и удалился.
***
Организаторы постарались на славу.
Модный ди-джей крутил свои лучшие хиты; мимо, бросая заинтересованные взгляды, проплывали гламурные искательницы «папиков». Коллеги методично надирались и наперебой демонстрировали свою осведомленность о проходящих мимо VIP-гостях. Через полчаса он знал практически каждого, присутствующего здесь, включая информацию о том, с кем спал объект, с кем дружил, кого подставил, и от чего умерла его двоюродная бабушка по линии внучатой племянницы его матери.
Эраити оглядывался в поисках Сергея. Тот задерживался уже на час.
- Чего ты так беспокоишься? Опаздывает? – улыбнулся парень, которого, кажется, звали Степан.
Эрай отвлеченно кивнул, словно не так сильно его этот факт и беспокоил.
- Ну, как тут? – спросил гитарист, делая огромный глоток пива.
- Замечательно… правда, я думал, что людей будет меньше. Это же закрытая вечерника?
- Ну, прекрасные нимфы отлично смотрятся даже на закрытых мероприятиях, а?
- А вот и я! Салют! – подсел поддатый Виктор, фамильярно похлопав по плечу Эраити, тот отдернулся, доставив удовольствие солисту. Многие уже замечали его «нелюбовь» к прикосновениям. – А! Наше бесплатное приложение к Сергею Всеволодовичу! Здравствуй. Вот, я думаю, когда ты уже ляжешь под Колесникова? Сколько времени прошло? Недели три? Ломаешься? Цену набиваешь?
Эраити отставил бокал, прошипев:
- Konoyaro*1…
- Что? - солист наклонился к нему.
Эраити терял самообладание от столь близкого контакта. Виктор почти касался его своим носом. Обдавал дыханием. Хиидеру боролся с паникой и неожиданной асфиксией.
Не отклониться.
Не отступить.
За столом все стихли.
- Сядь на свое место, - процедил он сквозь зубы.
- Уже страшно... А ты не боишься?
- Виктор, ты можешь очень сильно пожалеть о своей пьяной выходке, - голос становился тихим, угрожающим.
Но на солиста он уже не действовал.
- Да ну?! Получу ладошкой по морде от долговязого япошки?
- Эй, девочки! Ну-ка, быстро разбежались по углам!
Влез Степан, видя серьезный оборот перепалки.
- Все нормально. Пожалуй, на сегодня хватит, - Эраити встал из-за стола, - одному из нас лучше уйти.
Терзала ярость.
Он успел отойти от клуба на приличное расстояние, поправить воротник рубашки и зябко поежиться; решив, что переоценил майские ночи Петербурга, одевшись так легко. И чуть...
- Ща-ас я тебя, падла фашистская!
И чуть не пропустил удар, краем глаза заметив летящий на него кулак.
Витька молотил уже наугад, метис не поддавался ни с какой стороны, каждый раз удачно уходя от удара и также удачно проводя болевые приемы. Кирилл не выкладывался в полную силу, словно играл с ним, что унижало и бесило еще больше. В глазах темнело от боли и ярости. Наконец, он смог, практически рухнув на него всей своей массой, утопить кулак в солнечном сплетении соперника, тот согнулся, падая на землю.
Дыхание перехватило, а боль раскатилась оглушительной волной во все уголки тела. Солист набросился на Эраити, не дав опомниться и встать, колотя по голове, груди, рукам, которые закрывали ненавистное лицо.
С неимоверным усилием парень извернулся под ним, делая захват ногами и практически впечатывая Виктора в грязный асфальт.
Коллеги пытались растянуть дерущихся. Кто-то схватил Хиидеру в охапку, буквально отрывая от несчастного ревнивца, он почувствовал твердость тела, ощутил прикосновение длинной пряди на своей щеке. Но противник уже поднялся, и прямым ходом летел на него. Эрай сделал последнее усилие, воспользовавшись прижимающими к себе руками как опорой, и с разворота впечатал ботинок в челюсть солиста. Того, уже оседавшего, приняли коллеги.
Объятья стали сильнее, и куда болезненней, но он уже не сопротивлялся.
- Ты с ума сошел?! – взревел шеф.
Волосы Сергея растрепались и растеклись тяжелым платиновым каскадом по плечам, касаясь его лица. Эраити оцепенел в объятиях.
- Кирилл?! Ты слышишь?! – Сергей отпустил его, переводя дух. – Не смей. Портить. Мой. Товар!
Парень не реагировал, обхватив себя руками и уставившись в грязный асфальт.
- Товар? – еле слышным шепотом. Эхом.
«Я – товар?»
Виктор чувствовал, как сердце разрывается на части, это больнее, чем все удары япошки, который стоял сейчас так близко к его Сереже.
Сергей отдал приказ отправить «эту пьяную обезьяну» домой.
- И если кто проболтается о случившемся, то может прямо сейчас начинать писать заявление! Усекли?!
- Конечно, в следующий раз..., - начал было гитарист.
- Следующего раза не будет! - рявкнул Колесников и потащил под локоть своего ассистента к машине.
- Сергей?!
Вырываться бесполезно. Он запихнул Эраити в машину, сел за руль.
Степан облокотился на открытое окно автомобиля:
- Серег, а им что делать?
- Ничего, пусть на людях потрутся, по улыбаются часок. А потом - трезвые по домам в люльки к мамкам. И без обсуждений. Проследишь?
- Угу. А парня куда?
- Этого? - Колесников кивнул в сторону «виновника торжества», - а куда еще?
- Ладно. Салют! - друг отступил, давая проезд, и махнул рукой.
***
- Сергей, - подал парень голос, когда они подъехали к дому, - зачем к вам?
- А куда? С кем ты там живешь? С родственниками?
- Это не родственники.
-Тем более. Заявишься: весь в грязи, в глазах - огонь не отомщенный. Джигит, блин. Губа рассажена.
Эраити отпрянул, когда шеф дотронулся до уголка рта с запекшейся кровью.
- А гостиница?
- Да прям-таки! Мой ассистент в таком виде по отелям шарится. В своем уме?
Мысли о возможности находится в его доме вгоняли в ступор, выбивали из положенной собранности и лишали какой-либо решительности.
- Кир, харэ под стенку мимикрировать. Давай проходи.
Сергей подтолкнул его в сторону просторной гостиной.
Эраити вынужденный поход в гости казался ужасным, интимным, неприличным. Ему хотелось забиться в угол и действительно слиться со стенами. Комната просторная, но все вещи принадлежат ему: и ковер, в котором утопают ноги, и стеллажи с книгами, за которые невольно цепляется глаз в поисках знакомых авторов, и окно, втягивающее ночной свет рыжих фонарей и уют маленькой улочки. Комната словно обнимала его. Или будто сам Сергей его обнимал? Он пытался отбросить это наваждение, но оно упрямо давило - дышать трудно.
- На, выпей и двигай в душ. Алё?
Сергей навис над ним с двумя бокалами виски:
- Что-то не так?
- Нет, все в порядке. Спасибо, - наследник принял один из них. Наклонил стакан, изучая, как виски движется по стеклу, вдохнул аромат.
- Давай без этикета. И залпом, - Колесников выпил свою порцию, поставил бокал на стеклянный столик и протянул полотенце.
- Я не могу.
- Чего?
- Сергей....
- Или ты пьешь и идешь в душ, или я вливаю это в тебя и иду купать.
- Пожалуй, мне лучше уйти.
- Исключено. В таком виде ты никуда не пойдешь. И если ты такой стеснительный - уж найду что-нибудь тебе переодеться.
Без вариантов. Он согласился, думая о том, что в другое время, если бы не зависел от этого типа, обязательно бы ушел. Но не сегодня.
Он вышел из душа, чувствуя облегчение. Теперь и дом не казался столь чуждым, а тело ныло больше от усталости, чем от последствий драки. Лишь болела разбитая губа и саднила рассаженная об асфальт спина.
- Спасибо.
Он сел на диван рядом с Сергеем, погрузившего в собственные записи.
- Не за что. Чай, кофе, бутерброд?
- Что?
- Есть будешь, говорю?
Колесников отвлекся от записной книжки. Зря. Возбуждение тут же окатило волной. Отвернулся обратно.
- Нет, спасибо.
- Отлично, мне больше достанется. Я хочу поговорить по поводу происшествия, - начал он, теперь ничего не изучая, но усиленно не смотря в сторону Эраити. Рубашка, как и всегда, застегнута по самое горло, она велика, скрадывает его тело, кажущееся таким хрупким в ней. И не поверишь, что пару часов назад он буквально размазывал по асфальту солиста. С мокрых волос все еще капает вода на воротник...
- Mushiwaki*2, - парень умудрился в долю секунды вскочить с дивана и склониться в поклоне, напугав Колесникова.
-???!
- Я понимаю всю ответственность случившегося и принимаю ее на себя.
- Так. Стоп. Я не спрашиваю, кто виноват, - его поклоны выбили из вредоносного русла мыслей и отрезвили.- Что именно повлекло за собой ваши "недопонимания"?
- Не думаю, что могу помочь в этом... Взаимная неприязнь? - предложил парень.
- Только ли? Сядь, пожалуйста.
- Есть варианты? - он сел, приняв непроницаемый вид.
- Значит, есть. Что вы не поделили? Или кого?
- Если вы задаете такие вопросы, то, думаю, сами знаете ответы.
-... и это действительно так?
- Возможно, - Эраити пожал плечами.
- Думаю, если такое повторится, мне придется избавится от одного из вас.
- Это будет мудрое решение.
- В независимости от того, кто виновник ваших драк. Ты понимаешь?
- Да.
Сергей был поражен. Так спокойно принимает это? Или просто самурайская выдержка?
- Хорошо. Я рад. И, надеюсь, это будет большим шагом к плодотворному сотрудничеству. Надеюсь, нам не придется больше возвращаться к этому вопросу.
Он достал перекись и повернулся к парню:
- Снимай рубашку.
- Что?!
- Снимай рубашку. Она уже в крови вся.
- Я сам.
- Что ты сам? - Кир не уставал впечатлять, - как девчонка на выдане, ей-богу. Чего я там не видел, да еще и на спине?
После всех сегодняшних приключений снова терпеть прикосновения он больше не мог. Только не сейчас. Не в чужом доме, когда все тело ломит, а мысли спутаны нервами, болью и этим человеком.
- Сергей, я.... должен извиниться. Спасибо за помощь, но....
- Господи, как с тобой сложно-то. Два часа ночи. Я устал, аки пес. Эти оболтусы мне мозг ложками кушают, да еще и ты тут..., - Колесников намочил ватный диск перекисью, - черт... не зли меня.
В который раз пришлось подчиниться.
Он отвернулся, сняв рубашку.
Реакция последовала ожидаемая:
- Мать твою! Кто ж тебя так?
Вся спина была исполосована шрамами.
- Думаю, я оправдал себя в определении "девчонки на выдане"?
- Полностью... прости.
Парень дернулся под его прикосновением, но не отстранился.
- Это всего лишь шрамы, не за что вас прощать.
Сергей промолчал, не найдя слов. На нем в буквальном смысле не было живого места. Промывать новые ранки, такие пустяковые по сравнению с этими уродливыми шрамами, казалось бредом. Детской игрой.
- Все, - он отстранился, ободряюще улыбаясь, - жить будешь!
Кирилл повернулся, застегивая рубашку:
- Вот и отлично!
Сергей вдруг отогнул воротник:
- Тату? Ты меня удивляешь все больше.
На груди парня красовался бело-зеленый дракон, поднимающийся под самое горло.
- Да. Не лучшее украшение. Извините, не думал показывать.
- Уже подбивалась, – разглядел Сергей, – Ей много лет?
- «Подарок» на двенадцатилетние.
- Живодерство! Я бы на месте твоего отца – шкуру бы спустил, и с тебя, и с того, кто это сделал.
- Отец и сделал, - ответил Кирилл, отводя взгляд. – Чтобы помнил, кто я. Он не любил русских. И считал, что у меня грязная кровь.
Про шрамы можно было не спрашивать.
- Простите, алкоголь развязывает язык. Уже поздно...
Накинуть обратно рубашку он не успел.
Сергей прошелся пальцами по дракону. Кирилл снова застыл, перестав дышать. Сомнительная реакция на прикосновения. Со взглядом не вяжется. Взгляд мутный от стеснения и желания.
- Из-за этого?... ты боишься прикосновений?
Молчание.
- Даже моих?
Парень сглотнул:
- Чем вы отличаетесь?
- Тем, что ты хочешь меня.
Сергей положил ладонь на его грудь. Сердце отчаянно трепыхалось под ребрами.
- Это что-то значит?
Колесников наклонился, впиваясь поцелуем в шею и сжимая пальцами сосок. Оторвался на секунду:
- Нет, не значит.
Припал снова к татуированной коже.
Эраити, опомнившись, резко вскочил:
- Сергей, не знаю, как вы, но я буду сильно жалеть о том, что могло бы случиться сегодня. Лучше закончить на этом.
Сергей пожал плечами, откинулся на спинку дивана, скрещивая руки на груди:
- Если тебе так нравится мучить себя.
- Мучения будут, если не остановиться...
- Я уже остановился. Или ты это себя уговариваешь? Обещаю не приставать без согласия. Но я уверен, что соответствующий опыт ты имеешь, и хочешь меня, но что-то останавливает. Не думаю, что лишь боязнь прикосновений, - Эраити смотрел глухо и возмущенно, - вижу, что прав, можешь не отвечать.
- Этот разговор слишком интимный.
- Да, прости, ты не любишь такого. Интересно, есть вещи, которые не вызывают у тебя больных реакций?
***
Сергей проснулся. Уже хорошо. Продрал глаза. Признаков присутствия еще кого-то в постели — таки — не было. На столике рядом - две таблетки «Алкозельцера» и стакан воды. Кажется, они потом вспоминали детство, травили байки и нашли бутылку "Sambuk'и", которую пришлось приговорить самому.
К спасительной панацее прилагался список дел. Буквы слипались. Смысл не усваивался.
Он спустился на первый ярус, где уже шкворчало, булькало и пшикало, а Галина Афанасьевна, гордо именовавшаяся экономкой, домывала полы. Она обычно приходила четыре раза в неделю, чтобы все убрать, постирать и приготовить.
- Ну что, соня? – спросила она, - эвон, какие у тебя сотрудники, а ты… Хосподи, ты хоть в зеркало-то видел себя?!
Пятидесятилетняя женщина в полном рассвете сил и еще совковой закалки вольно общалась со всеми монстрами современного шоу-биза, считая себя матерью-героиней отбившихся от рук взрослых детишек.
Сергей сел на высокий стул у барной стойки в ожидании завтрака:
- Вам тоже доброго утречка… А где Кирилл?
- Кирочка твой убежал уже, - ответила она, ставя блинчики и кофе перед зевающим парнем. – Час назад, может, больше.
- Аа… - мыслей пока не было.
- Хороший парнишка, приветливый такой и, кстати, заботливый, кота своего поехал кормить. Ты бы тоже хоть хомячка завел, а то живешь одинешенек бобылем.
- Так он же у меня с голоду и подохнет.
- Вот, а все от безответственности!
- Теть Галь, - поморщился Сергей, - я, конечно, настоящий разгильдяй, по сравнению с Кириллом, но может, не стоит во мне комплексы развивать?
- Милок, - она села рядом, добавив доверительно, - а знаешь, что я думаю?
Сергей вопросительно кивнул.
- Остепениться тебе пора. Скольких людей на ноги поставил, и сколько еще за собой тащишь… А уж не мальчик, двадцать семь годков все-таки, - вздохнула экономка. Сергей хотел ответить, что она совсем тронулась, раз хочет его женить, когда он только жить начал, но промолчал. – Ты у меня и умный, и красивый, и можешь сколько!... вот только ум свой да силы не там тратишь. А кому потом эти хоромы оставлять будешь? – она махнула рукой в сторону «хором».
- Галина Афанасьевна, - Сергей отставил кружку, завтракать расхотелось, - на вас встреча с Кириллом очень плохо повлияла.
- А взять хотя бы и Кирюшу твоего, знаю я, что ты до таких охоч. Парень хороший, и про тебя говорит хорошо.
- Даже так?!
- Даже так! Только эти дела не мои уже.
- И правильно, тем более, нельзя мне с ним, - ответил Сергей, вставая из-за стола, - спасибо. В душ пойду.
- А почему нельзя-то?
Но он уже исчез в дверном проеме. Галина Афанасьевна покачала головой и стала убирать со стола.
«Потому что он совсем не такой... как я. Он лучше».
Из душа ноги сами понесли в гостевую спальню, где сегодня ночевал ассистент. Его мисс Марпл еще не добралась до комнаты, но спальня уже не хранила следов присутствия человека. Белье аккуратно сложено, покрывало на кровати разглажено. Только из-под тумбочки торчит уголок листа.
Сергей присел на корточки, вытащив его на свет.
- Ну да, мой маленький друг, - он потер набросок, пачкая пальцы в мягком грифеле, - я оставил тебе неизгладимое впечатление.
Портрет был хорош, наверное, даже лучше, чем есть на самом деле.
Сергей был сволочью, последним стервецом, но только этого требовала жизнь. И сейчас он понимал — настал тот момент, когда действительно стоит остановиться, чтобы не сломать, не сделать Кира тряпкой под собственными ногами…
***
Виктора ждали тяжелые последствия, он неделю вылавливал Колесникова с извинениями, чтобы тот хоть как-то обратил на его, теперь более чем бренное, существование внимание. Как же длинна может быть неделя, когда решается твоя судьба. Он прилюдно просил прощения у япошки, обещал быть послушным и тихим, гладким, незаметным, каким прикажут.... Через неделю Колесников оттаял, даже отменил вновь запущенный кастинг.
Сергей отлично понимал, что лучшего певца ему будет трудно найти. Он имел запоминающийся голос, яркую внешность, терпение в работе и харизму, притягивающую зал. Сергею порой казалось, что они чем-то похожи с Кириллом. Даже внешне, в фигуре, в иссиня-черных волосах, в смущенных им же взглядах.
***
- Можно? - заглянул помощник. - Вот договор. Еле выцепил из них помещение.
Эраити положил бумаги на стол.
- Спасибо.... А ты чего еще здесь? - парень всегда старался появляться дома не позже того времени, когда хозяева ложились спать.
- Утром жена Сан Саныча родила.
- И?
- И он празднует,... пока она в роддоме. Мне сегодня все равно негде будет ночевать. Да и, честно говоря, не хочу общества пьяных художников.
Сергей рассмеялся.
- Квартирный вопрос всегда стоял остро в России! Эмм.... слушай, я уже думал об этом, - Сергей действительно думал: как завязать его на себе, взять под свой контроль. И снова родившаяся мысль показалась теперь предательской по отношению к нему. Но Колесников уже не мог отступить от нее.
- О чем?
Он встал из-за стола, начав собирать вещи, чтобы уйти.
- У меня квартира на Кронверкском. Только уж не знаю, насколько там сейчас убрано....
- Сергей я не могу, спасибо.
- Ну, не понравится — съедешь. Я ж предлагаю, а не заставляю. Мне вообще все равно.
Ему не было все равно. Ему не нужна была самостоятельность Кирилла, и он подводил к тому, чтобы Эраити сам принимал нужные для него решения.
Сергей вложил в его руку ключи, поставив перед выбором: или отдать и проявить неуважение, или забрать, но поступиться гордостью. Новоиспеченный меценат быстро ретировался, только обернувшись на пороге:
- И дверь закрой, когда уходить будешь.
Акт доверия, который Эраити не мог проигнорировать. Сергей почти физически почувствовал, как захлопывается мышеловка для этого мальчика.
Эраити же в этот момент казалось, что жизнь налаживается. И как ни велико было искушение сразу же перебраться в новое жилье, он все же остался на последнюю ночь у Сан Саныча, шутил, улыбался, был искренне благодарен за приют, и рад, что убирается отсюда.
________________________________
*1 Konoyaro - ублюдок (яп.)
*2 Mushiwaki - простите (ув. форма) (яп.)
___________________________________
Глава.
С утра выползло ленивое июньское солнце. Эраити проснулся от солнечных лучей, подошел к окну. Кот мяфкнул, недовольный тем, что его скинули с одеяла.
В работах, заботах, в ворохе ненужных бумаг и бесчисленных картин, он и не заметил, как наступило лето. В целом, пасмурное холодное, не такое, как в Аките или Токио, но - все же - с теми редкими днями, когда от жары можно было спастись только в офисе или машине. Это был сезон безумных виражей стрекоз, плавящегося асфальта и липкой пыли. Эраити открыл окно и, втянув в себя воздух, поднял глаза в раскаленную синь.
Святые отцы! Он так долго не видел этого бездонного неба! не слушал гула города... и почти забыл, что художник не тот, кто рисует портреты и пейзажи, а тот, кто созерцает жизнь, изучая ее, выплескивая отражения на холсты. Он, как опальный поэт, писал «в стол», отходя от того, что столько лет называл своей целью. Сергей вдруг стал его вдохновением, его смыслом и образом жизни. Эраити и сам не заметил, как перешел грань зависимости.
Впервые за столько времени он вновь достал дневник. Желание выговориться терзало.
«И что страшного в том, чтобы быть честным с самим собой? Признать — тебе нравился лучший друг, ты часто, сам не ведая, давал поводы сенсею. Прямодушно и наивно хочешь собственного шефа... да и не только он может вызвать твой интерес. Но он сильнее, откровеннее. И не хочет покидать твои мысли. А после той ночи, когда ты мечтал, чтобы этот блондин был чуть настойчивее, — чувство причастности к тем самым несчастным пяти процентам перекочевывает из бессознательного в сознательное. Явное. И столь правильное».
***
Вечер. Солнце окрасило город рыжим. Золотые отблески цеплялись за свежий холст.
Резкой трелью мобильный:
- Moshi-moshi?
- Кирюш, - голос шефа. – Я сейчас заеду к тебе, подкину кое-что по работе.
«Сам?» Такие вещи делались через курьера.
- Конечно, но....
- Отлично! Ставь чайник.
Тени домов кофейными пенками набегали друг на друга, скрывая от немощного светила лица и мысли жителей.
- Но меня не убрано, и …- «только не сейчас, не домой!»
- Поздно. Я уже внизу.
Он кивнул, озвучив невольное согласие тщетным «so».
Томное солнце сгустком налипло на крыши и неотвратимо стекало за горизонт.
Дверь оказалась не запертой.
Квартира-студия пропускает любопытные взгляды во все углы. В последних лучах света, у окна, он — хрупкий, потерянно-грустный.
Подойти к нему, обнять, целуя в шею и жадно дыша, но…
- Кирилл…Кирилл!
- Сергей? Ой, извини, - встрепенулся Эраити, - не думал, что не услышу стука…
- Да ладно.
- Я сделаю чай.
- Что-то случилось?
- Нет… - он попытался улыбнуться, но вышло фальшиво.
- Кирилл, я уже достаточно тебя знаю, что бы понять, когда ты врешь.
- Все хорошо, правда,… я сделаю чай.
Эраити скрылся за аркой кухни от внимательного взгляда. Казалось, его теперешние мысли понять так просто — Эраити не умел влюбляться, но осознав, что чувства стали куда сильнее привязанности, то и скрывать свою влюбленность не мог.
Сергей остался один. Он так давно не был в этой «квартире для неофициальных встреч». Сейчас она стала просторна, чиста.
Целомудренна?
Ворохи карандашных набросков, составленные стопками картины. Комната вылизана до стерильно-хирургической чистоты. Ниша между стеной и встроенным шкафом уставлена ароматными палочками в специальных подставках и какими-то буддийскими примочками, между которых затерялась старая черно-белая фотография женщины. Сходство с его ассистентом очевидно.
Он подошел к картинам. Подрамники грубой работы, холсты из старых наматрасников и мешковины. Изнанка ужасна, но изображения на холстах были не рисунками, а действительно картинами состоявшегося художника. Удивительно, но как необычно, как красиво смотрелась традиционная живопись, так, что весь современный пост-постмодернизм становился детской мазней. Алла прима*1, заключающая в себя легкость изящества, была и серьезна, почти трагична, и тонка до прозрачности, с налетом «корявости», которая отличала европейский классицизм от японской полуграфики. Сергей видел много картин, и на улицах города, и на великосветских выставках. И те, и другие часто были хрестоматийно правильны, плюнуть некуда; но они не цепляли так; не были столь правдоподобны, честны; резки в своих неровных, но уверенных мазках; серьезны и ранимы одновременно. Под проливным дождем старинного японского города, где многочисленная толпа одинока, а редкие дома-додзи величественны и просты, на улицах, ничем не отличавшихся от других улиц Японии, художник оставлял след в сердце своей грустью, чей-то чужой жизнью и какой-то необъяснимо невероятной близостью. Сергей с трудом оторвался от этой картины, чтобы встать и заглянуть за этюдник, на котором незаконченный холст с обнаженной беловолосой девушкой в голубых простынях. Столь хороша, что ревность колет.
- Это твои картины? – спросил он, когда появился художник.
- Да, конечно, - Эраити поставил на стол чашки и подошел к Сергею, – но вот эта пойдет под холст.
- Что?! Это же гениально! Ты… тебе нужно спонсорство. Кирилл, у тебя действительно огромный талант.
Эраити скептически посмотрел на него:
- Знаешь, в чем сейчас измеряется талант?
- В чем?
- В евро. А я пока за свои картины получаю 500 русских денег… в лучшем случае - тысячу. Вот весь мой талант. Амбициозная бездарность.
- Ты не бездарность, ты дурак. Считаешь, что приехал в Россию, и все сразу пало к твоим ногам? Я год пороги обивал, чтобы моя первая группа получила возможность выступить где-то еще, кроме пивнух. Современное искусство – это тот же шоу-биз. И пока ты ждешь добрую фею, остальные рвут задницу на американский флаг, чтобы выбиться в люди.
- Я это уже давно понял,… но жизнь в России оказалась несколько труднее, чем я мог себе представить. Я выставлялся уже в бесплатных галереях, но там такая… порнография. В нормальных галереях на мои предложения хозяева только интересуются, от кого я или сколько могу заплатить. Это бред.
Сергей искренне рассмеялся наивности парня.
- А твой… этот…
- Сан Саныч? Я не могу просить его об одолжении, он слишком много сделал для меня с тех пор, как умерла мать.
- Я поражен.
- Чему?
- Я не знаю, что тобой движет, но Кирилл на работе – это умный, ответственный, деловой. А Кирилл дома – это наивный паренек, застрявший со своей моралью где-то в периоде благородных самураев. Извини, конечно, я не знаю, что было до того момента, когда мы встретились, но ты живешь в реальном мире, а он не настолько благороден, как ты….
- … и надо жить по его законам, - закончил за него Эраити.
- Я, видимо, не единственный, кто читает тебе морали?
- Видимо, нет.
Кирилл улыбнулся первый раз за вечер по-настоящему:
- Так что надо сделать?
Через некоторое время Сергей уехал, чтобы успеть на свою сторону Невы. А Эраити остался наедине с легким ароматом его дорого парфюма, теплом электрического света и котом, который еще хранил тяжесть ласковых рук гостя.
***
Понедельник — день спокойный. В понедельник рок и шоу спят.
Эраити в добровольно-принудительном порядке составлял компанию Колесникову на репетиции «ТН».
Продюсер смутил своим появлением солиста.
Заставил нервничать всю группу и их менеджера — все не нравилось: ни неожиданная сбивчивость Виктора, ни музыка, ни инструменты:
- Я за этот бред должен деньги выкладывать?
- Но вам же все нравилось, - несмело возражал менеджер.
- Когда последний раз?
- Эмм... Вы же говорили, что будем писаться.
- То, что есть сейчас — писаться не будет. Это уныло. Дом Культуры в Забобруйске.
- Мы добавили проигрыши фортепиано.
- Так уберите.
- Но....
- Сергей Всеволодович, - вмешался со сцены солист, - давайте мы проиграем все заново.
Сергей потер переносицу. Или утро такое мутное, или он просто придирается, но что-то в этом «хите», с которым они должны были стартовать, не вязалось.
Ребята сыграли еще.
Хорошая песня. Но у них не было времени играть много хороших песен, не было времени вылезать в хит-парад «Нашего», нужна была одна, но такая, которая дала бы фору для полной работы: клипа, альбома, рейтинга. А эта песня цепляла, но не рвала.
- Ну как?
- Думаю... Чего-то не хватает.
- Может быть, заменить фортепиано на скрипку? - впервые за утро высказался Эраити.
- Это невозможно! - оскалился солист.
Ассистент проигнорировал этот выпад, не дав его развить:
- Вписать сюда что-то из классических инструментов — хороший ход. Но тут надо соло, а фортепиано не сможет дать такого сильного соло, как скрипка.
- Скрипка только усреднит песню, все вставляют скрипки!
- Виктор, не зарывайся.
Сергей смотрел на солиста строго и жестко.
Солист не сдавался:
- Но у нас никто не играет на скрипке.
- Еще не известно, как вообще она тут будет звучать, - добавил менеджер.
Сергей молчал: что-то сейчас решать бесполезно. Надо слушать.
Завязался спор между ассистентом, менеджером и певцом.
- … хорошо, - Эраити встал, выходя на сцену. - Скрипка есть?
Ему вынесли и подключили инструмент.
Десять минут на настройку, две — на прочтение нот.
Он поднял инструмент. Взял ноту.
От ненависти темнело в глазах. Скрипка действительно была прекрасна, как и само исполнение… феерично, бесконтактно, сексуально до ломоты в паху. И Сергей, сканирующий ассистента взглядом, облокотившись на ручку кресла, задумчиво теребя кончик косы. Виктор полжизни отдал бы за такой взгляд. Вторую половину – за ночь.
Колесников глянул на часы и утвердил:
- Оставляем скрипку. Кир, будешь писаться с ребятами.
Встал и вышел. Виктор инстинктивно рванул за ним, сам не зная зачем. Как писаться? И здесь он тоже влезет?!
- Сергей Всеволодович! Подождите.
- Мм? – тот кивнул, сбавив шаг.
- Э… Вы… Вы не… останетесь на концовку?
«Придурок, ничего умнее не нашел сказать?!»
- Какие-то проблемы? – Сергей замер на минуту в дверях, ища ключи от машины в кармане брюк и зажимая в зубах сладкий фильтр «Richmond».
- Нет-нет! Что вы, – Виктор мило улыбнулся.
Тоже достал сигарету. Поджечь не успел - она была вырвана из его рта и выпотрошена на асфальт.
- А!
- Еще раз я увижу тебя с сигаретой – вылетишь вон, на хрен. Усек?
Витя кивнул. Вздохнул, поднимая большие виноватые глаза.
Принц молча докурил и укатил, оставив только дотлевающий окурок в уличной пепельнице. «Любовь зла». А этот ко.. Колесников пользуется…. И чем ближе был к нему японский мальчишка, тем меньше шансов на достижение желаемого результата. Витя не понимал одного – по глазам парня прекрасно читалось отношение к боссу, а они до сих пор не переспали. Это было видно по самому Сергею: на блюдо, которое уже попробовал, смотришь совершенно по-другому… что-то не вязалось… но это и был тот самый шанс….
Виктор вернулся в репетиционный зал. Ребята играли одни и те же проигрыши, как заведенные. С Кириллом он столкнулся в дверях.
- Прости.
Ассистент хотел пройти мимо, но солист схватил его за руку.
- Стой, - они замерли в коридоре: он — от ненависти и желания съездить по морде метису. Метис — от борьбы с асфиксией и паникой этого прикосновения. - Кирилл, я тебя предупреждаю: не смей писаться с нами.
- Отпусти.
Виктор отпустил его, неспособного самому вырвать запястье. Что дало повод для наглости:
- Не смей лезть к нам. К Сергею. Ты понял?
- Я не собираюсь с вами писаться.
- Тогда для чего ты играл? Что ты рисуешься перед ним?
- Перед кем?
- Ты сам понимаешь! - у солиста нарастала истерика. - Не лезь к нам! Пожалеешь!
Эраити изогнул бровь, снисходительно улыбнулся:
- Успокойся.
- Я серьезно, фашистская дрянь.
- Так, у тебя неприязнь из-за патриотических соображений?
- Послушай, ты, - Виктор сошел до шепота, навис над парнем. Желание придушить его становилось нестерпимым, - думаешь, это игрушки? Я бы не был на твоем месте так спокоен.
- А что мне делать? Встать на четвереньки и начать лаять? Считаешь, я опущусь до уровня соперничества с тобой?
***
Одна из самых скверных ссор — ссора с начальством, к которому неравнодушен. А когда при этом собственные желания совпадают с желаниями условного противника, то становится совсем тошно. Из-за записи они с Сергеем разругались в пух. Каждый в этом странном треугольнике преследовал свои цели: Виктор — не допустить соперника, снизить его присутствие и влияние, Сергей — максимально быстро найти скрипача для записи, Эраити — не афишировать свое местонахождение перед отцом и его людьми. А запись предполагала за собой и последующие выступления.
Для Эраити был поставлен срок — неделя — за это время он или начинал писаться с ребятами, или находил скрипача, достойного на запись. В конце концов, Колесников согласился с очередным претендентом лишь из-за настойчивости ассистента, разрешив ему рулить и дальше проектом. Виктор поочередно впадал в депрессию, панику и злобу. С катушек его сорвало бы раньше, если не грядущий «великий последний шанс» - по окончанию записи альбома должен был состояться корпоратив на карельской базе отдыха.
***
Вечер каленым железом выжигал следы на стенах Петропавловской крепости. Последние ноты тепла, от воды уже веет холодом. Туристы отступают в глубь гостиниц и баров, оставляя масленый берег его жителям. У края воды, где волны бьют о песок — чьи-то бумажные сердечки-конфетти. Обрывки свадьбы и чужого веселья. Бутылочное стекло, чайки. Парочки. Свиданья-поцелуи.
Противно. А раньше такой реакции не наблюдалось.
Сергей.
Крышу рвет от одного только имени.
«В последнее время оно значит больше имени отца. С вязь с ним — Сергеем — перерастает в близость, которой, в общем-то, нет. Я — сексуальный объект. Но для самого меня — все куда серьезнее. Вызвано ли это «предупреждениями» Виктора? В который раз — без противостояния не могу понять и решиться. Я не имел отношений — не имел права чувствовать, и теперь от свободы затуманивается рассудок и не хочется отвечать за собственные поступки. Возможно, приходит время, когда надо определяться — или добиваюсь его, или перестаю давать поводы для двусмысленных взглядов. Ведь он тоже чувствует то, что я больше не в силах скрывать».
_______________________________
*1 Алла прима (итал. alla prima), разновидность техники масляной живописи, предусматривающая выполнение картины (или её фрагмента) за один сеанс.
_______________________________
Глава.
Из шума города в солнечную свежесть соснового бора. Тонкий ветерок, блеск озера, «финские» деревянные домики базы отдыха и хрустящий ковер под ногами. Эрай втянул дрожащий воздух. Выключил плеер, возвращаясь к обществу. Но все были заняты, он же, за неимением опыта в столь культурном досуге, остался не при делах, вызывая зависть простых смертных. Он отошел довольно далеко от гула толпы и прислонился к одной из сосен, закрыв глаза, представляя, что находится в своем саду. Эти сосны так похожи на маленький уголок его Родины. Их запах. Их стройный вид. Их тишина и неприступное спокойствие. Постоять так минуту, почувствовать себя дома. Всего минуту...
За день он не нашел лучшего занятия, чем созерцание кипящей жизни с крыльца домика. Он не умел ни плавать, ни готовить шашлыки, не знал песен, которые пели уже принявшие на грудь работники культуры. Его мыслям ничто не мешало возвращаться сначала в Японию, а позже и к образу Сергея, который весь день находился в осаде Виктора. И, если бы не ревность, вдруг родившаяся в солнечном сплетении, Эраити бы отметил искренность чувств солиста. Но после бессонной ночи, проведенной в истязании собственного «Я», он был готов на поступки большие, нежели кроткие полувзгляды.
Эраити в очередной раз нашел глазами Сергея. Не важно, что он делал, что говорил, как выглядел, он был прекрасен во всем, и все было прекрасно, чего он касался. Рядом с Сергеем Эрай становился слабее. Опять нарастала вечная борьба: он не мог этого допустить, он должен быть сильным, несломляемым для более высокой цели. Быть художником - не работа, не профессия, - а выбор... Он не хотел даже думать о том, что может усомниться в этом выборе, но оставаться в стороне, видеть его рядом с Виктором, было уже невыносимо. И так трудно не поддаться эмоциям, когда у тебя отбирают цель. Да и, если быть откровенным, для Виктора эта любовь - смысл его творчества, смысл желания делать хоть что-то. Он действительно любил. Эраити – лишь интересовался, зная, что их роман никогда не зайдет слишком далеко.
Почти полночь, но летняя ночь карельских лесов вряд ли темнее невыбеленного холста.
- Прогуляемся? - Сергей наклонился над Эраити, сидевшего у костра с планшетом и листами карандашных набросков.
Сердце подпрыгнуло и застряло под кадыком.
-Зачем? - ляпнул он, но, благо, Сергей не услышал.
Они шли вдоль берега, поросшего кустарником. Серей размеренно вел беседу. Эраити пытался подавить в себе неловкость. Стал накрапывать дождь.
Сергей вдруг остановился, раздеваясь.
- Ай да купаться!
- Я не умею плавать.
Сергей рассмеялся:
- Ну, ты когда-то и говорить не умел. Аххх.... - входя в воду, - сейчас хорошая будет... в дождь-то самое оно!
Небо стало серее, доносились голоса сбегавших от непогоды.
Эраити подумал: вот так вот сложно и болезненно влюблен в некоего Колесникова, русского парня из глубинки, совсем не он, а Кирилл. И раздевается сейчас не он, а Кирилл, входит непривычно в воду, зябко обхватывая себя руками. Дно чистое, песочное, как в Ocean Dome*1. Подходит вплотную к Сергею, впервые почти отделываясь от своей гаптофобии, готовый к его прикосновениям.
«Зачем я это делаю?!»
Эраити взглядом остановился на его губах.
- Нет.
- Что нет? - очнулся парень.
- Не думаю, что тебе это надо.
- Я просто хочу тебя поцеловать, - не дожидаясь ответа он, сам не веря, поцеловал Сергея.
Они выбрались на мелководье, где вода вряд ли доходила до колен, голые, под дождем, на сером песке.
Эраити выгибался от наслаждения, не выпуская его губ, перебирая его тяжелые волосы. Он отстранился, задыхаясь от страсти и читая тоже в глазах Сергея, мучился от своего желания, нараставшего так долго. Он не умел дарить ласку, но принять ее был готов. Сергей же старался не потерять голову от наваждения и нетерпения. Когда Кирилл стал совсем мягким и податливым, он, притянув его вплотную, приподнял за бедра. Парень дернулся, поняв, что их ласки зашли слишком далеко. Задохнулся и оттолкнул Сергея от себя.
- Что случилось?
Кирилл уперся ладонью в его грудь и отрицательно покачал головой, в глазах читался страх. Как же эта сцена напоминала о сенсее, его мутило от одной только мысли о том унижении и боли. Сергей положил свою руку на его, сделав попытку сгладить этот страх.
- Кирилл...
- Нет, не надо, пожалуйста, - Эраити боролся с нараставшей паникой.
Сергей сдернул руку с его груди и встал.
- Сергей...
- Ты меня импотентом сделаешь!
Колесников круто скинул Эраити со своих колен. Ушел, хватая по пути одежду.
"Идиот! Какой же я идиот! - Хиидеру уткнулся лицом в ладони, поджимая под себя ноги. - Какой же я идиот...."
На утро окажется, что Колесников уехал прямо ночью, сославшись на важный звонок.
Сергей был зол. Нет, зол не то слово. Он ненавидел сейчас Кирилла! Всеми клеточками своего тела, всеми фибрами души. Если бы он не нашел в себе силы уехать с базы отдыха, то в мире стало бы больше на одно смертоубийство. Мальчишка издевался. Давая надежду, отвергал, позволял целовать себя, вновь отталкивал. А теперь ему стало скучно, и он сам решил раздразнить и оттолкнуть! Если бы кто его предупредил, что у парня все настолько плохо с головой — он бы ни за что не подошел тогда к нему в кафе. И да — лучше бы Кириллу не появляться ему на глаза в понедельник.
***
Кирилл и не появился. Ни в понедельник, ни во вторник. В среду Колесников улетел в Москву. Эраити спокойно вернулся к работе. Или почти спокойно. Катерина, их секретарь, молча сверлила его взглядом, каждый раз, когда он появлялся в поле ее зрения.
Она все же не выдержала и поймала его вечером в холле офисного центра.
- Кир!
- Да?
- Тебя же водитель возит, да? Мне как раз на Петроградку надо, добросишь?... У меня машина на балансировке.
- Поехали, - кивнул он.
Некоторое время ехали молча. Катерина собиралась с мыслями.
- А что там у вас с Колесниковым произошло? - выпалила она,наконец, сразу почувствовав, как становится легче.
- А что у нас произошло? - «Она все видела?!»
- Вы поругались? - «Не видела....»
- Кать, ты считаешь наши с ним отношения достоянием общественности? - Эраити мгновенно рассердился.
- Я не для общественности спрашиваю.
- Нет, не поругались.
- Значит переспали.
- Что?!
- Хотя это не мое дело... Я хотела с тобой поговорить...
- Слушаю.
- Что ты делаешь с Сережей?
- Я ничего не делаю. Наши отношения...
- … касаются только вас? Нет, - она мотнула головой.
- Давай прогуляемся, - водитель уже откровенно вслушивался в их разговор.
Они вышли на пересечении Каменноостровкого и Кронверкского. Перешли в Александровский сад. Было многолюдно, но не шумно. Деревья защищали от вечерней духоты, возвращая равновесие мыслей. Он находился в довольно щекотливой ситуации, которая казалась ему грязной и скверной.
- Пойми, - начала Катерина, - я хотела бы помочь и тебе, и Сереже. Я не слепая. И давно его знаю, а что у вас случилось мне знать и не надо.
- Хочешь сказать, что вы с Сергеем близкие друзья?
- Ну, друзья — это сильно сказано.... но мы знакомы лет семь. Ты же слышал об этой истории с Клезмером? Я там работала. И ушла вместе с Серегой. Можно сказать, мы начинали это дело вместе.
- Вы соучредители?
- Да, а ты ему мозг напрочь выносишь! - она укоризненно показала на него пальчиком. - И это влияет на нашу работу.
- Я не выношу ему мозг. Это было временное помутнение. Сам не знаю... Катерин, давай конкретнее, что ты хочешь? - оборвал он сам себя.
- Я хочу, что бы ты уже определился. Или дам, или сам ам.
- Не думал, что он так зависим от личных обстоятельств.
- Я и сама не думала. И еще.
Она остановилась и посмотрела на него.
- Не знаю, может, он еще боится повторения...
Катя пыталась угадать в его черных глазах ответ.
- Я не знаю, о чем ты. Про Сергея столько слухов ходит, и где правда понять сложно.
- Ты не знаешь?
- Зачем мне прикидываться дураком? Расскажи про этого Клезмера.
Она вздохнула, начав:
- Сергей был студентом, мелким музыкантом. Он вышел на известного тогда продюсера, стал его ассистентом, но дальше этого не зашло. Он распрощался с мыслью собрать группу, слишком уж очень хорошо пробивал других. Стал правой рукой Клезмера, кстати. Но он приглянулся тому не только, как ассистент. Да, Сергей был его любовником. И не смотри так на меня.... Хотя, кроме материальной выгоды, он больше никакого удовольствия не получал, он спокойно относился к своему положению. Потом появился Бирлан. Красивый татарский мальчик с высоким диапазоном и низкой моралью. Не купишь мороженого? - они проходили мимо лоточника. - Он не был геем... Давай пломбир.... Но жажда денег и известности заставила его самого весело, с разбегу, прыгнуть в постель к Клезмеру, потеснив там Сергея. Чему последний был только рад. Но между продюсером и ним стали нарастать недовольства и разногласия. Клезмер, как подросток, влюбился в Бирлана. Его паранойя и ревность дошли до абсурда, он боялся, что Сергей окажется ему конкурентом. Под конец они вообще были, как кошка с собакой, но Колесников слишком хорош, чтобы его увольнять. Сам знаешь, он PR-щик от Бога. А потом пошла эта хрень, - она слизала потекшую каплю с вафельного рожка. Для нее эта история была пережита тысячу раз. - Его брат попал в КПЗ «вскрылся», мать умерла от инфаркта. Сам понимаешь, нужны деньги, нервотрепка с этим старым хмырем. Бирлан на пике славы. Никогда не видела его таким. Бледным, худым, глазищи вот такие огромные, впалые, - она изобразила их свободной рукой. - Сергей просто убит был. Он же мать очень любил. Как он пережил.... Знаешь, - Катерина резко взглянула на парня, будто пытаясь понять — правильно ли что она рассказывает ему давно пережитое, почти забытое, - мы тогда-то с ним и стали тесно общаться... Короче, он ушел от Клезмера, захватив с собой мальчика этого.
- И где сейчас Бирлан?
- Как где? Трудится. Он в Москве, в основном. Это наша «дойная корова».
- И как же он его переманил?
- А ты как думаешь? Он не требовал ложиться под него, платил столько же, да и на тот момент Сергей уже был почти так же известен, как и сам Клезмер.
- А что стало с самим продюсером?
- Не знаю... - Катерина безразлично пожала плечами. - Он то ли повесился, то ли в Израиль укатил, на родину предков.
- Это ужасная история...
Катерина ничего не ответила. На минуту между ними легла тишина.
У ворот парка Катя резко остановилась:
- Знаешь, Кирилл, я хотела бы сказать спасибо за то, что выслушал меня. Не думала, что мы сможем вот так поговорить. Я очень рада.
- Я тоже рад, - парень улыбнулся уютно и просто.
- Ну мне пора! До завтра!
- До завтра!
Эраити сел на ближайшую лавочку и достал блокнот. Он злился сам на себя. Ему всегда хотелось именно того, что было запрещено.
Он думал о Сергее, судьбе Клезмера, Бирлана.
История действительно потрясла его. Желание помочь близким заставляет идти по трупам.
Бирлан очень скоро из звезды превратился в дойную корову. Старый еврей потерял жизнь или ее смысл, что Эраити казалось одним и тем же. Сергей так и не смог помочь ни матери, ни брату. Но он не мог осуждать Сергея. Он сам отомстил сенсею, которого любил, который был всем для него столько лет... И он никогда ничего не делал ради других, все в его жизни было для него. И то, что он тогда приставал к Колесникову, сейчас казалось нездоровым любопытством и эгоизмом.
Но после этого разговора с Катериной, Эраити ждал приезда Сергея как никогда. Он скучал, маялся. Не спал ночами, разговаривая с Котом и рисуя портреты выдуманных людей, которые, как две капли воды, походили на Сергея. Эти ночи стали бесконечными. Muse, масло, холст и одиночество.
***
Он вернулся. Уставший, измотанный. Довольный. Петербург наполнял его силами, которых так много требовала Москва. Сразу же набрал помощника. И — впервые в жизни — почувствовав странное смятение, отключился, не дождавшись ответа. Он не знал, что сказать Кириллу. Он ничего не хотел от парня, да тот и не мог ничего ему дать.
Кирилл нашелся сам в конце рабочего дня.
Он зашел в кабинет Сергея показать какие-то бумаги, что-то говорил, но Колесникову было трудно сосредоточится, он смотрел на парня, думая, что за эти несколько дней он и забыл, насколько может быть красивым человек, насколько тонким и жестким одновременно.
- … так что мне ответить им? … Сергей?
- Да?... Кому?
- «Питер-рекордс».
- А что именно они хотят?
- Святые отцы.... Это мы хотим. Ты не слушал меня?
- Извини, отвлекся.... Ты изменился.... Постригся?
Эраити сглотнул, откинул назад отросшую челку:
- Я оставлю тебе их допсоглашение, прочитай, пожалуйста. Завтра надо решить, где писаться.
- Реши это сам. Не хочу ничего завтра.... - Сергей подавил зевоту и добавил, - давай по домам сейчас. Я тебя довезу.
- Но у меня...
- И у меня.
По пути Эраити рассказывал, как шли дела, что было сделано, что нет. Сергей слушал в пол уха.
- … и еще я хотел извиниться. Я тогда вел себя, как последняя ско....
- Знаешь дорогой, - он перебил Эраити, останавливая машину напротив его дома. - Боюсь, что мне не нужны твои "просто поцелуи". И дело не в тебе. Мне не нужны твои проблемы и переживания. Я понимаю: захотел попробовать - не понравилось... Не надо мучить ни себя, ни меня.
Сергей от своих же слов рассердился на парня. А он ведь действительно мучил его! каждый день, не давая работать, каждую ночь, мешая спать.
- Прости. Меньше всего на свете я хотел, чтобы так все вышло. И я знаю, что ты можешь опасаться «того» повторения... этого не будет.
Эраити вышел из машины, и направился к дому.
- Стоп!
Сергей вылетел из машины в шаг нагоняя помощника.
- Какое повторение? Катерина тебе рассказала?
Хиидеру кивнул.
- Отлично., - Колесников сунул руки в карманы, со вздохом начав изучать трещины асфальта. - Даже спрашивать не хочу, что ты думаешь.
- Я думаю, что поступил бы так же. Я поступал и хуже... И никогда ничего не делал ради родных. Еще думаю, что ты очень сильный человек.
Сергей оторвал взгляд от пролегшей между ними трещины:
- Удивительно такое слышать от тебя.
- Мне тоже, - честно ответил он и улыбнулся, - сам не знаю, чего теперь ждать от себя.
Сергей улыбнулся в ответ:
- Кажется, я тоже.
***
Что-то толкнуло его в разговоре с Сергеем на активные действия. Он вспоминал прошлый вечер с разливающейся по телу теплотой. Те слова больно били по его самолюбию, но то, что Колесников был честен с ним, заставило Эраити открыться и, как ни странно, делало его не слабее, а, наоборот, придавало сил и веры в себя.
В законный десятиминутный обед Google выдал 4 страницы художественных галерей. По стилистике, отметке «молодых художников» и довольно близкому расположению от офиса, Эраити выбрал салон «ART-Soul».
«Душевное название», - прокомментировала забежавшая за бумагами Катерина.
Но оказаться там удалось только через несколько дней, влетая почти перед самым закрытием. В уже пустом зале его встретил мужчина с лицом интеллигентным и одновременно хамским, с таким выражением в советское время буфетчицы обслуживали молодняк в каком-нибудь НИИ. Все попытки говорить вежливо, пресекались нетерпеливым «выставка уже собрана», «тут таких толпы ходят» и «все великих талантов из себя мнят». Последнее выражение уже сопровождалось открытием двери. Проникновенный монолог прервало резкое прокуренное:
- Виталий!
Держась за кованый поручень винтовой лестницы, стояла женщина бальзаковского возраста; высокая, властная. Колючий взгляд ее цеплял устало и безынтересно.
- Здравствуйте, - он поздоровался первым, пресекая очередную тираду смотрителя и возможные вопросы дамы.
- Я – Кирилл Иванов, - легкий хордовый поклон, - мы говорили о размещении картин в вашем салоне.
- Ну, то, что Иванов, сразу видно, - ответила она, меряя взглядом парня от черной макушки до начищенных носков туфель, но все-таки без попытки выгнать. – И что у вас?
Эраити вытащил из объемной сумки небольшую суми-э *2.
- Интересно… - задумалась она, разворачиваясь обратно к лестнице. Эраити непонимающе глянул на мужчину, который закивал в ее сторону, показывая, что можно следовать за так и не представившейся женщиной.
Просмотрев фотографии его картин и кое-что из принесенных холстов, она оценила его работы, как:
- Вы заслуживаете внимания. Оставьте свои контакты.
Эрай вышел из галереи, подставляя лицо горькой пыли и липким теням вечера, делая глубокий вздох. «Она подумает», как много сейчас заключалось в этих словах!
***
Несколько дней томительно ожидания – и вот он: звонок с незнакомого номера.
- Господин Иванов? Это Маргарита, - сообщил ее прокуренный голос.
- Да. Здравствуйте.
- Я думаю, мы могли бы встретиться в шесть в....
Она замялась, решая, где может оказаться в ближайшие несколько часов.
- Если вам удобно в «One»…
- Да. Ровно в шесть.
Она кинула трубку. Сердце отчаянно выдавало дробь пулеметом «Максим». Рабочий день вдруг стал бесконечным.
Маргарита уже сидела за столиком, допивая ядерно-крепкий кофе без сахара. Она слишком много работала. Слишком много курила. Слишком мало спала…
Парень появился с тошнотворной пунктуальностью.
- Хорошо смотритесь в этом антураже, - она кивнула на стены японского ресторана. Судя по выражению, это был своеобразный юмор.
- Спасибо, - он вежливо улыбнулся.
Ее начинало раздражать, что этот Иванов вызывал невольную симпатию. Она убрала идиотское выражение с лица и сразу перешла к делу, сообщив, когда начнется выставка, какие картины она хотела бы видеть и нотариальную сторону «одалживания» этих картин галереей.
- … Денежные вопросы мы решим позже, так как проспекты уже отданы на печать, – она утопила очередной окурок в ворохе себе подобных, тут же появилась девушка в кимоно, меняя пепельницы.
Вишневый аромат тяжелого табака медленно наполнял пространство.
Парень кивнул.
- У вас необычный стиль письма, вы абсолютно не отдаете отчет сюжету…. Но то, как вы пишите – поражает. И, кстати, где вы учились так тонко смешивать стили?
Эраити пожал плечами и ответил, что он вообще самоучка.
- Вы – талантливы. Помните об этом. До свидания.
Она схватила свой «Capitan Black» и исчезла.
На столе остался проспект с изображением галереи и датой начала выставки. Следующая суббота.
Теперь бы дожить до нее. Дни стали сумасшедшими, он разрывался между работой и творчеством: у него была неделя. Всего неделя на отбор картин, согласование всех условий и обуздание расшатанных нервов. К выходным он уже был выбит из своего танкового спокойствия и тихого презрения к бренному миру, позволив себе сорваться на всех «ТН» сразу, когда те затребовали отгула.
Только ночи, казалось бы, могли принадлежать ему, но и они оставались бессонными. Он бесцельно мучил бумагу, вспоминая прикосновения его волос, дыхания, рук. Сергей жил в его картинах и редких снах. Стал его мучителем и Музой. И Эраити не в силах был заставить себя отвлечься от столь неожиданного наваждения.
Суббота. Утро. Тяжесть прожитых глав навалилась с силой девятого вала. Не хочется шевелить даже пальцем, а впереди долгий день. Наверное, самый долгий. Эрай выгреб себя из теплой и уютной кровати; вместе с легким одеялом зашуршали листы набросков, закружили на пол, улеглись ковром. Как сейчас не хватало дворецкого, готового в такие дни и поднять его, и одеть, и кормить, чуть ли не с ложечки…. Он вздохнул и стал одеваться, полный жалости к себе.
Даже не смотря на двухкилометровую пробежку и пятнадцатиминутный холодный душ, утренней бодрости хватило только на то, чтобы накормить Кота и сменить ему лоток. Потомок Сакурамати был разбит еще до боя.
Троллейбусы, зевая, кивали тараканьими усами друг другу. Таксисты курили и ждали клиентов. "Nаnсу bоу"*3 заглушал сонное кряхтение города.
***
- Ну, и где носит нашего гения?! - Маргарита дыхнула на него застоявшимся перегаром крепких сигарет. - Что-то я не очень вижу рвения, господин Иванов....
Она проводила его строгим взглядом, больше похожая на беспокоящуюся мамочку, нежели на злую хозяйку.
Парень улыбнулся, поправил сумку и прошмыгнул мимо.
Людей было уже с утра предостаточно - фуршет любили все. В какой-то момент волнение захлестнуло настолько, что единственным выходом было конспиративно отсидеться в туалете и успокоиться. Он пробрался в кабинку и тут же столкнулся с Алексом, братом по оружию.
- Шшш.... - парень приложил пальцы с зажатой в них самокруткой к его губам. - Марго запалит - убьет.
- Itee… Ну и вонь... - также шепотом отозвался Кирилл, помахав рукой перед лицом.
- Отличная трава, между прочим! Специально для сегодняшнего дня припас! Голландские шишки. Тяпни.
Художник протянул косяк, немного налегая на Хиидеру.
- Нет, спасибо.
- Отлично снимает стресс.... Хотя, я знаю способ лучше... - он осторожно сбил уголек и положил на смывной бачок недокуренное, запустил руку в волосы метиса, нежно перебирая их на затылке. Второй уже пытался ласкать его. - Ты так волнуешься, зайка....
Эраити попытался отстраниться. Бесполезно. Кабинка только способствовала объятиям.
- Алекс...
- Молчи, я же вижу, чьи ласки тебе нравятся больше, - он наклонился к парню, целуя в шею и пользуясь его паническим ступором.
- Алекс... Если ты еще секунду... - черт возьми, тело поддавалось, - продолжишь.... Я... Ударю тебя...
- Шшш...
Эраити все-таки отпихнул Алекса от себя:
- Hanase *4!
- Зайка, тебе же нравилось! Не обламывай меня.
Метис выскользнул из кабинки.
- Сделаем вид, что этого не было. Возвращайся скорее, там Маргарита про нас рассказывать собирается.
Хозяйка галереи поймала его в полутемном коридоре. Приобняла за плечи. Кажется, у нее было хорошее настроение:
- О, мой дорогой Иванов, сегодня станешь звездой!
- Сомневаюсь.… Я слышал мнение, что мои картины «слишком креативны» для широкой публики... - без энтузиазма ответил тот, все еще не в силах успокоится от домогательств Алекса.
- У тебя уже покупатели есть на нашем сайте. Так что, пойдешь в массы.
Хотелось бы верить. Людей было не так много, как он предполагал, но и не мало. Его картины действительно пользовались успехом. Задавали много вопросов журналисты, подходили какие-то "нужные" люди, с которыми больше общалась Марго, решив все-таки взять на себя роль покровительницы необычайного таланта.
Сам он к вечеру был выжат до сухого хруста суставов.
- Смотри, - Алекс, переставший обижаться, толкнул его в бок. - Какие перцы тут ходят.
Эраити развернулся. Сергей.
Они стояли втроем: он, Маргарита и сильно тюнингованная дама средних лет.
- О чем трут, не в курсе? - спросил Алекс.
- О нас, о ком еще?
- Это ж сама Выснеславская... И Колесников. Ахренеееть... - протянул художник.
- "Выс" чего?
- У нее сеть салонов, они художников раскручивают. Картины даже за бугор продают. Она, обычно, по таким выставкам не ездит. А Колесников, так это вообще...
- Извини.
Эраити подошел к Сергею, который на минуту остался один.
- Есть разговор.
- И тебе здравствуй! Чем-то недоволен?
- Что ты здесь делаешь?
- За тобой приехал, давай все претензии в машине разберем?
Эраити окинул серьезным взглядом Сергея и вышел из галереи.
- Ваше Величество? – Сергей сел за руль, но не тронулся.
- Это ты привел Выс… Выск…
- Выснеславскую?
- Зачем? Сергей, мне не нужно твое меценатство, ты слишком много делаешь для меня…
- Я ее не для тебя привез. Просто пригласил на выставку. Если ей что понравиться – сама отберет и позвонит художнику. Не факт, что это будешь ты.
Эраити оттаял.
- Спасибо, что не просил за меня….
- Проходили уже. Это, типа, унижает... Может, отметим? Отобедать не желаете?
Сергей задорно улыбнулся и подмигнул, выворачивая руль.
Дата добавления: 2015-07-15; просмотров: 62 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Глава 2. | | | Глава 6. |