Судебной психологической экспертизы 2 страница

При повторной психологической экспертизе анализ действий, поведения и психического состояния К. во время совершения всех инкриминируемых ему деяний показал следующее. В условиях длительной психотравмирующей ситуации, связанной с неверностью жены и частым употреблением ею алкоголя, у К. происходило накопление эмоциональной напряженности с периодическим ее отреагированием в виде физической агрессии (неоднократно во время ссор на почве ревности, будучи возбужден, нередко в сочетании с алкогольным опьянением, бил жену, причиняя ей телесные повреждения). В сложившейся ситуации свойственные К. подозрительность, ригидность мышления, склонность застревать на обидах, привязчивость и высокая субъективная значимость отношений с женой способствовали формированию внутриличностного конфликта. В предкриминальной ситуации К. выявлял признаки повышенного эмоционального напряжения в связи с попыткой жены скрыть от него свое местонахождение, что он расценил как обман и свидетельство очередной измены.

Под воздействием возникшей субъективно значимой эмоционально заряженной цели найти жену при наличии идей ревности, стойкой субъективной концепции неверности жены К. совершал целенаправленные действия для обнаружения ее местонахождения. Криминальное поведение разворачивалось с сохранным планированием, контролем, сохранностью коммуникативной функции речи: пытаясь выяснить местонахождение жены, ударил дочь, заставил ее позвонить матери, включив при этом громкую связь; узнав адрес, взял с собой нож и на такси добрался до места. На месте К. помощью дочери, оказывая на нее давление, осуществлял поиск квартиры, в которой находилась его жена, неоднократно попадая не туда (заходил в разные дома, подъезды, ходил по этажам, обращался в квартиры, прислушивался к голосам); предупреждал дочь, чтобы не отходила от него; пытался разными способами выманить жену - то угрожал расправой над дочерью, то хитрил, демонстрируя миролюбивый настрой (предлагал "не прятаться друг от друга, помириться и попить пива"); соизмерял меру агрессивной реакции, когда наносил удары дочери. При появлении жены сразу нанес ей удар ножом в живот, преследовал ее убегающую.

Агрессия К. носила расширенный характер (относилась не только к жене, но и другим людям, в том числе посторонним), при этом он последовательно переключался с одного объекта на другой. Так, направившись за женой, по пути зашел в квартиру, где нанес удары ножом незнакомому ему М. После этого продолжил преследовать свою жену и ее родственников (брата П. и невестку) и, догнав тех у остановленного ими автомобиля, нанес удары П. Присутствовала инициация новых действий, адекватных изменениям ситуации (сначала предпринял попытку догнать П., но сделав несколько шагов в его сторону, вернулся и нанес еще один удар ножом в спину лежавшей у машины жене), т.е. подэкспертный был способен осуществлять текущую коррекцию своих действий с учетом объективных условий. После этого он стал наносить удары находившейся в салоне автомобиля супруге П.

Действия К. прекратил не в связи с изменением линии своего поведения и не в связи с изменением эмоционального состояния, а в результате действий водителя, выпав из тронувшейся машины. К. ссылается на полную амнезию: утверждает, что не помнит содеянного (всей ситуации с того момента, как жена по телефону просила дочь не говорить ему о своем местонахождении), в себя пришел только в дежурной части, когда сотрудник милиции потребовал бросить нож. Однако сразу после совершения преступления К. сообщил о нем матери по телефону и о том, что направляется в милицию. В милиции сообщил, что "зарезал людей в 9-м микрорайоне", в руке держал большой нож, бросил его на пол по команде дежурного. На первых этапах следствия и в процессе амбулаторной психолого-психиатрической экспертизы сообщал о случившемся более подробно, признаков полной амнезии на случившееся не выявлял. Слабость, на которую ссылается К., проявлялась у него отсроченно (в отделении милиции, в больнице, в камере) и не была выраженной.

Криминальное действие не привело к разрядке у К. эмоционального напряжения, к потерпевшим осталось злобное отношение: сотруднику милиции выразил сожаление, что будет "сидеть за двоих, а не за четверых". При этом был "вполне адекватен и спокоен". В грубой форме выразил сожаление, что не убил подругу жены. Реакция на случившееся определялась не только эмоциональным состоянием, но системой отношений К. Находясь в комнате для задержанных, он оправдывал свои криминальные действия. Так, по показаниям свидетеля Г., говорил, что "жена ему изменяет и он вычислил квартиру, дверь открыл его брат, он не ожидал его там увидеть и зарезал за то, что он был "петухом" на зоне, после этого все побежали из квартиры, он поймал подругу жены и ударил ножом, затем побежал за женой и за любовником жены, догнал жену, которая садилась в машину, и нанес ей удар ножом". В беседе с экспертами К. свое состояние в посткриминальный период описывал как "вялое", был "как будто пьяный", "ноги не держали, были как ватные". В больнице в ожидании помощи лежал, после больницы в камере уснул. Предъявляемые подэкспертным явления психофизической астении в материалах дела не находят своего подтверждения, о них не упоминается, кроме того, по показаниям сотрудников милиции, в больнице в ожидании помощи К. вместе с ними находился на улице, курил, говорил о детях и ситуации.

Эмоциональное состояние К. не сопровождалось выраженными нарушениями осознанно-волевой регуляции криминально-агрессивных действий: не было выражено частичное сужение сознания, отсутствовали значимые признаки нарушений произвольной регуляции деятельности; поведение было поэтапным, действия - последовательными, развернутыми во времени и пространстве, целенаправленными. Качественные различия между стадиями эмоционального процесса были сглажены, состояние не носило взрывного характера, отсутствовала характерная для аффекта динамика. Содержание переживаний и особенности течения эмоционального процесса в целом соответствовали психологическим закономерностям и поведенческому стереотипу привычного эмоционального реагирования К. в подобных ситуациях. Отмечалось ситуационное самовзвинчивание. Присущая К. повышенная реактивная агрессивность легко актуализируется в ответ на внешние воздействия, субъективно воспринимаемые как психотравмирующие, особенно в состоянии алкогольного опьянения, которое усиливает недостаточность тормозящих проявление агрессии личностных структур. В силу дефицитарности тормозящих тенденций криминальная агрессия реализуется импульсивно, без необходимого опосредования и контроля. Типологически криминальные действия К. характерны для агрессии, совершаемой под влиянием алкогольного опьянения у лица с органической психической патологией (по заключению психиатров, у него выявлены признаки органического расстройства личности в связи со смешанными заболеваниями) в условиях психотравмирующей ситуации. Однако данных об употреблении К. спиртных напитков не имеется, им самим алкогольное опьянение отрицается, освидетельствование не проводилось.

Эмоциональное состояние К. сопровождалось расстройством отдельных компонентов регуляции поведения (понижением контроля действий, недостаточной их опосредованностью), однако при этом способность к осознанию своих поступков и управлению ими существенно не была нарушена, произвольность поведения оставалась относительно сохранной. Выраженных признаков психической и физической истощенности в постэмоциональный период не отмечалось. Вывод: К. в период совершения инкриминируемых ему противоправных действий в отношении жены, незнакомого ему М., брата жены П. и его супруги Л. в состоянии физиологического или кумулятивного аффекта не находился, находился в состоянии эмоционального возбуждения, не оказавшего существенного влияния на его сознание и поведение и не достигающего степени выраженности аффекта.

Вывод сформулирован экспертами именно так, потому что так поставлен вопрос, а также для исключения всех возможных неясностей в свете формулировок выводов предыдущих экспертиз. На самом деле методологически правильным было бы дать ответ в таком виде: К. при совершении инкриминируемых ему деяний в состоянии аффекта не находился.

Состояния, не оказывающие существенного влияния на психическую деятельность субъекта, т.е. не ограничивающие способность осознавать значение своих действий и руководить ими, юридического значения не имеют. Такие состояния под понятие аффекта (как сильного душевного волнения) не подпадают. Все прочие состояния, фигурирующие в вопросе суда (физиологический аффект, кумулятивный аффект, эмоциональное напряжение (или эмоциональное возбуждение), оказавшее существенное влияние на психическую деятельность) являются юридически значимыми и относятся к более общей категории аффекта (как экспертного понятия) <1>.

--------------------------------

<1> Судебно-психологические экспертные критерии диагностики аффекта у обвиняемого: Пособие для врачей. Методические рекомендации / Под ред. академика РАМН Т.Б. Дмитриевой и д-ра мед. наук Е.В. Макушкина. М.: ГНЦ ССП им. В.П. Сербского, РФЦСЭ при Минюсте России, 2006.

Судебно-психологическое экспертное понятие "аффект" включает эмоциональные состояния и реакции, которые возникают внезапно (это предопределяет характерную трехфазную динамику состояния); вызываются единичным (разовым) психотравмирующим воздействием со стороны потерпевшего или длительной психотравмирующей ситуацией, связанной с поведением потерпевшего; на пике своего развития резко ограничивают способность обвиняемого к осознанно-волевой регуляции криминальных действий.

Понятие уголовно-релевантного аффекта включает не только эмоциональные реакции взрывного характера, возникающие в ответ на однократное психотравмирующее воздействие (именуемые "физиологическим аффектом"), но и ряд эмоциональных состояний, возникающих в результате накопления (кумуляции) эмоционального напряжения в условиях длительной психотравмирующей ситуации. Эти состояния могут не носить взрывного характера, но не уступают физиологическому аффекту по глубине сужения сознания и нарушений произвольной регуляции действий и обязательно возникают субъективно внезапно (внезапным является и умысел на преступление). Состояния выраженного эмоционального напряжения развиваются более плавно, чем аффект, но в высшей точке своего развития сопровождаются такими же выраженными нарушениями регуляции противоправных действий, как и при аффекте.

Таким образом, первая комплексная экспертиза по существу установила, что К. находился в состоянии аффекта, а вторая дала противоречивый вывод - что состояние не являлось аффектом, но оказало существенное влияние на сознание К. Существенное влияние - это такое влияние, которое повлекло нарушение способности осознавать значение своих действий и руководить ими (ее ограничение или полную утрату), т.е. под существенным влиянием состояния в теории и методологии экспертизы понимается именно влияние, сопоставимое с влиянием аффекта. При первой экспертизе допущена диагностическая ошибка, при второй - методологическая. В обоих случаях эксперты допустили ошибку словесного выражения суждений, смешение понятий.

5.3. Ошибки при производстве экспертизы

детско-родительских отношений

Большое число ошибок встречается в заключениях по делам об определении места жительства детей и порядка участия в воспитании отдельно проживающего родителя. Большая доля заключений по таким делам приходится на негосударственных экспертов - сотрудников различных психолого-медико-социальных центров, образовательных учреждений. В числе наиболее часто допускаемых ошибок - процессуальные нарушения, нарушения научной методологии, превышение пределов компетенции, нарушение этических принципов. Такие ошибки не единичны, а довольно распространены <1>.

--------------------------------

<1> См., напр.: Русаковская О.А., Сафуанов Ф.С., Харитонова Н.К. Актуальные вопросы участия специалистов в судебных спорах о воспитании детей раздельно проживающими родителями // Психология и право. 2011. N 1.

Наиболее типичными ошибками по данной категории гражданских дел являются следующие:

процессуальные нарушения (в том числе самостоятельный сбор данных: например, беседа с членами семьи при проведении экспертизы в отношении ребенка; нарушения при составлении заключения);

неполнота исследования (обследуется только ребенок, когда стоит вопрос о взаимоотношениях с родителями, влиянии на ребенка дальнейшего общения с родителем, что предполагает обязательное обследование родителей родителя);

односторонность исследования (с позиций только одного из родителей - как правило, обратившегося за консультацией), безальтернативность экспертной гипотезы;

нарушение процедуры обследования детей дошкольного возраста (несоблюдение требований к продолжительности, условиям обследования, методам, с учетом возрастных особенностей);

проведение исследования в присутствии одного из родителей и без учета этого при анализе результатов (игнорирование эффекта, который создает конфликт лояльности у ребенка, и других феноменов);

неадекватный выбор методов исследования (перегруженность тестами на интеллект либо, напротив, недостаток исследования когнитивной сферы, необоснованное преобладание проективных методик, несоответствие метода возрасту, недостаточность методов);

ошибки интерпретации данных тестирования (необоснованность, ненаучность, чрезмерная прямолинейность толкования проективных тестов, особенно рисунков: например, отдельные признаки определенных свойств принимаются и выдаются за сами свойства), недостаточность данных (например, категорические суждения об отношении к родителям выносятся на основании одного "рисунка семьи", в то время как достоверные выводы возможны только на совокупности рисунков в динамике);

отсутствие психологического анализа материалов дела; отсутствие анализа медицинской документации (объективной истории развития ребенка и медицинского анамнеза с момента рождения);

подмена исследования индивидуально-психологических особенностей родителей (в том числе родительского отношения, позиции, стиля воспитания и др.) их социальными характеристиками как членов общества, трудового коллектива, морально-нравственной оценкой их личности;

выход психолога за пределы своей научной компетенции (использование психиатрической терминологии при описании состояния, указание на психическое расстройство);

выполнение несвойственных эксперту функций, выход за пределы своей компетенции (например, решение вопроса о порядке общения с отдельно проживающим родителем, жесткие рекомендации, по каким дням недели и в какие часы, например, отец должен общаться с ребенком, в какое время ездить на отдых и т.п.);

нарушение прав детей и родителей (рекомендации прекратить общение с кем-то из родителей).

Экспертиза по семейным делам, связанным с защитой прав детей, находится в стадии своего интенсивного развития, выработки унифицированной методики, уточнения регламента исследования. Основные методологические положения таких исследований определены в сфере деятельности экспертов государственных судебно-экспертных учреждений <1>. В рамках такой экспертизы устанавливаются: психическое состояние и индивидуально-психологические особенности ребенка, уровень его психического развития, отношение ребенка к каждому из родителей (другим фактическим воспитателям, членам семьи), индивидуально-психологические особенности родителей, их психическое состояние (возможное психическое расстройство), особенности родительского отношения, родительская позиция, стиль воспитания (выявление патологизирующего стиля воспитания). При необходимости устанавливается способность ребенка (с 10-летнего возраста) принимать самостоятельное решение, например, жить с одним из родителей. Исследуется конфликтная ситуация в семье. Дается прогноз относительно особенностей психического развития ребенка в разных ситуациях (постоянного проживания с одним или другим родителем, др.).

--------------------------------

<1> Методологические основы экспертного подхода к правовой защите детей (судебно-психиатрический и судебно-психологический аспекты): Методические рекомендации. М.: ГНЦ ССП им. В.П. Сербского, 2004.

Наибольшей критической оценки заслуживают заключения специалистов, к которым обращаются сами родители (стороны по делу), нередко предварительно за психологической помощью, а впоследствии, в ходе судебного разбирательства - за заключением для суда. Случается, что специалисты становятся участниками судебного процесса, присутствуют на заседании, участвуют в допросе детей, после чего составляют свое заключение по вопросам, имеющим юридическую значимость. При этом их "двойная роль", связанная с совмещением терапевтической функции и экспертной, часто обусловливает их предвзятость.

Примером такого участия специалиста является случай по делу семьи М. по вопросу определения порядка общения между тремя несовершеннолетними детьми и их отцом после расторжения брака родителей. Заключение "сделано на основании наблюдения несовершеннолетних в судебном заседании и беседе с ними".

Сведений о том, когда, при каких обстоятельствах (в чьем присутствии) и на каком основании специалист беседовала с детьми, в заключении не имеется. На одной странице дано обобщенное изложение ответов детей Егора (10 лет) и Артема (11 лет) при их допросе в суде с допущением фраз, отсутствующих в протоколе судебного заседания, и собственных интерпретаций показаний детей.

Во всем заключении прослеживается линия на дискредитацию свидетельств детей и претенциозность позиции. Так, специалист отмечает: "Настораживает то, что, по словам ребенка, отец всегда бьет их по голове просто так, без причины. Указание на такое немотивированное поведение отца может свидетельствовать о том, что либо отец является психически нездоровой личностью, либо ребенка научили говорить таким образом". Без обоснования специалист выбирает вторую версию и приходит к выводу, что "информация детей" (о побоях говорят оба ребенка) "не вызывает доверия", обосновывая свое суждение тем, что "оба ребенка по своей природе эмоционально не стабильны, не защищены", "складывается мнение, что у обоих детей наблюдается расщепление психики, они верят в неправду, которую говорят, поскольку это соответствует настрою и мнению матери".

Такой вывод необъективен, научно не обоснован и некорректен, выходит за пределы компетенции психолога (о расщеплении психики). Во-первых, знать "правду" специалист вряд ли может, если является посторонним для истца и ответчика лицом. Во-вторых, специалист беспочвенно предполагает наличие у детей психического расстройства. Во всем заключении делается акцент именно на патологической природе особенностей поведения детей и их отношения к родителям, что позволяет усомниться в его объективности.

Еще один вывод специалиста: "Со всей очевидностью, мнение допрошенных несовершеннолетних М. сформировано их матерью, поскольку оба ребенка, допрошенных в судебном заседании, отвечают на вопросы суда и специалистов односложно и одинаково, что нехарактерно для их возрастного различия восприятия окружающего мира".

Это умозаключение сомнительно по двум причинам. Во-первых, схожесть ответов, а также их односложность и одинаковость может быть обусловлена односложностью и одинаковостью задаваемых вопросов. Во-вторых, допрошенные дети имеют разницу в возрасте один год и находятся в одном возрастном периоде, являются братьями. Различия в восприятии окружающего скорее будут связаны с их индивидуально-психологическими, а не возрастными особенностями. Кроме того, дети не отрицают возможности и своего желания общаться с отцом и даже жить вместе всей семьей. Соблюдая последовательность, специалисту следовало бы тогда сказать, что и эти желания и стремления навязаны детям матерью.

Необоснован и вывод о том, что "просматривается наличие у матери патогенных родительских установок (учитывая, что дети не общаются с отцом в течение трех лет): дети служат в семье средством разрешения супружеского конфликта; вероятно, существует угроза "разлюбить" или покинуть семью как дисциплинарная мера; внушение детям, что они повинны в разводе родителей; полное вытеснение отца из воспитательной среды".

Из допроса детей следует, что общение с отцом продолжается после развода и осуществляется до настоящего времени. Из тех же показаний детей видно, что мать не препятствует их общению с отцом, т.е. нет оснований говорить о том, что он вытеснен из воспитательной среды. Констатация "патогенных родительских установок" у матери ничем не обоснована, не следует из содержания допроса детей, на котором основано заключение специалиста, для выявления таких установок необходимо проведение психодиагностического исследования матери.

В выводе указано: "Из допроса детей вытекает, что мама пользуется при формировании мнения детей элементами подкупа: "всегда дает карманные деньги", не контролируя их трат, имеет возможность устроить развлекательный отдых, что запрещается отцу. Мама дарит те подарки, которые детям нравятся. Папа не умеет отдыхать (дети еще не понимают и не знают, что отцу такая возможность не предоставляется)". Карманные деньги в разумных количествах вряд ли являются подкупом. Тот факт, что мать использует с детьми виды отдыха, интересные для них, и то, что ее подарки им нравятся, скорее свидетельствует о ее внимании к детям, значимости для нее их мнения, интересов, уважении, хорошем знании своих детей, их особенностей, потребностей, увлечений. Из показаний детей следует, что отец не лишен возможности организации их отдыха, но избирает времяпрепровождение, не интересное детям, а удобное для себя.

Вывод относительно того, что "по своему возрасту допрошенные несовершеннолетние Артем и Егор еще не обладают достаточной зрелостью для принятия самостоятельного решения, в частности у Артема проявляется задержка созревания личности, выражающаяся в ограниченности речевых высказываний", сделан на основании наблюдения детей в непривычной для них ситуации допроса в суде в присутствии обоих родителей, в условиях открытой конкуренции между ними. В такой обстановке дети могут держаться скованно, зажато безотносительно того, были они заведомо подготовлены отвечать определенным образом или нет. Вывод о задержке психического развития Артема сделан только на основании "ограниченности речевых высказываний". При этом указанная ограниченность и "не характерная по возрасту" зажатость объясняются "тщательной подготовленностью" ребенка к заседанию, что весьма противоречиво.

Тот аргумент, что дети "не могли обоснованно и разумно объяснить в судебном заседании невозможность общения с отцом в отсутствие матери", несостоятелен, поскольку дети как раз объяснили, что отец нередко проявляет нетерпимость, применяет к ним физическую и словесную агрессию, а в присутствии матери они чувствуют себя в безопасности (защищенными). Кроме того, как следует из показаний детей, у них есть опыт общения с отцом без матери и имеется возможность сравнения. Именно поэтому они предпочитают не общаться с отцом наедине, проводить время с обоими родителями.

По мнению специалиста, образ отца у обоих детей "связан только с побоями по голове, что в жизни бывает редко". Однако образ отца у детей не столь ограничен: они рассказали, что отец не проявляет должного интереса, внимания и уважения к ним (забывает их дни рождения, не поздравляет вовремя, забывает их просьбы и свои обещания, не интересуется их делами в школе), эмоционально дистанцируется от них, не общается с ними полноценно, в то время как дети испытывают потребность в общении с отцом ("я хочу с папой говорить, он не хочет беседовать", "он (папа) пришел, поиграл на компьютере и ушел, когда наигрался", повел в спортзал, но внимания там не уделял, "папа не всегда выслушивает мое мнение" и т.д.)

Общей характеристикой сделанных специалистом выводов является их категоричность, дающая повод для сомнения в их объективности, поскольку не только не проведен полный анализ всех обстоятельств и особенностей детей и их взаимоотношений с родителями, но и не осуществлено психологическое исследование (это обусловлено формой использования специальных знаний).

По данному делу целесообразным было бы назначение и проведение судебной психологической либо комплексной психолого-психиатрической экспертизы в отношении обоих родителей и троих детей. Такая экспертиза включает диагностику привязанности ребенка к каждому из родителей с целью установления не декларируемого, а истинного отношения ребенка, прогноз особенностей психического развития ребенка с учетом индивидуально-психологических особенностей родителей, стиля воспитания, родительского отношения. Экспертиза позволяет выявить действительное отношение детей к родителям, когда дети не способны действовать в своих интересах в силу возраста или уровня развития; выявить родительское отношение, родительские установки, психологические мотивы конфликта, за разрешением которого стороны обратились в суд, а также установить прочие факты, имеющие психологическую природу и значимые для принятия решения по делу.

Еще один случай из практики. Комплексная психолого-психиатрическая экспертиза в отношении Маргариты Б., 2003 г.р. (на момент обследования ребенку пять лет) по гражданскому делу по иску матери об определении места жительства ребенка (после расторжения брака девочка живет и воспитывается в новой семье отца, общению с матерью отец препятствует). Экспертиза проведена сотрудниками Института усовершенствования врачей-экспертов.

Допущены распространенные формальные нарушения: не указаны дата поступления материалов дела и определения суда, время производства экспертизы (дата обследования ребенка экспертами разной специальности), дата заседания комиссии экспертов. Экспертиза проведена тремя экспертами - психиатром и двумя медицинскими психологами. Нарушено требование ст. 11 ФЗ ГСЭД о том, кто имеет право на производство психиатрической экспертизы. Не указано, кем экспертам разъяснены права и кем эксперты предупреждены об ответственности, нет даты подписки экспертов.

Эксперту необходимо было установить уровень психического развития ребенка, особенности его психической деятельности (чего требуют все поставленные вопросы), но задание было экспертом сужено до определения развития интеллекта. Отмечена недостаточность навыков рисования, но оценка этому не дана. Не установлены причины несоответствия словесного описания графическому изображению, не отражено, в чем эти несоответствия проявляются. Результаты исследования не иллюстрированы примерами ответов ребенка, что затрудняет оценку и особенностей психической деятельности, и работы эксперта.

Утверждается, что эмоциональная сфера стабильна, имеются устойчивые привязанности к группе объектов, составляющих новую семью, но ничего не сказано об отношении девочки к матери, о типе привязанности к ней. Вместе с тем при появлении матери девочка охотно пошла к ней, провела с нею перерыв, изображала мать в своих рисунках как достаточно близкий объект. Однако эксперт не счел это признаками привязанности, так как в беседе девочка с трудом может рассказать, что они делают с ней, как проводят время, обращается к маме по имени, а к гражданской жене отца - "мама Лиля". При оценке таких особенностей поведения девочки эксперту следовало учесть семейную историю: по крайней мере то, что девочка была разлучена с матерью, проживает в семье отца более года, где у нее появилась "мама Лиля", обследование проводится в присутствии отца и его жены, между родителями ребенка существует конфликт. Все эти обстоятельства влияют на поведение ребенка и должны быть учтены.

Описывая "рисунок семьи", эксперт отмечает, что девочка начала рисование с себя, что может указывать на эгоцентризм (следует добавить - свойственный детям ее возраста). Однако потом Маргарита сообщила, что это "мама Таня". После чего изобразила себя и затем отца. Прочие особенности рисунка (кроме несоединенных рук) не приведены. Совершенно очевидно уже по одному рисунку, что мать является наиболее значимой и самой предпочитаемой фигурой для девочки. Это экспертами оставлено без внимания. Об отношениях девочки, ее привязанности к членам семьи ничего не сказано, хотя именно эти данные необходимы для решения экспертных вопросов, поставленных судом.

Методы экспериментального исследования использованы недостаточно. Тест Векслера - психометрический, направлен на исследование интеллекта. Тест Слоссона также психометрический, является методом экспресс-диагностики интеллекта. Непонятен выбор второго психометрического теста для исследования интеллекта: 1) в нем не было необходимости после использования теста Векслера; 2) метод предназначен для экспресс-диагностики, при этом достаточно громоздкий и малоинформативный; 3) имеет много нареканий, которые довольно существенны при его использовании в экспертизе (где предпочтительны только надежные методы); 4) имеется большое количество научно обоснованных надежных методик для исследования психической деятельности детей дошкольного возраста, нейропсихологического обследования с наглядным стимульным материалом, наиболее адекватным для этого возраста. Применены недостаточные методы по числу и направленности.

Эксперт волен избирать методы исследования в соответствии с задачами и объектом исследования, а также собственным мастерством владения ими. Однако использоваться должны только надежные, валидные методы, хорошо зарекомендовавшие себя в экспертной практике, и в достаточном количестве, обеспечивающем высокую информативность и достоверность результатов.

Дата добавления: 2015-07-15