Вот небольшая краткая информация о жизни Святителя Филиппа.

Января Русская Православная Церковь празднует память преставления

СВЯТИТЕЛя ФИЛИППа,

МИТРОПОЛИТа МОСКОВСКого И ВСЕЯ РОССИИ, ЧУДОТВОРца,

Великого молитвеника, делателя, творителя добрых великих и малых дел

(11 февраля 1507 - + 23 декабря 1569 года)

Тропарь святителя Филиппа глас 8 Первопрестольников преемниче,/ столпе Православия, истины поборниче,/ новый исповедниче, святителю Филиппе,/ положивый душу за паству твою,/ темже, яко имея дерзновение ко Христу,/ моли за град же и люди,// чтущия достойно святую память твою.

Кондак святителя Филиппа глас 3 Православия наставника и истины провозвестника,/ Златоустаго ревнителя,/ Российскаго светильника, Филиппа премудраго восхвалим,/ пищею словес своих разумно чада своя питающа,/ той бо языком хваление пояше,/ устнама же пение вещаше,// яко таинник Божия благодати.

Вот небольшая краткая информация о жизни Святителя Филиппа.

Святитель Филипп, Митрополит Московский происходил из знатного боярского рода Колычевых. Его отец Стефан был близок к великому князю Василию Ивановичу, благочестием отличалась его мать — Варвара[1]. 11 февраля 1507 года в семье родился первенец, названный Феодором. Получив образование по церковным книгам, он вскоре поступил на службу при дворе великого князя, где был знаком с малолетним Иваном — будущим царем Иоанном IV. Христианское благочестие и глас Божий, услышанный Феодором 5 июля 1537 года в церкви во время Литургии: “Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть” (Мф. 6, 24) — подвигли молодого боярина отвергнуть все мирское и удалиться в пустыню. Феодор тайно покинул родительский дом и безвестным странником ушел на Север. В одной из прибрежных онежских деревень (Хиже) он, воспользовавшись гостеприимством крестьянина Субботы, служил недолго пастухом, а затем продолжил путь на Соловецкие острова. В монастыре он был с любовью принят игуменом Алексием (Юреневым).

Федор, ради смирения, не пожелал открыть своего мирского звания и прошел обычный суровый путь монастырского трудничества: “дрова убо секий и землю копая в огороде и каменье пренося, овогда же и гной (навоз) на плещу своею носяще”, – работал на огороде, расчищая и удобряя бедную каменистую почву. Приходилось ему переносить испытания и более тяжкие для его смирения: “многожды же уничижаем и бием от неразумных”, не гневался и с кротостью переносил всё. Через полтора года он был пострижен и наречен Филиппом. Но ангельский образ не отменил его тяжелых трудов. Филипп нес послушание сначала в кузнице, где постоянное обращение около огня приводило ему на мысль геенский огонь, потом на поварне, потом в хлебне (пекарне), где он рубил дрова, носил воду, топил печь. Там почтила его труды своим явлением сама Пресвятая Богородица, оставив свой образ, получивший название “Хлебенная” или “Запечная”. Это было удивительное знамение того, что не высота служения, а чистосердечная ревность в прохождении его приближает нас к Богу.

Тогда Филипп находился в послушании у иеромонаха Ионы (Шамина), дивного старца, который в юности был учеником преподобного Александра Свирского, тогда уже прославленного. Иона учил Филиппа всему монастырскому и церковному уставу, пока ученик его, постигнув литургическую науку, не был поставлен екклисиархом – наблюдающим за чином богослужения. Рассказывают, что старец предрекал о своем ученике: “Сей будет настоятелем во святой обители нашей”. Доселе под папертью церкви святых Зосимы и Савватия, рядом с надгробной плитой митрополита Филиппа, сохранилась и памятная плита, отмечавшая место упокоения его учителя: “Лета 7076 (1568) преставися раб Божий инок Иона Шамин месяца генваря в 10 день”. Старец Иона лишь на 2 года упредил в вечности своего духовного сына.

Трудовые послушания не заглушили в иноке Филиппе вкуса к духовной жизни. На эти годы падает его удаление из монастыря в лесную пустыню: “тамо к Богу ум возвысив, в молитвах точию упражняшеся”. В уединении отшельник провел “не мала лета”, потом, навыкнув безмолвию, вернулся к обычным трудам. Запомним эту драгоценную подробность, которая поможет нам понять, что, будучи игуменом, а затем митрополитом, Филипп оставался в первую очередь монахом, сердце которого всецело принадлежит Господу. «Духовная карьера» его не интересовала, он бежал славы, и принимал высокие назначения лишь «за послушание» воле Божией. Через десять лет Соловецкой жизни “никто из иноков житием, разумом и опытностью” не мог сравниться с Филиппом. Игумен Алексий любил его и уже видел в нем своего возможного преемника. Филипп отказывался, но, видя его нелицемерное смирение, игумен Алексий только укреплялся в своем намерении. Было ли в это время известно в Соловках происхождение и мирское богатство Филиппа? Это возможно – по крайней мере, для настоятеля и духовного отца Филиппова. Все равно, имя Колычева должно было открыться в Новгороде при поставлении в игумены. Можно думать, что имя это, вместе с его личными качествами, могло остановить на нем выбор игумена Алексия. Удручаемый старостью и болезнями, он предложил братии избрать нового настоятеля. Выбор единодушно пал на Филиппа. Филипп не прекословил.

С письмом игумена Алексия и в сопровождении нескольких старцев, он отправился за утверждением в Новгород. Архиепископ Феодосий (1491 - 1563) принял монахов, привезших письмо игумена Алексия, но не увидел среди них Филиппа. “Где же избранный?” – спросил он. Избранный скрылся из скромности. Представ перед владыкой и удовлетворив его разумными ответами на испытующие вопросы, Филипп был рукоположен в священника и получил из рук архиепископа игуменский посох. «Вот отец вам», – сказал Феодосий, – «имейте его во образ Христов и покоряйтесь ему со всяким послушанием».

В середине августа его встречали уже в обители с крестами, иконами и колокольным звоном. Бывший игумен с братией вышли ему навстречу до берега и проводили в церковь на игуменское место. Немного не поспел игумен Филипп ко дню храмового праздника Успения. 17 августа 1548 г. он совершил соборне свою первую литургию в монастыре и сказал свое первое учительное слово.

Здесь в житии игумена Филиппа встречается странный эпизод, к сожалению, без пояснений. К нашему удивлению, игумен, столь торжественно поставленный, не остается в монастыре, а слагает с себя управление. Вот как повествуется об этом: “преподобный, хотя и принимает старейшинство, но не изменяет своего прежнего нрава. Больше прежнего простираясь на подвиг и предаваясь еще большим телесным трудам, он видел себя хвалимым и почитаемым, и вменил сие в тщету, будучи от юности украшен смирением; сего ради оставил игуменство и отошел опять в пустыню, приходя в монастырь только для причащения пречистого тела и крови Христа Бога нашего. В это время начальствовал прежний игумен, который и постриг святого, в течение полутора лет, пока не преставился. И поставили опять Филиппа”. Удивительный сам по себе случай отречения только что избранного игумена, становится еще более странным, если обратить внимание на то, что, как для возвращения к власти престарелого Алексия, так и для вторичного утверждения Филиппа, требовались новые путешествия в далекий Новгород. Владыка Феодосий должен был трижды в течение двух лет ставить игумена в Соловки. Этому формальному поставлению соответствует и вторичное избрание Филиппа в игумены на собрании братии по смерти Алексия. Все это указывает на то, что, удаляясь в пустыню, Филипп действительно сложил с себя настоятельство.

Здесь представляются две возможности. Или Филипп с первых же шагов своего игуменства столкнулся с враждебной ему партией, сумевшей как-то противопоставить ему игумена Алексия. Или он слагает с себя бремя власти по аскетическим соображениям. Он сомневается в своих силах, раскаивается в своем согласии, бежит власти. В обоих случаях перед нами не твердый характер, не честолюбивый деятель, знающий меру своих сил и ответственности, – натура скорее робкая, стремящаяся уклониться от власти в смиренном сознании своей слабости. Беглецом из Москвы мы видели боярского сына, беглецом видим и игумена. Не борец, а беглец - таким мы запомним его, чтобы образ хозяйственного игумена и мужественного исповедника не заслонил в наших глазах его природы, той кроткой и смиренной немощи, в которой “сила Божия совершается”.

Игуменство святителя Филиппа продолжалось 18 лет. Его заботами по всему острову проложены новые дороги, озера соединены каналами, расчищены от леса луга и пастбища, построены первые каменные храмы и келии.

Летописец рассказывает и о том, как ревностно сохранял игумен Филипп память о Соловецких первоначальниках и как старался по мере сил поддерживать их начинания: “преподобный Филипп игумен доведался (разыскал) образ Пречистыя Богородицы Одигитрии, с которым Савватий чудотворец сам на остров приехал первее. Да он же Филипп игумен сыскал чудотворца Зосимы «Псалтирь», по которой псалтири сам правил, и служил, и готовился к службе, да вычинил он ее, да и подписал на ней, кое Зосимы чюдотворца самого. Да Филипп же игумен сыскал Зосимины ризы, в коих сам служил, да вычинил, да и подписал на них, кое на чудотворцевы памяти игумены сами служат в них, и учинил их первыми ризами”.

В 1566 году, когда первосвятительская (митрополичья) кафедра оказалась свободной, выбор пал на уже престарелого Соловецкого игумена. Он со слезами просил царя не налагать на него это тяжкое бремя: “Нет, милосердый государь, не разлучай меня с моею пустынею; не налагай на меня бремени выше сил. Отпусти, Господа ради, отпусти; не вручай малой ладье бремени великого”. Но царь был непреклонен[2] и игумен Филипп принял первосвятительский сан с условием, что будет ослаблена “опричнина”.

Благодаря святителю Филиппу были помилованы многие из тех, кто выступал против “опричнины”. Не найдя поддержки в Земской думе и Священном Соборе, он один мужественно противостоял грозному царю, порой отказывая ему в благословении. Не действовали на святителя ни угрозы, ни попытки опорочить его имя. Свое дело он считал правым и готов был пострадать даже до смерти, отстаивая его.

В начале января 1568 года Иван IV вернулся в Москву после кратковременного пребывания в Александровской слободе, связанного с переводом туда Опричного двора и переездом семьи. Тогда же в январе царь собрал думный собор, на котором он объявил боярам и духовенству «свою царскую мысль, чтобы ему свое царство разделити и свой царский двор учинити в Александровой слободе. И на се бы его благословили»[3][c. 573]. Целью этих действий было продолжение расследования «заговора» в земщине и желание покончить со всеми, кто, как мерещилось царю, сочувствовал этому «заговору». По мысли царя, напуганные казнями и ограблением до последней нитки лиц подозреваемых в сочувствии «заговору», знать и духовенство должны были бы «на всяко дело без рассуждения благословляти, и волю его творити, и не разгневати». Действительно, не только бояре, но и епископы, договорившиеся перед собором крепко стоять против опрично-земского двоевластия, убоялись «царева страха» и «своего начинания отпадоша». Доблестный же пастырь Филипп стал умолять царя: «Державный царю, престани от такового начинания, неугодного Богу и всем православным христианам. Сам Господь говорил: «Если царство разделится – запустеет». И никак на такое дело нет и не будет нашего благословения». Святитель обращается к лучшей стороне царской личности: «Благочестия хранителя вем тя, и истины поборника, и православия снабдителя, и своея державы смотрительна правителя. И никто же на твою державу зло совещавает. Свидетель есть – Всевидящее око». Митрополит Филипп единственный из участников собора последовательно отрицал существование заговора в земщине. Он боролся против возведения опричных властей на вершину государственного управления потому, что способ проведения политической реформы опирался на ложные обвинения. Система правления, основанная на обмане, для своего поддержания требовала дальнейших преступлений, множивших страдание по всей стране. В конце своего обращения святитель Филипп призывает царя «не посрамляти веру деяньми ненавистными»: «И мы тебе совещаваем и советуем – добродетельми украшати веру и верою добродетелей светлейших соделовати любовь… Общее же благо рода и отечества твоею властию дай видети и именовати» [с. 574]. Видя, что собор безмолвствует, святитель Филипп обращается к епископам: «Что устрашаетеся правду глаголати? Ваше бо молчание цареву душу влагает в грех, а ваши души - на горькую погибель, а православную веру - на скорбь и смущение». Они же стояли видом смиренны, а делами предатели и злу пособники в угоду царю. Видя, что царь гневен на святого, они тоже досадовали на него, обвиняя его в пренебрежении церковными интересами: «Добро было во всем царя слушати, и на всяко дело без рассуждения благословляти, и волю его творити и не разгневати».

В начале весны 1568 года было очевидно, что опричные репрессии стали формой государственного террора, введенного Иваном IV для уничтожения всех недовольных существующим режимом. Тогда «благоразумные и истинные правители, и искусные мужи, и от первых вельмож и весь народ пришли к пастырю своему заступления ради с великим рыданием, смерть, имея пред глазами» [с. 578]. После январского собора святитель Филипп уже не имел возможности обратиться к царю с «печалованием», он с любовью утешал свою паству, напоминая, что «Господь не оставит нас искуситися выше силы нашея и не попустит до конца пребыти в прелести сей!» Он мог только разделить страдания своей паствы и дать пример терпения в искушениях: «Сия приключишася грех ради наших, общего ради спасения нашего… Ныне же и аз радуюся о страданиих моих за вас – вы бо ми есте ответ, и оправдание, и похвалы венец».

В воскресный день 1568 года после торжественной службы в Успенском соборе Московского Кремля святитель Филипп с упованием на Бога обратился к царю, просившему у него благословения, со словами: «Царю благий! Несть се слышано, еже благочестивым царем свою державу возмущати… Убойся, о царю, Божия суда… Колико страждут православные христиане! Мы убо, о царю, приносим жертву чисту и безкровну за спасение мира, а за алтарем неповинно льется кровь христианская и напрасно умирают… Не о тех скорблю… иже скончаваются мученически, ибо не могут страдания нынешние сравниться с грядущим воздаянием, но о твоем спасении имею попечение!» Царь же, обличению не внимая, отвечал: «Филиппе, нашей ли державе противишься, увидим крепость твою!» Святый отвечал без страха твердо: «Царю благий! Вашему повелению не повинуемся, ибо не доброе помышляешь, аще и люто от вас постраждем… За истину благочестия подвизаюся. Аще и сана лишаеми или лютейшая предлежит пострадати - не смиряемся». Сие услышав царь, ярости исполнися [с. 580]. Автор жития пишет, что «малу времени минувшу, празднику пришедшу святых апостол Прохора и Никанора…», т. е. 28 июля святитель Филипп совершал праздничный молебен с крестным ходом в Новодевичьем монастыре. Когда он собирался читать Евангелие перед Святыми вратами, то оглянувшись, увидел, что некоторые из пришедших с царем опричников, стоят в тафьях – островерхих шапках. На обличение святителя Филиппа царь отреагировал безудержным гневом. Мы знаем, как поступили с митрополитом опричники во главе с царём. В ноябре 1568 года по требованию Грозного неугодный митрополит был смещен с кафедры и сослан в Тверской Отрочь монастырь. 23 декабря 1569 года он принял мученическую кончину от руки Малюты Скуратова (настоящее имя Григорий Лукьянович Скура́тов-Бе́льский (? — 1 января 1573).

В 1591 году, при царе Феодоре Иоанновиче, мощи святителя Филиппа были перенесены в Соловецкий монастырь игуменом Иаковом[4] с братией. В течение 55 лет покоились они в могиле, приготовленной для себя святителем Филиппом. В 1646 году царь Алексей Михайлович повелел торжественно открыть святые мощи, после чего они были перенесены в Преображенский собор и поставлены “в раке против правого клироса в углу у святых икон” (у южной стены) [6, л. 17]. В 1652 году они были перенесены митрополитом Новгородским Никоном (будущим Патриархом) в Московский Успенский собор в Кремле, где и почивают до сего дня. “А часть мощей святителя Филиппа митрополита оставлена в Соловецком монастыре в соборной церкви, в той же раце, в ковчезе сребрянном, на исцеление скорбящим” [6, л. 17об.].

Страдания святителя Филиппа за правду, за ограничение безудержного самоуправства царской власти и за должный духовный авторитет Церкви в обществе были для митрополита Никона образцом и примером. Изгнание митрополита Филиппа, совершенное за обличение царских беззаконий и жестокостей, и его убийство были первым и самым серьезным конфликтом между самодержцем и главой церкви в России. Требовалось восстановить каноническую правду в отношениях монархии и Церкви. Подобно тому, как император Феодосий, отправляя посланников за мощами святого Иоанна Златоуста, обращался к давно почившему святителю с покаянной грамотой, прося в ней прощения за свою мать, гнавшую святого, Никон предложил царю Алексею Михайловичу написать покаянное послание святителю Филиппу, прося прощения “за совершенное против него неразсудно завистию и нездержанною яростию” царем Иоанном Васильевичем и изъявляя свое почтение святителю – мученику: “Преклоняю пред тобою сан мой царский за согрешившего против тебя, да отпустишь ему согрешение его своим к нам пришествием, и да упразднится поношение, которое лежит на нем, за изгнание тебя”.

Дата добавления: 2015-07-18