Последний бой

12 мая 1944 года рано утром я получил сообщение из Истребительного Дивизиона: "Мы слышим моторы американцев. Идёт большое соединение. Мы сообщим, когда они появятся над Цвидерзее. Находитесь в 15 минутной готовности".

Снаружи начинался великолепный весенний день. Ни малейшего сомнения, что они придут. Мы обговорили с остальными двумя группами тяжёлых истребителей (имеется в виду Fw190 - прим. ИзвозчиКа) место встречи - над Steinhuder Meer. Мы будем висеть на 1000 метров выше Фокке-Вульфов, и обеспечивать их прикрытие.

Уже около полудня, находясь в готовности номер один, мы получили сигнал на вылет. Самолёты выруливали со стоянок и взлетали. По радио я узнал, что другая группа в районе Рейн-Майна также взлетела. Офицер связи Дивизиона направлял нас в место встречи - курсом на Юго-запад, на случай, если американцы появятся с западной стороны Рейна. Сегодня мы забрались очень высоко. Обе группы наших Фокке-Вульфов летели уже на высоте 7000 метров, и мы все продолжали набирать высоту, в то время как инверсионные следы четырёхмоторных бомбардировщиков американцев алчными пальцами тянулись в вышине по небу. Когда я со своей группой из 25 машин достиг 11000 метров, я подал команду: разделиться на звенья и принять боевую формацию. Внезапно меня вызвал офицер связи и сообщил, что у командира группы Фокке-Вульфов, летящих ниже, Антона Хакля, возникли проблемы со связью.

Тут уж ничего не поделаешь - я должен спуститься на 2-3 тысячи метров к Фокке-Вульфам, чтоб позаботиться обо всех трёх группах. "Снова собраться» - подал я команду по радио - «мы снижаемся".

И тут я увидел Тандерболты!

Они протиснулись между нами и двумя остальными группами, задолго до подхода бомберов. Ниже, слева от меня летело звено здоровенных, неуклюжих Р-47. Я сбросил подвесной бак и немедленно атаковал. Звено быстро растёт в моём лобовом стекле, и я решаю атаковать левого ведущего командира группы, который удобно оказался на линии моего огня после небольшого доворота. Вот я уже оказался почти на дистанции одного корпуса от него. Короткая очередь - и он охвачен ярким пламенем.

Теперь вправо, к командиру группы! Я прицеливаюсь, стреляю - и он резким переворотом вводит свой тяжёлый аппарат в отвесное пикирование. Преследовать - бесполезно, Тандерболт падает, словно камень и сконструирован значительно прочнее, чем мой Мессершмитт. Кто на новенького?

На новенького оказался я сам. Это я понял после быстрого взгляда через плечо, когда увидел пропеллеры другого звена Р-47, зашедшего мне в хвост. Ведомого со мной уже не оказалось - из-за поломки нагнетателя он вынужден был выпрыгнуть с парашютом. Я оказался в смертельной ловушке. Виражить- значило подставится под огонь одного из ведомых. Когда у меня кончится энергия для набора высоты - я в любом случае покойник. А пикировать? Это мы уже обсуждали.

В эту секунду в меня попадает очередь одного из преследователей. Она попадает в мотор и в радиатор. Вот теперь меня действительно взяли за горло.

Инстинктивно решаю уходить вниз, и в тот же миг в кабину попадает вторая очередь. Что-то с силой молота бьёт по моей левой руке, лежащей на рукоятке газа. Я ранен. Но боли ещё нет. Все силы и всё внимание я концентрирую на том, чтоб не быть сбитым. Я пикирую и подсознательно слышу усиливающийся свист набегающего воздуха и вижу, как плексиглас моей кабины изнутри покрывается плёнкой льда. Зажимаю ручку управления между бёдрами и, продолжая пикировать, здоровой рукой пытаясь проскрести в плёнке льда смотровое отверстие. Вот, облака и земля! Немедленно вверх!

Изо всех сил тяну на себя неподдающуюся ручку управления и через своё смотровое отверстие вижу, как от непомерной нагрузки начинает отрываться обшивка крыльев. Местами на перекошенном металле трескается краска. Один Р-47 всё ещё сзади. Я продолжаю набор высоты вертикальной свечой, вплоть до полной потери скорости. Это мой единственный, самый последний шанс выйти из этого боя живым. Тандерболт, который на целую тонну тяжелее моего Мессершмитта, должен при таком манёвре остановиться раньше.

Сбрасываю фонарь кабины! Правой рукой отстёгиваю ремни - я готов к прыжку. Мессершмитт больше не набирает высоту и потихоньку заваливается на спину. Я уже наполовину вылез из кабины, но самолёт снова потянул меня за собой вниз.

Ещё одно усилие - и я вываливаюсь наружу. Резким рывком меня останавливает провод ларингофона, который остался не выдернутым из гнезда. И вот я вишу на несущейся вниз машине, оперение которой неотвратимо приближается ко мне... Следующий рывок, оперение со свистом проносится рядом, и я парю в пространстве. Кольцо парашюта мне удаётся нащупать только после бешеных вращений и кувырков. Рывок правой рукой - тревожная доля секунды - потом сильный толчок, после которого я, наконец, принимаю вертикальное положение... и только одна мысль - "Хертль, я вернусь, (это была такая традиция у Ралля и его жены, она просила его перед каждым расставанием говорить "Я вернусь!" прим. ИзвозчиКа), заклинание, повторяемое при каждом расставании снова сработало...

Свежий ветерок нёс меня над холмистым ландшафтом, оставалось не так много времени до встречи с землёй и мне вспомнился мой Венский ортопед, который сказал однажды по поводу моего сломанного позвоночника:"Вам категорически нельзя прыгать с парашютом, иначе всё начнётся снова. Но уж если вам всё же придётся прыгать, ищите для приземления большое дерево со множеством ветвей...". И вот и вправду я увидел дерево!

Меня опустило прямо на него, без каких-либо усилий с моей стороны. Дерево и парашют выполнили врачебный совет, не дав мне упасть на твёрдую землю. (...) Я мягко скатился и сразу отстегнул парашют. Но теперь, когда отступил адреналиновый шок, пришли боли.

В моей левой перчатке- большая кровавая дыра, на месте большого пальца. Я вижу его неповреждённую поверхность сквозь дыру, но палец не шевелится, когда я пытаюсь подвигать им. Что-то подсказывает мне, что перчатку сейчас лучше не снимать. Чтобы остановить кровотечение, я зажал левую руку под правой подмышкой и побрёл по лугу, на который я приземлился к проходящей недалеко дороге. И неожиданно наткнулся на наставленные на меня острия вил, которые держал разъярённый крестьянин. Тут же на дорогу высыпали и другие крестьяне. Моё вежливое приветствие не произвело на них никакого впечатления. Крестьяне враждебно смотрели на мою лётную куртку.

Ага. Куртка. Она американского производства, с меховым воротником и отворотами. Такого нет на складах Люфтваффе, поэтому я не выгляжу, как подобает нормальному немецкому офицеру. Над нами как раз проходила армада четырёхмоторных бомбардировщиков. Меня явно принимали за врага. "Кто вы?"- спросил крестьянин угрожающе.

"Майор Гюнтер Ралль, дойче Люфтваффе".

Он испытующе глянул мне в лицо, потом его лицо расплылось в широкой улыбке, и я впервые почувствовал благодарность к надоедливым военным корреспондентам, их "портретам героев" и киножурналам Вохеншау.

Знаменитость Гюнтер Ралль, так известный на Родине, и далеко не так известный на фронте, победитель в 275 воздушных схватках, кавалер Рыцарского Креста с Дубовыми Листьями и Мечами, едва не закончил свою жизнь на остриях крестьянских вил.

Дата добавления: 2015-07-18