Судьи и заказчики.

В декабре 1953 года, в рекордные сроки, дело «главного злодея Советского Союза» было закончено. (Для сравнения скажем, что следствие по делу Василия Сталина, например, длилось два года.) Теперь предстоял суд.

Кабинет главного политработника МВО Пронина оборудовали под судебный зал, где предстояло заседать специальному судебному присутствию. Рассматривать дело было решено в особом порядке, без участия прокурора и адвокатов. Обвинительное заключение подсудимые получали за сутки до суда, кассации и прошения о помиловании не допускались, приговор к высшей мере наказания приводился в исполнение немедленно. В 1934 году, когда был введен этот «особый порядок», в постановлении ЦИК и СНК указывалось, что эта процедура применяется при расследовании дел о терроре.

Судей было аж восемь человек, из них только двое профессионалов: к органам юстиции имели отношение первый заместитель председателя Верховного суда Е. Л. Зейдин и председатель Московского городского суда М. И. Громов.

Кстати, Зейдин позднее будет судить бывшего министра МГБ Абакумова и Василия Сталина. Кто же были остальные?

Председателем специального судебного присутствия был маршал Конев. Очень интересный, знаете ли, товарищ. В 1941 году его почти обвинили, наряду с такими товарищами, как генерал Павлов, в катастрофических неудачах первых месяцев войны. Спас Конева от лубянских застенков и неминуемой гибели маршал Жуков, который уговорил Сталина понизить Конева в должности и назначить к нему Надо сказать, что другие генералы, арестованные по этому же обвинению, во главе с командующим Западным военным округом генералом армии Павловым, получили высшую меру. Позже маршал Конев щедро «расплатился» со спасшим его Жуковым, приняв в 1957 году самое активное участие в травле опального маршала и даже по поручению партии подписал статью в газете «Правда».

Любопытен еще один нюанс его биографии: когда началось «дело врачей» и в правительственном сообщении был дан список тех, кого эти врачи плохо лечили, то Конев написал письмо Сталину, где просил включить себя в список, поскольку он, Конев, тоже пострадал от медицины. Ничего не скажешь, милый человек…

А Серго Берия, ссылаясь на маршала Василевского, утверждал, что Конев был человеком грубым и очень жестоким. Но нам важно другое: это был человек, связанный с маршалом Жуковым и обязанный ему жизнью.

Еще одного представителя военных, генерала Москаленко, мы уже знаем.

Партия на суде была представлена Н. А. Михайловым, чистопородным функционером, с 1938 по 1952 годы бывшим первым секретарем ЦК ВЛКСМ, а затем – секретарем ЦК КПСС.

Как бы от «органов» представителем был К. Ф. Лунев. Я пишу «как бы», потому что лишь в июле 1953 года он стал начальником Управления охраны МВД, а до тех пор был чисто партийным чиновником: сначала начальником отдела кадров наркомата текстильной промышленности, потом, во время войны, первым секретарем Павлове-Посадского горкома ВКП(б), затем зам. начальника отдела кадров и после того заведующим административным отделом Московкого горкома КПСС. Так что, как видим, человек чисто партийный.

«От Грузии» Берия судил М. И. Кучава, ответственный работник ЦК КП этой республики.

И, наконец, солидность и вес этой компании должен был придавать Н. М. Шверник, в недавнем прошлом номинальный глава государства, председатель Президиума Верховного Совета СССР, а ныне «брошенный» на профсоюзы. Естественно, тоже родом из партаппарата.

Итак, как мы видим, из восьмерых судей четверо представляли партию, Москаленко и, вероятно, Конев, как протеже Жукова, имели непосредственное отношение к команде Хрущева, Зейдин, судя по тому, что это не единственный в его биографии громкий процесс, тоже.

Суд был закрытым. (Кстати, процессы «врагов народа» в 30-х годах были открытыми, на них присутствовало множество народу, в том числе и представители прессы со всего мира.) Правда, в зале заседаний присутствовали и еще профессионалы – секретари судебного заседания, из Военной коллегии. Их не удалось заменить прапорщиками, ибо для секретаря, в отличие от следователя и судьи хрущевского образца, требуется квалификация. И они были свидетелями этого позорища.

О чем шла речь на суде – в следующей главе. Пока что отметим кое-что еще. Снова слово Сухомлинову.

«Весь протокол судебного заседания, находящийся в деле Берия, не первый экземпляр. Старшее и среднее поколение хорошо помнит, каким способом печатались документы. В каретку машинки вставлялось 5–6 листов бумаги, между которыми закладывались копирки. Последние экземпляры „пробивались“ хуже, и их было труднее читать. В протоколе суда по делу Берия бросается в глаза то, что запись показаний Меркулова исполнена более бледным шрифтом, чем остальных, а Берия – еще бледнее. Это значит, что протоколы размножались в большом количестве, и чем выше был начальник (в частности, Меркулов и Берия), тем больше экземпляров их показаний готовилось. Уже достоверно известно, что и копии, и оригиналы протоколов рассылались всем членам Президиума ЦК. Вот и получилось, что, допустим, десять первых экземпляров отослали в ЦК, а одиннадцатый – самый плохой – оставили себе… Короче, протокол показаний в суде Берия, как и Меркулова, читать без применения „технических средств“ порой нельзя. Хорошие экземпляры отправили в „инстанцию“, а плохие оставили себе в деле».

Что собой представляет «инстанция», а конкретно, кто заказчики процесса, нетрудно догадаться. А чтобы уж совсем ясно было, вот и еще документ.

Из «Постановления президиума ЦК КПСС о составе суда, проектах обвинительного заключения и информационного сообщения по делу Л. П. Берия» от 17 сентября 1953 года.

«Поручить тов. Руденко Р. А., с учетом поправок, данных на заседании президиума ЦК, в двухдневный срок:

а) Доработать предоставленный проект обвинительного заключения по делу Берия.

б) Внести предложения о составе Специального Судебного Присутствия Верховного Суда СССР. Дело Берия и его соучастников рассмотреть в судебном заседании без участия сторон».

А вот и самое интересное.

«2. Поручить тов. Суслову М. А принять участие в подготовке Генеральным прокурором СССР как проекта обвинительного заключения по делу, так и проекта сообщения от Прокуратуры»77.

Надо же! Среди офицеров, арестовывавших Берия, называют Л. И. Брежнева, обвинительное заключение помогал готовить М. А. Суслов. Получается, что брежневцы и хрущевцы – одна команда, а не разные, как нас столько лет пытались уверить?

Готовили они требуемые документы три месяца, и в конечном итоге ЦК обвинительное заключение и состав судей утвердил.

…Все-таки наши бандиты осмотрительнее. Они тоже «кладут в карман» суд и прокуратуру – но, по крайней мере, не оставляют в архивах постановлений своих сходок!

Теперь о приговоре. И снова слово прокурору Сухомлинову.

«По правилам судебного делопроизводства во всех уголовных делах, на каком бы уровне они ни рассматривались, оригинал приговора должен храниться в материалах дела и должен быть подписан всеми членами суда.

В нашем же деле оригинала приговора нет. Куда его отправили, можно только догадываться, а машинописная копия приговора судьями не подписана. Написано «верно», стоит печать Военной коллегии Верховного суда СССР и подпись полковника юстиции Мазура, который возглавлял группу секретарей. С точки зрения судебного делопроизводства все неправильно. Уверен, в делопроизводство суда опять вмешалась «инстанция».

Это что касается приговора. Теперь о протоколе.

Протокол судебного заседания заканчивается указанием о том, что 3 декабря 1953 года в 18 часов 45 минут Конев огласил приговор и объявил судебное заседание закрытым.

Протокол подписан Коневым и всеми секретарями. Без труда можно определить, что этот экземпляр протокола далеко не первый…

Короче, не уголовное дело, а сплошные копии», – делает вывод Андрей Сухомлинов.

Он в выводах скромен. А мы пойдем дальше. Стало быть, подписи судей ни на приговоре, ни на протоколе нет, кроме одного-единственного – маршала Конева. Дело на 90% состоит из сплошных копий, протокол судебного заседания и приговор – тоже копии, не подписанные, а всего лишь заверенные секретарями. Сухомлинов ставит вопрос: где оригиналы? Мы спросим иначе: а существуют ли они вообще?

Ладно, на основании 10% протоколов допросов, которые являются подлинниками, можно поверить, что какое-то следствие велось. Но где доказательства того, что имел место судебный процесс? Может быть, собрались Руденко с Сусловым, состряпали протокол, дали Коневу подмахнуть – и весь суд? Берия уже в могиле, остальных же просто вывели из камер, привели в подвал и убили. Все просто, и не надо заморачиваться, отрывать от дел Шверника и других занятых людей. Все просто…

В последнее время стали потихоньку обсуждать вопрос о реабилитации Берия. Спорят, насколько законен отказ в ней.

Но, простите! Для того, чтобы говорить о реабилитации человека, нужно, чтобы он был осужден! Где протокол, где приговор? Кто докажет, что этот процесс вообще был?

А в заключение – немного уже о нашем времени. Мы видели, что произошло с этим делом, едва оно попало в руки нормального, квалифицированного юриста – да от него камня на камне не осталось! А теперь послушаем, что ответила военная прокуратура, когда, в начале 90-х годов, к ней обратились родственники осужденных с просьбой о реабилитации.

Главная военная прокуратура не нашла основания для реабилитации расстрелянных, поскольку «вина всех осужденных доказана, содеянное ими квалицифировано правильно, мера наказания соответствует характеру и степени общественной опасности совершенных преступлений, осуждены они обоснованно, а потому реабилитированы быть не могут»78.

Ну, правда, все же в отношении Деканозова, Мешика и Влодзимирского исключили «измену Родине», «терроризм» и «контрреволюционную деятельность», и приговорили вместо расстрела всего к 25 годам лишения свободы – живите и радуйтесь! При этом даже отменили конфискацию имущества. Последнее особенно умиляет…

Вот такая у нас, блин, новая юстиция – не хуже старой!

Дата добавления: 2015-07-14