Сорок один

Где-то в середине нашей схватки с КЗР, часы ДН пробили полночь, но их никто не услышал. Департамент по налогообложению затягивал принятие решения около четырёх лет, и прошёл уже год с тех пор, как я получил законную возможность отказаться от выплаты долга в миллион долларов, в связи с банкротством.

Пока длилась битва с КЗР, мы не могли найти свободного времени, чтобы рассмотреть возможность согласия на моё банкротство; когда она закончилась, мы едва ли могли думать о чём-то другом.

— Это будет не очень весело, маленький вук, — сказал я, мужественно решаясь на четвёртую попытку испечь лимонный пирог по рецепту моей матери.

— Всё будет потеряно. Мне придется начать всё с нуля.

Она накрывала стол для обеда.

— Нет, тебе не придётся, — сказала она. — Законы о банкротстве говорят, что тебе разрешается оставить себе «инструменты, необходимые для твоего ремесла». И есть ещё крайний минимум средств, который ты можешь взять себе для того, чтобы не умереть от голода слишком скоро.

— Серьёзно? Можно содержать дом? Жилище? — Я раскатал тесто тонким слоем, поместил его на противень и призвал на помощь фею хрустящей корочки.

— Дом содержать нельзя. Даже трейлер.

— Мы можем пойти жить среди деревьев.

— Это будет не так уж плохо. Мэри Кинозвезда имеет сбережения, не забывай; и она не разорится. Но что ты скажешь о правах на свои книги! Ведь, ты же потеряешь их!

Что ты скажешь, если кто-то купит права и распорядится ими по своему усмотрению, если он снимет дешёвые фильмы по твоим прекрасным книгам?

Я поставил противень с пирогом в печь.

— Я переживу это.

— Ты не ответил на мой вопрос, — сказала она. — Но можешь не отвечать. Что бы ты ни сказал, я знаю, как ты себя чувствуешь. Нам придётся быть очень бережливыми, экономить каждый цент и думать о том, как выкупить права.

Перспектива потери авторских прав на книги преследовала нас обоих, подобно необходимости продать своих детей с аукциона тому, кто даст самую высокую цену. И они будут потеряны, и аукцион состоится, если я соглашусь на банкротство.

— Если я пойду на это, правительство получит по тридцать или сорок центов вместо каждого доллара, который я ему должен и мог бы уплатить полностью.

КЗР пытался затевать незаконную торговлю лесом и потерпел неудачу, которая влетела правительству в копеечку. Если это случилось с нами, вуки, если мы просто наблюдаем свою крохотную часть происходящего, сколько миллионов они выбрасывают везде в других местах?

Как правительство может быть таким процветающим и делать так много ошибок?

— Я удивлялась этому тоже, — сказала она, — и думала об этом. В конце концов, я пришла к единственному возможному ответу.

— И каков же он?

— Практика, — сказала она. — Неустанная, безжалостная практика.

Мы полетели в Лос-Анжелес и встретились с юристами и счетоводами на последнем оборонительном рубеже наших попыток прийти к согласию.

— Я сожалею, — сказал Джон Маркворт, — но мы не можем получить доступ к их компьютеру. Ни один человек нам не отвечает на письма и на телефонные звонки. Компьютер время от времени посылает сообщения.

Не так давно мы получили информацию, что дело ведёт новый агент, миссис Фомпир. Она двенадцатая. Держу пари, что она собирается запросить у нас отчёт о финансовом состоянии.

Всё ясно, думал я. Они вынуждают меня пойти на банкротство. И всё же, я уверен, что несправедливости нет; я знаю, что наши жизни даются нам для обучения и развлечений.

Мы создаём себе проблемы, чтобы проверить на них свои силы… если бы у меня не было этих проблем, появились бы другие — такие же настоятельные проблемы.

Никто не может учиться в школе без контрольных вопросов. Но эти вопросы часто имеют неожиданные ответы, а иногда бывает и так, что можно дать только один, чрезвычайно категоричный ответ.

Один из консультантов нахмурился.

— Я работал в ДН в Вашингтоне тогда, когда Конгресс принимал голосованием закон о погашении путем банкротства задолженности при невыплате федеральных налогов, которым вы хотите воспользоваться, — сказал он. — ДН очень не нравился этот законопроект, и когда он вступил в юридическую силу, как закон, мы поклялись, что если кто-то попытается воспользоваться им, мы сделаем так, что он пожалеет об этом!

— Но если это закон, — сказала Лесли, — как они могут помешать людям пользоваться…

Он покачал головой.

— Я просто честно предупреждаю вас. Есть закон или его нет, а ДН не даст вам покоя; они будут досаждать вам всеми возможными способами.

— Но ведь, они хотят, чтобы я стал банкротом, — сказал я, — поэтому какие у них могут быть возражения!

— Возможно, это так. Я посмотрел на Лесли, на её уставшее лицо.

— К чертям ДН, — сказал я.

Она кивнула.

— Достаточно четырёх потерянных лет. Давай снова вернём себе наши жизни.

К юристу, который оформляет документы при банкротстве, я принёс список всего, что имел: дом, джип с трейлером, банковские счета, компьютер, одежду, легковой автомобиль и авторские права на все книги, которые я написал. Я потеряю всё это.

Юрист прочитал список молча, а затем сказал:

— Суд не будет интересоваться тем, сколько у него пар носков, Лесли.

— В моей книге о банкротстве сказано включить в список всё, — ответила она.

— Носки можно было не перечислять, — сказал он.

Оказавшись в преддверии ада, благодаря тучным циклопам из ДН, с одной стороны и отбивая атаки пилильщиков из КЗР с другой, мы боролись то с одним монстром, то с двумя сразу в течение четырёх лет без перерыва.

Никаких приключений, книг, постановок, кинокартин, телевидения, никакой продуктивной деятельности — ничего из жизни, которой мы жили до того, как сражение с правительством стало нашим основным занятием.

И во всём этом, несмотря на то, что это были самые напряжённые и трудные времена из всех, которые мы когда-либо переживали — и это было самое странное — …мы становились всё более счастливы, живя вместе.

После испытания с ограблением трейлера, мы неторопливо жили в маленьком домике, который мы построили на холме. Ни разу не разлучались на большее время, нежели было необходимо для того, чтобы съездить в город за продуктами.

Я знал, что она это знает, но ловил себя на том, что снова и снова говорю ей, что люблю её. Мы ходили под руку, как влюблённые по городским тротуарам, гуляли, взявшись за руки, в лесу. Поверил ли бы я в прежние годы, что буду несчастным, если буду идти, не прикасаясь к ней?

Было похоже на то, что наш брак сработал, вопреки ожидаемому — вместо того, чтобы стать холоднее и отдалённее друг от друга, мы сближались, и наши отношения становились всё более тёплыми.

— Ты предрекал скуку, — иногда серьёзно произносила она.

— А где наша взаимная потеря уважения? — настаивал я.

— Скоро уже воцарится тоска, — говорили мы друг другу. То, что раньше вызывало у нас благоговейный страх, стало темой для бесхитростных шуток, которые вызывали у нас весёлый смех.

С каждым днём мы узнавали друг друга лучше, и наш восторг и радость от совместной жизни тоже возрастали.

Мы фактически жили совместно уже четыре года, со времени начала нашего эксперимента, принадлежа исключительно лишь, друг другу, когда рискнули предположить, что мы и есть родные души.

Юридически, тем не менее, мы были холостяком и незамужней женщиной. Никакого законного брака, пока не разберётесь с ДН, предупредил нас Маркворт. Не вступайте в брак, пожалуйста. Пусть Лесли не впутывается в это дело, в противном случае, её посадят на мель вместе с тобой.

Когда банкротство было оформлено, моё дело в ДН закончилось, и мы получили, наконец, возможность заключить законный брак.

Контору по заключению браков я вычислил по телефонному справочнику между «Ботаническим салом» и «Бюро заказов», и это событие стало на повестку дня в нашем списке «Что нужно сделать в субботу в Лос-Анжелесе»:

9:00 Упаковаться и всё проверить.

10:00 Аптека — светозащитные очки; записные книжки, карандаши.

Дата добавления: 2015-07-14