|
Читайте также: |
– Ну расскажи, падла, как с мусорами снюхался, за сколько братву продавал?! – проскрипел скелет с лицом Креста. Он сидел на высоком каменном троне, перед ним на бетонной площадке стоял голый Клоп со связанными за спиной руками, а вокруг в темноте шевелились черные зловещие тени – то ли волки, то ли упыри, то ли братва. Да никакой разницы тут нет, сейчас набросятся, начнут рвать на куски…
Черные тени наступали, сужая круг. Зловещими красными огоньками светились звериные глаза.
– Кому веришь, Крест?! – истерически заорал Клоп. – Я честный жулик! Не слушай эти подлянки!
Он вскочил на огромный камень, схватил финку размером с богатырский меч, замахнулся.
– Назад, урки! Покрошу!
Крест протянул длинную-предлинную руку, схватил его за плечо, потряс. Клоп проснулся. Но Крест не отпускал.
– Вставай, сосед, пора завтракать.
У-у-уф… Это не Крест. Незнакомый босяк тряс его за плечо. Или даже не босяк – какой-то лох педальный, с небритой рожей, в очках, похожий на спившегося учителя.
Клоп привычно стряхнул чужую руку, пружинисто сел, быстро осмотрелся.
– Что так кричал, друг? – спросил крепкий круглолицый кавказец лет тридцати. – Страшный сон увидел?
Сокамерники дружно накрывали стол.
– Жизнь-жестянка снилась, – процедил Клоп. – А когда это мы подружились?
Кавказец натянуто улыбнулся.
– Если не подружились, значит, подружимся… Давай пока присядем, покушаем, побазарим по душам…
Клоп встал, неспешно вышел в диковинный отдельный туалет, умылся и вернулся к столу. Вместо скатерти – газета, на ней жареная курица, вареные яйца, пучок зеленого лука, огурцы, помидоры, хлеб, сыр, колбаса. Посередине – ровная, как заснеженная вершина, нетронутая горка соли.
– Ништяк живете, – одобрил он. И также внимательно, как стол, осмотрел тех, кто за ним сидит.
– Людям привет, – со значением сказал он. – Я Клоп!
– Вазген, – назвался кавказец и протянул через стол руку, но Клоп не обратил на нее внимания и перевел взгляд на педального лоха.
– Николай Николаевич.
«Ишь, ты, какая цаца! – подумал Клоп. – Интеллигента корчишь. Интересно, ты с ними в бороне или один в стороне? Если дать по роже, вся интеллигентность слетит, как пыль с фуражки…»
– А ты кто таков? – спросил он у склонного к полноте мужичка с двойным подбородком. Он был похож на жабу. – Чего такой важный?
– Сабуров… – стушевался тот. – Да нет, я так…
Они с лохом были одного возраста – лет под сорок. Но очкарик выглядел старше.
– Как тут грев[56] идет? Кто смотрящий? – требовательно спросил Клоп, отрывая куриную ногу.
Попадая в мир неволи, он преображался: исчезала неброскость и незаметность, выпрямлялась спина, расправлялись плечи, в поведении появлялись замашки вожака. И голос становился другим, и взгляд…
– Дорога, ноги[57] есть? – обгладывая капающую жиром курицу, продолжил расспросы он, пристально рассматривая сотрапезников. Они растерялись, кроме, пожалуй, Вазгена.
– Это особая «крытка», Клоп, – объяснил он. – Тут все по-другому. Ни «грева», ни «дороги», ни «ног», ни «трубы». Строгая изоляция.
– А курица откуда?
– Дачку передали.
– А-а-а… Вкусная, зараза! Дай еще возьму… Челюсти арестантов старательно перемалывали пищу.
Слышался хруст свежего, не успевшего раскиснуть зеленого лука и крепкого огурца. Клоп сделал бутерброд с колбасой и сыром. Откусил, одобрительно кивнул. Но в отличие от остальных, он не столько ел, сколько выяснял обстановку, попутно набивая живот.
Колбаса копченая, дорогая – кто тут такой богач? А Вазген упорол косяк.[58] Курицу передавать официально запрещено – это скоропортящийся продукт.
– А завтрак что, тут не носят? – с полным ртом интересовался жулик. – Чай, май…
– Мы отказались, – пояснил очкастый лох, наминая яйца с колбасой. – Уж больно убогая жратва! У нас кипятильник есть…
Странно… На тюрьме принято совмещать основную пайку с дачками. Иначе не продержишься…
– Так что насчет смотрящего? – повторил Клоп. Вазген пожал плечами. Он почти не ел и был заметно напряжен.
– Я за него. Это ведь первоходы, и статьи у них не наши, «барыжные»… Законов, порядков не знают… Приходится мне рулить.
– Это хорошо, брателла, что ты на себя святую обязанность принял. – Клоп сыто отрыгнул и, оторвав кусок газеты, вытер жирные руки, но только размазал по коже типографскую краску. Осмотрел огорченно черные разводы, кивнул очкастому лоху:
– Давай, Коля, метнись мухой, намочи полотенце! Чтоб половина мокрая, половина сухая!
Вазген напрягся еще больше. Он чувствовал, к чему идет дело: новый «пассажир» берет камеру под себя. И не ошибся.
– А почему ты так места разделил? – вроде безразлично спросил Клоп. – Нижнее свободно, а смотрящий наверх лезет! Ты что, альпинист?
– Да мне без разницы, где спать. Так оно и лучше. А то бы тебе пришлось на гору карабкаться… Не по годам вроде, не по авторитету.
– А ты что, именно меня ждал? – вытирая мокрым полотенцем руки, спросил Клоп, уже заинтересованно. – Кто ж тебе подсказал-то?
Вазген смутился.
– Да не то чтобы именно тебя. Только прикинь – ты приходишь, а место занято!
– Подумаешь, незадача! – оскалился Клоп. – Я бы тебя согнал, и все дела!
Он протер ладони насухо, осмотрел их и остался доволен.
– На, братан, повесь у себя наверху, пусть протряхнет, – Клоп бросил полотенце похожему на жабу.
Тот расправил его и повесил на спинку своей шконки. Значит, двое из трех сокамерников признали право Клопа распоряжаться в «хате». Оставалось разобраться со смотрящим.
– Ты кто по окраске, Вазген? Где чалился? Кого знаешь?
– Вор я, брат, – как можно солидней ответил тот. – На второй зоне трешник оттянул. А знаю всех деловых…
– Это хорошо, – кивнул Клоп. – Костю Кима знаешь?
– Конечно! Он рынки держит.
– Ай, молодца! – восхитился Клоп. – А как его зовут?
– Кого?!
– Костю Кима.
Вазген озабоченно сдвинул густые брови, но не произнес ни слова.
– Ну, что заменжевался?! Как братана нашего зовут?
– Так Костя ж его зовут!
– Нет, брателло! Так его называют. А зовут его Кэсо-мун. Не знаешь ты его. Только слышал. Как же так?
Наступила тишина. Вазген облизал пересохшие губы. Двое других молчали, переводя взгляд с одного опытного на другого.
– А про меня слыхал, Вазген? – небрежно закинув ногу за ногу, спросил Клоп.
Чернявый почтительно кивнул:
– Конечно, братва рассказывала. Фартовый, говорят, с самим Севером кентуется…
Он старательно вплетал в речь знакомые блатные интонации. Но напрасно: Клоп уже понял – на блатного тот явно не тянул. Обычная приблатненная шушера.
– Тогда непоняток не будет. – Клоп вытер губы и поднялся. – Смотрящий теперь я. Отчитаешься за общак, расскажешь за дела на хате, и будем жить дальше. Вопросы есть?
Вазген подумал, неуверенно пожал плечами.
– А?! – Клоп приложил к уху согнутую ладонь. – Не слышу без очок!
– Нет.
– Ну и хорошо. А чего это вы без кликух живете?
– Да так как-то вышло, – развел руками Вазген. Он уже перестал корчить из себя главного.
Ишь, сука! Это тебе не Жабе ночью маяковать.[59]
– На тюрьме просто так ничего не выходит! – назидательно сказал Клоп. – На тюрьме то выходит, что смотрящий решит!
И указал пальцем на Николая Николаевича.
– Ты будешь – Муха! Понял?
А ты – Альпинист, – палец уперся в Вазгена. – А ты… А ты Жаба!
Сабуров скривился, но возражать не стал.
В замке противно лязгнул ключ, дверь приоткрылась.
– Клищук, на допрос, – скомандовал выводной.
Зема
«География» преступности – это распределение криминала по регионам, районам, объектам. Конечно, преступление могут совершить где угодно, но вероятность того, что оно произойдет в пивной «Актер», гораздо выше, чем в драматическом театре. Хотя и там и там к вечеру становится многолюдно. В театре нарядная публика в ожидании спектакля прогуливается по просторному вестибюлю, любуясь видами осеннего Задонья, или попивает в буфете коньяк из пузатых бокалов, закусывая бутербродами с красной икрой, как и подобает интеллигентным людям. В «Актере» к концу дня собираются завсегдатаи, пиво и водка льются рекой, плотный табачный дым режет глаза, звучат задушевные разговоры, откровенные признания, горячие уверения в дружбе. Хотя от мокрых пьяных поцелуев до беспощадной драки расстояние бывает короче ширины залитого пивом стола.
Зема с двумя спутниками ввалились в зал, когда начало темнеть. Один вид этой троицы не вызывал сомнений в том, что их отпечатки пальцев навечно водворены в милицейские архивы. К тому же здесь их хорошо знали. Отвечая на приветствия, блатные сквозь сигаретный дым прошли в глубину помещения. Для них немедленно нашелся свободный стол, и тут же принесли пиво, причем в стеклянных кружках, а не в уродливых пластиковых стаканах. Это было высшей степенью уважения.
Жадно утолив первую жажду, троица закурила и принялась неторопливо прихлебывать светло-желтую жидкость. Публика, в основном, уже находилась «под градусом». На тяжелых деревянных столах между горками рыбьих скелетов и серебристой кожуры вперемешку с огромными стаканами стояли водочные бутылки. Подавальщицы метались быстрыми тенями, рассекая густые облака злого сигаретного дыма. Словом, все шло как обычно.
И вдруг возле входной двери вспыхнула ссора. Ругань, удары, потом со звоном разбилась едва початая водочная бутылка, и это показывало, что дело принимает весьма серьезный оборот. Головы завсегдатаев повернулись в сторону шума. Ссорились два недавно зашедших и никому не известных рогомета. Высокий, жилистый, в мятом плаще схватил за грудки своего спутника – крепыша среднего роста с малоприметным невыразительным лицом.
– Ты че меня притыкаешь?!
Тот резко высвободился и заорал во всю глотку, по-блатному растопырив пальцы:
– Закон знаешь: фуфло прогнал – отвечай!
Он выглядел, как завсегдатай зоны, быт одет на манер тиходонской шпаны – в короткую куртку и широкие удобные джинсы. И вел себя уверенно и нагло, будто вокруг – одни лохи и фраера.
В следующую секунду от мощного толчка высокий отлетел к двери, ударился о косяк и страшно рявкнул:
– Все, завалю!
Он выхватил из-за пояса пистолет и дважды выстрелил в потолок. Из деревянных балок посыпалась труха. Крепыш пригнулся и выхватил нож. Пивную прорезал дикий вопль:
– Ну, сука-а, кранты!!!
Даже опытные завсегдатаи «Актера» оцепенели. Все же в обычной тиходонской пивной перестрелки – дело, мягко говоря, не частое. Но все кончилось также внезапно, как и началось. Высокий развернулся и выбежал на улицу, крепыш бросился следом. Наступила ошеломленная тишина. Постепенно завсегдатаи начали приходить в себя – зашевелились и принялись обмениваться впечатлениями.
– Ну, козлы…
– Так и вальнуть могут, не по делу…
– Эй, Клава, неси еще водки…
Но на этот вечер приключения в «Актере» не закончились. Под окнами послышался визг тормозов, замигали синие маячки, и внутрь ворвались автоматчики в касках и бронежилетах.
– Всем на пол! Руки за голову! Быстро!
Тем, кто замешкался, придали ускорение автоматные приклады и тяжелые ботинки. Остальных стимулировал пример товарищей по несчастью. Через несколько минут заплеванный пол плотно покрыли неподвижные человеческие тела со сцепленными на затылке руками. Точно как в кино.
Затем несколько милиционеров сноровисто обыскали задержанных. Нашли кастет, два ножа, несколько пакетиков с веществом буро-зеленого цвета, женские ювелирные украшения и пистолет, торчащий за поясом сзади у здоровенного босяка.
– Вот кто стрелял! – громогласно объявил командир группы захвата и пнул ногой большое, распластанное по всему проходу тело Земы.
– Ты че, начальник? Я вообще не при делах! Ты хоть понюхай его!
– Сейчас приедем в отдел, ты у меня одну штуку понюхаешь, – пообещал лейтенант и, пнув Зему еще раз, достал из внутреннего кармана глушитель.
– Гля, как повезло – случайно киллера повязали!
– Какой я тебе киллер? – возмущался Зема. – Я пушку нашел, у меня и бумага есть!
Но его никто не слушал.
На восьмерых задержанных надели наручники и, заломив руки за спину, отволокли к патрульным «УАЗам».
– Товарищ майор, при выезде по сообщению о стрельбе в «Актере» нами задержаны лица с холодным оружием, наркотиками и похищенными вещами! – громко доложил лейтенант подъехавшему на «Волге» Волошину. – У одного задержанного обнаружен пистолет с глушителем!
– Благодарю за службу, – изображающий дежурного офицера Волошин принял упакованный в полиэтилен пистолет с трубкой глушителя. – Везите всех в отдел и оформляйте.
В Нахичеванском РОВД задержанных развели по кабинетам. Опера районного УР разбирались с «обычными» подозреваемыми, а неоднократно судимого гражданина Бугрова по кличке Зема оформляли Гусаров с Сигаевым, которые, впрочем, тоже разыгрывали местных оперов. Работа спорилась: тщательный личный обыск, объяснение Бугрова, рапорта задержавших его сотрудников, осмотр оружия… Потом Гусаров повез ствол экспертам, а Сигаев «колол» Бугрова на все совершенные им или его знакомыми преступления. Зема, естественно, не кололся, и его отправили в «аквариум»,[60] где он постепенно привыкал к своему новому положению.
А через пару часов, когда задержанных отправили в ИБС, в дежурную часть стремительно вошел подполковник Коренев. Он поздоровался с дежурным, подошел к «аквариуму», с любопытством осмотрел Зему. Так укротитель оценивает пойманных диких зверей.
– Этот, что ли? Красавчик!
В разодранной куртке, с расплывающимся на скуле багровым пятном, Зема утратил свою обычную наглую уверенность, вел себя спокойно, не матерился, не «колотил понты». Скованные руки он смирно держал перед собой. Сказывался жизненный опыт: наручники можно зажать так, что глаза на лоб вылезут, а литые резиновые дубинки успокаивают даже одуревших до безумия наркоманов.
– Давайте материал и заводите его в допросную!
В маленькой, без окон комнатке, пропитанной запахами крови, слез, жестокости и страха, Лис кивнул задержанному на привинченный к полу табурет, а сам остался стоять.
– Садись, братское сердце. Не говорю вежливо – присаживайся, потому что сел ты основательно, на всю жопу!
– За что, начальник?! Я вообще чистый! Зашел пива выпить…
– Пива, значит? – Лис усмехнулся. – Ты какое больше любишь?
– Чего?!
– Пиво какое больше любишь?
Коренев обходил гражданина Бугрова то справа, то слева, заглядывал ему в лицо, иногда приобнимал за плечи.
– Какая разница? Пиво, оно и есть пиво, а не водка. Мы чего, про пиво базарить будем?
Лис усмехнулся еще раз.
– Меня знаешь?
– Кто ж не знает, – нехотя пробурчал Зема.
– И что, я как блоха по райотделам скачу, чтобы с честными гражданами о пиве поболтать?
Зема тяжело вздохнул.
– Раз приехал, значит, дело шить будешь…
– А чего тут шить? – удивился Лис. – Ты сам в крайняк зашился! Мне и делать нечего!
– Слушай, начальник, я эту пушку в парке нашел, когда в «Актер» шел. Написал вам заяву хотел сразу отнести, да решил вначале пива выпить…
– Это первая ошибка! – нравоучительно сказал Лис и пролистал схваченные скрепкой листки. – Вот эта заява? Да, точно, и число сегодняшнее… Молодец! Некоторые забывают дату переделать, а переписывать ленятся. А ты молоток!
Зема поежился.
– Может, снимешь браслеты? Да и вообще, давай завязывать. Оформляй подписку, и я пошел…
– Сейчас, сейчас, братан! Ты мне скажи: ручку с бумагой всегда с собой носишь или тоже в парке нашел?
– С собой было, случайно…
Лис внимательно прочел коряво написанный листок.
– Все бы хорошо, братан, только написано не по форме! – Он разорвал бумагу – вдоль, потом поперек, потом вовсе раскрошил на мелкие части, высыпал в пепельницу и поджег зажигалкой. – Глушитель-то ты не указал! Значит, недействительно!
– Это беспредел, начальник, – недобро процедил Зема. – Зря ты так со мной… Вдруг я завтра выскочу…
– Это вряд ли. Честно скажу, как другану скорей всего, пожизненное схлопочешь!
– Зря-я-я, зря на понт берешь! Земля ведь круглая, свидимся…
– Ты что, угрожаешь мне, братское сердце? – удивился Лис. – Зря. Я же другану помочь хочу. Вот смотри, что у тебя на шее… Рапорта наших сотрудников об изъятии пушки. Их допросят – вот и целых три свидетеля!
– Какие из ментов свидетели! – презрительно скривился задержанный.
Лис заметно огорчился.
– Это ты зря! По закону работник милиции полноправный гражданин и полноценный свидетель. Но согласен – адвокаты могут напустить туману, опорочить милиционеров, запудрить мозги присяжным… Ты ведь суд присяжных выберешь? Кстати, а деньги на адвокатов есть? Они ведь знаешь, сколько сейчас дерут!
Лис сокрушенно махнул рукой, но тут же снова повеселел.
– Впрочем, с этим не парься: если что, я тебе займу! Зема усмехнулся. Но не очень весело. Он чувствовал себя, как мышка, с которой играет пока еще сытый кот.
– Считай, свидетелей мы отмели! Но вот с этим что поделать? Видишь, справки экспертов? Потом они заключения оформят по всей форме. Но уже определили, ученые души: отпечатки пальцев на пушке – твои! Вот незадача! Тут ни один адвокат не поможет, отпечатки-то не повторяются…
– А я и не отказываюсь. Нашел, в руки взял, рассматривал. Конечно, остались пальчики!
Лис ненадолго задумался, пожевал губами, махнул рукой.
– Ладно, убедил! Ну, нашлись твои пальчики на каком-то вшивом стволе, так что теперь? Срок тебе наматывать? Вот только…
Зема впился в опера взглядом, исполненным томительного ожидания. Ясно, что сейчас он и выкинет главную подлянку…
– Только, дорогой ты мой друг, из этого ствола двух человек замочили! Ладно бы каких-то бомжей, так ведь нет! Коломийцева знал? Нет? Вот видишь! А это мэр города Придонска!
Кровь отлила от лица, Зема закашлялся. Кашель бил его все сильнее, и он не мог остановиться. Лис знал – так бывает при сильном стрессе. Иногда нервный спазм может закончиться рвотой. Поэтому он терпеливо ждал. Наконец, подозреваемый успокоился, отер тыльной стороной ладони мокрый рот.
– А второго ты наверняка знаешь. Это Гоша Тиходонец!
Теперь Зема позеленел. Его снова стал бить кашель.
– Так что никакой ты мне не друг, я знать тебя не знаю, я буду держаться от тебя подальше и денег на адвоката не дам!
Лис обошел стол и сел на свое место. Сейчас он был серьезен и строг.
– Потому что за таких людей не только тебя на куски порежут, но и твоих кентов, если вздумают за тебя мазу тянуть! И даже сотня таких липовых бумажек, как я сжег, тебе бы не помогли! Тебе теперь вообще ничего не поможет!
– А откуда вы знаете… Ну, про кентов?
– Я все знаю! – уверенно сказал Лис, хотя понятия не имел, что имеет в виду подозреваемый. – Поверь, братан, сейчас я – твой единственный кент! Если, конечно, ты меня заинтересуешь… Езжай пока в камеру, думай!
Шкет
Честно говоря, когда его вели в камеру, Шкету было не по себе. С одной стороны, он пацан правильный, «закон» знает, в общак отстегивает, среди блатных «подписку» имеет. С другой – первая ходка, все неизвестно, как оно обернется на деле… Хотя Батон не раз говорил:
– Ты, главное, не бзди! Если что – поможем: малевку[61] зашлем, подогреем. Не пропадешь! И запомни, как на тюрьме себя покажешь, так и будешь жить дальше!
Но одно дело – гонять порожняки за кружкой пива, а совсем другое – переступать порог зеленой облупленной двери и окунаться в душный и противоестественный мир неволи.
Никакого полотенца на полу не было. Он сделал шаг, услышал сзади лязг захлопнувшейся двери и скрежет железного засова, осмотрелся. В небольшой, метров пятнадцати, хате стояли восемь двухъярусных шконок. Шесть пар глаз рассматривали его с брезгливым любопытством. Так посетители зоопарка разглядывают грязную блохастую обезьяну.
– Привет, бродяги, – сказал он, как учили. Верткий худосочный парень с большим ртом, гримасничая, выскочил ему навстречу.
– Привет, привет, от старых штиблет. Ты чего под своего косишь? С понтом – порядок знаешь? Блатной, что ли?
Черты лица парня дергались, будто на пружинках. Шкет никогда не видел такой разболтанной мимики. Это какой-то клоун! Такой не может быть авторитетом в хате и встречать новичка. Скорей у него задача затеять ссору. Так они иногда делали: выпускали Крысу, тот просил закурить, провоцировал драку, а тут наваливалась основная кодла…
– Блатной! – как можно тверже произнес он. – Погоняло Шкет!
– А прикид у тебя клевый! Продашь куртец? Два огляда даю!
– Ну-ка, Сифон, свали в овраг! – раздался голос со шконки. – С блатными тебе тереть не по чину! Иди сюда, Шкет!
Низкорослый кряжистый парень поманил его рукой, предложил сесть рядом с собой.
– Я Прохор, я тут рулю! Давай знакомиться. Где живешь?
У него было плоское лицо: как камбала с приделанным посередине курносым носом и цепкими, очень внимательными глазами.
– Богатяновский.
– Кого знаешь?
– Многих. Батона знаю, Зему…
– Ого! А они тебя знают? – умехнулся Прохор.
– Конечно.
– Чем докажешь?
– Да всем! И малевку пришлют, и грев подгонят…
– Да-а-а? – с сомнением спросил Прохор. – А где сейчас Зема?
Шкет глянул удивленно, пожал плечами.
– Не в курсах! Наверное, в кабаке где-нибудь оттягивается…
Камбала потемнела.
– Не в цвет, братан! Зема здесь парится, в семьдесят второй хате, на третьем этаже… Если ты с ним трешься, то как можешь этого не знать?!
– Я же с ним не каждый день трусь… – растерянно сказал Шкет. – У меня своя кодла, у него – своя…
Он чувствовал, что все идет как-то не так. Прохор приблизил свою плоскую харю почти вплотную. От нее действительно воняло рыбой.
– А кто в твоей кодле?
– Ну… Крыса, Шептун, Бомба… Прохор скривился, а вокруг все захохотали.
– А петуха в твоей кодле нет? – снова влез в разговор Сифон. – Или козла? Вот была бы крутая кодла!
– Ладно, с этим все ясно, – сказал Прохор. – За что залетел?
– Групповой грабеж. И покушение на мента. Я его шилом ударил, да он в бронежилете оказался. Но руку проткнул. – В голосе Шкета звучали нотки гордости. – Показаний не давал, все как положено!
– А кого ограбил? Шкет замялся.
– Ну, что менжуешься?!
– Да… Непонятка тут вышла…
– Какая такая непонятка?
– Отца моего ограбили. Не узнал в темноте… Снова вокруг захохотали. Но Прохор быстро прекратил веселье.
– Что скалитесь? – грозно прикрикнул он. – Этот шакал родного отца уделал! Какой тут смех?! Отец и мать – это самое святое у каждого блатного! Они нас на свет рожают! Потому «закон» велит чтить родителей!
– Ошибка вышла… Там темно было… Крыса свистнул – и пошли…
Батон говорил, что оправдываться нельзя, это удел слабых. Но все шло не так, как учил Батон.
– Не надо водиться с крысами, – мрачно и назидательно сказал Прохор. – И надо узнавать отца. И не надо щелкать боталом. Придется дать тебе морковки. Хочешь морковки?
Шкет сглотнул вязкую слюну. Он был голоден, но сейчас есть не хотелось. Но и отказываться вроде нехорошо…
– Да можно… Одну штучку…
Впервые за весь разговор Прохор усмехнулся.
– Мы не такие жадные. Мы тебя досыта накормим. Сифон, готов?
– Как пионер! – все так же шутовски улыбаясь и дергаясь, Сифон подошел к Шкету.
Вместо морковки он держал в руках мокрое, скрученное жгутом полотенце. Прохор поднял ногу и столкнул Шкета на пол. И тут же на него посыпались тяжелые удары. Оказалось, что мокрое полотенце бьет, как дубинка. Он пытался защититься, но «морковки» оказались в руках еще нескольких человек, удары со всех сторон сыпались на избитое тело. Чтобы спастись от этого «морковного» града, Шкет заполз под шконку. И действительно – бить его прекратили. Обитатели камеры глумливо, с визгом, смеялись.
– Вот и видно теперь, кто ты такой есть! – прогремел откуда-то сверху голос всемогущего Прохора. – Никакой ты не блатной, а парафин, чушкарь голимый! Сам нашел свое место! Значит, будешь жить под шконкой, как твой кореш Крыса! А вначале пройдешь прописку! А ну, выползай на свет, крыса поганая!
Преодолевая боль в избитом теле, Шкет медленно вылез, с трудом поднялся на ноги. Колени дрожали. До него только сейчас начало доходить – что произошло. «Загнать под шконку» – это самое позорное наказание на тюрьме, так поступают с теми, кто ворует у своих. Хуже только «опускание», до которого остается один шаг. А он сам залез! Как так получилось? Ведь вышло, что вся его «правильность» ничего не стоит! И по «закону» он теперь «мастевый»…[62] Все перевернулось с ног на голову…
Обитатели камеры расселись на шконках, Шкета поставили перед ними. То ли от побоев, то ли от переживаний, а может, из-за освещения, но он не различал лиц – только мутные светлые пятна. Зато остро ощущал атмосферу нетерпеливого ожидания расправы.
– Выбирай: вилкой в глаз или в жопу раз? – спросил Прохор.
Ответ на него Шкет знал.
– Вилкой в глаз!
Потому что в камере ни вилок, ни ножей нет, есть только ложки.
– Гм… – удивился Прохор. – Тогда скажи, вот ты летчик. Летишь на самолете, мотор отказал. Справа озеро из спермы, слева – лес из х…ев. Куда садиться будешь?
Наступила тишина жадного любопытства.
– В каждом озере есть острова, а в каждом лесу поляны, – дал Шкет правильный ответ. Сокамерники обескураженно зашевелились.
– В жопу дашь или мать продашь?
– Пацан в жопу не еб…ся, а мать не продается!
Шкет приободрился. Теперь он различал лица малолетних арестантов. На них читалось удивление. Прохор почесал затылок.
– Ладно, тогда будем тебе зрение проверять…
– Зрение плохое – через рукав ничего не вижу!
– Гля, он и взаправду с понятиями…
Вариантов «прописки» существуют сотни. Но Шкету повезло: на все вопросы он ответил правильно. Прохор задумался. Похоже, что это не лох, а пацан с понятиями.
Тогда, получается, его по беспределу под шконку загнали. И если у него действительно авторитетные люди в кентах, то спрос учинят с него, с Прохора!
– Значит, так! – подвел итог он. – Пусть Шкет пока живет правильным пацаном. Мы Земе малевку прогоним, если подтвердит, так и останется. А если нет – рога отшибем, и будет спать у параши!
Так начался первый день Шкета в тюрьме. Он представлял его совсем по-другому.
* * *
Клоп сидел на жестком казенном стуле. Его мутило. Он не привык обильно завтракать. Зато привык к ежедневной дозе алкоголя. Теперь организм ощутимо корежило. Хотелось пива. А еще лучше – «мастырку» анаши. Но сейчас ему ничего подобного не светило. Он с трудом унял внутреннюю дрожь и постарался вникнуть в происходящее.
– Клищук Петр Васильевич, родился в городе Тиходонске, шесть раз судим…
По другую сторону стола сидел средних лет мужчина в штатском, нудным голосом диктовал сам себе анкетные данные Клопа и вписывал их в протокол. Сразу видно, что это не опер. Кабинетный работник, бумагомарака – следак. Хотя неизвестно, кто из них хуже. Один за руки хватает, бьет по яйцам и вяжет, а другой сидит, пишет, говорит вежливо, улыбается, а сам срок накручивает…
– Вы подозреваетесь в групповом угоне автомобиля, причинившем особо крупный ущерб, – доброжелательно сказал следак.
Клоп демонстративно зевнул. За многотрудную жизнь ему встречались разные следаки. С хитрыми подходцами и с примитивным желанием без затей выбить признание.
Любители поиграть в психологию и просто мясники. Разыгрывающие роли злых шутов и добрых судей. Соответственно, кололи его и вдоль, и поперек, от макушки до задницы. Но Клоп всегда вел себя по понятием: с ментами в разговоры не вступать! Из этого правила он делал только одно исключение…
– Вы будете давать показания?
– Пусть тебе жена дает…
– Не хами, Клищук! Между прочим, тебе светит от пяти до десяти лет!
– Ох, испугал! – изобразил ужас Клоп. И презрительно засмеялся. – Да я этот срок на одной ноге отстою! Мне все одно, где жить: на воле иль на зоне…
Следователь пожал плечами.
– Дело твое. Тогда живи на зоне.
Он поднял трубку внутреннего телефона.
– Это Петрянский. Давайте свидетеля ко мне.
В коридоре послышались шаги, от сильного толчка дверь распахнулась. В кабинет вошел Спец. Широкие плечи, накачанная шея, уверенные манеры. «Тоже – чекист», – отчетливо понял Клоп.
– Расскажите, при каких обстоятельствах состоялась ваша встреча с подозреваемым? – Лысый подвинул лист бумаги и взялся за ручку.
Подставной угонщик выпятил крепкую квадратную челюсть.
– Выполняя служебное задание, я внедрился в преступную среду вошел в контакт с гражданином Клищуком, от которого получил заказ на угон автомобиля марки «Бентли»…
– Задание, значит, выполнял? – зло перебил Клоп. – Это Зема тебе задание выдал? Шавка прикормленная…
Спец окинул его спокойным, ничего не выражающим взглядом.
– Не болтай, камерная падаль… Здоровей будешь.
Клоп прикусил язык. Такие люди не шутят. Подписывать протоколы он отказался.
– Зря ты так, Петр Васильевич! – по-доброму сказал следователь. – Вот, полюбуйся!
Он бросил на стол несколько цветных фотографий большого формата. Серебристый «Бентли» в разных ракурсах, за рулем Клоп. Вот Клоп крупным планом. Вот еще крупный план – с другой стороны.
– Красиво?
– Да, классно! – восхищенно улыбнулся Клоп. – Подари одну фотку, буду перед корешами хвостом бить![63]
– Лучше придумай, как в суде объясняться будешь… Клоп посерьезнел.
– На суду всю правду скажу! Зашел в подъезд поссать, а там пакет с чистой бумагой. Выхожу, а этот амбал руку выкрутил и затолкал в паленую тачку. А я не при делах!
Следователь неодобрительно покачал головой.
– Иди в камеру и хорошо подумай. У тебя уже возраст не тот, чтобы червонец накручивать!
* * *
На следующий день его снова выдернули из камеры в тот же кабинет. Только теперь вместо следака его ожидал быстроглазый опер, который легким кивком отпустил конвоира и, дружески улыбаясь, предложил сигарету. Клоп закурил и равнодушно выпустил дым в сторону зарешеченного окна. Сквозь матовые стекла ничего видно не было, но он все равно смотрел, чтобы не встречаться взглядом с быстроглазым. Время шло, но он не проявлял ни нетерпения, ни любопытства. Опер не выдержал и первым нарушил молчание.
– Давай знакомиться, Клищук. Я майор ФСБ Сочнев. И обещаю, что свои десять лет ты будешь мотать на Крайнем Севере. Самом крайнем!
– Круто! – воскликнул Клоп. – Я только одного не пойму – с каких пор Контора угоны расследует? Вам шпионов ловить надо!
– Мы много чего расследуем, Клоп! – многозначительно произнес майор. – Сейчас меня интересуют сотовые телефоны.
– Какие телефоны? – непонимающе вскинулся Клоп. – Что я вам – телефонист?
– Не прикидывайся! – жестко сказал Сочнев. – Ты скупаешь краденые мобилы. А зачем? Куда деваешь? Не продаешь – это факт. Значит, отдаешь кому-то. Кому?
Последние слова прозвучали угрожающе. Как напоминание о валке сосен в обхват толщиной, где-нибудь в снегах, на пронизывающем насквозь ветру. Когда-то в молодости ему пришлось оттянуть срок на ледяной колымской зоне. Бррр! Вспоминать жутко! А сейчас, когда пятый десяток разменял, оттуда можно и не вернуться. Словить заточку или туберкулез, замерзнуть, превратившись в ледышку, загнуться от голодухи, волчьих клыков, псов охраны или пули конвоя…
– Кому отдаешь?! С них звонки идут по нехорошим номерам! Там, может, и шпионаж окажется! Не дури!
Опер ударил кулаком по столу, ручки и карандаши покатились по полу.
Все стало на свои места. Теперь ясно, почему он попал в разработку Конторы! Не он нужен чекистам, совсем не он! Он только отмычка к человеку, ключик к которому подобрать ох как непросто! Лис! Вот кто им нужен! Вот ради кого разыграна столь сложная постановка! Вот из-за кого можно по беспределу загреметь на Колыму!
Клоп смачно затянулся напоследок халявной сигаретой, предчувствуя, что больше угощать его никто не будет.
– Не въехал. С чего такой шухер? Ну, брал трубки. Они у меня не держатся: то потерял, то подарил, то проиграл. По пьяни разве упомнишь? А это что, запрещено? За это разве сажают?
Сочнев пристально уставился ему в переносицу и размеренно проговорил:
– Короче! Мы оба знаем, кому ты их относишь. Сдашь своего… дружка, получишь условно. А может, и вовсе выйдешь вчистую. Будешь дурку валять – загремишь на всю катушку. На севере ты за два года ноги протянешь. Так что, иди в камеру и думай!
Когда подследственного увели, майор принялся возбужденно ходить по кабинету.
«Никуда не денется этот сявка, расколется, сдаст своего хозяина! Надо только прижать, как следует, точнее, дожать!»
В это время раздался телефонный звонок. Майор взял трубку.
– Сочнев слушает!
– Бугая арестовали, товарищ майор! – доложил дежурный по оперативной картотеке. – Во вчерашней сводке информация: ранее судимый Бугров задержан в пивбаре «Актер» за незаконное ношение оружия и сопротивление милиции. Ну, мы проверили по нашим учетам, как положено, а это ваш агент…
Сочнев тяжело опустился на стул и обмяк, будто резиновая кукла, из которой выпустили воздух.
Лис
И в третий раз явление майора Сочнева было непохоже на два предыдущих. Теперь он не изображал ни свойского, дружески настроенного парня, ни беспощадного архангела правосудия. Сейчас он вообще не играл никакой роли, а был самим собой – чиновником среднего уровня, очень озабоченным и взволнованным.
Лис поздоровался с ним ровно, как обычно, хотя руки и не протянул. Но Сочнев был вполне лоялен и миролюбив.
– Филипп Михайлович, давайте поговорим честно и откровенно, как коллеги. Вы арестовали Бугрова в ответ на арест Клищука? Хорошо. Счет: один – один. Давайте договариваться. Ваши условия?
Лис сразу просек ситуацию. Так вот к кому садился Зема в черную «Волгу»! Вот каких «кентов» он имел в виду! Ай да Зема, ай да честный блатной!
Как всегда, Филипп сумел скрыть изумление – напротив: сделал вид, что он уже давно «в теме».
– И Клищук, и Бугров еще не арестованы, а только задержаны, как подозреваемые. Но при чем здесь футбольные термины? Какой такой «счет»? О чем мы можем договариваться? И о каких условиях идет речь?
– Ну зачем вы так, Филипп Михайлович? Мы взяли вашего агента, вы – нашего. Не представляю, как вы его вычислили, но все знают: вы всегда отвечаете ударом на удар… Признаюсь – мы вас просто недооценили. И это серьезная ошибка. Ее надо исправлять…
– Это не «серьезная ошибка», – поправил Лис. – А очень серьезная! Похоже, что вся ваша работа состоит из одних ошибок… Ну разве можно так грубо организовывать встречи с Бугровым? На черной «Волге» прикатить на пустырь к «Трудовым резервам»… Это разве оперативная работа? Это что, конспирация? Курам на смех! Если ваше начальство узнает, как вы провалили агента…
Сочнев опустил голову. Уши у него покраснели.
– Я все понял, – глухо сказал он. – Не надо ставить меня в угол, как мальчишку. Я предлагаю размен. Мы отпускаем Клищука, вы – Бугрова…
Лис с сожалением посмотрел на собеседника.
– Товарищ майор! Мы же опера, профессионалы! Может, в другой ситуации такой обмен и был бы возможен.
Но сейчас… Что на что менять? Адвокат Чекулдаев сказал, что единственная улика против Клищука – это пачка чистой бумаги, которую вы подменили пачкой долларов. А у Бугрова изъят пистолет! С глушителем!
– Ну и что? Сейчас пистолеты изымают десятками! – возразил Сочнев.
Лис поднял палец.
– Э-э-э, нет! Пистолет пистолету – рознь! Из пистолета Бугрова убиты мэр Придонска Коломиец и криминальный авторитет Гоша Тиходонец! Может уравновесить столь «горячий» ствол пачка чистой бумаги?
У Сочнева отвисла челюсть, как будто Лис ударил его в солнечное сплетение. Он несколько раз открыл и закрыл рот, но так и не произнес ни звука. Зато Коренев продолжил, нарочито бесцветным, монотонным голосом:
– Я же говорил: ваши так называемые оперативные комбинации – чистой воды дилетантство. Попробуйте выйти в суд с этой дурацкой бумажной «куклой»! А у меня заключения экспертиз, оружие, отпечатки пальцев и два трупа серьезных людей! Ваш Бугров сизым голубем полетит на остров Огненный.[64] Что вы говорили про воспитание агентов и ответственность курирующих офицеров?
Майор встрепенулся.
– Он никого не убивал! И вы это прекрасно знаете! Лис усмехнулся.
– Откуда? С ваших слов? Но можно ли им верить? Ведь если вас послушать, я не убийц ловлю, а какой-то там бандой руковожу!
Он выдержал театральную паузу.
– Мы, конечно, все тщательно проверим и лишнего ни на кого вешать не будем. Но я настоятельно рекомендую прекратить бездарный спектакль с Клищуком. Вы же знаете: Чекулдаев – очень сильный адвокат! Лопнувшее дело, позор, оргвыводы… Кому это надо?
Майор Сочнев встал и, тяжело переставляя ноги, направился к двери. Это явно не быта походка победителя.
Шкет
Лис искал Шкета и не мог найти. Тот состоял на учете в Центральном РОВД, но там о его судьбе ничего не знали. Участковый Саркисян развел руками: школу сорванец не посещает, пришел домой – оказалось, что отец лежит в больнице, а мать дверей не открывает и грозится жаловаться Президенту на милицейский беспредел.
– Может, убили его? – предположил Саркисян. – А может, совершил что-то и прячется…
– Да нет, вряд ли…
Человек, не имеющий надежных связей и подготовленных заранее лежбищ, потеряться в Тиходонске никак не мог. А пацан – тем более. Скорей всего, свинтили[65] Шкета. Или действительно грохнули…
Лис позвонил в СИЗО, начальнику оперчасти Старикову.
– Есть у тебя такой малолетка – Рыбаков? Кликуха Шкет?
– Есть, – сразу ответил тот. – Его богатяновцы вчера взяли за грабеж. Только кликуха у него скоро другая станет – Машка или Люська. Что-то его наша борзота запрессовала.
– У меня к нему задушевный разговор есть, – сказал Лис. – Вынь его из «хаты», «погладь», а я сейчас подъеду…
Через час состоялась встреча начальника оперативного отдела РУБОПа подполковника Коренева и следственно-заключенного Виталия Рыбакова, по кличке Шкет. Для одного это был рядовой рабочий эпизод, для другого – важнейшее событие в жизни. Зема, почему-то, на запрос не ответил. Прохор решил ждать до вечера, но Сифон уже отобрал у первохода[66] куртку. А судя по взглядам остальных, к вечеру его переоденут в лохмотья. А что будет потом, даже подумать страшно. Как бы не пришлось «молнию» с ширинки на задницу перешивать…
Внезапно Шкета выдернули из камеры, отвели в пустой кабинет, угостили чаем с бутербродами и конфетами. Хотя аппетита не было, но аромат чая, свежий, без парашной вони, воздух и спокойная обстановка сделали свое дело: он с удовольствием поел и расслабился. И тут в кабинет стремительно вошел худощавый человек с резкими чертами лица, внимательными глазами и уверенными манерами.
– Здорово, Шкет! – без церемоний начал он, садясь напротив. – Я подполковник Коренев. Слышал? Еще меня называют Лисом.
– Лис?! – еще не заматеревший, но злобный волчонок насторожился. Он и так был напуган и подавлен, хотя всячески пытался это скрыть, а тут еще по его душу заявился Лис! Он много раз слышал это прозвище. Батон, Зема и их дружки рассказывали, какие замысловатые подлянки умеет подстраивать этот хитроумный мент, как умеет сталкивать братву лбами, как тасует факты – словно шулер колоду, и как выдергивает козыри в нужный момент. Кореша его ненавидели и… боялись. И еще – говорили, что мент честный и слово свое всегда держит.
– Как тебе, Шкет, нравится на киче? – едва заметно улыбаясь, спросил Лис. – И кенты тут верные, и справедливость полная, и ты в уважухе – на лучшей шконке кантуешься, и все у тебя есть. Все, как ты на Лысой горе Крысе с Шептуном напевал? Только не так все вышло – полный облом!
«Откуда ментяра все знает?» – лихорадочно подумал Шкет. Но вслух ничего не сказал – сидел, как сидел.
– Думаешь, Зема с Батоном за тебя мазу потянут, и все наладится?
Лис сочувственно щелкнул языком.
– Да они про тебя уже давно забыли! Кто ты для них? Обычная «шестерка», одна из сотни!
– Я не «шестерка»! – зло оскалился Шкет.
– Ну-ну! – прикрикнул Лис. – Характер будешь в хате показывать! А кто ты есть такой? Говори, не стесняйся! Козырный фраер, жулик, вор? Молчишь? То-то! Я тебе это не в укор говорю, просто цифра «шесть» у тебя на лбу написана! Ты мне лучше вот что скажи: где тебе лучше – здесь или в «хате», с корешами твоими-заединщиками?
Шкет тяжело вздохнул и опять промолчал.
– Ладно, замнем для ясности! – махнул рукой Лис. – Знаешь, что с тобой дальше будет?
– Что? – не выдержал Шкет.
– Переведут тебя в «чушкари», опомоят, и будешь спать у параши на полу! Хорошо еще, если не опустят. Имей в виду, Сифон – петух, ты от него ни сигареты не принимай, и вообще ничего! Даже не дотрагивайся!
Шкета передернуло, то ли от отвращения, то ли от страха.
– И даже если пришлют за тебя самую распрекрасную маляву она делу не поможет!
– Это еще почему?
– Потому что на чужих поруках здесь не выжить. И на одной борзоте не выехать. Здесь воля нужна, решительность, смелость! А ты косяк за косяком порешь! Когда Сифон перед тобой кривлялся, надо было сразу его вырубить! И когда он тебе в кодлу петуха и козла подселял – надо было рожу бить! Потом, если ты блатной, то прописку не проходишь. А кто настаивает – в харю!
– Да… Легко сказать. Они бы мне весь ливер отбили…
– А так не отбили? Только тогда бы ты свою силу выставил, а сейчас под шконарь залез…
– А откуда ты… откуда вы все это знаете?! Лис похлопал его по плечу и заулыбался.
– Я мысли читать умею!
Шкет тоже по инерции улыбнулся. И сразу наткнулся на жесткий требовательный взгляд серых глаз.
– Короче! Меня грабежи не интересуют. И палатка не интересует. Мне интересна пушка с глушаком. Из нее убили двух очень серьезных людей – мэра Придонска и Гошу Тиходонца. Вот про эту пушку и рассказывай!
Слова падали как камни, подросток все ниже опускал голову.
– Я ничего не знаю про убийства, – с тоской протянул он. – Нашел я эту пушку!
– Расскажешь все, как на духу, пойдешь отсюда в спокойную хату. А я постараюсь, чтобы тебя под подписку выпустили. Тогда и срок условный получишь. Будешь петли рисовать да лапшу на уши вешать – вернешься обратно к своему другу Сифону! Сделают тебя петухом, пойдешь на зону. Никто о тебе и не вспомнит. Кому оно надо – подставляться за пидора, мазу за него держать, весточки с воли засылать, самому пачкаться? Так не бывает!
Шкет побледнел – это чистая правда.
– Ну как, будет у нас откровенный разговор?
– Будет. Только закурить дай!
– Я тебе сейчас в рог дам! У Прохора попросишь!
– Извините…
– Ладно, проехали. Давай все по порядку… Где, как, с кем…
– Шел к пацанам на «стрелку», глядь – лежит за мусорными баками.
– Какими? Баков много! – перебил Лис.
– На набережной, под Лысой горой, не доходя «Рака».
– Знаю. Дальше.
– Ну, я и поднял сдуру. А потом потерял.
– Не потерял, а Земе отдал! – слегка повысил голос Лис. Шкет втянул голову в плечи. Все знают мусора! Все, про всех!
На лице подростка отразилась целая гамма переживаний. Он свято чтил «закон», а его по этому же «закону» загнали под шконку и хотят опустить. И опустят, если не поможет этот мент, «тереть» с которым по «закону» как раз западло… Все встало с ног на голову. По блатным правилам из него сделают «петуха», а против правил – он может выскочить на волю, и даже отделаться условным сроком!
– Ну, Земе, какая разница…
Зема и Батон про него забыли. Почему он должен о них помнить? Из-под шелухи «понятий» и изобретенных урками «законов» острым углом вылезла истина. Оказывается, в блатном мире нет никакого братства и дружбы, каждый сам за себя! И просто так никто не подпишется за правильного пацана. Никому твои проблемы не нужны. Можешь выжить – выживай, нет – подыхай! Вот они какие на самом деле, эти «законы»!
Уловив тень растерянности и горького разочарования на лице допрашиваемого, Лис усилил нажим:
– Только как ты увидел пушку, за баками? Какого хрена ты там рылся? Бутылки собирал? Значит, правда, что ты помоечник?!
– Да нет, какие бутылки…
– Помоечник, и за слова не отвечаешь! Ты их видел, этих козлов, и видел, как они скинули ствол! – напористо импровизировал Лис. И понял, что попал в точку.
Шкет вздрогнул и смотрел взглядом затравленного волчонка. Этот жесткий мент с мертвой хваткой был его последней надеждой. Лис перегнулся через стол. Чуткий хрящеватый нос почти уперся Шкету в переносицу. Шепотом, чтобы не услышал даже приникший к замочной скважине человек, опер произнес:
– Выбирай – быть моим другом на воле или петухом на зоне!
Наступила напряженная тишина. Для Шкета эта минута определяла всю дальнейшую жизнь, хотя это понимал только Лис, но не он. Стать предателем очень непросто, даже если обстоятельства вынуждают тебя к этому. Требуются толчок в спину, какие-то дополнительные условия, какие-то нужные слова… И Лис умел находить такие слова.
– Да чего ты сопли жуешь? Братва тебе еще и спасибо скажет! Эти залетные Гошу грохнули! А он в ба-альшом авторитете ходил… Они уже, считай, приговорены!
Шкет облегченно вздохнул.
– Двое, с горы спустились, бегом, аж на жопе ехали… В спецовках, один в маске зеленой на морде, да с волыной… Я в кустах ссал, вижу такое дело – присел сразу… Смотрю – раздеваются. Стащили шмотье, свернули, пушку внутрь засунули и бросили за баки. А сами на набережную вышли и пошли в сторону «Рака».
– А что дальше?
– Дальше? Да ничего. Я подождал немного, пушку забрал и свалил.
– А они куда делись?
– Не знаю, – пожал плечами Шкет. – Как раз «Газель» проехала, наверное, за ними.
– Какая «Газель»? Почему за ними? – цеплялся за каждую деталь Лис.
– Обычная «Газель». Белая. Может, и не за ними. Просто сразу проехала в том же направлении…
– А как выглядели? Во что одеты? Шкет задумался.
– Короче, один – с меня ростом, не очень здоровый. Второй – ему по ухо, качок, конкретный… Бицухи – шарами, спина широченная, волосатый, как хачик. Он когда спецовку снял, в майке и трусах остался… Челюсть квадратная, волосы ежиком, вылитый этот… Терминатор из кино! А у второго глаза круглые и нос картошкой. Больше ничего не рассмотрел.
– Узнать сможешь, если встретишь?
– Ясное дело.
– Та-ак… А переоделись во что?
– У одного под спецовкой все было: штаны, куртка, рубашка. А Терминатор костюм натянул спортивный, клевый! Я как-то видал, к нам «спартачи» приезжали. У него тоже такой, фирменный…
– Ладно, – одобрительно сказал Лис. – Напиши-ка ты мне все подробно, приметы перечисли, одежду, ничего не забудь… И заявление накатай на мое имя, чтобы перевели тебя от Прохора и прочей борзоты. А я пока пойду, переговорю, чтобы подобрали путевую хату…
Коренев зашел к подполковнику Старикову. Низкорослый крепыш в зеленой форме добродушно улыбнулся.
– Ну, как, пришли к соглашению?
На самом деле, начальник оперчасти не был ни улыбчивым, ни добродушным. Именно он варил оперативное варево в СИЗО № 1, который не знающие тонкостей обыватели называли Тиходонской тюрьмой. Именно от него зависело: какой будет здесь жизнь конкретного зэка, и вообще – будет ли у него эта жизнь.
– Конечно! – кивнул Лис. – Подбери ему небольшую нормальную хату.
– Да чего ее подбирать, – ковыряясь скрепкой в поросшем жесткими волосами ухе, прокряхтел подполковник. – Восемьдесят шестая – четырехместная, светлая, сухая. Там три парнишки, все тихие: один хакер и два вора.
– И когда за вещами пойдет, чтобы ему эти твои сифоны не настукали, – сказал Лис. Он всегда предусматривал каждую мелочь. Тем более что в его работе мелочей не бывало.
Стариков обиделся.
– Да ты что, Филипп? Да если я сказал, а кто-то ослушается, так его звать будут по-другому… Уже не Прохор, а Полина!
– Как ты не боишься так в ухе-то? – сменил тему Лис и достал телефон. Но передумал и спрятал обратно. – А вообще, возьми его под крыло, парень перспективный…
Через полчаса Коренев выскочил через калитку в огромных железных воротах на тихую улицу, по которой сто лет назад пустили первый в Тиходонске трамвай. Он ходил здесь до сих пор, может быть, по тем же рельсам, только вагоны менялись.
По дороге к машине он отзвонился в отдел, майору Волошину:
– Алексей, я тут на одной интересной помойке хочу покопаться. Подошли Сигаева в помощь.
– Что, Михалыч, одному бичевать не в жилу? – хохотнул тот.
– Офигенно смешно! – сказал Лис. – Набережная, двести метров от «Рака». Давай в темпе.
Как он и предполагал, мусор отсюда не вывозили уже давно. Поиски с привлечением местного дворника увенчались успехом. Шкет не соврал. За баками, под прогнившими оконными рамами, в груде мусора удалось обнаружить два свертка из черных спецовок. В присутствии понятых их тщательно осмотрели. Внутри оказались респираторы и перчатки. Все изъятое поместили в полиэтиленовые пакеты, опечатали и отправили на экспертизу…
– Молодец, Шкет, хорошо сработал! Выйдет из него толк, обязательно выйдет! – сказал сам себе довольный Лис.
* * *
В восемьдесят шестую камеру Шкет зашел уверенно и спокойно. Здесь было светло и просторно. Три пацана играли в домино и настороженно повернули головы в сторону новичка. Шкет подошел вплотную, сбросил кости, сильным ударом в лицо сбил того, кто сидел ближе. Двое других шарахнулись в стороны.
– Вы что, чуханы, офуели! – заорал Шкет. – Не видите, что блатной вошел?! Кто старший?
– Да у нас нет старшего, – испуганно сказал мелкий светлоголовый подросток.
Шкет дал ему «леща».
– Теперь есть! Я Шкет, я буду паханом! Я живу по «законам» и вас заставлю! А ну, встать, построиться!
Сокамерники поспешно выполнили приказ. Один зажимал платком разбитую губу, подбородок был перепачкан кровью.
– Как зовут? – жестко спросил Шкет, прохаживаясь перед неровным строем.
– Иван.
– Сергей.
– Коля.
– А кликух нет? – презрительно скривился новый пахан.
Ответом было молчание.
– Я вам дам кликухи, – угрожающе пообещал он. – Такие дам кликухи, что не обрадуетесь! Почему в хате грязно, как в свинарнике?! Убраться немедленно, чтоб все блестело! Проверю – шкуру спущу!
Подойдя к ближней от окна шконке, он сбросил постель на пол.
– Ты, рыжий козел, застелить место пахану!
А ты быстро чифир завари, да стол накрывай! Все из загашников доставайте, блатному лучший кусок положен!
Прописку проходили? Как нет?! Значит, будете прописываться! Совсем обнаглели, чухонцы! Видно, придется кое-кого опустить!
С этого момента жизнь в восемьдесят шестой камере превратилась в ад.
* * *
На следующий день Шкета привезли в Центральный райотдел, к художнику. Через три часа напряженной работы получились два вполне качественных фоторобота.
Все это время вызванные Лисом родители обвиняемого сидели в коридоре. Вера Ивановна, накрепко сцепив перед собой руки, раскачивалась взад-вперед и остановившимся взглядом смотрела в стену с портретами разыскиваемых преступников. Василий Иванович с перевязанной головой и распухшим лицом все вертелся на жестком стуле, выбирая удобную позу, – болели сломанные ребра.
Когда композитные портреты были готовы, удовлетворенный Лис вышел к родителям.
– Ну что, товарищи Рыбаковы, как дальше жить думаете? Претензии к Виталию предъявлять будете? А, Василий Иванович?
Тот только махнул рукой.
– Какие претензии… Сын ведь он мне… Хоть и говенный, но все же сын…
– Зачем такие слова, Вася! – встрепенулась Вера Ивановна. – Его вовлекли эти дружки поганые… Сам бы Виталечка до такого не додумался… Да и не узнал он тебя! На отца разве руку бы поднял!
Лис кивнул.
– Ясно. Напишите, что претензий не имеете, что дело семейное и сами разберетесь… А как с милиционером быть? Руку он ему проколол шилом-то!
– Каким шилом?! – возмутилась Вера Ивановна. – Да у него и шила никогда не было! И разве б он стал…
– Замолчи, надоело! – рявкнул Василий Иванович и поморщился. Потом повернулся к Лису – Что от нас требуется?
– Я с ним уже говорил. За тысячу долларов он скажет, что не может опознать…
– Тысячу долларов! Да откуда у нас такие деньги?! – запричитала Вера Ивановна, но муж опять ее одернул.
– Найду. Сейчас займу, а с годовой премии отдам…
– Ну и отлично! – широко улыбнулся Лис. – Тогда, думаю, через несколько дней вы сможете его забрать.
Родители переглянулись.
– А вам сколько мы должны? – спросил Василий Иванович.
Но Лис покачал головой.
– Мне ничего не надо, – и туманно добавил: – У меня другой навар!
И действительно, безнадежное, казалось бы, дело получило перспективу. На респираторах нашлось несколько пригодных для идентификации отпечатков пальцев. Они совпали с «пальцами», обнаруженными на внутренних частях и магазине пистолета, изъятого у Земы. Правда, в картотеке судимых их обладатели не значились и по оперативным учетам не проходили, но Лис все равно решил разослать дактилокарты по стране, вместе с фотороботами: авось да найдется зацепка. Чем мельче сеть, тем больше шансов. И еще одно обстоятельство вошло в навар хитроумного опера…
Через три дня Лис заехал в СИЗО. В допросном кабинете он присел на край стола, дожидаясь, пока введут Шкета.
На этот раз обвиняемый выглядел совсем по-другому: в фирменном спортивном костюме, новых кроссовках, держался он самоуверенно и нагло. Вошел, не поздоровавшись, сел на табурет без разрешения, закинул ногу за ногу, закурил… Будто это он вызвал Лиса на допрос.
– Ну, как жизнь? – сдержанно поинтересовался опер.
– Кайфово!
– А зачем ты Сыроежкина опустил?
– Да они и так по жизни помойные, – Шкет ухмыльнулся.
– Домой хочешь? Или будешь дальше кайфовать? – сухо спросил Лис.
– Да мне по барабану! – Подросток даже головы не повернул. – Блатные везде в авторитете, хоть на воле, хоть на зоне!
– Трах! – Удар открытой ладонью сшиб его с табуретки на грязный щелястый пол. На миг он потерял сознание, потом ошеломленно потряс головой и попытался подняться, но Лис наступил ему на грудь. Шкет дергался, как полураздавленный таракан. Он засунул в ухо мизинец и вытащил его испачканным кровью.
– Что это?! Ты мне ухо разбил!
Лис наступил сильнее, и он замолчал.
– Ты не блатной, ты – камерная падаль! – наклонившись, Лис впился страшным взглядом ему в глаза. – Это я не дал сделать из тебя петуха! Я позволил тебе стать паханом! И сейчас я отведу тебя в семьдесят вторую, где Прохор и Сифон ждут тебя с нетерпением! Ты понял, кусок говна?!
Он ударил его ногой в бок.
– Не надо, я все понял! – закричал Шкет и заплакал навзрыд. – Я оглох! Совсем оглох! Левым ухом ничего не слышу!
– Значит, слушай меня правым! – сказал Лис. – Иначе совсем глухим станешь! Вставай!
Размазывая слезы, Шкет под диктовку написал заявление с просьбой освободить из-под стражи, обещая за это оказывать помощь органам милиции.
– Ну, вот и хорошо, – как ни в чем не бывало улыбнулся Лис. – Я тебе напоследок хотел совет дать. Про наши с тобой дела не болтай. Ни про Зему, ни про этих двух киллеров. По блатным понятиям, это чистое стукачество. Не успеешь заикнуться – кончат тебя. Тот же Зема сунет пику под ребро или подошлет кого-то из «шестерок». Ясно?
Шкет кивнул. Но распиравшие его чувства прорвались наружу.
– Это вы к тому, чтобы я «завязывал»? Ну, типа, со старыми корешами не водиться, учиться и работать… Так, что ли?
Лис покачал головой.
– Да делай что хочешь, мне одночленственно! Я тебе только вот что скажу…
Заткнув ухо платком, Шкет напряженно слушал.
– По вашим сраным «законам» ментам веры нет, а пацаны всегда выручат. Так, да? А что на деле выходит? Стоило залететь, и где твои пацаны? Те, что на воле, – кинули, забыли. А те, которые здесь, чуть не «отпетушили». И кто тебя вытянул? Я, мент! Правильно?
– Ну, вроде так…
– Поэтому живи как хочешь, но помни, что менты в твоей жизни важней всех! Ухо скоро заживет, но, если я захочу, у тебя кровь изо всех дырок течь будет! Понял?!
– Понял…
– Вот так и дыши! Иди, собирай вещи, на улице папа с мамой ждут!
Лис посмотрел в сутулую спину Шкета, раскрыл картонную папку, где уже имелось заявление Виталия Рыбакова с просьбой перевести из беспредельной камеры, и аккуратно добавил просьбу освободить под подписку. По «закону» обращаться за помощью к ментам западло. А тут сразу две просьбы, да еще с обещанием сотрудничества… Ни один взрослый урка ни за что бы не написал такого!
И теперь грязная душонка Шкета лежит в кармане у начальника оперативного отдела. Пройдет год, или два, или десять, Шкет станет настоящим паханом, или даже вором в законе, но эти бумаги сохранятся в стальных сейфах и, когда понадобится, заставят его служить милиции верой и правдой…
Когда Коренев садился в машину, то увидел трогательную сцену встречи Виталия Рыбакова с родителями. Она была довольно сдержанной. Потом семейство двинулось к трамвайной остановке. Лис смотрел им вслед. «Теперь всю жизнь под топором ходить будешь!» – мелькнула злая, непрофессиональная мысль.
Он включил двигатель и мягко тронулся с места.
Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 153 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Клоп, он же Леший | | | Глава 6 РУБОП ведет розыск |