Юность во Франции

(1548-1559)

Французский двор – великий знаток благородных обычаев, ему до тонкостиизвестны правила загадочной науки, именуемой этикетом. Кто-кто, а уж Генрих IIВалуа доподлинно знает, с какими почестями должно встречать нареченную дофина.Еще до ее прибытия подписывает он указ о том, чтобы маленькую королевуШотландскую – la reinette – приветствовали на ее пути по всем градам и весямтак почтительно, как если бы то была его родная дочь. Уже в Нанте Марию Стюартждут восхитительные знаки внимания. Мало того что на всех площадях воздвигнутыарки с классическими эмблемами, со статуями языческих богинь, нимф и сирен;придворной свите для пущего веселья не жалеют отменного вина. Щедро палят изпушек и жгут фейерверки; впереди малютки королевы выступает крошечное войско –сто пятьдесят мальчиков в белоснежной одежде с трубами и барабанами, сминиатюрными пиками и алебардами – своего рода почетный эскорт. И так из городав город, нескончаемой вереницей празднеств следует она до Сен-Жерменскогодворца. Здесь шестилетняя девочка впервые встречает своего нареченного,которому не исполнилось еще и пяти лет, и хилый, бледный, рахитичный мальчик –ему на роду написана хворость и ранняя могила, ибо в жилах у него течетотравленная кровь, – смущенно и робко приветствует свою «невесту». Тем радушнеепринимают ее остальные члены королевской фамилии, очарованные ее детскойпрелестью, а восхищенный Генрих II называет ее в письме «La plus parfayt enfantque je vys jamés»[18].

Французский двор в эти годы – один из самых блестящих и пышных в мире.Только что миновало мрачное средневековье, и последние романтические отблескиумирающего рыцарства еще озаряют поколение переходной эпохи. По-прежнему силаи храбрость проявляют себя в стародавних суровых и мужественных потехах: охоте,игрищах, турнирах, приключениях, войне, но в высших кругах общества ужеодерживает верх духовное начало; гуманизм завоевывает вслед за монастырями иуниверситетами и королевские замки. Из Италии во Францию в победном шествиипроникают излюбленный папами культ роскоши, характерное для Ренессансатяготение к духовно-чувственным наслаждениям, увлечение изящными искусствами; вэто историческое мгновение здесь возникает новый идеал, единственное в своемроде сочетание силы и красоты, беспечности и отваги – высокое искусствопрезирать смерть и в то же время страстно любить жизнь. Естественнее исвободнее чем где бы то ни было объединяются во французском характере горячийтемперамент с беззаботной легкостью, галльская chevalerie[19]чудесным образом гармонирует с классической культуройРенессанса. От дворянина наравне с умением, облачившись в тяжелые доспехи,стремительно атаковать противника на турнире, требуется и безукоризненноевыполнение замысловатых танцевальных фигур, он должен постичь как суровую наукувойны, так и галантные законы придворной куртуазии; одна и та же рука должнаразить тяжелым двуручным мечом, чувствительно играть на лютне и писать сонетыдаме сердца. Сочетать в себе полярные противоположности – силу и нежность,суровость и изысканность, быть равно оснащенным для боя и для духовногопоединка – вот идеал того времени. Днем король и его дворяне на взмыленныхскакунах носятся в погоне за оленями и вепрями и скрещивают мечи и копья натурнирах, а вечерами кавалеры и знатные дамы собираются в заново отделанных снебывалой роскошью дворцах – Лувре, Сен-Жермене, Блуа и Амбуазе – дляизысканных развлечений. При дворе читают стихи, поют мадригалы, музицируют,возрождают в маскарадах дух античности. Множество красивых, нарядных женщин,творения таких поэтов и художников, как Ронсар, Дю Белле[20]и Клуэ[21], сообщают дворуневиданную красочность и жизнерадостность, с небывалой щедростью проявляющиесяво всех областях искусства и жизни. Как и вся Европа накануне злосчастныхрелигиозных войн[22], Франция той поры стоитперед великим расцветом культуры.

Тот, кому предстоит жить при таком дворе, а тем более царить в нем, долженотвечать этим новым культурным запросам. Он должен стремиться овладеть всемиискусствами и знаниями, совершенствуя свой ум, равно как и свое тело. Навсегдапослужит к чести гуманизма, что от тех, кто готовил себя к власти, он требовалзнакомства со всеми видами искусства. Пожалуй, никогда еще не уделялось стольковнимания безукоризненному воспитанию не только мужчин высшего сословия, но иженщин – этим открывалась новая эра. Как и Мария Английская и Елизавета,изучает Мария Стюарт классические языки – греческий и латынь, а такжесовременные – итальянский, английский, испанский. Благодаря острому, живому умуи унаследованному предрасположению ко всему изящному одаренной девочке вседается шутя. Уже тринадцати лет, изучив латынь по «Беседам» Эразма[23], она в Лувре перед всем двором произноситречь собственного сочинения, и ее дядя, кардинал Лотарингский, с гордостьюсообщает матери, Марии де Гиз: «Душевное величие, красота и мудрость вашейдочери столь возросли и возрастают с каждым днем, что она уже сейчас владеет всовершенстве всеми славными и благородными науками, и ни одна из дочерейдворянского или иного сословия в этом королевстве не может с ней сравниться. Ясчастлив сообщить Вам, что король очень к ней привязан, иногда он более чем почасу беседует с ней одной, и она так умеет занять его разумными и здравымиречами, как впору и двадцатипятилетней!»

И в самом деле, умственно Мария Стюарт развилась необычайно рано. Она вкороткое время настолько овладела французским, что пробует свои силы и встихах, достойно отвечая на хвалебные оды таких поэтов, как Ронсар и Дю Белле;и не только в придворной игре «на случай» тешит она муз, нет, в самые горькиеминуты юная королева, полюбившая поэзию и полюбившаяся поэтам, изливает своичувства в стихах. Впрочем, тонкий вкус проявляется у нее и в других искусствах:она очаровательно поет, аккомпанируя себе на лютне, и покоряет всех танцами; еевышивки говорят не только об умении, но и одаренности; она и одевается сотменным вкусом, без той помпезной роскоши, какою чванится Елизавета,щеголяющая в своих широчайших робах, – Мария Стюарт одинаково мила иестественна и в пестрой шотландской юбочке и в торжественном одеянии. Такт ичувство прекрасного у нее природные, а свою величественную, ничуть нетеатральную осанку – источник поэтического очарования, прославившего ее ввеках, – дочь Стюартов сохранит и в самые тяжкие минуты, как драгоценноенаследие королевской крови и княжеского воспитания. Но и в телесных упражнениях– неутомимая наездница, страстная охотница, искусный игрок в мяч – она едва лиуступает самым закаленным атлетам этого рыцарственного двора; ее стройное телоотроковицы, при всей своей грации, не знает усталости. Самозабвенно и радостно,блаженно и беззаботно припадает она ко всем источникам романтической юности, неподозревая, что величайшее счастье своей жизни она уже исчерпала без остатка.Вряд ли в ком рыцарско-романтический идеал женщины французского Ренессансанашел более совершенное воплощение, чем в этой жизнерадостной и пылкойпринцессе.

Но не только музы – и боги благословили ее колыбель. Душевные совершенствасочетаются у Марии Стюарт с необычайным телесным очарованием. Едва ребенокстал девушкой, женщиной, как поэты наперебой спешат воспеть ее красоту. «Напятнадцатом году красота ее воссияла, как свет яркого дня», – возглашаетБрантом[24], и еще более пламенно – Дю Белле:

En vôtre esprit le ciel s’est surmonté

Nature et art ont vôtre beauté

Mis tout le beau dont la beauté s’assemble.

Чтобы, как в зеркале, обворожая нас,[25]

Явить нам в женщине величие богини,

Жар сердца, блеск ума, вкус, прелесть форм и линий,

Вас людям небеса послали в добрый час.

Природа, захотев очаровать наш глаз

И лучшее затмить, что видел мир доныне,

Так много совершенств собрав в одной картине,

Все мастерство свое вложила щедро в вас.

Творя ваш светлый дух, бог превзошел себя.

Искусства к вам пришли, гармонию любя,

Ваш облик завершить, прекрасный от природы,

И музой дар певца мне дан лишь для того,

Чтоб сразу в вас одной, на то не тратя годы,

Воспел я небеса, природу, мастерство.

Лопе де Вега восторженно слагает ей гимны: «Звезды даровали ее глазам свойнежнейший блеск, а ланитам – краски, придающие ей столь удивительную прелесть».После смерти Франциска Ронсар вкладывает в уста его брата Карла IX следующиестроки, исполненные почти завистливого восхищения:

Avoir joui d’une telle beauté

Sein contre sein, valoit ta royauté.

Кто грудь ее ласкал, забыв на ложе сон,

За эту красоту отдаст, не дрогнув, трон.

Дю Белле как бы суммирует все похвалы, расточаемые Марии Стюарт во многихописаниях и стихах, восторженно восклицая:

Contentez vous yeux,

Vous ne verrez jamais une chose pareille.

Глядите на нее, мои глаза, –

Нет больше в мире красоты подобной.

Но ведь поэты – заведомые льстецы, а особенно придворные пииты, когда онипрославляют свою властительницу; с тем большим интересом вглядываемся мы в еепортреты той поры, зная, что залогом их достоверности служит мастерская кистьКлуэ, и хоть не испытываем разочарования, однако и не разделяем и чрезмерныхвосторгов. Перед нами не блистательная, а скорее пикантная красота: милыйнежный овал, которому чуть заостренный нос придает легкую неправильность,сообщающую женскому лицу какое-то особое очарование. Мягкие темные глаза споволокой загадочно мерцают, безмятежные губы затаили еще неведомую тайну;поистине природа не пожалела для этой принцессы драгоценнейших своихматериалов, подарив ей изумительно белую с матовым отливом кожу, густыепепельные волосы, прихотливо перевитые жемчужными нитями, длинные, тонкие,белоснежные пальцы, стройный, гибкий стан, «…dont le corsage laissait entrevoirla neige de sa poitrine et dont le collet relevé droit decouvrait le pur modeléde ses èpaules»[26].

В этом лице не найдешь изъяна, но именно холодная безупречная красота лишаетего всякой характерности. Глядя, на портрет этой прелестной девушки, вы ничегоо ней не узнаете, да и сама она ничего толком о себе не знает. В ее лице еще невидна женщина – приветливо и ласково глядит на вас хорошенькая кроткаяинститутка.

Об этой незрелости, этой душевной спячке свидетельствуют, несмотря навелеречивые восторги, и устные отзывы. Превознося изысканные манеры, блестящеевоспитание, примерное усердие и светский такт Марии Стюарт, все онихарактеризуют ее лишь как первую ученицу. Мы узнаем, что она прилежно учится илюбезна в разговоре, что она почтительна и набожна и отличается во всехискусствах и играх, не выказывая особого расположения к чему-либоопределенному, что она усердно и послушно овладевает всей разнообразнойпрограммой, предписанной невесте короля. Но все восхищаются лишь ее безличными,светскими качествами; о человеке, о характере никто ничего не сообщает, и этопоказывает, что все своеобразное, существенное в ней скрыто от постороннегоглаза – просто потому, что ее душа еще не расцвела. И еще долгие годыблестящее воспитание и светский лоск принцессы будут скрывать силу страсти, накакую окажется способна женщина, когда все существо ее раскроется,всколыхнувшись до заветных глубин. От чистого лба веет холодом; приветливо инежно улыбается рот; грезят и ищут темные глаза, устремленные пока лишь вовнешний мир, еще не заглянувшие в собственную душу: никто не знает – МарияСтюарт сама не знает о роковом наследии в своей крови и таящихся в немопасностях. Только страсти дано сорвать покров с женской души, только черезлюбовь и страдание вырастает женщина в полный свой рост.

Многообещающее развитие девочки, в которой видна уже будущая королева,приводит к тому, что со свадьбой торопятся, назначая ее раньше срока; даже итут стрелки на часах жизни Марии Стюарт бегут быстрее, чем у ее сверстниц.Нареченному едва минуло четырнадцать лет, к тому же бледный, тщедушный мальчикслаб здоровьем, но политика в этом случае нетерпеливее природы, она не хочет ине может ждать. Французский двор потому так подозрительно и спешит сзавершением брачной сделки, что ему хорошо известна хилость и пагубнаяболезненность принца, о которой докладывают озабоченные врачи. Для Валуаглавное в этом браке – обеспечить себе шотландскую корону; вот почему обоихдетей с такой поспешностью тащат к алтарю. По брачному договору, составленномувместе с посланцем шотландского парламента, дофин получает «the matrimonialcrown» – корону соправителя Шотландии; но одновременно Гизы, родственники МарииСтюарт, втихомолку вымогают у пятнадцатилетней Марии, которая не ведает, чтотворит, и другой документ, неизвестный шотландскому парламенту; Мария Стюартобязуется в нем на случай преждевременной смерти или за отсутствием наследниковотписать свою страну по духовной, словно это ее личное владение, а также и своинаследственные права на английский и ирландский престол – французскойкороне.

Разумеется, этот акт – недаром его подписывают так секретно –недобросовестный маневр. Мария Стюарт не вправе произвольно менять условияпреемства, завещать свое отечество чужеземной династии, как плащ или другоеличное имущество; но дядья понуждают беспечную руку подписать его. Трагическийсимвол: первая подпись, выведенная Марией Стюарт на политическом документе поддавлением своих родичей, становится вместе с тем и первой ложью этой глубокоискренней, доверчивой, открытой натуры. Чтобы стать королевой и пребытькоролевой, ей уже нельзя будет держаться правды: человек, который закабалилсяполитике, больше себе не принадлежит и подчиняется иным законам, нежелисвященные законы сердца.

Эти тайные махинации скрыты от мира великолепным зрелищем, свадебныхторжеств. Уже свыше двухсот лет ни один французский дофин не сочетался браком усебя на родине, и двор Валуа считает долгом потешить свой неизбалованный народнеслыханно пышным празднеством. У Екатерины из дома Медичи сохранились в памятикартины торжественных шествий Ренессанса, которые устраивались в Италии поэскизам известных художников: затмить эти красочные воспоминания детстваторжественной свадьбой своего отпрыска – для нее дело чести. В этот день, 24апреля 1558 года, праздничный Париж становится столицею мира. Перед Нотр-Дамвоздвигается открытый павильон с балдахином голубого кипрского шелка,затканного золотыми лилиями, к нему ведет такой же расшитый лилиями ковер.Впереди процессии выступают музыканты в красной и желтой одежде, они играют наразличных инструментах, а за ними под ликование восторженных толп следует,сверкая драгоценными уборами, королевский кортеж. Венчание совершаетсявсенародно, тысячи, десятки тысяч глаз устремлены на невесту бледного, чахлогомальчика, изнемогающего под тяжестью своего великолепия. Придворные пииты,конечно, и на сей раз не упускают случая воспеть в восторженных хвалах красотуневесты. «Она предстала перед нами, – в экстазе повествует Брантом, обычноохотнее рассказывающий свои галантные анекдоты, – во сто крат прекраснее, чемнебесная богиня», – и возможно, что в зените счастья эта до страстичестолюбивая женщина действительно излучала особое обаяние. В тот час юнаяцветущая девушка, со счастливой улыбкой кивавшая толпе, вкушала, быть может,величайшее торжество своей жизни. Рядом с первым принцем Европы, всопровождении блестящей свиты проезжает Мария Стюарт по улицам, до самых крышгремящим приветственными кликами, – никогда больше подобный прибой богаторазодетых, восторженных и ликующих толп не будет кипеть у ее ног. Вечером воДворце юстиции устраивается открытый банкет, и восхищенные парижане теснятсявокруг, пожирая глазами юную деву, принесшую Франции вторую корону.Знаменательный день завершается балом, для которого художники не пожалелихитрых выдумок. Шесть раззолоченных кораблей с парусами из серебряной парчи,влекомые невидимыми машинистами, словно покачиваясь на бурных волнах, вплываютв зал. В каждом сидит разодетый в золото, скрывшийся под узорчатою маскою принци грациозным жестом приглашает к себе одну из дам королевской фамилии:Екатерину Медичи – королеву, Марию Стюарт – наследницу престола, королевуНаваррскую и принцесс – Елизавету, Маргариту и Клод. Это представление должносимволизировать счастливое плавание по волнам жизни, полной роскоши и блеска.Но человеку не дано управлять судьбой: после этого единственно беззаботного дняжизненный корабль Марии Стюарт поплывет к иным, опасным берегам.

Первая опасность подкралась неожиданно. Мария Стюарт – давно ужекоронованная владычица Шотландии, к тому же le Roi Dauphin, французскийнаследник, возвел ее в сан своей супруги, и, значит, над ее головой сверкаетвторая, еще более драгоценная корона. Но тут судьба шлет ей пагубное искушение,поманив еще и третьей короной, и Мария Стюарт с детской непосредственностью, вослеплении, не получив своевременного мудрого остережения, потянулась к ней,прельщенная ее коварным блеском. В тот самый 1558 год, когда она стала супругойфранцузского наследника, скончалась Мария, королева Английская, и на престолвступила ее сводная сестра Елизавета. Но действительно ли Елизавета – законнаянаследница престола? У женолюбивого Генриха VIII[27]– Синей бороды – было трое детей: сын Эдуард и две дочери,Мария – от брака с Екатериной Арагонской и Елизавета – от брака с Анной Болейн.После скоропостижной смерти Эдуарда Мария, как старшая и рожденная в неоспоримозаконном браке, стала наследницей престола. Но она умирает бездетной; являетсяли теперь законной наследницей Елизавета? Да, утверждают юристы английскойкороны, ибо епископ скрепил брак Генриха VIII и Анны Болейн, а папа призналего. Нет, утверждают юристы французской короны, ибо Генрих VIII впоследствииобъявил свой брак с Анной Болейн недействительным, а Елизавету – особымпарламентским указом – незаконнорожденной. Если это так, а на том стоит веськатолический мир, то, как бастард, Елизавета не может взойти на английскийпрестол, и притязать на него вправе не кто иной, как правнучка Генриха VII –Мария Стюарт.

Итак, шестнадцатилетней неопытной девочке выпало принять решениевсемирно-исторической важности. Перед Марией Стюарт два пути. Она можетпроявить уступчивость и политичность и признать свою кузину Елизаветуправомочной королевой Англии, отказаться от своих притязаний, ибо защитить ихможно лишь с оружием в руках. Или же она может смело и решительно обвинитьЕлизавету в захвате короны и призвать к оружию французскую и шотландскую армиидля свержения узурпаторши. Роковым образом Мария Стюарт и ее советчики избираюттретий, самый пагубный в политике, средний путь. Вместо сильного, решительногоудара французский двор лишь хвастливо замахивается на Елизавету: по приказуГенриха II дофин и его супруга вносят в свой герб английскую корону, а МарияСтюарт официально и в документах титулуется «Regina Franciae, Scotiae, Angliaeet Hiberniae»[28].

Таким образом, притязание заявлено, но никто его не отстаивает. С Елизаветойне воюют, ее лишь дразнят. Вместо решительных действий огнем и мечом бессильныйжест: перед Елизаветой потрясают размалеванной деревяшкой и исписанным клочкомбумаги. Создается нелепое положение: Мария Стюарт и претендует на английскийпрестол и не претендует. О ее притязаниях то молчат, то вдруг извлекают ихиз-под спуда. Так, на требование Елизаветы воротить ей по договору Кале ГенрихII отвечает: «В таком случае Кале следует передать супруге дофина, королевеШотландской, которую все мы почитаем законной королевой Англии». Однако тот жеГенрих II и пальцем не пошевелил, чтобы защитить притязания своей невестки; они сейчас продолжает вести переговоры с так называемой узурпаторшей, как сравноправной монархиней.

Своим нелепым ребяческим жестом, своим тщеславно намалеванным гербом МарияСтюарт так ничего и не добилась, а погубила все. У каждого в жизни бываютошибки, которые никогда и ничем не исправишь. Так случилось и с Марией Стюарт:политическая бестактность, совершенная в отрочестве, и скорее из упрямства итщеславия, чем по обдуманному решению, приводит ее к гибели, ибо, нанесяподобное оскорбление могущественнейшей женщине Европы, она наживает в нейнепримиримого врага. Истинная властительница может многое стерпеть и простить,но только не сомнение в своем праве на власть. Естественно, что с этой минутыЕлизавета рассматривает Марию Стюарт как опаснейшую соперницу, как тень засвоим троном. Отныне, что бы ни говорили и ни писали друг другу обе королевы,все будет притворством и ложью, попыткой замаскировать тайную вражду; но этутрещину ничем уже не закроешь. В политике, как и в жизни, полумеры и влияниепричиняют больше вреда, нежели энергичные и решительные действия. Всего лишьсимволически вписанная в герб Марии Стюарт английская корона будет стоитьбольше крови, чем пролилось бы ради настоящей короны в настоящей войне.Открытая борьба раз и навсегда внесла бы в дело полную ясность, тогда какподспудная, лукавая борьба постоянно возобновляется, отравляя обеим женщинамжизнь и власть.

Роковой герб с английскими регалиями фигурирует также на турнире по случаюмира, заключенного в Като-Камбрези[29]: в июле1559 года его горделиво несут для общего обозрения перед le Roi Dauphin et laReine Dauphine. Рыцарственный король Генрих II не упускает случая преломитькопье pour l’amour des dames[30], и каждыйпонимает, какую даму он имеет в виду: красавицу Диану де Пуатье[31], горделиво взирающую из ложи на своего царственноговозлюбленного. Но безобидная игра внезапно превращается в нечто крайнесерьезное. Этому поединку суждено решить судьбу истории. Капитан шотландскойлейб-гвардии Монтгомери, чье копье уже раскололось, так неловко хватил древкомсвоего противника – короля, что ранил его в глаз, и король замертво упал сконя. Рану поначалу считают неопасной, но король так и не приходит в себя;охваченные ужасом, стоят у ложа умирающего члены его семьи. Несколько днеймогучий организм храброго Валуа борется со смертью, и наконец десятого июлясердце его перестает биться.

Французский двор и и минуты глубокой скорби чтит обычай, как высшего своеговластелина. Когда королевская фамилия покидала замок, Екатерина Медичи, супругаГенриха II, вдруг замедлила шаг у порога: с этого часа, сделавшего ее вдовой,первое место при дворе принадлежит женщине, которую этот же час возвел на тронФранции. Трепетным шагом, смущенная и растерянная, переступает Мария Стюартпорог – супруга нового французского короля проходит мимо вчерашней королевы.Этим единственным шагом семнадцатилетняя отроковица опередила всех своихсверстниц, достигнув высшей ступени власти.

Дата добавления: 2015-07-12