Глава 25. Наступила ночь, а Калиэль и Бареус все молчали

Наступила ночь, а Калиэль и Бареус все молчали. Лута не знал, спят они или нет, но у него не хватало духу тревожить их.

Боль прекрасно отвлекала от тяжелых мыслей, а может, он действительно был таким храбрым – во всяком случае, страха он не чувствовал. Возможно, страх придет позже, когда ему накинут петлю на шею? Лута попытался представить собственную голову, надетую на длинную пику, рядом с теми, что уже гнили на крепостной стене, но ничего у него не вышло, ему стало просто скучно. Однако, когда он думал о смерти друзей, особенно Бареуса, сердце его сжималось от боли.

Лута не имел ни малейшего представления, далеко ли еще до рассвета, когда услышал снаружи смех и негромкие голоса, потом мягкий удар о дверь. Он лежал совершенно неподвижно, как кролик, застывший под взглядом лисицы.

Мгновение спустя до него донеслось бряканье дверного засова. И когда дверь распахнулась, негромко скрипнув петлями, его охватил страх.

Снаружи еще не рассвело, а у стражей почему-то не было факелов. Лута различил лишь смутные очертания невысокой фигуры в дверном проеме.

– Кто там? – спросил Лута, с трудом шевеля пересохшими губами.

– Друг, – прошептал в темноте незнакомый юношеский голос. – Вставайте! Быстрее!

Лута с трудом поднялся на колени, превозмогая боль. Что-то негромко звякнуло, потом вдруг вспыхнул маленький фонарь, закрытый с трех сторон. Его держал светловолосый юноша, в другой его руке был узел с одеждой.

– Скорее надевайте это, – настойчиво произнес он, доставая из узла рубашки и скромные плащи.

Он посмотрел на Калиэля – и задохнулся от изумления. Калиэль лежал совершенно бездвижно. Его спина была черной от засохшей крови и открытых ран.

– Кто ты? Почему ты нам помогаешь? – спросил Лута, осторожно натягивая рубаху.

– Я друг нашей королевы, – нетерпеливо ответил молодой человек. – Она будет несчастна, если вы умрете. Пожалуйста, поспешите, пока никто не пришел.

– Калиэль, очнись! – негромко позвал Лута, легонько дергая друга за ногу.

Калиэль застонал. Он плохо соображал и был слишком слаб, чтобы встать. К тому же он, казалось, не понимал, где находится. С помощью незнакомца Лута и Бареус помогли ему подняться. Кожа Калиэля была сухой и горячей, и он отрывисто застонал, когда незнакомый юноша набросил на его плечи плащ.

– Что… что происходит?

– Я уведу вас отсюда, пока Корин не повесил еще трех достойных людей, – ответил незнакомец. Он закрыл фонарь и чуть приоткрыл дверь, выглядывая наружу. – Никого. Идемте. Скоро смена караула.

– Нет, я не могу! – сбивчиво пробормотал Калиэль. – Это бегство…

Лута обнял его.

– Прошу тебя, Калиэль, не спорь с нами. Мы поможем тебе.

Втроем они довели его до двери. Во дворе крепости было темно, факел над дверью догорел, но Лута все же рассмотрел два неподвижных тела на земле. Он удивился, как такой хрупкий юноша сумел одолеть гвардейцев, и подумал – не с ним ли так весело они разговаривали. И понадеялся, что нет.

Держась в тени и обойдя как можно дальше сторожевой пост у главных ворот, они добрались до боковой калитки в западной части крепостной стены. Рядом с ней лежал еще один стражник – убитый или оглушенный.

– Я не смог достать для вас лошадей, так что ведите его пешком как можно дальше, – сказал юноша. – Держитесь тропы вдоль утесов и не приближайтесь к солдатскому лагерю. Если услышите, что кто-то вас догоняет, спрячьтесь… или прыгайте вниз.

Еще пару дней назад Лута очень удивился бы такому совету.

– Хотя бы назови свое имя, – попросил он.

Юноша слегка замялся, потом прошептал:

– Меня зовут Эйоли. Пожалуйста, передайте Тамир, что я еще здесь. Я доставлю ей вести, как только смогу. А теперь идите, скорее! Найдите где-нибудь лошадей, если сможете, но постарайтесь уйти подальше, пока не взошло солнце.

С этими словами Эйоли вытолкал их за калитку и захлопнул ее за ними до того, как Лута успел его поблагодарить.

Внешняя стена почти вплотную подходила к утесам. Узкая полоска неровной, заросшей травами земли лежала внизу, и в лунном свете узкая козья тропа казалась светлой ниткой, вьющейся меж камнями и пригорками. Неподалеку горели сторожевые костры южного лагеря. Лута всмотрелся в темноту, молясь о том, чтобы они не столкнулись с каким-нибудь любителем ночных прогулок. Все трое были не в том состоянии, чтобы убегать, а тем более сражаться.

Им пришлось почти тащить на себе Калиэля – и это оказалось нелегкой работой. Калиэль весил немного, но был выше их обоих и почти не держался на ногах. Лута чувствовал теплую кровь, просачивавшуюся сквозь плащ под его рукой; кровь сбегала и по его собственной спине – от усилий открылись едва подсохшие раны, нанесенные плетью палача. Но он был полон решимости не сдаваться, вот только едва осмеливался дышать, каждую секунду ожидая, что сверху раздастся окрик или злобный свист стрелы.

Но удача улыбалась им. Они отошли довольно далеко от крепости, не встретив ни единой души. Осторожно обогнув крайние шатры лагеря, они прошли с милю, делая частые передышки, когда силы оставляли их или Калиэль в очередной раз терял сознание. Миновав последний сторожевой пост, они вышли к дороге, уводившей к небольшому лесочку вдали, и пересекли ее.

Лута ужасно страдал от боли, к тому же весь день у него во рту не было ни капли воды. Все чаще его мучили приступы головокружения, и Бареус был не в лучшем состоянии.

– Что будем делать? – шепотом спросил Бареус, и в голосе друга Лута услышал боль и страх. Деревья все еще были ужасно далеко, а на востоке уже появились первые проблески рассвета.

– К Тобину пойдем, – выдохнул Калиэль, горевший в жару. – Мы должны… обязаны сами узнать…

– Да, – решительно произнес Лута.

Конечно, тогда их окончательно сочтут изменниками, но все равно их жизнь не будет стоить и свинцовой монетки, если Корин их поймает.

«Ну и пусть, два раза все равно не повесят».

И все-таки Лута невольно глянул через плечо Калиэля на Бареуса. Они знали друг друга с самого рождения. И если с Бареусом что-то случится из-за него…

Бареус поймал его взгляд и выдохнул:

– Ничего не говори. Куда ты – туда и я.

Лута усмехнулся, чтобы скрыть охватившую его радость. Он вообще-то сомневался даже в том, что они доберутся до леса, темневшего впереди.

На всем перешейке не было ни хуторов, ни деревень, и стащить лошадей было просто негде. В небе медленно разгорался рассвет, беглецы упорно продвигались вперед и наконец сумели втащить Калиэля под укрытие деревьев – и в ту же минуту над морем показался сверкающий краешек солнца. Узкая сырая тропа уводила в глубь леса. Ежевика и кусты дикой смородины разрослись по обе стороны дороги слишком пышно, чтобы можно было прорваться сквозь них. И пока они были вынуждены идти по тропе.

В лесу понемногу просыпались птицы и тут же заводили песню, приветствуя новый день; их щебетание смешивалось со вздохами легкого утреннего ветерка, шуршавшего листвой над головами беглецов.

Они не слышали стука копыт, пока всадники не оказались совсем близко.

– Они у нас за спиной! – простонал Бареус, пошатнувшись и чуть не уронив Калиэля, когда оглядывался назад.

Луту охватило отчаяние. Им не убежать, понял он, разве что удастся спрятаться, но если это всадники из крепости, то с ними наверняка скачет тот же чародей, который так быстро отыскал Калиэля.

– Оставьте меня, – с трудом выговорил Калиэль. – Бегите!

Он попытался вырваться из рук друзей.

– Мы тебя не бросим.

Лута огляделся, ища какое-нибудь укрытие, но ничего не нашел.

Сзади отчетливо послышалось звяканье сбруи и мерный стук копыт.

– Потроха Билайри, их там не меньше двух десятков! – воскликнул Бареус.

– Помоги мне утащить его с тропы, – приказал Лута, пытаясь протолкнуть обвисшее тело Калиэля между кустами.

– Слишком поздно! – простонал Бареус.

Стук конских копыт стал громче, он уже полностью заглушал пение ранних птиц. За деревьями беглецы увидели блеск металла.

И тут они замерли, пораженные самым странным из слышанных ими в жизни звуков. Он доносился как будто со всех сторон одновременно, был где-то рядом… Луте это показалось похожим на смесь кваканья гигантских лягушек и крика цапли, но только многократно усиленных и звучавших в зловещем гулком ритме.

Лута и Бареус придвинулись к Калиэлю, чтобы прикрыть его от новой, неведомой угрозы. Гул стал громче, он возвышался и опадал, и от него волосы на головах юношей встали дыбом.

Всадники вырвались из-за поворота тропы, они скакали плотной группой. Впереди мчался волшебник – его белый плащ невозможно было не узнать. Лута и Бареус попытались затащить Калиэля поглубже в кусты ежевики, но те так разрослись, что сквозь них было не пробиться. Юноши скорчились на обочине тропы, прижимаясь спинами к колючим веткам, вонзавшим в них шипы. Лута согнулся, прикрывая собой Калиэля.

Всадники с грохотом промчались мимо, некоторые на секунду-другую оказались так близко, что Лута мог бы дотянуться до их башмаков. И ни один даже не бросил взгляда в сторону измученных беглецов, недоверчиво глядящих на отряд, уносящийся прочь.

А зловещий гул все продолжался, пока последний всадник не скрылся за следующим поворотом тропы и пока не затихли вдали и стук копыт, и звон сбруи, и бряцание оружия, а потом гул прекратился так же внезапно, как и возник. В его последних нотах Луте послышался крик чаек и стук клюва одинокого дятла.

Калиэль снова очнулся и задрожал от изнеможения. Все его раны открылись, на грубой ткани рубахи выступили темные пятна крови и пота.

– Великая Четверка, что это было? – испуганным шепотом спросил Бареус.

– Я знаю не больше тебя, – пробормотал Лута.

Мгновение спустя они вдруг услышали звук приближающихся шагов, но плотная стена ежевики закрывала от них тропу. Однако подходивший к ним человек и не думал скрываться. Он насвистывал на ходу, под ногами громко потрескивали сухие ветки.

Чуть погодя из кустов выскользнул невысокий темнокожий человек и шагнул на тропу. На нем были длинная подпоясанная туника и рваные гамаши, как у фермера, на плече висел небольшой мешок. Кроме длинного ножа в кожаных ножнах и странного посоха на другом плече, юноши не заметили у незнакомца оружия. Посох был ярда полтора длиной, богато украшенный резьбой. Он выглядел слишком нарядным для оружия и слишком толстым для дубинки.

Когда человек подошел ближе, Лута понял, что это не скаланец. Буйные черные волосы чужака вьющейся массой падали ниже плеч. Копна волос и темные, почти черные глаза выдавали в нем зенгати. Лута настороженно наблюдал за незнакомцем, пытаясь понять, кто перед ними – друг или враг.

Зенгати словно прочитал мысли юноши. Он остановился в нескольких ярдах от беглецов, удерживая свой посох на согнутой руке. Руки он перевернул ладонями вверх, показывая, что в них нет оружия.

Потом он улыбнулся и сказал с ужасным акцентом:

– Друзья, вам надо помощь.

Только теперь Лута рассмотрел, что предмет, принятый им за посох, был на самом деле чем-то вроде огромной деревянной дудки. Он перевел взгляд на чужака. На мужчине было ожерелье из раскрашенных звериных зубов, нанизанных на кожаный ремешок, и такие же браслеты.

– Что тебе от нас нужно? – резко спросил Лута.

Зенгати с удивлением посмотрел на него.

– Друг, – сказал он и показал в ту сторону, куда умчались люди Нирина, – Я помочь, да? Они уходить.

– Ты имеешь в виду тот шум? Это ты устроил? – спросил Бареус.

Незнакомец поднял свою дудку, чтобы все видели, а потом поднес один ее конец ко рту и надул щеки. Дудка заканчивалась чем-то вроде широкого мундштука, вылепленного из воска. Он дунул – и из другого конца «посоха» вырвалось нечто похожее на дрожащее блеяние. Чужак извлек еще несколько весьма странных звуков, словно разогревая свой инструмент, а потом беглецы услышали тот самый низкий гул, что доносился до них прежде. Лута, прислушиваясь, посмотрел на ноги чужака. Они были очень грязными и мозолистыми, как будто этот человек никогда не носил обуви. Руки у него тоже были грязными, но все же не настолько, а ногти оказались аккуратно подрезаны. В волосах странного человека запутались сухие листья и мелкие веточки.

Музыка была такой же странной, как сам музыкант, и, без сомнения, это были те самые звуки, которые беглецы слышали недавно.

– Это магия, да? – воскликнул Бареус. – Ты чародей!

Человек прекратил игру и кивнул.

– Они не слышать, эти на конях. И не видеть.

Лута искренне расхохотался.

– Какая хорошая магия! – воскликнул он. – Спасибо тебе!

Он шагнул вперед, чтобы хлопнуть по ладони своего спасителя, но Калиэль поймал его за руку.

– Нет, Лута! Разве ты не видишь? – выдохнул он. – Это колдун!

Лута застыл на месте. Он не был бы так потрясен, даже если бы столкнулся с магом-кентавром, спустившимся с гор Нимры. С ними все-таки приходилось встречаться чаще, чем с горными ведьмаками, и кентавры были более привычными, с ними позволялось иметь дело.

– Это правда? – осторожно спросил он.

– Колдун, да. Я – Мэти. – Он ткнул себя пальцем в грудь, как будто Лута мог не понять его. – Маах-теи? Ретха-ной. Вы говорить – «гоорнарод».

– Горный народ, – прохрипел Калиэль. – Не доверяй ему, Лута. Может, он разведку тут проводит перед набегом…

Мэти фыркнул и сел на пыльную дорогу, скрестив ноги.

– Не набег. – Он провел по земле двумя пальцами. – Много дней идти.

– Ты путешественник? – с любопытством спросил Лута, не обращая внимания на предостережение Калиэля.

– Долго ходить – это путе-шественник?

– Да. Много дней.

Мэти кивнул со счастливым видом.

– Путе-шественник.

– Но зачем? – резко спросил Калиэль.

– Вас ждать.

Трое скаланцев обменялись недоверчивыми взглядами.

Мэти сунул пальцы в замусоленный мешочек на поясе, достал что-то темное, бросил в рот и начал громко жевать. Он предложил мешочек всем и глупо захихикал, когда молодые люди поспешно отказались.

– Видеть вас в песне сна… – Он помолчал, потом поднял два грязных пальца. – Столько ночей.

– Две ночи назад?

Мэти поднял теперь три пальца и показал на каждого из беглецов.

– Видел ты, и ты, и ты. И я найти это.

Он покопался в другом мешочке и достал погнутое золотое кольцо. Калиэль изумленно уставился на него.

– Это… это мое. Я его потерял, когда меня схватили.

Мэти наклонился вперед и положил кольцо в пыль перед Калиэлем.

– Я находить. Я бежать сильно, чтобы сюда приходить. – Мэти задрал ногу, демонстрируя беглецам присыпанные пылью порезы на мозолистой заскорузлой ступне. – Вы тоже бежать… от друг, который… – Он опять помолчал, подыскивая правильное слово, потом печально посмотрел на Калиэля. – Твой друг, он отвернул свое лицо.

Глаза Калиэля расширились.

Мэти покачал головой, потом еще раз коснулся своей груди, над сердцем.

– У тебя боль от этот друг.

– Замолчи, колдун!

– Калиэль, зачем ты так? – пробормотал Лута. – Он всего лишь говорит правду.

– Мне незачем слышать правду от таких, как он, – огрызнулся Калиэль. – Все это очень странно. Почему бы тебе не спросить у него, чего он хочет?

– Я говорить тебе, – спокойно произнес Мэти. – Вы мои проводники.

– Проводники? Но куда? – удивился Лута.

Мэти пожал плечами, потом посмотрел на Калиэля, склонив голову набок, и нахмурился.

– Сначала я лечить. Друг, кто отвернул лицо, ранил тебя.

Калиэль откинулся назад, но на большее у него просто не хватило сил. Однако Мэти и не подумал приближаться к нему. Он вообще не тронулся с места, только поднес к губам свою странную дудку. Ее открытый конец лежал прямо на земле перед ним, направленный отверстием на Калиэля. Надув щеки, Мэти дунул в посох, разогревая его.

– Остановите его! – Калиэль попытался отползти, не сводя взгляда с трубы, будто ожидал, что из нее вот-вот вылетит пламя.

Мэти не обратил внимания на его протест. Поудобнее прижав трубу к губам, он начал выдувать гудящие звуки. К ужасу Луты, на коже мужчины, пока он играл, проступали черные линии; они расползались, как многоножки, и создавали запутанные рисунки из линий и кругов.

– Ты же слышал его. Ему не нужна твоя магия! – закричал Бареус, становясь между колдуном и Калиэлем.

Лута сделал то же самое, готовый отразить неведомую атаку, в чем бы она ни выразилась.

Мэти посмотрел на них, в его глазах мелькнуло веселье, и тут же его дудка издала резкий, грубый хохот. А потом вдруг странный инструмент зазвучал совершенно иначе.

Сначала юноши услышали гудение, но оно сразу перешло в более глубокий и мягкий звук. Таинственные символы уже целиком покрывали лицо и руки колдуна и всю открытую часть его груди. Они напомнили Луте татуировки, которые он видел на коже людей из народа катме, но рисунки на коже незнакомца были более резкими и угловатыми. Странные символы немного напоминали звериные зубы и когти, что украшали шею и запястья колдуна. «Варварство» – другого слова Лута найти не мог. Глядя на пугающие рисунки, он вспомнил о страшных историях, которые он слышал о горном народе и его магии.

Но вопреки безотчетно пробудившейся тревоге звуки, издаваемые трубой, непонятным образом успокаивали его. Постепенно Лута поддался завораживающей мелодии и почувствовал, как тяжелеют веки. Он понимал, что заколдован, но сопротивляться не мог. Бареус стоял рядом, растерянно моргая и пошатываясь. Калиэль по-прежнему тяжело дышал, но глаза его закрылись…

Чарующее гудение продолжалось еще несколько минут, а потом Лута с изумлением обнаружил, что сидит на земле рядом с Калиэлем и пытается положить его голову к себе на колени. Калиэль вытянулся и повернулся на бок, скривившись от боли, когда на его спине натянулась присохшая к ранам рубаха.

Звук деревянной трубы вновь изменился, но Лута даже не заметил, когда это случилось. Теперь в воздухе разносился более высокий и легкий гул, а короткие переливчатые ноты перемежались длинными руладами. Калиэль вздохнул и расслабился, привалившись к Луте. Лута не мог бы сказать, заснул его друг или потерял сознание, но дыхание Калиэля стало ровнее и легче. Лута посмотрел на Бареуса: оруженосец уже заснул, сев на землю прямо там, где стоял до этого, и на его губах блуждала спокойная улыбка.

Но Лута сумел отогнать сон и остался на страже, наблюдая за колдуном со смесью восхищения и подозрительности. Несмотря на заурядную внешность, колдун, очевидно, обладал огромной силой. Он без труда взял власть над тремя юношами лишь с помощью своей странной музыки. Но самым невероятным казалось то, что гудение деревянной трубы словно высосало боль из спины Луты. Его кожа чесалась и горела, но самая сильная боль – там, где остались глубокие раны, нанесенные плетью, – ослабла и стала вполне терпимой.

Наконец труба умолкла, а Мэти подошел к Калиэлю, наклонился и на мгновение прижал ладонь к его лбу; потом колдун кивнул.

– Хорошо. Он спать. Я вернуться.

Оставив на земле свой узел, но прихватив трубу с собой, колдун ушел в лес по другую сторону тропы. Кусты, казавшиеся такими густыми и плотными, что из-за них беглецы оказались в ловушке, не сумев уйти с тропы, как будто сами расступились перед колдуном. Через секунду он исчез за деревьями.

Теперь, когда чары разрушились, Лута с огорчением осознал, с какой легкостью они попались в сети. Боясь потревожить Калиэля, он подобрал маленький камешек и бросил его в Бареуса, чтобы разбудить оруженосца.

Юноша вздрогнул и зевнул.

– А что мне снилось! Я думал… – Он сонно огляделся по сторонам – и увидел мешок колдуна. – Ох… – Бареус стремительно вскочил на ноги. – Где он? Что он сделал с Калиэлем?

– Тише! Пусть поспит, – зашикал Лута.

Бареус хотел было возразить, но вдруг на его лице вспыхнуло глубочайшее изумление.

– Моя спина!

– Я знаю. Моя тоже. – Лута осторожно вытянул ноги из-под головы Калиэля и подсунул на их место свернутый плащ. Встав, он подошел к Бареусу и задрал вверх его плащ и рубашку, чтобы осмотреть спину друга. Вид у нее был не намного лучше прежнего, однако свежей крови он не увидел. – Не знаю, как он это сделал, но Калиэль уснул спокойно. Мэти сказал, что собирается полечить его. Может, так и есть?

– Наверное, он что-то вроде дризида.

– Не знаю. Я никогда не слышал, что колдуны из горного народа умеют лечить. А вот наших преследователей он точно заколдовал.

– А как ты думаешь, почему он назвал нас своими проводниками? – спросил Бареус, нервно оглядываясь в поисках чужака.

– Не знаю.

Опасения Калиэля вполне могли подтвердиться, но зачем колдун помог им?

– Думаешь, он правда видел нас во сне?

Лута пожал плечами. Он думал, что от горных колдунов можно ожидать чего угодно.

– Может, он просто сумасшедший и убежал от своего народа? Ведет себя как-то странно.

Короткий взрыв смеха заставил обоих подпрыгнуть от неожиданности и обернуться.

Из густых кустов вышел Мэти с пучком какой-то травы в руке и присел на корточки рядом с Калиэлем. Он осторожно перевернул спящего юношу на живот и снял с его спины жесткий от засохшей крови плащ. В течение ночи длинные раны много раз подсыхали и снова лопались и теперь были красными и вздувшимися.

Мэти открыл свой мешок и вытащил помятую домотканую рубаху. Он бросил ее Луте вместе с ножом.

– Сделай, надо закрыть, – приказал он, явно требуя, чтобы Лута приготовил бинты.

Пока Лута резал рубаху, Мэти достал из мешка что-то еще и начал это жевать, одновременно растирая между ладонями какие-то ростки и листья. Через мгновение он выплюнул в размятые листья черную жидкость и смешал все с несколькими каплями воды из своей бутыли, а потом стал накладывать странную смесь на раны Калиэля.

– Ты дризид? – спросил Бареус.

Мэти покачал головой.

– Колдун.

– Ну, по крайней мере, он не лечит с помощью костей, – пробормотал Лута.

Мэти уловил тон, которым были произнесены эти слова; закончив перевязывать спину и ребра Калиэля, он посмотрел на Луту, вскинув брови.

– Ты про мой народ? Мы пугать наши дети сказками про ваши люди. – Он глянул на лежавшего неподвижно Калиэля и презрительно сморщился. – Ретха-ной никогда не делать так. – Он провел рукой по спине Калиэля, потом коснулся тех мест, где были сломаны ребра. – Я починить кость. Выгнать густая вода.

– О чем это он? – спросил Бареус.

– Думаю, он говорит о гное, – предположил Лута. – А этим ты тоже лечишь? – Лута показал на трубу, лежащую рядом с колдуном на земле.

– Да. Оо-лу.

– Это с его помощью ты нас спрятал от погони?

– Да. Все мужчины-колдуны ретха-ной играть оо-лу для своя магия.

– Я слышал, вы используете такие дудки в сражениях.

Мэти повернулся к нему спиной и занялся Калиэлем. Лута тревожно переглянулся с Бареусом. Оруженосец, конечно, тоже заметил, что колдун не ответил на последний вопрос.

– Мы высоко ценим то, что ты сделал для нашего друга, – сказал Лута. – Что ты хочешь получить в уплату?

– Плату? – Мэти как будто удивился.

– Ты помог нам, мы хотим дать тебе что-нибудь взамен.

– Я говорить вам. Вы вести меня, когда ваш друг может путешествовать.

– Он опять за свое! – вздохнул Лута. – А куда ты хочешь пойти?

– Куда вы идти.

– Нет! Я спрашиваю, куда ты хочешь попасть. Хотя это не имеет значения. Мы очень спешим. И у нас нет времени провожать тебя.

Невозможно было определить, что именно из его слов понял человек с гор, но он кивнул с радостным видом:

– Вы вести.

Бареус хихикнул.

– Отлично, мы ведем, – пробормотал Лута. – Только потом не жалуйся, если окажешься совсем не там, куда собирался.

Дата добавления: 2015-07-12