Разгром Шорби

Враги исчезли бесследно. Дик, с грустью оглядывая остатки своего доблестного войска, стал подсчитывать, во что обошлась победа. Теперь, когда опасность миновала, он чувствовал себя таким утомленным, больным и разбитым, раны и ушибы его так ныли, бой так измучил его, что, казалось, он уже ни к чему не был способен.

Но для отдыха время еще не пришло. Шорби был взят приступом, и, хотя беззащитных жителей никак нельзя было обвинить в сопротивлении, было очевидно, что сви­репые воины будут не менее свирепы после окончания битвы и что самое ужасное еще впереди. Ричард Глостер был не из тех вождей, которые защищают горожан от своих разъяренных солдат; впрочем, даже если бы он и захотел их защитить, еще вопрос— послушались ли бы его.

Вот почему Дик должен был во что бы то ни стало разыскать Джоанну и взять ее под свою защиту. Он внимательно оглядел лица своих воинов. Выбрав троих, наиболее послушных и трезвых на вид, он отозвал их в сторону и, пообещав щедро наградить и рассказать о них герцогу, повел их через опустевшую рыночную площадь в отдаленную часть города.

Там и сям на улице происходили еще небольшие стыч­ки; там и сям осаждали какой-нибудь дом, и осажденные швыряли столы и стулья на головы осаждающих. Снег был усеян оружием и трупами; впрочем, если не считать участ­ников этих маленьких стычек, улицы были пустынны; в одних домах двери были распахнуты настежь, в других они были закрыты и забаррикадированы. И только редко где из трубы тянулся дымок.

Дик, осторожно обходя дерущихся, быстро повел своих спутников по направлению к монастырской церкви; но когда он подошел к главной улице, крик ужаса сорвался с его уст. Большой дом сэра Дэниэла был взят приступом, разбитые в щепки ворота болтались на петлях, и толпы людей хлынули в дом за добычей. Однако в верхних этажах грабителям оказывали некоторое сопротивление, и как раз в то мгновение, когда подошел Дик, окно наверху распахнулось, и какого-то беднягу в темно-красном и синем, кричащего и сопротивляющегося, выбросили на улицу.

Самые мрачные опасения овладели Диком. Как безум­ный, бросился он вперед, расталкивая встречных, и, не ос­танавливаясь, добежал до комнаты в третьем этаже, где расстался с Джоанной. Здесь царил полный разгром: ме­бель была разбросана, шкафы раскрыты, ковер, сорванный со стены, тлел, подожженный искрой, упавшей из камина.

Дик почти машинально затоптал начинавшийся пожар и остановился в отчаянии. Сэр Дэниэл, сэр Оливер, Джо­анна — все исчезли. Но кто мог сказать, убиты ли они во время побоища или выбрались из Шорби невредимыми?

Он схватил проходившего мимо стрелка за плащ.

— Молодец,— спросил он,— ты был здесь, когда бра­ли дом?

— Пусти! — сказал стрелок.— Пусти, а не то я ударю!

— Я тоже могу ударить,— ответил Ричард.— Стой и рассказывай!

Но воин, разгоряченный битвой и вином, одной рукой ударил Дика по плечу, а другой вырвал полу своего плаща. Тут молодой предводитель не в силах был сдержать свой гнев. Он схватил стрелка в могучие свои объятия и, как ребенка, прижал к своей закованной груди; потом, поставив его перед собой, приказал ему говорить.

— Прошу вас, сжальтесь! — задыхаясь, проговорил стрелок.— Если бы я знал, что вы такой сердитый, я был бы осторожнее. Я видел, как брали этот дом.

— Знаешь ли ты сэра Дэниэла? — спросил Дик.

— Очень хорошо его знаю,— ответил стрелок.

— Был он в доме?

— Да, сэр,— сказал стрелок.— Но как только мы вор­вались во двор, он убежал через сад.

— Один?— вскричал Дик.

— Нет, с ним было человек двадцать солдат,— ответил стрелок.

— Солдат! А женщин не было? — спросил Шелтон.

— Право, не знаю,— сказал стрелок.— В доме мы не нашли ни одной женщины.

— Благодарю тебя,— сказал Дик.— Вот тебе монета за труды.— Но, порывшись у себя в сумке, Дик ничего не нашел.— Завтра спросишь меня,— прибавил он.— Ричард Шелтон. Сэр Ричард Шелтон,— поправился он.— Я щедро вознагражу тебя.

Вдруг в голове у Дика мелькнула догадка. Он поспешно спустился во двор, что было духу промчался через сад и очутился у главного входа церкви. Церковь была открыта настежь. Ее переполняли горожане с семьями; она была набита их имуществом, а в главном алтаре священники в полном облачении молили бога о милости. Когда Дик вошел, громкий хор загремел под высокими сводами.

Он поспешно растолкал беглецов и подошел к лестнице, которая вела на колокольню. Но тут высокий священник встал перед ним и загородил ему дорогу.

— Куда ты, сын мой?— сурово спросил он.

— Отец мой,— ответил Дик,— я послан сюда по важ­ному делу. Не останавливайте меня. Я здесь распоряжаюсь именем Глостера.

— Именем милорда Глостера? — повторил священ­ник.— Неужели битва окончилась так печально?

— Битва, отец мой, окончилась, ланкастерцы разгром­лены, милорд Райзингэм — упокой господи его душу!— ос­тался на поле битвы. А теперь, с вашего позволения, я буду делать то, ради чего пришел.

И, отстранив священника, пораженного новостями, Дик толкнул дверь и побежал вверх по лестнице, прыгая сразу через четыре ступени, не останавливаясь и не спотыкаясь, покуда не вышел на открытую площадку.

С колокольни он увидел, как на карте, не только город Шорби, но и все, что его окружало,— и сушу и море. Время близилось к полудню; день был ослепительный, снег свер­кал. Дик поглядел вокруг и, как на ладони, увидел все последствия битвы.

Неясный, глухой шум стоял над улицами, то тут, то там изредка раздавался лязг стали. Ни одного корабля, ни одной лодки не осталось в гавани, зато в открытом море было множество парусных и гребных судов, на­полненных беглецами. А на суше, по засыпанным снегом лугам, мчались кучки всадников; одни из них старались пробиться к лесам, а другие, без сомнения йоркисты, смело останавливали их и гнали обратно в город. Всюду, куда ни кинешь взор, валялись трупы лошадей и лю­дей, отчетливо видные на снегу.

Пехотинцы, которые не нашли себе места на судах, все еще продолжали отстреливаться в порту под прикрытием прибрежных кабаков. Многие дома пылали; в морозном солнечном сиянии дым подымался высоко и улетал в море.

Кучка всадников, мчавшаяся по направлению к Холивуду и уже приблизившаяся к опушке леса, привлекла внимание молодого наблюдателя на колокольне. Их было довольно много, этих всадников,— это был самый крупный из отступающих ланкастерских отрядов. Они оставляли за собой на снегу широкий след, и по этому следу Дик видел весь путь, проделанный ими с той минуты, когда они выехали из города.

Пока Дик наблюдал за ними, они беспрепятственно достигли опушки оголенного леса; здесь они свернули в сторону, и луч солнца на мгновение озарил их одежды, отчетливо видные на фоне темных деревьев.

— Темно-красный и синий! — вскричал Дик.— Кля­нусь, темно-красный и синий!

И кинулся вниз по лестнице.

Теперь прежде всего нужно было отыскать герцога Гло­стера, так как в этом всеобщем беспорядке один только гер­цог мог дать ему отряд воинов. Сражение в центре города было, в сущности, окончено. Бегая по городу в поисках гер­цога, Дик видел, что улицы полны слоняющимися солдата­ми; одни из них шатались под тяжестью добычи, другие были пьяны и орали. Никто из них не имел ни малейшего представления о том, где находится герцог. Дик совершен­но случайно увидел герцога, когда тот, сидя на коне, отда­вал распоряжение выбить вражеских стрелков из гавани.

— Сэр Ричард Шелтон,— сказал он,— вы пришли во­время. Я обязан вам и тем, что ценю мало,— своей жизнью, и тем, за что никогда не в состоянии буду отплатить вам,— победой… Кэтсби,если бы у меня было десять таких командиров, как сэр Ричард, я мог бы идти прямо на Лондон!.. Ну, сэр, требуйте себе награды.

— Требую открыто, милорд,— сказал Дик,— открыто и во всеуслышание. Человек, которого я ненавижу, убежал и увез с собой девушку, которую я люблю и почитаю. Дайте мне пятьдесят воинов, чтобы я мог догнать их, и ваша милость будет полностью освобождена от всяких обязательств по отношению ко мне.

— Как зовут этого человека? — спросил герцог.

— Сэр Дэниэл Брэкли,— ответил Ричард.

— Ловите этого перебежчика! — вскричал Глостер.— Это не награда, сэр Ричард. Вы оказываете мне новую услугу. Если вы принесете мне его голову, мой долг вам только увеличится… Кэтсби, дай ему солдат… А вы тем временем обдумайте, сэр, какую я могу доставить вам радость, честь или выгоду.

Как раз в эту минуту йоркисты взяли один из портовых кабаков, окружив его с трех сторон, и захватили в плен его защитников. Горбатый Дик был доволен этим подвигом и, подъехав к кабаку, приказал показать ему пленников.

Их было четверо: двое слуг милорда Шорби, один слуга лорда Райзингэма и, наконец, последний — но не последний в глазах Дика— высокий седеющий старый моряк, неук­люжий и полупьяный, за которым по пятам, визжа и пры­гая, следовала собака. Молодой герцог сурово оглядел их.

— Повесить! — сказал он.

И повернулся, чтобы наблюдать за ходом битвы.

— Милорд,— сказал Дик,— теперь я знаю, что попро­сить у вас в награду. Даруйте жизнь и свободу этому старому моряку.

Глостер обернулся и глянул Дику в лицо.

— Сэр Ричард,— сказал он,— я сражаюсь не павлиньими перьями, а стальными стрелами и без всякого сожале­ния убиваю своих врагов. В английском королевстве, разод­ранном на клочки, у каждого моего сторонника есть брат или друг во вражеской партии. И если бы я начал разда­вать помилования, мне пришлось бы вложить меч в ножны.

— Возможно, милорд. Но я хочу быть дерзким и, ри­скуя навлечь на себя ваше нерасположение, напомню вам ваше обещание.

Ричард Глостер вспыхнул.

— Запомните хорошенько,— сурово сказал он,— что я не люблю ни милосердия, ни торговли милосердием. Сегодня вы положили основание блестящей карьере. Если вы будете настаивать на исполнении данного вам слова, я уступлю. Но, клянусь небом, на этом и кончатся мои милости!

— Я вынужден смириться с потерей ваших милостей,— сказал Дик.

— Дайте ему его моряка,— сказал герцог и, тронув своего коня, повернулся спиной к молодому Шелтону.

Дик не был ни опечален, ни обрадован. Он уже до­статочно изучил юного герцога и не полагался на его благосклонность; слишком быстро и легко она возникла и потому не внушала большого доверия. Он боялся только одного: как бы мстительный вождь не отказался дать солдат. Но он неверно судил о чести Глостера (какова бы она ни была) и, главное, о его твердости. Если он уже однажды решил, что Дик должен преследовать сэра Дэ­ниэла, он не менял своего решения; он громко приказал Кэтсби поторопиться, напоминая ему, что рыцарь ждет.

Между тем Дик повернулся к старому моряку, который, казалось, был равнодушен и к грозившей ему казни, и к внезапному освобождению.

— Арблестер,— сказал Дик,— я причинил тебе много зла. Но теперь, клянусь распятием, мы в расчете.

Однако старый моряк только тупо взглянул на него и промолчал.

— Жизнь все же есть жизнь, старый ворчун,— про­должал Дик,— и стоит она больше, чем корабли и вина. Ну, скажи, что прощаешь меня. Если твоя жизнь тебе ничего не стоит, то мне она стоила всей моей будущности. Я дорого заплатил за нее. Ну, не будь же таким небла­годарным.

— Если бы у меня был мой корабль,— сказал Арб­лестер,— я находился бы в открытом море в безопасности вместе с моим матросом Томом. Но ты отнял у меня корабль, кум, и я нищий; а моего матроса Тома застрелил какой-то негодяй. «Чтоб тебе издохнуть!» — промолвил Том, умирая, и больше никогда не скажет ни слова. «Чтоб тебе издохнуть!» — были его последние слова, и бедная душа его отлетела. Я никогда уже больше не буду плавать с моим бедным Томом.

Раскаяние и жалость охватили Дика; он пытался взять шкипера за руку, но Арблестер отдернул руку.

— Нет,— сказал он,— оставь. Ты сыграл со мной дья­вольскую шутку и будь доволен этим.

Слова застряли у Ричарда в горле. Сквозь слезы видел он, как бедный старик, вне себя от горя, опустив голову, шатаясь, побрел по снегу, не замечая собаки, скулившей у его ног. И в первый раз Дик понял, какую безнадежную игру мы ведем в жизни и что сделанное однажды нельзя ни изменить, ни исправить никаким раскаянием.

Но у него не было времени предаваться напрасным сожалениям. Кэтсби собрал всадников, подъехал к Дику, соскочил на землю и предложил ему своего коня.

— Сегодня утром,— сказал он,— я немного завидовал вашему успеху. Но успех ваш оказался непрочным, и сей­час, сэр Ричард, я от души предлагаю вам эту лошадь, чтобы вы на ней ускакали прочь.

— Объясните мне,— сказал Дик,— чем был вызван мой успех?

— Вашим именем,— ответил Кэтсби.— Имя— глав­ный предрассудок милорда. Если бы меня звали Ричардом, я завтра же был бы графом.

— Благодарю вас сэр,— ответил Дик.— И так как маловероятно, что я добьюсь новых милостей, позвольте мне попрощаться с вами.Не стану утверждать,будто я равнодушен к успеху; однако я не очень огорчен, рас­простившись с ним. Власть и богатство, конечно, славные вещи, но, между нами, ваш герцог— страшный человек.

Кэтсби рассмеялся.

— Да,— сказал он,— но тот, кто едет за Горбатым Диком, может уехать далеко. Ну, да хранит вас бог от всякого зла! Желаю вам удачи!

Дик встал во главе своего отряда и, приказав ему следовать за собой, двинулся в путь. Он проехал через город, полагая, что следует по стопам сэра Дэниэла, и все время оглядывался кругом в надежде найти доказатель­ства, которые бы подтверждали справедливость его пред­положения. Улицы были усеяны мертвыми и ранеными; положение раненых в такой морозный день было весьма печальным. Шайки победителей ходили из дома в дом, грабя, убивая, распевая песни.

Со всех сторон до Дика доносились крики ограбленных и обиженных; он слышал то удары молота в чью-нибудь забаррикадированную дверь, то горестные вопли жен­щин.

Сердце Дика только что пробудилось. Он впервые увидел жестокие последствия своих собственных поступков; мысль обо всех несчастьях, обрушившихся на город Шор­би, наполняла его душу отчаянием.

Наконец он достиг предместий города и нашел широ­кий, утоптанный след на снегу, замеченный им с колоколь­ни. Он поскакал быстрее, внимательно вглядываясь в тру­пы людей и лошадей, лежавших по обе стороны тропы. Многие из убитых были одеты в цвета сэра Дэниэла, и Дик даже узнавал лица тех, которые лежали на спине.

Между городом и лесом на отряд сэра Дэниэла, очевид­но, напали стрелки; здесь всюду валялись трупы, пронзен­ные стрелами. Среди лежавших Дик заметил юношу, лицо которого показалось ему странно знакомым.

Он остановился, слез с лошади и приподнял голову юно­ши. От этого движения капюшон откинулся, и длинные, гу­стые темные волосы рассыпались по плечам. Юноша открыл глаза.

— А! Укротитель львов!— произнес слабый голос.— Она впереди. Скачите скорей!

И бедняжка снова лишилась сознания.

У одного из воинов Дика была с собой фляжка с каким-то крепким вином, и при помощи этого напитка Дику удалось привести ее в чувство. Он усадил подругу Джо­анны к себе на седло и поскакал к лесу.

— Зачем вы подняли меня? — сказала девушка.— Я вас только задерживаю.

— Нет, госпожа Райзингэм,— ответил Дик.— Шорби полон крови, пьянства и разгула. А со мной вы в без­опасности. Будьте довольны этим.

— Я не хочу быть обязанной никому из вашей пар­тии!— вскричала она.— Пустите меня!

— Сударыня, вы не знаете, что говорите,— ответил Дик.— Вы ранены…

— Нет,— сказала она,— у меня убита лошадь, а я цела.

— Я не могу вас оставить одну в снежном поле, среди врагов,— ответил Ричард.— Хотите вы или не хотите, а я возьму вас с собой. Я счастлив, что мне представился такой случай, ибо он дает мне возможность заплатить вам хоть часть моего долга.

Она промолчала. Потом внезапно спросила:

— А мой дядя?

— Милорд Райзингэм?— переспросил Дик.— Хотел бы я принести вам добрые вести, но у меня их нет. Я видел его раз во время битвы, только один раз… Будем надеяться на лучшее.

Дата добавления: 2015-07-12