Как поживаешь, мартышка?

С давних пор ученых волнует вопрос, способны ли животные говорить. Лингвисты считают, что использование животными развитой системы для передачи информации еще не означает, что они владеют настоящим языком. Наличие развитого языка, сопоставимого с человеческим, предполагает достижение определенного уровня обработки информации, соответствующего подхода к ее кодированию.

Можно ли считать, что использование дельфинами для коммуникации эхолокационных сигналов, обнаруженное в последние годы, подтверждает предположение Дж. Лилли о возможности языкового контакта с животными? Можно ли надеяться на то, что мы нашли наконец братьев по разуму и, чтобы организовать общение с ними, нам осталось провести пусть очень большую, сложную и трудоемкую, но доступную работу по составлению словаря дельфиньего языка? Подобные надежды преждевременны, да и вообще вряд ли обоснованны. Нам пока неизвестно, насколько широко и полно используют дельфины свою уникальную возможность, применяют ли они этот «язык» сознательно и адресуют ли свои «сообщения» товарищам по стаду или копирование отраженных эхосигналов для них такая же непроизвольная реакция, как подача сигнала тревоги и других сигналов врожденного видового языка.

Свободный обмен информацией легко осуществляется на доречевом уровне. Например, когда я возвращаюсь домой, мой пес слышит мои шаги на лестнице и с радостным лаем бежит в прихожую. У Рут нет желания с кем-то делиться доступной ей информацией, просто она так эмоционально выражает свою радость, а мои домашние уже знают, что я иду домой.

Объем передаваемой информации, ее точность или ее характер сами по себе еще не свидетельствуют о сложности и совершенстве языка. Только в том случае, если обмен сигналами происходит не автоматически, а сознательно, если дельфины могут произвести копию эха своей локационной посылки, воспринятой вчера, неделю назад или еще раньше, если они способны не просто повторить эхосигнал от только что обнаруженной стаи ставрид, а имеют в своем словаре специальный обобщенный сигнал, передающий характерные черты любой ставриды, только тогда это будет похоже на нашу речь. Однако маловероятно, чтобы дельфины обладали столь развитым языком. Проблемы, которые перед ними возникают, не сложнее тех, что волнуют других животных, да и по уровню умственного развития они занимают среди них далеко не первое место, так что особенно совершенный язык им просто не нужен. Использование эхолокационных сигналов позволяет кодировать и передавать огромное количество самой разнообразной информации и могло бы послужить основой для формирования высокоразвитого языка, но, видимо, эта возможность за ненадобностью дельфинами не используется.

До возникновения дельфиньего бума за рубежом ни у кого не было сомнений, что среди животных наиболее развитыми существами являются человекообразные обезьяны. Из них ближе всего к нам стоят шимпанзе. Это подтверждают и биохимические и генетические данные. Кроме того, шимпанзе обладают наиболее высоким интеллектом. На развитии их мозга благоприятно сказался стадный образ жизни, необходимость согласовывать свои действия и желания с действиями и желаниями вожака и других членов стаи. Из ныне живущих человекообразных обезьян кроме шимпанзе только гориллы живут стадами. Гиббоны, придерживающиеся оседлого образа жизни, занимают определенную, сравнительно небольшую территорию, с которой изгоняются все сородичи, кроме обитающих здесь членов маленькой обезьяньей семьи, а орангутаны, в особенности взрослые самцы, вообще предпочитают одиночный образ жизни. Одиночество, ограниченность общения не способствует развитию.

Известный отпечаток накладывает и характер питания. Гиганты обезьяньего мира – гориллы питаются зелеными частями растений, листьями и молодыми побегами. В джунглях перебоев с такой пищей не бывает, она в изобилии. Плохо только то, что она малопитательна и долго переваривается. Гориллам не приходится тратить время на поиски пищи. Кончив объедать ветку, на которой она сидит, обезьяна перебирается на соседнюю и продолжает обед. Ей надо нарвать и пережевать массу зелени. На это уходит почти все светлое время суток. Закончив обед, обезьяна чувствует себя столь утомленной, что вынуждена часок-другой поспать, чтобы отдохнуть и переварить съеденную пищу, а там, смотришь, пора ужинать. Как видим, существование весьма однообразное.

Шимпанзе питаются несравненно более калорийной пищей – плодами, зернами, бобами, орехами. Их в джунглях тоже много, но нужно помнить, где что растет и когда созревает. Иногда шимпанзе разнообразят свое меню мясными блюдами, устраивая охоту на мелких обезьян, или лакомятся муравьями, термитами и другими насекомыми.

Процесс поглощения пищи не требует значительных усилий, а переходы из одного участка леса в другой и коллективная охота позволяют приобретать массу новых сведений и не длятся слишком долго, оставляя достаточно времени для досуга, для игр и удовлетворения собственного любопытства.

Таким образом, если строго следовать данным науки и показателям развития мозга, но не обращать внимания на разные модные течения, то братьев по разуму следовало бы искать среди человекообразных обезьян, и главными претендентами на этот титул, несомненно, являются шимпанзе.

Когда 150 лет назад Ч. Дарвин начал работу над своим основным трудом по эволюции живых организмов нашей планеты, в этой титанической работе главным и самым трудным стал раздел об общности происхождения человека и животных. Это удалось доказать, собрав огромное количество фактов о морфологической и физиологической близости и общности психических процессов человека и высших животных. Ученики и последователи Дарвина не уделяли значительного внимания этому вопросу, как неоспоримому и доказанному. Напротив, в огромном количестве исследований подчеркивается, что человек в своем развитии далеко опередил животных и теперь между ними образовалась непреодолимая пропасть. Может быть, тут сказывается неосознанное желание человека видеть себя высшим существом, не допускающим даже мысли, что у нас с такими примитивными созданиями, как животные, сохранилось единство некоторых черт психики.

Как уже говорилось выше, главным, что отличает человека от животного, является речь. Видимо, именно поэтому долгое время не было серьезных попыток обучить нашему языку какое-либо животное, в том числе шимпанзе, а первые подобные эксперименты завершились полной неудачей и надолго отбили у исследователей желание тратить время попусту.

Все обезьяны чрезвычайно шумные существа. Они издают много громких и неблагозвучных, неприятных на человеческий слух звуков. У шимпанзе они больше всего напоминают дикие вопли и возгласы. Только голоса гиббонов радуют слух. Ежедневно по утрам обезьяны устраивают длительные концерты, час-два оглашая джунгли мелодичными «песнями». Чистыми голосами, в мажорной, ликующей тональности поют они гимн солнцу и начинающемуся дню.

Изучая вокальные способности обезьян, ученые обратили внимание, что при генерации звуков они не пользуются ни языком, ни губами. Обезьяны способны издавать лишь звуки, не требующие для своего воспроизведения участия этих органов, а человеческая речь без них невозможна. Исходя из этих наблюдений, можно было заранее предсказать неудачу с речевым воспитанием обезьян. Тем не менее несколько терпеливых исследователей провели длительный эксперимент, обучая их говорить.

Первой говорящей обезьяной стал молодой орангутан. Опыты с ним прервались из-за преждевременной смерти животного. Обезьяну удалось научить всего двум словам: «папа», обращение к своему воспитателю, и «чашка» (английское «кап»).

Обезьяна не только их произносила, но и умела правильно употреблять. Оставшись один или чем-то напуганный, орангутан звал «папу», а когда испытывал жажду, просил чашку.

Супругами Хейс из США очень обстоятельно был организован эксперимент на юной шимпанзе Вики. Ее учили говорить и одновременно изучали умственные способности и самой обезьянки и ее одногодков – человеческих детей. И если по умственному развитию Вики существенно не отличалась от своих сверстников, то по развитию речи ни в какое сравнение с ними идти не могла. Вики с грехом пополам научилась произносить всего четыре слова.

Исследование, проведенное на Вики, выполненное весьма квалифицированно, должно было убедить ученый мир, что речь – привилегия человека. Однако именно Вики и подсказала другим исследователям – супругам Гарднер, каким должен быть обезьяний язык. Просматривая фильм о поведении Вики, ученые обратили внимание на то, с каким трудом давалось ей произнесение заученных слов и насколько непринужденной была жестикуляция, сопровождавшая речь. Жесты оказались столь выразительными, что произносимые слова просто были не нужны, они ничего не дополняли и не содержали новой информации. Анализируя увиденное, ученые пришли к выводу, что не низкий уровень развития мозга является препятствием к овладению речью, а строение голосового аппарата шимпанзе не дает им возможности членораздельно произносить звуки.

Гарднеры решили предпринять еще одну попытку, но обучать обезьян не звуковой речи, с которой шимпанзе справиться не в состоянии, а амслену – жестовому языку американских глухонемых, в котором каждый жест является обозначением какого-нибудь предмета, явления или действия. Их решение опиралось на наблюдения за шимпанзе в природе, которые показали, какое важное значение имеют для них жесты при взаимной сигнализации. Были замечены жесты, приказывающие детенышу забраться на спину матери, жест, выражающий тревогу, жест, означающий подчинение высшей по рангу обезьяне, и другие сигналы. Многие жесты понятны без переводчика, так как мы сами пользуемся сходными. Например, рука, протянутая ладонью вверх в сторону партнера, выражает просьбу дать игрушку или поделиться пищей. В общем, не приходится сомневаться, что передача информации с помощью жестикуляции для обезьян – дело привычное, а их ловкие руки способны произвести любой жест.

Для своих экспериментов Гарднеры приобрели почти годовалую самку, недавно отловленную в Африке, и нарекли ее Уошо. Для жизни и умственного развития обезьяны были созданы идеальные условия, но работа поначалу не ладилась. Беатрис и Ален Гарднеры были специалистами по зоопсихологии крыс и пауков, до знакомства с Уошо никогда не имели дела с обезьянами и не столько учили свою подопечную, сколько учились у нее сами. Кроме того, до начала экспериментов они не смогли раздобыть хорошего руководства по амслену и полного словаря, а потому не успели достаточно хорошо изучить этот язык.

Главная трудность, однако, заключалась в том, что не сразу удалось разработать методику обучения обезьяны. В конце концов, перепробовав несколько приемов, экспериментаторы остановились на том, что стали складывать руки обезьяны в нужный жест, а когда она наконец начинала проявлять инициативу, самостоятельно воспроизводя отдельные элементы жеста, отпускали ее руки и лишь иногда подправляли их положение, чтобы добиться высокой четкости сигнала. За правильное выполнение задания Уошо награждали горсткой изюма, но скоро система поощрений была отменена, так как ученые поняли, что в этом нет абсолютно никакой необходимости. На примере наших детей мы хорошо знаем, что они овладевают речью без помощи изюма, леденцов и орехов. Чтобы у обезьяны было больше стимулов для самосовершенствования, в ее присутствии люди общались только на амслене.

В конце концов дело наладилось. К концу третьего года обучения «словарь» Уошо содержал 85 слов – репертуар не очень разговорчивого попугая. Даже закончив пятый класс, она овладела всего 160 словами, зато в отличие от попугаев, использовала их вполне сознательно.

Как и у детей, способность понимать знаки опережала у Уошо уменье их производить. Еще не умея пользоваться амсленом, она легко улавливала смысл сложных предложений. Это значит, что уже тогда обращала внимание не только на смысл отдельных знаков, но и на их порядок в предложении. Когда много позже Уошо сама научилась делать комбинации из 2–3 знаков, стало ясно, что она расставляет их в определенном порядке. В трехзнаковых предложениях она на первое место ставила сказуемое, а на последнее подлежащее: «Открой ключ пища», «Открой ключ одежда». Если в предложении использовалось местоимение, то оно оказывалось на первом месте: «Ты дать банан». Когда Уошо в одном предложении применяла два местоимения «ты» и «я», то обычно оба они оказывались впереди сказуемого: «Ты я выпустить». В более старших классах чаще стала употребляться другая последовательность: «Ты дать я», где личное местоимение «я» оказывалось на самом последнем месте.

Первыми словами, которыми овладевают наши дети, бывают наиболее простые и наиболее важны: «мама», «папа», «баба». Для Уошо самыми нужными оказались слова: «смешно», «щекотать», «еще». Щекотка для шимпанзе является более весомой наградой, чем горстка сладкого изюма, а слово «еще» нужнее и дороже «всех красивых слов». Владея им, можно было обойтись без многих общеупотребительных и часто встречающихся слов. Съев яблоко, достаточно было сложить кисти рук в полукольцо – знак «еще» и, умильно улыбаясь, ожидать повторения.

В словах человеческого языка заключена высокая степень обобщения, что оказалось характерно и для языка обезьян. Словом «шапка» Уошо обозначала не какой-то определенный головной убор, а любые шапки и шляпы, которые ей приходилось видеть на человеческой голове. Слово «ключ» Уошо использовала для обозначения ключей любой формы, «брюки» – для обозначения пеленок, младенческих штанишек и брюк разного покроя и цвета. Некоторые обобщения Уошо осуществила сама. Увидев на картинке тигра и не зная его названия, она справедливо нарекла хищника кошкой.

Уошо широко пользовалась словом «ребенок», которым кроме человеческих детей обозначала кукол и любых игрушечных животных. Знаками «сладкое», «запах», «слушать» соответственно обозначались любые сладости; любые ароматизированные вещества – духи, табак; все громкие или необычные звуки. Обезьяна умела пользоваться словами с высокой обобщающей функцией, такими, как «торопись», «больно», «смешно», «пожалуйста», «открыть», и многими другими.

Когда сходного с Уошо уровня речевого развития достигает человеческое дитя, лингвисты не сомневаются, что имеют дело с начальными стадиями овладения речью. К собственным детям мы относимся с должным почтением, чего никак не скажешь о говорящих обезьянах. Вокруг успехов Уошо разгорелась жаркая дискуссия: ученые спорили, можно ли язык обезьян назвать настоящим языком. Между тем нашлось немало исследователей, пожелавших повторить и проверить результаты опытов Гарднеров. В лаборатории оказались и совсем юные существа, и почти взрослые животные. Среди четвероруких учеников и учениц большинство обладали более развитыми способностями, чем Уошо, и даже отчасти превосходили по способностям детей одного с ними возраста. В отличие от последних юные шимпанзе уже в возрасте 3–4 месяцев могли активно пользоваться языком. Малютку Элли, родившегося в неволе, в первые же дни жизни отсадили от матери и начали обучать амслену. В три месяца его словарный запас составлял 90 слов, больше чем у Уошо после трехлетнего курса обучения.

Еще в период обострения интереса к языку животных, вызванного работами Дж. Лилли, появилось немало исследователей, старавшихся найти критерии, на основании которых можно было бы отличить истинный язык человека от эрзац-языков животных. В одной из наиболее солидных работ приводилось семь признаков настоящего языка.

Одна из главных отличительных особенностей языка животных состоит в том, что для каждого конкретного сообщения у них существует особый сигнал. Настоящий язык, напротив, имеет ограниченное число сигналов, не имеющих самостоятельного значения, из комбинации которых создаются более сложные сигналы, несущие определенную информацию. Звуки человеческой речи складываются в фонемы – минимальные, лишенные смысла единицы языка, а фонемы – в слова. Информацию передают только слова. Из них составляются более сложные сообщения-предложения. Если судить по этому признаку, то язык обезьян можно смело отнести к настоящему языку. Слова амслена, положенные в основу обезьяньего языка, – сложные жесты. Они строятся из 55 более простых элементов – черем. Синтаксис амслена значительно проще, чем у развитых звуковых языков, но и в нем есть свои твердые правила. Некоторые из них легко усваиваются обезьянами. Благодаря этому они способны понимать и создавать большое количество сообщений из относительно небольшого числа единиц, не имеющих смысла.

Человеческий язык обладает свойством произвольности в том смысле, что между его словами и понятиями, которые они обозначают, нет внешнего сходства. В словах «стул», «ложка», «карандаш» нет ничего общего с обозначаемыми предметами, точно так же, как между знаком амслена «еще» и обозначаемым им понятием.

Важным свойством взаимозаменяемости языки животных не обладают. Система используемых сигналов у них зависит от возраста, пола и даже от иерархического положения животных. Они не могут произвольно заимствовать из репертуара друг друга нужные сигналы. У «говорящих» обезьян собеседники равны. Характер и количество используемых ими слов зависит только от того, как далеко продвинулось обучение и что они успели запомнить.

Слова языка должны быть специализированными. Они оказывают воздействие на собеседника своей семантикой, а не физическими качествами. Когда на территорию южноамериканской лягушки древолаза вторгается другой древолаз, хозяин участка особым криком предупреждает агрессора, что тот находится в частном владении, то есть подает специализированный сигнал. Если чужак не обращает внимания на предупреждение, возмущенный владелец усадьбы прыгает пришельцу на голову. Это – неспециализированный сигнал, так как он одновременно является и сигналом, и формой физического воздействия на древолаза, вторгшегося на чужую территорию.

Настоящий язык должен обладать свойством перемещаемости. Сообщение может быть перемещено в пространстве и во времени по отношению к предмету сообщения, то есть удалено от него. Если язык обладает свойством перемещаемости, он выпадает из-под единовластия непосредственных стимулов. Когда детеныш подает сигнал, что он голоден, реакция вызывается реальными стимулами, а если мы после обеда обсуждаем меню еще неблизкого ужина, здесь налицо перемещаемость, так как отсутствуют непосредственные раздражители, способные вызвать пищевую реакцию. Обезьяны, как и маленькие дети, чаще «говорят» о том, что их в данный момент волнует, что находится у них перед глазами, но они способны и к перемещаемости. Однажды Уошо «рассказали», что на улице бродит большая собака, которая хочет ее съесть, а через некоторое время пригласили на прогулку. До этого не было случая, чтобы обезьяна устояла от соблазна хоть ненадолго вырваться из однообразия домашней жизни, но на этот раз она твердо сказала: «Нет!»

Наконец, последнее свойство – культурная преемственность. Если мать научит языку свое дитя или одна обезьяна – другую, будет доказана преемственность. На этом поприще обезьяны пока не обнаружили большого рвения. Даже когда объединяли в одну компанию несколько обезьян, овладевших основами амслена, они для общения друг с другом пользовались им не часто. Обычно это были просьбы подойти, пощекотать, дать игрушку или чего-нибудь вкусненького. В последнем случае «беседы» не получается, она выглядит бесконечным монотонным монологом: «Дай… дай… дай». Нельзя сказать, что собеседник абсолютно не реагирует на просьбу, но его ответная реакция проявляется главным образом в том, что он нарочито не обращает внимания на подаваемые ему знаки и спешит поскорее отправить в рот то, что вызывает вожделение у его товарища.

При столь ничтожной потребности в языковом общении трудно рассчитывать на быстрые успехи в изучении преемственности. Впрочем, Уошо сама, без помощи людей обучила своего приемного сына многим словам языка жестов. Исследователи ничего другого и не ожидали, так как было замечено, что и взрослые обезьяны способны усвоить смысл адресованных им знаков и даже сами начинают их использовать. По окончании курса обучения Уошо перевели в большую колонию шимпанзе, незнакомых с амсленом. На первых порах ученая обезьяна тщетно пыталась «заговаривать» со своими необразованными товарищами и в конце концов завела себе друга, которому сумела объяснить, что означает знак «подойти обнять», и он не только охотно выполнял обращенную к нему просьбу, но и сам часто пользовался магическим сигналом.

Что еще можно сказать о языке обезьян? Совершенно неожиданно оказалось, что они способны ругаться. Самое интересное, что программы обучения этого не предусматривали, инициативу проявляли сами обезьяны. И уж совсем фантастично, что из своего репертуара шимпанзе в качестве бранных выбирают одно и то же слово «грязный».

Обезьяны могут усвоить двойной смысл некоторых слов. Маленький Элли отлично знал, что такое орех. Кроме того, он неоднократно «слышал», как экспериментаторы, говоря о нем, называли его «трудным орешком». Элли как-то сумел догадаться, что имели в виду люди.

Язык жестов оказался для обезьян достаточно удобным, но ученые часто ищут и другие формы языкового общения. В частности, одну из них удалось обучить языку фишек. Слова здесь представляли собой пластмассовые жетоны, означающие названия предметов, действий или явлений. Обезьяна раскладывала слова-фишки в строго определенной последовательности и в таком же виде получала вопросы и ответы экспериментаторов. Естественно, язык фишек менее удобен, чем амслен. Он не годится для изучения общения между матерью и ребенком. Ведь не будет же шимпанзе, отправляясь на прогулку, брать с собой мешок с фишками. Но есть здесь и определенные преимущества. Начатки языка фишек способны усваивать и другие животные, чья конструкция тела не позволяет производить жесты амслена. Поэтому его удобно использовать для сравнительного изучения лингвистических способностей различных животных.

Не будем дальше углубляться в обсуждение вопроса, насколько обезьяний язык близок к человеческому. Он важен лишь для западных идеалистически настроенных психологов, скованных представлениями о божественном происхождении человека или, во всяком случае, верящих в существование неодолимой пропасти между человеком и обезьяной и стремящихся во что бы то ни стало доказать существование такого рубежа. А его нет и быть не может. Мы связаны с животными общностью происхождения и, как справедливо заметил свыше 100 лет назад Ф. Энгельс, «нам общи с животными все виды психической деятельности…». Язык человеку не достался в дар, он возник и получил развитие в процессе эволюции наших предков, человекообразных существ. Однако, овладев языком, мы сделали громадный шаг вперед и действительно в своем психическом развитии далеко обогнали животных, так как для нас язык не только средство коммуникации, но, что еще более важно, основа мыслительной деятельности, позволившая на новом, неизмеримо более высоком уровне осуществлять анализ окружающей среды, обрабатывать, накапливать, хранить и передавать из поколения в поколение собранную по крупицам информацию, используя ее для преобразования окружающего мира.

Дата добавления: 2015-07-11