Роберт и Мэри Моффат

Роберт Моффат был патриархом африканских миссий, человеком, оказывавшим глубокое влияние на эту часть мира больше чем полвека. Однако еще при жизни его основательно затмил знаменитый зять, и его часто называли "тестем Дейвида Ливингстона". Моффат из них двоих, тем не менее, был намного более выдающимся миссионером. Он был евангелистом, переводчиком, педагогом, дипломатом, исследователем и успешно сочетал все эти роли, став одним из величайших миссионеров Африки.

Он родился в Шотландии в 1795 г., вырос в скромных условиях, что позволило ему получить очень ограниченное образование и фактически никакой библейской подготовки. Его родители были пресвитерианами, с большой любовью относились к миссионерскому труду, и в холодные зимние вечера его мать собирала вокруг себя детей, чтобы почитать вслух истории о миссионерах-героях. Но Моффат не был склонен к духовным вещам. На какое-то время он "убежал в море", а в возрасте четырнадцати лет стал учеником садовника, научившись мастерству, которое пронес через всю жизнь.

В семнадцать лет Моффат переехал в Чешир, Англия, чтобы начать карьеру садовника. Именно здесь в 1814 г. он примкнул к маленькой общине методистов, которые собирались в фермерском доме неподалеку. Эта ассоциация согрела его сердце подобно тому, как сердце Уэсли "ощутило странное тепло" почти сто лет назад на улице Алдерсгейт, и это новое переживание дало ему гармоническое сочетание шотландского кальвинизма и методистского энтузиазма. На следующий год, услышав сообщение о нуждах миссионерского движения, прочитанное преподобным Уильямом Роби (William Roby), директором Лондонского миссионерского общества, Моффат обратился в этот Совет с просьбой найти ему работу миссионерского служителя. Несмотря на то что он получил рекомендацию Роби, общество ответило, что они не могут "принимать всех, кто предлагает свои услуги для миссионерской работы", но "обязаны отбирать тех, кто отвечает всем необходимым требованиям". Моффат, на их взгляд, в эту категорию явно не входил. Ему отказали.

Неудача никак не обескуражила Моффата. Он нашел новое место садовника рядом с домом Роби и начал изучать с ним богословие частным образом. Через год Моффат опять обратился в ЛМО, и на этот раз его приняли. ЛМО, основанное в 1795 г., в год рождения Моффата, являлось межконфессиональным евангелическим миссионерским советом. За прошедшие двадцать лет оно постоянно росло и имело миссионеров, обосновавшихся во всех частях света. Моффат был послан в Южную Африку с четырьмя другими миссионерами-новичками, и после восьмидесяти пяти дней морского путешествия они прибыли в Кейптаун. Так началась их миссионерская карьера.

Моффат надеялся начать свою жизнь миссионера женатым человеком. В последний год работы садовником в Англии он заинтересовался дочерью своего хозяина, Мэри Смит, которую считал девушкой с "теплым миссионерским сердцем". Хотя сам Смит положительно относился к миссионерству Моффата, он не горел большим желанием послать единственную дочь в далекую и чуждую страну. Итак, Моффат отправился в Африку один, прождав более трех лет, прежде чем родители Мэри неохотно согласились отпустить к нему свою двадцатичетырехлетнюю дочь.

Тем временем Моффат ознакомился с трудностями миссионерской работы и африканской культурой. Его беспокоили сильные предубеждения против миссионеров как со стороны англичан, так и со стороны датских колонистов. Он терял терпение, когда по этой самой причине правительственные чиновники вставали на пути евангелизации миссионерами глубинных районов страны. Но если правительственная политика его только тревожила, то аморальность людей и разногласия между самими миссионерами его просто потрясли. В письме секретарю Л МО в Лондон Моффат жаловался на то, что "...никогда раньше не было такого периода, когда команда миссионеров находилась бы в таком плачевном, печальном и (стыдно сказать) деградированном состоянии".

В то время как в ЛМО существовали некоторые проблемы (включая моральные недостатки), касающиеся определенной части миссионеров в Капской колонии, было много и таких людей, кто служил очень достойно. Первым миссионером в Южную Африку отправился Джон Т. Вандеркемп (John T. Vanderkemp), врач из Голландии. Хотя он был сыном пастора голландской реформатской церкви, хорошо образованный молодой Вандеркемп оставался религиозным скептиком до трагической гибели своей жены и дочери во время лодочной прогулки. Трагедия произошла на его глазах, что перевернуло его жизнь и привело к Христу. Вандеркемп прибыл в Капскую колонию в 1799 г., когда ему было уже за пятьдесят. Он работал в основном среди готтентотов, где, несмотря на многие трудности и разочарования, он крестил сотни обращенных. Его сильно огорчала торговля рабами, которую он наблюдал практически каждый день, и он тратил тысячи долларов, освобождая рабов, среди которых оказалась семнадцатилетняя девушка, Малагази, на которой он женился в возрасте шестидесяти - поступок, вызвавший горячее неодобрение среди колонистов, равно как и среди миссионеров. Вандеркемп умер в 1811 г., всего через двенадцать лет миссионерской службы, но он уже тогда был признан одним из пионеров ЛМО, внесших великий вклад в общее дело. Если бы Моффат пригляделся внимательнее, он увидел бы много верных, усердно трудившихся миссионеров, но, к сожалению, неверные люди (как обычно бывает) больше бросались в глаза.

После нескольких месяцев отсрочек Моффат и одна семейная пара получили разрешение посетить блеклые и сухие регионы Намакваленда в сотнях миль к северу от Кейптауна. Именно здесь Моффат впервые встретил Африканера, страшного вождя готтентотов, которого только что приручил голландский миссионер, покинувший территорию после приезда Моффата. Моффат провел почти два года в лагере Африканера, а затем пригласил его поехать в Кейптаун, чтобы белые колонисты могли сами увидеть потрясающие изменения, произведенные христианской верой в этом отверженном, который имел репутацию разбойника, производящего регулярные набеги на фермы колонистов. Такая тактика сработала. Где бы ни появлялся Моффат, его спутник производил на людей огромное впечатление, и звезда Моффата, как деятеля миссионерского движения, стала быстро восходить.

Демонстрация Африканера не была единственной причиной возвращения в Кейптаун. В декабре 1819 г. из Англии прибыла Мэри Смит, и через три недели они поженились. С самого начала это был счастливый союз, и таковым он оставался пятьдесят три года. Свой медовый месяц молодые провели в повозке в поездке, растянувшейся на шестьсот миль на северо-восток, в район Курумана. Поездка оказалась не очень романтичной. На их пути были пустыни, густые леса, им приходилось переходить болота, трясины и бурные реки, что заставило их благодарить небо за то, что они едут не одни. Во все время их путешествия с ними был одинокий миссионер.

Куруман в глазах Моффата сразу стал местом, наиболее подходящим для будущей миссионерской станции. Он надеялся, что Африканер и его люди также смогут туда переехать, но, к сожалению, Африканер умер до того, как этот переезд мог осуществиться. Миссионерский поселок расположился в устье реки Куруман, питаемой подземным источником, выбрасывавшим кристально чистую холодную воду. Как садовник, Моффат мог заранее представлять пышные фруктовые сады и огороды, орошаемые каналами, ухоженные заботливыми трудолюбивыми руками. Христианство и цивилизация могли развиваться рука об руку. Его мечты витали высоко, и постепенно, после многих лет трудов, Куруман действительно стал образцовой базой.

Первые годы Моффата в Курумане были наполнены трудностями. Они жили в примитивных условиях, их первым жилищем стала глиняная хижина, а кухня находилась отдельно от дома. Хотя Мэри не была приучена к тяжелой физической домашней работе, она удивительно быстро приспособилась к африканской жизни. Она стирала белье вручную в реке и готовила на открытом огне. Она смогла перебороть отвращение, моя полы коровьим навозом и даже советовала это делать другим: "Он лучше всего убирает пыль и убивает мошкару, которая иначе бы размножилась в изобилии".

Самой большой трудностью в Курумане было служение. Не все бечуаны, с которыми работал Моффат, были восприимчивы к Благой вести. Среди них имели широкое распространение племенные суеверия, и когда член племени, отвечающий за то, чтобы своевременно пролился дождь, не мог предотвратить длительной засухи, в неудаче обвиняли Моффата. В народе обычным делом считалось воровство, и дом Моффата обворовывался множество раз. "Наши труды, - писал Моффат, - можно сравнить с попыткой... землепашца превратить поверхность гранитной скалы в плодородную землю..."

Однако время шло, и уважение к Моффату среди бечуанов росло. В 1823 г., всего через несколько лет работы миссионеров в Курумане, ситуация в регионе стала меняться. Волны кочевых племен начали заполнять засушливые районы, что являло угрозу существованию всего племени бечуанов. Именно в это время Моффат применил свой дипломатический талант и посредством компромиссов и военных соглашений с другим племенем сумел отвратить надвигающееся уничтожение племени бечуанов. Моффат стал своеобразным штатским генералом и в этом качестве выехал на встречу с врагом. Хотя его усилия по сохранению мира потерпели поражение и вслед за этим последовала жестокая битва, однако нападающее враждебное племя было существенно ослаблено и отступило.

С этого момента Моффат стал в Курумане признанным лидером и пользовался всеобщим уважением. К сожалению, этому мало сопутствовал евангелический успех. Обращенных было всего несколько человек. Одной из тяжелых проблем явилась, как и для всех миссионеров, полигамия. К какому решению должен был прийти вновь обращенный, принимая новую веру, но уже имея множество жен? В этой ситуации не существует простого и легкого ответа и, соответственно, членство в церкви оставалось маленьким. Ситуация казалась обескураживающей, и Мэри в особенности имела склонность падать духом: "Неужели мы так и будем видеть и радоваться лишь самым малым плодам среди всех этих лишений и трудов, которые мы переносим; но как бы то ни было, наши руки часто опускаются в отчаянии".

Возможно, главной причиной медленного успеха в принятии христианства среди бечуанов было простое отсутствие взаимопонимания между ними и Моффатом в духовных областях. Моффат мало интересовался религиозными традициями бечуанов. Он стремился евангелизировать их, находясь под ложным впечатлением, что племя не имеет концепции Бога или "слова Божьего" на своем языке. Но еще большим недостатком его служения была неспособность выучить их язык. В течение нескольких лет его единственным способом общения оставался капско-голландский язык торговцев, который понимался частью бечуанов на уровне примитивного общения, но вряд ли был приемлем для изложения ясной картины Евангелия. Моффат потратил годы драгоценного времени, пытаясь пойти более коротким путем, но в конце концов понял, что единственно верным решением для передачи Благой вести станет изучение языка бечуанов, каким бы сложным он ни был. Он настолько уверился в необходимости этого, что в 1827 г. оставил Мэри с малышами, покинул свой любимый сад и ушел с несколькими местными жителями в лес, где почти на три месяца окунулся в изучение языка.

Возвратившись из своего добровольного заточения, Моффат был готов начать перевод Библии. Эта работа продвигалась очень медленно, на ее выполнение у него ушло двадцать девять лет. Начав с Евангелия от Луки, он мучился над каждым предложением и болезненно осознавал, что его перевод полон ошибок. (В одном случае местные были шокированы, узнав, что апостол Павел настаивал на том, чтобы верующие были вооружены винтовками.) Только огромное терпение и продолжительные проверки сделали перевод понятным. Но это было не единственной проблемой, с которой Моффат столкнулся в своей попытке передать Слово бечуанам в письменной форме. Печатание текста тоже стало сложным делом. После долгого пути в Кейптаун в 1830 г. он обнаружил, что издатели не хотят публиковать Писания на языке какого бы то ни было племени, боясь влияния уравнительных тенденций, которое может оказать печатное Слово Божье на низшие расы. Таким образом, Моффат, используя правительственный печатный станок, оказался вынужден сам напечатать Евангелие от Луки. В конечном счете он приобрел бесценный опыт печатника. В Куруман он привез с собой станок, подаренный миссии, чтобы отпечатать остальную часть Библии.

Перевод и публикация Библии часто казались бессмысленным и неблагодарным делом, но они принесли свои плоды. В 1836 г., проводя богослужение в отдаленном районе, Моффат был удивлен, когда молодой человек встал и начал цитировать отрывки из Евангелия от Луки. Он писал Мэри: "Ты бы плакала от радости, если бы видела то, что видел я".

Еще до того как его перевод стал доступным для людей, Моффат старался извлечь положительные результаты из освоения им чужого языка. Способность говорить на языке местного населения принесла ему новое понимание своего учения. Он основал школу с сорока учениками, и вскоре его Благая весть стала находить отклик в сердцах людей и последовало религиозное пробуждение. Первое крещение произошло в 1829 г., почти через десять лет после приезда Моффата в Куруман. В 1838 г. была построена большая каменная церковь, она стоит и по сей день.

Хотя успехи Моффата в основном ассоциируются с Куруманом, результаты его работы выходили далеко за его пределы. Фактически, ядро верующих в Курумане никогда не превышало двухсот человек, но его влияние испытали на себе африканцы за сотни миль вокруг. Вожди или их представители из отдаленных племен приходили в Куруман, чтобы послушать проповеди Моффата. Один из самых примечательных случаев произошел в 1829 г., когда великий и страшный Мозелекатце, один из самых знаменитых племенных вождей Африки, отправил пятерых посланников навестить Моффата и пригласить его к себе. Встреча Моффата и Мозелекатце стала незабываемым событием. Голый Мозелекатце был в восторге от того, что великий белый "вождь" проехал такое расстояние, чтобы встретиться с ним. Так началась тридцатилетняя дружба, основанная на глубоком уважении одного человека к другому. Хотя сам Мозелекатце так никогда и не обратился в христианство, но позже он позволил миссионерам, включая сына Моффата и жену его сына, Джона и Эмили, организовать миссионерскую базу на территории своего племени.

Часто Моффат в своих путешествиях уезжал очень далеко, но его мысли никогда не покидали Куруман. Куруман на многие годы стал образцом африканской цивилизации, где философия Моффата "Библия и плуг" претворялась в жизнь. Канал, вырытый людьми, был окружен пятьюстами акров садовых участков, возделываемых африканцами. Собственный дом Моффата состоял из каменного строения и большого закрытого заднего двора, где пять слуг выполняли домашнюю работу и где находилась огромная открытого типа кирпичная печь. Там царила домашняя атмосфера и все время играли дети (Моффаты имели десять детей, хотя из них выжили только семь, из которых пятеро активно участвовали в деятельности африканских миссий). Хотя Куруман был поселком, стоявшим в стороне от многолюдных путей, а не на главной дороге внутренней части континента, он привлекал столько посетителей, что Моффат иногда сожалел об атмосфере веселого цирка, мешавшей его работе над переводом Библии и проверке переведенного.

Проведя пятьдесят три года в Африке, использовав только один отпуск, Моффаты готовились уйти на пенсию. Они пережили несколько серьезных трагедий, в частности, смерть двух старших детей с промежутком в несколько месяцев в 1862 г., но работа продвигалась вперед. Уже активно трудилось несколько местных пасторов, а их сын, Джон, который присоединился к ним в Курумане, собирался продолжить работу в миссии. Это был печальный отъезд из Курумана и, наверное, несчастливая ошибка. Куруман был единственным домом, который они хорошо знали в течение полувека. Привыкать заново к Англии оказалось трудным делом, особенно для Мэри, которая умерла через несколько месяцев после возвращения. Моффат прожил еще тринадцать лет, став известным миссионерским деятелем. Он путешествовал по Британским островам, бросая вызов и старым, и молодым, говоря о глубокой потребности в благовестии и о нуждах Африки.

Дата добавления: 2015-07-11