Читайте также:
|
|
Июнь.
— Ливи, думаю, ты больная на всю голову.
Я давлюсь, потому что держу во рту вилку, и во все стороны летят кусочки чизкейка, прилипая к стеклянному ограждению террасы. У моей сестры странное чувство юмора. Я машинально отношу ее фразу именно к шутке.
— Не смешно, Кейси.
— Ты права. Не смешно.
То, как она произносит эти слова, — спокойным, ровным тоном, — вызывает во мне странные чувства. Стерев с нижней губы крошки, я поворачиваюсь и изучаю выражение ее лица в поисках подсказки: чего-то, разоблачившего бы ее игру. Но ничего не нахожу.
— Ты же не серьезно?
— Серьезна, как инфаркт.
От паники к горлу поднимается комок.
— Ты снова принимаешь наркотики?
Она отвечает мне хмурым взглядом.
Однако я не принимаю этот ответ за правду. Я наклоняюсь вперед и вглядываюсь в ее лицо в поисках характерных признаков: расширенных зрачков, налившихся кровью глазных яблок — черт наркомана, которые я стала узнавать в двенадцать лет. Но ничего подобного не вижу. Ничего, кроме кристально прозрачных голубых глаз, уставившихся на меня в ответ. Я делаю небольшой вздох от облегчения. По крайней мере, на ту же дорожку мы не вернулись.
Понятия не имея как ответить, я нервно хихикаю и начинаю тянуть время, набив рот очередной порцией пирога. Только на этот раз вкус мокка становится горьким, а начинка, словно превращается в песок. Но я заставляю себя все проглотить.
— Ты слишком идеальна, Ливи. Все твои действия, все твои слова. Ты не делаешь ничего неправильного. Если кто-нибудь даст тебе пощечину, ты перед ним извинишься. Я поверить не могу, что ты не зарядила мне за некоторые сказанные тебе вещи. Такое ощущение, что ты не способна злиться. Ты могла бы быть плодом любви Матери Терезы и Ганди. Ты…. — Кейси замолкает, словно подыскивая нужное слово. Останавливается она на следующем:
— Слишком, блядь, идеальная!
Я морщусь. Кейси разбрасывает вокруг слово на букву «Б», как некоторые вставляют везде слово «пенис». Я привыкла к этому много лет назад, но все же каждый раз это напоминает удар по носу.
— Думаю, что однажды ты сломаешься и будешь вести себя со мной, как Амелия Дайер.
— Кто?
Я хмурюсь, языком слизывая последние крошки мучнистого пирога с нёба.
Она отмахивается от меня.
— А, та женщина из Лондона, которая убила сотни младенцев…
— Кейси! — Я свирепо гляжу на нее.
Закатив глаза, она бормочет:
— Да без разницы, суть не в этом. Дело в том, что Штейнер согласился с тобой побеседовать.
Ситуация становится еще более смехотворной.
— Что? Но…я...но… Доктор Штейнер? — лопочу я.
«Ее психотерапевт, специализирующийся на ПТСР?[1]»
У меня трясутся руки. Чтобы не уронить, я ставлю тарелку на столик сбоку. Когда Кейси мне ее дала и предложила с террасы нашего дома посмотреть закат на Майами Бич, я подумала, что она ведет себя мило. Теперь же я понимаю, что она задумала сумасшедшее вмешательство, в котором я не нуждаюсь.
— Я не страдаю от ПТСР, Кейси.
— Я не говорила, что ты от него страдаешь.
— Что ж…тогда…с чего ты все это взяла?
Свои доводы сестра не приводит. Вместо этого она пытается вызвать во мне чувство вины.
— Ты должна мне, Ливи, — произносит Кейси ровным голосом. — Когда ты три года назад попросила меня лечь на стационарное лечение, я согласилась. Ради тебя. Я не хотела, но…
— Ты нуждалась в нем! Ты была разбита!
Это еще мягко сказано. Та авария с нетрезвым водителем, в которой семь лет назад погибли наши родители, отправила Кейси на самое дно к наркотикам, беспорядочному сексу и насилию. Потом же, три года назад, даже это дно ушло у нее из-под ног. Я была уверена, что ее потеряю.
Но доктор Штейнер вернул мне сестру.
— Я в нем нуждалась, — признает она, поджав губы. — И я не прошу, чтобы ты легла на стационарное лечение. Я прошу тебя поднимать трубку, когда звонит Штейнер. Всё. Ради меня, Ливи.
Эта просьба совершенно абсурдна и откровенно ненормальна, но все же по тому, как Кейси сжимает кулаки и кусает нижнюю губу, я вижу, что она серьезна. Она искренне за меня беспокоится. Я прикусываю язык и поворачиваюсь лицом к солнцу, наблюдая, как последние его лучи пляшут на поверхности воды. И обдумываю ее просьбу.
Что вообще доктор Штейнер может мне сказать? Я — отличница, поступающая в Принстон[2], а после него — в медицинскую школу. Я люблю детей, животных и пожилых людей. У меня никогда не возникало желания оторвать насекомым крылышки или поджарить их с помощью увеличительного стекла. Конечно, я плохо справляюсь с вниманием к моей персоне. И обычно я чрезмерно потею, находясь рядом с привлекательными парнями. И, скорее всего, у меня случится сердечный приступ на первом же моем свидании. Если только я не растекусь потной лужицей прежде, чем кто-либо меня на него пригласит.
Все это в сочетании едва ли означает, что я нахожусь в двух шагах от становления следующим серийным маньяком-психопатом. И все равно я уважаю доктора Штейнера и испытываю к нему симпатию, несмотря на все его странности. Беседа с ним не будет неприятной. Она будет быстрой…
— Думаю, один телефонный разговор мне не повредит, — бормочу я, а затем добавляю: — А потом нам надо будет поговорить о степени психолога, которую ты получаешь. Если ты вокруг меня видишь предупреждающие сигналы, то я начинаю сильно сомневаться в продолжительности и успешности твоей карьеры.
Плечи Кейси опускаются от облегчения, и она откидывается на лежаке. Ее губы трогает удовлетворенная улыбка.
И я понимаю, что приняла правильное решение.
* * *
Сентябрь.
Иногда происходит так, что ты принимаешь решение, и осознаешь, что начинаешь сомневаться в его правильности. Сильно сомневаться. Ты не сожалеешь о нем. Ты знаешь, что, скорее всего, принял правильное решение, что, скорее всего, так тебе будет лучше. Но ты все равно проводишь много времени раздумывая, о чем ты, блин, думал, его принимая.
Я все еще недоумеваю, зачем вообще согласилась на тот единственный телефонный звонок. Думаю об этом каждый день. Я определенно и сейчас об этом думаю.
— Я не предлагаю тебе главную роль в видео «Девчонки обезумели», Ливи.
Штейнер уже переключился на тот спокойный, авторитетный тон, который использует для принуждения.
— Откуда мне знать? Три месяца назад Вы предложили мне поговорить с орангутангом. — «Чистая правда».
— Прошло уже три месяца? Как поживает старик Джимми?
Я еле удерживаюсь от комментария и делаю глубокий вздох, чтобы не сказать чего-нибудь грубого.
— Сейчас неподходящее время, доктор Штейнер.
И оно действительно неподходящее. Правда. Светящее солнце, теплый воздух и в окружении живописных видов и тысячи других запутавшихся студентов и их взволнованных родителей я с кактусом в руке качу свой розовый чемодан по направлению к общежитию. День напоминает кадр из фильма, а меня все еще подташнивает после тряски в самолете. Один из партизанских звонков доктора Штейнера — определенно не то, что мне сейчас нужно.
Но все же, он тут как тут.
— Нет, Ливи. Скорее всего, нет. Может быть, тебе следовало перенести на другое время наши сеансы, зная, что сегодняшним утром ты будешь находиться в самолете на пути в Нью-Джерси. Но ты этого не сделала, — спокойно указывает доктор Штейнер.
Повертев головой в разные стороны, чтобы убедиться, что никто не услышит нашего разговора, я сутулюсь и понижаю голос до шепота.
— Нечего здесь переносить на другое время, потому что я не нахожусь на лечении.
Ладно. Это не совсем правда.
Это не совсем правда с тех пор, как приятным июньским вечером сестра устроила засаду с чизкейком. Доктор Штейнер позвонил мне на следующее же утро. И в типичной манере Штейнера первым, что он мне сказал, было не «Здравствуй» и не «Приятно снова с тобой пообщаться», а просто: «Так, я тут слышал, что ты — тикающая бомба замедленного действия».
Оставшаяся часть беседы прошла гладко. Мы поболтали о моей безукоризненной учебе, отсутствии романтических отношений, моих надеждах и мечтах, планах на будущее. Мы некоторое время поговорили о моих родителях, но он на этой теме не задержался.
Я помню, что улыбалась, когда повесила трубку, ведь была уверена, что он скажет Кейси, что я в порядке и хорошо справляюсь, а она может в другом месте продолжать свою охоту на ведьм в виде поиска психически нестабильных людей.
Когда тот же самый телефонный номер с чикагским кодом появился на дисплее моего мобильного следующим субботним утром ровно в десять часов, я была более чем удивлена. Но трубку взяла. И с тех пор отвечала на его звонки каждую субботу в десять часов утра. Я ни разу не видела чека, медицинской карточки или внутреннего убранства кабинета психиатра. Мы оба плясали вокруг слова «лечение», но прежде его никогда не использовали. Возможно, поэтому я и отказывалась признавать доктора Штейнера тем, кем он и является.
Моим психотерапевтом.
— Хорошо, Ливи. Я позволю тебе идти. Мы продолжим нашу беседу в следующую субботу.
Я закатываю глаза, но ничего не говорю. Нет смысла. Я бы мула и то протащила дальше по полю с сеном.
— Точно выпей хоть стопку текилы. Займись брейк-дансом. Сделай что угодно из того, чем вы, молодежь, теперь занимаетесь в первую неделю учебы. Это пойдет тебе на пользу.
— Мне на пользу Вы рекомендуете алкогольную зависимость и танцевальные движения, несущие угрозу для жизни?
С того самого второго звонка стало вполне очевидно, что доктор Штейнер решил задаться целью «третирования» моего неловкого смущения при помощи еженедельного курса абсурдных, часто уничижительных, но в основе своей безобидных заданий. Он никогда не сознавался в своих действиях и ни разу не объяснился. Он просто ожидает, что я исполню его просьбы.
И я всегда так и делаю.
Может, поэтому мне и нужно лечиться.
Удивляет то, что это срабатывает. Три месяца безрассудных заданий и правда помогли мне научиться спокойно вести себя в толпе людей, высказывать свои мысли, а также вооружили меня достаточным уровнем уверенности в себе, чтобы в мгновение ока пот не выделялся из моих пор, когда в помещение входит привлекательный молодой человек.
— Я предлагаю текилу, Ливи. Не метамфетамин…И нет, я не рекомендую текилу, потому что тебе всего лишь восемнадцать, а я — доктор. Это было бы совершенно непрофессионально. Я рекомендую тебе повеселиться!
Я вздыхаю в знак смирения, но улыбаюсь, сказав:
— Знаете, я была нормальной. Думаю, это Вы превратили меня в ходячую проблему.
У моего уха раздается взрыв смеха.
— Нормально — это скучно. Текила, Ливи. Она превращает изгоев в бабочек. Может быть, ты даже познакомишься, — он резко вздыхает для драматичности, — с мальчиком!
— Мне и правда пора идти, — говорю я.
Я чувствую, как краснею, взбираясь по каменным ступеням своего прекрасного, напоминающего здание школы Хогвартс, места жительства.
— Иди! Сделай так, чтобы было что вспомнить. Это твой счастливый день. Победа.
Голос доктора Штейнера теряет былой задор, внезапно став отрывистым.
— Ты должна гордиться.
Я улыбаюсь, радуясь моменту серьезности.
— Я рада, доктор Штейнер. И….спасибо Вам.
Он не произносит этих слов, но я все равно их слышу. «Твой отец бы гордился тобой»
— И помни… — задор возвращается.
Я закатываю глаза.
— Поняла, поняла. «Девочки умеренно шалят». Приложу все усилия.
Нажимая кнопку «Закончить разговор», я слышу его смешок.
Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 119 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Десять крошечных вздохов – 2 | | | Джелло. |