Квартирный вопрос

Как показывает практика, «квартирный» вопрос в «войне компроматов» является одним из наиболее «перспективных» и «выигрышных».

Обусловлено это в первую очередь тем, что факт получения квартиры и ее использования практически не требует доказывания. Нужно лишь высказать сомнение в законности и обоснованности получения квартиры, обозначить ее цену (при этом возможны любые манипуляции за счет разницы балансовой и рыночной стоимости), показать затраты на отделку, оборудование, реконструкцию или ремонт. И безотказный еще со времен СССР «компромат», уже «уничтоживший» не одного чиновника, готов. Не являются обязательными судебные разбирательства — достаточно «выпустить» информацию в прессу. Да еще с приведением копий каких‑либо платежных документов с цифрами «покруче». Никто не будет разбираться, подлинные документы или нет, — лишь бы цифры были внушительные…

* * *

Тяжелое идеологическое наступление продолжило еще одно «исследование», опубликованное где‑то в марте в «Новой газете», которая, как ни странно, до того момента относилась ко мне вполне лояльно. Еще до ночного показа видеопленки по телевидению некто Кузнецов, адвокат, обслуживающий Управление делами президента, разослал в разные СМИ письма. К ним он приложил копии документов, повествующих о якобы моих махинациях с квартирами, о шикарном коттедже на Рублевке, о том, что квартиры эти я обставил роскошной мебелью, купленной на деньги Управления делами Президента, и так далее. Все эти сведения тут же стали активно использоваться для моей дискредитации и компрометации. Сразу же была опубликована статья под заголовком «Как они подбирались к Генпрокурору», в которой были даны удивительные цифры и нарисована некая картина того, как меня «облагодетельствовал» все тот же Хапсироков.

Цитирую: «Покупка квартиры Генерального прокурора — 2 205 456 рублей (приблизительно 360 тысяч долларов). Отделка и мебель — 1 931 085 рублей (320 тысяч долларов). Коттедж на Рублевке — 2 533 050 рублей (420 тысяч долларов). Еще маленькая квартира для родителей. Все вместе — приблизительно 1 160 000 долларов США».

Этот пасквиль настолько возмутил меня, что как только я вышел из больницы и появился на работе, сразу же дал поручение Розанову провести проверку по публикации в «Новой газете».

Но уже без расследования в глаза сразу бросилось то, что за рамки закона выходили даже действия самого Кузнецова. Почему Кузнецов, собирая по заказу (думаю, щедро проплаченному) весь этот псевдокомпромат, вел, по сути, оперативно‑розыскную деятельность, не имея на то никаких полномочий, — грубое нарушение закона, адвокат такими делами заниматься не имеет права!

* * *

В ответ на запрос Розанова редакция «Новой газеты» выслала объемную пачку документов, среди которых была платежка на коттедж, построенный на Рублевке, на 420 тысяч долларов, оплата мебели и всевозможных «штукенций» на 320 тысяч и так далее и тому подобное.

Удивлению моему не было границ! Хотелось бы мне увидеть этот коттедж на престижнейшем Рублевском шоссе, построенный лично для меня. Но у меня никогда и никаких коттеджей не было! Ни‑ко‑гда! Ни‑ка‑ких! Дальше — мебель. Ее для своей квартиры я покупал на свои собственные деньги, помню даже магазины. Что же касается ремонта, то, переезжая из благоустроенной трехкомнатной квартиры в новую четырехкомнатную, я вдруг обнаружил, что в ней нет ни сантехники, ни ручек на окнах, ни кранов — ничего. Поэтому я сказал, что в голые стены въезжать не буду. В конце концов, по своему положению в российской государственной иерархии я был человеком далеко не последним: у себя дома я принимал членов зарубежных правительств, генеральных прокуроров многих стран. И тогда была сделана доводка квартиры до стандартного уровня.

Я посмотрел документы: сколько там было истрачено? Не 320 тысяч долларов, а около 80! Конечно, с точки зрения обывателя, это тоже немалая цифра, но согласитесь: она в четыре раза меньше, чем указанная в статье, и для ремонта большой и престижной квартиры вполне приемлемая!

Другое, что я сделал, — написал письмо Волошину, который возглавил комиссию по проверке моей нравственности, где попросил проверить полученные мной из газеты материалы. К чести Волошина, он вскоре прислал в Комиссию по борьбе с коррупцией Совета Федерации справку, где говорилось, что опубликованная в «Новой газете» информация не подтвердилась. Единственное «нарушение», которое было обнаружено, — что при обмене старой квартиры на новую я получил доход и с этого дохода не уплатил налоги. В приписке было сказано, что факты проверялись Главным контрольным и правовым управлением администрации Президента.

Это была чистая правда — не уплатил… Только Волошин, судя по всему, не знал, что сразу после переезда я обратился в налоговую инспекцию, где попросил внести ясность: должен ли я при заполнении декларации платить налог с разницы в стоимости квартир или нет? Мне был дан официальный ответ, что действующим на тот день законодательством такой налог не предусмотрен. Занимался по моей просьбе этим вопросом мой помощник по особым поручениям Игорь Белоусов, на допросе все подтвердивший. Придраться было не к чему.

Что касается присланных из газеты платежек, то следствие позднее выяснило, что в большинстве своем они оказались фальшивыми. Но никто так до сих пор и не разобрался, кем же они были подделаны, по чьему указанию, кто приказал разослать их в десятки газет и журналов? То, что к этому причастен «адвокат» Кузнецов, — очевидно. Но кто был кукловодом?

Вопрос, кто был заказчиком этой акции, интересовал меня очень сильно. Ведь откуда‑то эти документы появились: Бородин или еще кто, но кто‑то их Кузнецову вручил, кто‑то же эту провокацию разработал? Напомню, эти же документы лежали и в папке у Ельцина, когда мы с ним встречались в ЦКБ 18 марта (эту встречу, как помнит читатель, я описывал в самом начале книги). Их же мне позднее показывал Путин.

При внимательном ознакомлении с присланными из газеты бумагами стали понятны и ответы на вопросы: «Кто пустил в оборот все эти документы?» и «Почему это было сделано?». По чьему‑то недосмотру среди разосланных Кузнецовым бумаг находился и ответ швейцарского следователя Жака Дюкри на запрос швейцарского адвоката Бородина. Сотрудник швейцарской прокуратуры докладывал, что никакого дела в отношении «Мабетекса» в Швейцарии не возбуждалось. Но позвольте! Какое отношение имеет дело «Мабетекса» к упоминавшимся в документах квартирам, мебели и особнякам? Да никакого! Кроме одного: именно из‑за «Мабетекса» вся эта каша и была заварена. А главное заинтересованное лицо в развале этого дела — «семья».

Что же касается ответа Жака Дюкри, то написал он истинную правду: никакого дела на то время Швейцария по «Мабетексу» не возбуждала. Это сделали мы — российская Генеральная прокуратура, и на основании именно нашего запроса швейцарские коллеги и производили у себя в Женеве и Лозанне столь взволновавшие Кремль обыски.

Насчет мебели истина до конца так и не выяснилась. Основу документов Кузнецова (кстати, нынешнего беглеца от правосудия, находящегося в США) составляли платежки. Наряду с «правильными» платежками о «доводке» квартиры до приемлемой кондиции, абсолютно законной, там были платежки с такими же реквизитами, но, как мне сказали неофициально, — липовые. Так вот, я до конца не уверен, а липовые ли они? То, что я мебель покупал за свои деньги, — это точно. И то, что коттеджа на Рублевке за счет Управления делами не приобретал, — это факт. Но я не исключаю, что деньги, которые мне приписывают, действительно были. Только их не потратили на то, на что они были якобы выделены, а прикарманили. То есть на бумаге все это существовало и было выписано на меня, но на самом деле кем‑то украдено, присвоено. До конца этот нюанс так и не был расследован…

Дата добавления: 2015-12-08