Смертельный поединок

У Евгения была прекрасная семья. Ровные отношения с Зинаидой, одаренный сын, крепкий дом, надежная прислуга, лучший в Москве повар и, конечно же, отменное здоровье, которым природа наградила Евгения, Зинаиду и сына Альберта. Все это создавало тот прочный фундамент, ощущение которого под ногами позволяет в нечастые минуты праздности признаться самому себе: “Да, я счастлив!” Собственно, и со стороны было видно, что Евгений души в семье не чаял.

Шло время. Сын переходил из класса в класс, с курса на курс, расширялся в плечах, рос и как личность, выказывая незаурядные успехи в финансовых дисциплинах. При этом Евгений с Зинаидой оставались все такими же — молодыми, спортивными, обаятельными и оптимистичными. С точки зрения человека завистливого, этот оптимизм и жизнелюбие проистекали из тех огромных средств, которыми владел Евгений. Однако такой взгляд крайне субъективен и поверхностен. Именно оптимизм, жизнелюбие, ну и, конечно, как теперь принято выражаться, трудоголизм — именно эти качества позволили Евгению занять подобающее место в кругах отечественной банковской элиты.

Шло время. Альберт из новоиспеченного бакалавра Чикагского университета превратился в заведующего внешнеэкономическим отделом отцовского банка. А вскоре и женился. По любви, а не на деньгах, поскольку своих денег было более чем достаточно. Невеста, то есть молодая жена, была красива, обаятельна, умна. Принадлежала к своему кругу, что снимало некоторые психологические нюансы, связанные с адаптацией в ином имущественном классе. Альбина — так звали жену Альберта — просто–напросто перешла из одной приличной семьи в другую приличную семью. Поэтому искусство управляться с горничными и прочей прислугой не было для нее тайной за семью печатями.

Родители как с одной, так и с другой стороны по новой русской традиции подарили молодым небольшой особнячок и сумму, необходимую для первоначального устроения хозяйства. И дети сразу же занялись этим самым устроением с упоением, свойственным юности, стремящейся к самостоятельности. Придирчиво выбирали дизайнера, капризно копались в предлагаемых им вариантах, скрупулезно нанимали прислугу, которая соответствовала бы интерьеру. Как говорили в старину, любовно вили свое гнездышко.

В доме Евгения царили иные эмоции. Супруги, оставшись в доме одни, то и дело заговаривали о том, как счастливо складывается сыновья судьба, подсмеивались над рвением, с которым молодые занялись домом, строили планы относительно своей скорой поездки в какую–нибудь экваториальную экзотическую страну, в шутку пугали себя будущими внуками, называя друг друга дедом и бабкой. В общем, нажимали на мажорные ноты, потому что в потаенных уголках их сердец появилась не то чтобы тревога, но некоторая грусть. Трудно однозначно назвать ее причину. Тут было и ощущение своей уже ненужности взрослому сыну, и нерастраченность родительского чувства, и осознание того, что в их доме, в их сердцах, в их обоюдном будущем уже никогда ничего не изменится радостно и мгновенно, а жизнь будет медленно сползать на нет. И предчувствие грядущей старости, которая будет мучительно медленно затягиваться над головой, словно полынья.

Все эти летучие тени на сердце, конечно, до поры до времени не представляли никакой опасности для психического здоровья Евгения и Зинаиды. У старых и опытных супругов было чем заняться в этой жизни, было чем поддержать свой душевный тонус и интерес к конкретности бытия. Евгений более, чем прежде, погрузился в банковские дела, разгребая успевшие поднакопиться за время предсвадебных хлопот авгиевы кучи, отыскивая в них за счет неординарного подхода жемчуга и изумруды. Зинаида посвятила себя спонсорству и меценатству, ощущая неподдельную материнскую радость, когда слабые мира сего получали необходимую для них, как глоток свежей ключевой воды, не только материальную, но и моральную поддержку. И при этом испытывала неловкость, когда вульгарные телевизионщики подавали любую акцию помощи обездоленным, страждущим и беззащитным молодым дарованиям не как нечто естественное, подобное дуновению ветерка или июльскому дождю, приносящему облегчение измученной жаждой траве, а как балаганное шоу, рассчитанное на самого непритязательного зрителя, очерствевшего до самого дна души, которая когда–то — в далеком детстве — была и отзывчивой, и звонкой, и естественной, как дуновение ветерка или июльский дождь, приносящий облегчение измученной жаждой траве. “Боже! — думала Зинаида. — Как же это так? Куда же в человеке девается все человеческое — правдивое и способное восхищаться величием Твоего творения?”

Конечно, в послесвадебной отъединенности сына от родителей было некоторое эмоциональное преувеличение. Ведь он переехал не на край земли. Наносились обоюдные визиты, как правило ежемесячные. Помимо этого отец и сын работали в одном банке. “В нашем банке”, как говорил Евгений.

Однако Альбина так не считала. Ее честолюбие было слишком велико даже по меркам возрастного эгоизма, присущего подавляющему большинству юных жен, склонных предаваться мечтаниям о собственной уникальности, которая должна быть вознаграждена здесь и сейчас по наивысшей тарифной сетке. Но если бы эта несимпатичная особенность характера была единственной, то никакой беды не случилось бы. В таких случаях дальше устных сожалений о никчемности мужа дело, как правило, не заходит. Но комплекс обнесенности блюдом соседствовал в характере Альбины с отменными практическими качествами, которые при отсутствии положительных нравственных ориентиров могут способствовать разрушению счастья не только близких людей, но и своего собственного.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что через полгода после венчания Альбина уже основательно, как говорят в низших слоях населения, пилила Альберта. Суть ее претензий заключалась в том, что место третьестепенного банковского клерка унизительно не только для него, но и для нее. Не о том она мечтала, не на то рассчитывала, когда с жертвенностью агнца отдавала руку и сердце человеку, обольстившему ее при помощи внешнего лоска.

Подобных разговоров в семье Евгения никогда не было, да и быть не могло, потому что он был банкиром первого поколения, самостоятельно пробившим себе дорогу наверх, закалившим себя до состояния этической неуязвимости в тяжелых боях и жарких схватках. Однако в России, живущей как бы на качелях, второе поколение банкиров вырастает, как правило, нежизнестойким, если не бесхребетным. Ну а третье поколение в силу принципиальной невозможности сделать окончательный выбор между псевдодуховным и псевдоматериальным начинает финансировать революционеров.

Альберт принадлежал ко второму поколению. Поэтому вместо того, чтобы самым решительным образом ввергнуть жену в осознание подобающего ей места, он, пытаясь снять семейное напряжение, задавал абсолютно безвольные вопросы: “Ну а чего бы ты от меня хотела?” — и: “А как это можно сделать?”

Альбина же прекрасно знала, чего и как. Формирование честолюбивых рефлексов мужа было лишь одним из пунктов ее программы, благодаря которой Альберт в конце концов стал вице–президентом правления. Но и этого было ей мало. Она видела себя лишь женой президента. Меньшее ею воспринималось как окончательное крушение жизни.

Поэтому вторым пунктом захватнической программы было устранение с пути главной помехи — президента правления. Или свекра. Или отца мужа. Поскольку победить его психологически было невозможно, оставался лишь один путь — физическое устранение. Нет, она не намеревалась самым вульгарным образом посылать к свекру киллеров. Альбина была все–таки женщиной, поэтому поединок в ее изощренном сознании интерпретировался не как примитивный ритм сшибающихся клинков под аккомпанемент литавр и большого барабана, а как нервный диалог скрипки и флейты.

Поэтому Альбина начала обольщать Евгения, что в мировой любовной культуре является не столь уж и большой редкостью, поскольку ни о каком кровосмешении тут не может идти и речи. Нельзя утверждать, что Евгений, знавший толк в женщинах и во множестве их любивший, был такой уж пассивной стороной этого, в дальнейшем именующегося совместным, предприятия. Однако Альбина была все–таки инициатором, то есть, как говорили в куртуазные времена, была загонщиком, а не дичью.

Как она добилась того, что в сердце свекра вспыхнула первая преступная искорка, от которой занялось снедающее пламя, нам судить сложно. Поскольку внешний наблюдатель всегда чего–нибудь да недосмотрит, в отличие от того, на кого направлены разящие женские чары. Ведь самые незначительные, с посторонней точки зрения, вещи могут достигать очень большого эффекта. А уж Альбина расстаралась от души, применив весь свой арсенал бабьих приемов, куда входили и игры с запахами, и случайные маленькие оплошности в костюме, и особый макияж для мужчин конкретного возраста и положения в обществе, и искусно приливающий к щекам стыдливый румянец, и томная, но отнюдь не вульгарная, протяжная медлительность жестов, и язычок, выразительно чуть облизывающий верхнюю губу, и интонации, и определенный тембр голоса, и позы во время разговора, и выгодный ракурс точно помещенной в пространстве фигуры, учитывающий особенности интерьера и освещение... Все это она обрушила на пока еще не подмороженную годами и делами голову свекра, обрушила тонко и искусно, поскольку была уже опытной молодой женщиной с пятью годами замужества за плечами. Немалую роль в ее сексуальной экспансии сыграло и то, что она владела фирмой, разрабатывающей имидж политиков, бизнесменов и просто состоятельных дам — любительниц острых ощущений.

Первое недвусмысленное телодвижение в сторону преступной связи сделал Евгений. Альбина страшно перепугалась, изобразила смятение, но не оскорбленность. И с трепетом слабой, боящейся своей эмоциональности женщины отбила первую атаку. Это был верный шаг, который отрезал Евгению путь к отступлению. Не предпринять новой попытки означало навсегда стать человеком, который приставал к жене своего сына. Трудно себе представить более унизительное положение.

Вопреки опасениям Евгения, Альбина не стала избегать общения со свекром. Однако стала более задумчивой и молчаливой. И Евгений, который, благодаря проницательности, свойственной людям его профессии, был очень чуток к глубинным душевным состояниям людей, вдруг начал улавливать исходящие от предмета страсти и вожделения волны женской взволнованности.

В конце концов грехопадение состоялось. Любовники, случайно оказавшиеся наедине в охотничьем домике, безмерно и сладостно познавали друг друга по–настоящему. И спустя пять часов в муках оборвали животные, в хорошем смысле этого слова, объятия.

С этого момента их тайные встречи стали регулярными. Но эта регулярность, способная со временем превратить живые чувства в механический бездушный ритуал, была неисчерпаемой и таила в себе бездны новизны и нескончаемого восторга и изумления. Евгений очень скоро понял, что до встречи с Альбиной он, можно сказать, и не жил. И в этом нет ничего удивительного, ибо ни любовь, ни плотская страсть, ни оплачиваемые долларами интимные услуги, ни благодарность, ни страх, ни милосердие не могут дать любовнику в постели то, на что способна плетущаяся против него интрига.

Параллельно с этим любовным неистовством вероломная невестка плела против Евгения деловые интриги, воплощая их в жизнь руками безвольного и недалекого в личных делах Альберта. В результате искусно замаскированных деяний молодого вице–президента банк постоянно лихорадило.

Знал ли Альберт о конечных целях своей жены? Отчасти знал. Так что его никак нельзя считать слепым орудием отвратительного женского вероломства. Во всей этой истории с трагичным финалом есть определенная доля и его — сыновней — подлости. Однако он был убежден Альбиной в том, что все эти подстроенные деловые неурядицы он же сам и выправляет. Мол, Евгений со временем поймет, что молодой сын, постоянно спасающий положение, умнее, одареннее, образованнее и энергичнее уже несколько подуставшего отца. И вскоре передаст бразды правления в руки Альберта, а сам займет спокойное и почетное место главного консультанта.

На самом деле Евгений никому и ничего отдать был не в состоянии, если бы даже вдруг того пожелал. Таковы были его природа, его положение основателя крупного дела, его нравственные устои. Евгений был запрограммирован природой и социальной ролью только на то, чтобы брать. Не знать этого Альбина не могла.

Знала она и то, что из–за беспрерывных деловых неурядиц Евгений постоянно пребывает в стрессовом состоянии. Испытывал он огромный дискомфорт и дома, поскольку связь с молодой пылкой возлюбленной делала его абсолютно несостоятельным на брачном ложе. И не потому, что он расходовал все свои пятидесятичетырехлетние силы на Альбину, а Зинаиде ничего не оставалось. Отнюдь нет, просто Зинаида в сравнении со своей невесткой не выдерживала никакой сексуальной критики. И центральная нервная система Евгения не могла отдать четкие и ясные распоряжения относительно насыщения горячей кровью соответствующего органа.

Знала Альбина и то, что люди с короткой шеей предрасположены к серьезным сердечно–сосудистым заболеваниям. А шея у Евгения была именно короткой.

И вот настал час самых решительных действий, которые должны были принести окончательную и бесповоротную победу. Альбина сделала так, что пакостничание Альберта против собственного банка стало известно отцу. Состоялся мучительный разговор с сыном с глазу на глаз. За звуконепроницаемыми дверьми звучали проклятья и текли иудины слезы. Однако принимать важное решение сгоряча было не в правилах Евгения. Немного придя в себя, с раскалывающейся от боли головой он поехал искать забвения у Альбины.

В этот вечер Альбина была в ударе. Оргазматические конвульсии ее ненасытного тела, ее исступленные стоны и вопли не прекращались ни на мгновение. Обезумевший Евгений со сладостным ужасом валился в какую–то бездонную пропасть, призывно сверкающую отвесными алмазными стенами. Вдруг в его глазах вспыхнул ослепительный свет, а изо рта пошла пена. Альбина закончила в последний раз и проворно соскочила с поверженной жертвы. Повернула безответного Евгения на бок, чтобы не захлебнулся. Вызвала “скорую”. Оделась. Накрасилась. И сдала горничной ключ от номера с соответствующими пояснениями.

У Евгения случился апоплексический удар, что в соответствии с современной медицинской терминологией называется инсультом. Он навсегда лишил несчастного возможности не только говорить и самостоятельно передвигаться, но и осмысленно думать. Евгений, не понимая своего печального положения, переместился в мир странных иллюзий и аномальных образов...

Самым загадочным в этой истории является то, как Зинаида — тоже до мозга костей женщина, чуткая, интуитивно мыслящая, в свое время способствовавшая возвышению Евгения, — как она не разглядела сгущавшиеся над головой тучи. И как уже потом, после всего случившегося, она не поняла, не распознала виновницу своего несчастья!

А впрочем, когда через три года пошли внуки, уже не было ни правых, ни виноватых. Жизнь зарастила старые раны и взамен былого благополучия дала надежду на то, что если не мы, то уж наши дети и внуки обязательно будут счастливы.

Дата добавления: 2015-12-07