Глава 3. Предложение и высказывание

Если уж пытаться действительно понять рассуждение, его надо понимать внутри той цельности, к которой оно принадлежит. Раньше однозначно считалось, что логика относится к речи. Но последние века логики вслед за психологами предпочитают говорить о мышлении.

«Мышление» психологов, как я показывал раньше, — это такая подловатая хитрость, заменяющая разум, рассудок и ум. Вроде бы упрощающая, но отнюдь не познание действительности, а жизнь ученого. Как можно упростить познание того, что есть, отказавшись познавать большую его часть?

Вот и «суждение» логиков такая же подмена разнообразия действительности на единую свалку мусора. Суждение, которое не суждение, уже само по себе уводит от истины. Но если оно к тому же включает в себя утверждение и множество других действий, его задача — не только увести, но еще и запутать.

Логики утверждают, что их предметом являются предложения, составленные из суждений. Это определенно уход от изучения того, что происходит в «мышлении», к тому, что являет себя в речи.

Сам по себе он не страшен, надо только отдавать себе отчет, что мы продолжаем изучать то же самое, но не прямо, а в явлении. То есть так, как это скрытое нечто являет себя, делает явным в речи, потому что этот переход рождает свои сложности.

Первая из них заключается в том, что никаких предложений не существует. Это образ, сочиненный грамматиками. Ему не соответствует никакая действительность. Самое большее, что могут предложить языковеды в качестве определения предложения, записано в первом томе огромного академического труда «Грамматика русского языка», выпущенном в 1952 году под редакцией академика Виноградова:

«Наша речь расчленяется прежде всего на предложения, каждое из которых, являясь более или менее законченным высказыванием, выражает отдельную мысль» (Грамматика, с. 9).

Ни лучших определений, ни истории появления этого понятия в общедоступных книгах по русской грамматике нет. Создается впечатление, что словом «предложение» просто перевели какой-то латинский или немецкий термин, когда в восемнадцатом веке впервые пытались освоить эту науку. Подходящих имен для творения языкознания сразу найти в русском языке не могли и приписали чужие значения обычным русским словам, вроде предложений, имен, глаголов.

Ну, как соотносится с действительностью понятия «имя» словосочетание имя существительное? Или имя прилагательное? При чем тут имена вообще?! Да просто надо было хоть как-то обозначить эти существительные и прилагательные, дать им имя для грамматического описания, вот и дали имя имя.

Это было великой революцией, потому что даже такой ущербный и искажающий русский язык способ описания позволил хоть как-то изучать тот же самый язык, который, кстати сказать, еще далеко не изучен. Тот же академик Виноградов писал всего полвека назад:

«Объем и задачи грамматики не очерчены с достаточной ясностью. Приемы грамматического исследования у разных народов очень разнородны. Так в грамматике современного русского языка разногласий и противоречий больше, чем во всякой другой науке. Почему так?

Можно указать две общие причины. Одна — чисто практическая. Грамматический строй русского языка плохо изучен. Освещение многих грамматических вопросов основывается на случайном материале». (Виноградов, Русский язык, с. 13)

Грамматика — это всего лишь «учение о строе языка», как определяет Виноградов (Там же, с. 14). Но это далеко не верное определение. Скорее, это пожелание языковедов, чтобы их дело стало учением. А в действительности, грамматика, как и логика, не должна быть предписывающей, нормативной наукой. Строй языка естественно присущ языку. Он уже есть. И его нельзя навязывать или требовать, его надо описать!

Описать и понять. Вот задача грамматики. Поэтому грамматика — это либо просто описание строя языка, либо учение не о строе, а о том, как его описывать. Последнее было бы верней, если бы языковеды это осознали, потому что большая часть их трудностей заключается как раз в том, что они не в силах единообразно и понятно описать изучаемые явления, а потом спорят из-за того, что у разных лингвистов «разные приемы исследования».

Но даже тот дикий язык, каким русские языковеды описывают русский язык, был огромным достижением. Он позволил им хоть как-то понимать друг друга и о чем ведется речь. По совершенству своему он подобен каменному топору, то есть рубит плохо, зато отделан с потрясающей тщательностью и искусностью. К сожалению, воспользоваться им может только очень узкий специалист.

Я не специалист. Поэтому я пойду проще. Никаких предложений в языковых предложениях нет. Они ничего не предлагают. Вероятно, они делают то же, что и изложения, они из-лагают. Или то же, что и представления. Если те ставят некий образ пред внутренним взором внутрь, то предложения, изнутри наружу излагают пред слушающим. Но это лишь правдоподобные предположения.

А в действительности все предложения как логиков, так и грамматиков есть лишь «более или менее законченные высказывания».

Языковое, грамматическое и логическое предложения есть высказывание. И это очевидно. Но тогда рождаются новые вопросы.

Во-первых, понятие высказывания слишком понятно любому русскому человеку, в отличие от предложения. Поэтому нас нельзя убедить, что высказывание состоит из суждений. И даже нельзя ограничить его изучение рамками логики. В высказывание входит почти все, что вырвалось из моих уст, за исключением стонов, смеха, рычания и восклицаний.

Во-вторых, высказывание — это определенно лишь речевое явление, то есть то, что являет себя изнутри сказыванием. Приставка «вы» — ясно показывает путь наружу из некого нутра. А что за нутро? Наверняка, то самое мышление или логос. А по-русски — разум. Это и так ясно, но в слове «высказывание» слишком ярко показана связь наружи и нутра. Для русскоязычного человека высказаться звучит как высказать себя, высказать то, что в тебе.

Поэтому высказаться — это явить себя, сделать нутро явленным или явлением. Для этого тоже есть имена в русском языке: заявление, объявление. И изъявление.

Дата добавления: 2015-11-28