|
Читайте также: |
С этой оказавшей немалое влияние на русскую философию «логикой» все очень и очень не просто. На первый взгляд она даже может показаться бредом. Так что многие логики либо вообще не признавали ее, как и «Логику» Гегеля, за сочинение по логике, либо, подобно Гуссерлю, сходу избавлялись от изрядной части кантовских понятий, вроде его «разума» и «рассудка», называя их фантастическими.
Для того чтобы понять «Логику» Канта, надо понять, что он хотел, какую цель перед собой ставил. Тогда будет понятно, что за орудие он создавал. А то, что его «Логика» — средство достижения определенной цели — бесспорно. Но начну по порядку.
Иммануил Кант (1724–1804) преподавал логику с 1755 по 1796 в Кенигсбергском университете. Как считает словарь Кондакова, преподавал он общую формальную логику, что соответствует действительности разве только в том, что так ее называл сам Кант. Тот же Кондаков считает, что «главную цель философии Кант видел в том, чтобы ограничить разум и очистить место для веры».
Как вы понимаете, это мнение советского идеолога. Кантианцев долгое время преследовали в России как раз со стороны церковной цензуры и даже выгоняли из университетов, как было с Лодием. Но у марксистских идеологов было поразительное чутье на все враждебное, так что за этим дымом определенно есть какой-то огонек…
Читать логику в то время можно было лишь на основе какого-то уже признанного учебника. Кант не слишком уважал предшественников, считая, что они не много продвинули логику со времен Аристотеля. Единственные, кого он выделял, были Лейбниц и Христиан Вольф. Поэтому он читал вроде как логику вольфианскую на основе учебников его последователей. Сначала Баумейстера, а потом по книге Г. Мейера «Извлечение из учения о разуме».
Но, как рассказывают о нем исследователи: «В своих лекциях Кант, однако, мало придерживался текста учебника Мейера и вносил в него значительные изменения и принципиальные дополнения в виде замечаний на полях и отдельных листах. Эти заметки значительно превышают книгу Мейера по объему и существенно отличаются от нее по содержанию» (Жучков, с. 653).
Уже отойдя от преподавания, Кант попросил своего бывшего ученика Г. Йеше подготовить его^старые лекции к изданию. В итоге «Логика» Канта была собрана Йеше по конспектам и записям в виде «сжатого учебника» и издана в 1800 году. Получилась она суше, чем писал сам Кант, к тому же в ней есть повторы и излишняя дробность изложения. Но это все объясняется тем, что Кант вносил свои заметки на протяжении долгих лет. Что же касается «отсутствия точности и ясности в изложении», то тут исследователи, наверное, напрасно грешат на Йеше, — Кант ясно писать не умел и вызывал ужас у немецких писателей.
Как бы там ни было, но «Логика» Канта предшествует его основным философским сочинениям. Значит, многие понятия, созданные им во время написания «критических» работ, имеют корни еще в ней. К тому же в ней есть преемственность с предшественниками, что так же дает возможность для лучшего понимания.
В частности, Кант именно в «Логике» вводит знаменитую лестницу «ступеней познания», в которой разбивает все содержание сознания на семь уровней, соответственно, приписывая всем образам сознания семь качественных состояний. И начинает ее с представления, чем вводит в заблуждение всю последующую психологию.
Я приводил эту «лествицу» во «Введении в науку думать» по работе Ивана Лапшина «Законы мышления и формы познания». Лапшин взял ее из немецкого издания «Логики» Канта Кирхманом:
«I) vorstellen = представлять доступно
II) percipere = воспринимать сознательно, животным
III) noscere = различать и отождествлять
IV) cognoscere = сознательно познавать
V) intelligere = образовывать понятия
VI) perspicere = проникать разумом
VII) comprehendere = познавать apriopi» (Лапшин, с. 26).
Из vorstellen у Канта родилось vorstellung — представление, как самый низший вид образов — «чувственные образы» современной психологии и философии. С языковедческой точки зрения, это выражение странное. Я имею в виду то, что из «представлять» по законам русского и немецкого языков должно рождаться то представление, которое означает в наших языках театральное действие или сложную картину, предстающую перед внутренним взором. Собственно говоря, театральное представление и есть воплощение такой образной картины.
Но у Канта из «представлять» родилось под именем «представление» нечто совсем иное, к законам и правилам его родного языка отношения не имеющее…
В России «Логика» Канта переводилась в 1915 году Марковым, а при переиздании 1980 года его перевод был «переработан» В. Жучковым. Иными словами, это все тот же, лишь уточненный перевод 1915 года, созданный в том философском мировоззрении девятнадцатого века, которое зачаровывало русских философов системотворчеством Канта.
Соответственно, чаровала и возможность разбить все образы сознания на четкие ступени движения от животного к божественности, что тоже казалось системой! Поэтому в основании этой лествицы определенно должна была быть ступень, соответствующая возможностям животных, то есть самая низшая, которую мы, люди, особенно философы, давно преодолели. Такие пустяки, как действительное значение русского и немецкого слова «представлять», почему-то мало интересовали русских и немецких мыслителей.
Не буду спорить с необходимостью различать образы и иметь имя для их разных видов, в том числе и для самых простых. В русском языке, к слову сказать, для них было имя истоты. Хочу лишь четко обозначить: когда Кант, либо современные логики, психологи или философы говорят о представлениях, они используют это слово не по его прямому значению, и это надо учитывать при чтении и понимании. «Представления» Канта и любых его последователей — это не представления, это простейшие образы сознания, из которых составляются понятия, суждения и умозаключения.
Это первое.
Второе — это цель Кантовской Логики. Если попытаться понять ее из самого сочинения, то можно запутаться и посчитать, что случайно попал в странный сон великого ума, который плодит чудовищ. Здесь все произвольно и необязательно, как и должно быть во снах:
«I. Понятие логики.
Все в природе, как в неживом, так и в живом мире, происходит по правшам, хотя мы не всегда знаем эти правила. — Вода падает по законам тяжести, и у животных движение при ходьбе также совершается по правилам. Рыба в воде, птица в воздухе движутся по правилам. Вся природа, собственно, не что иное, как связь явлений по правилам, и нигде нет отсутствия правил…
Применение наших способностей также происходит по известным правилам, которым мы следуем сначала не сознавая их…
Как и все наши способности в совокупности, так, в особенности, и рассудок связан в своих действиях правилами, которые мы можем исследовать. Более того, рассудок следует рассматривать в качестве источника и способности мыслить правила вообще. Ибо как чувственность есть способность созерцаний, так рассудок есть способность мыслить, то есть подводить представления чувств под правила. Поэтому он настойчиво стремится отыскивать правила и удовлетворяется, когда их находит.
Итак, если рассудок является источником правил, то спрашивается, по каким правилам он действует сам?» (Кант, Логика, с. 319).
Каким-то странным образом какой-то странный рассудок стал источником правил. Поскольку никак не оговорено, что это правила для чего-то, чему он хозяин или творец, то получается, что он источник правил и для природы, где даже птицы летают не по воздуху, а по правилам… И все последующее обоснование логики, как и её понятия, оказывается для относительно здорового, естественного человека таким же непонятным и неочевидным.
Однако, если вернуться все к той же «Лестнице образов», то там есть подсказка. Я приведу тот же кусок «Логики», но теперь по современному изданию, потому что к нему стоит приглядеться внимательно:
«В отношении объективного содержания нашего познания вообще могут быть мыслимы следующие степени, по которым оно в этом смысле может увеличиваться:
первая степень познания: представлять что-либо; вторая: представлять что-либо сознательно, или воспринимать (percipere);
третья: что-либо знать (nonscere), или представлять, сравнивая с другими вещами, как по сходству, так и по различию;
четвертая: знать что-либо сознательно, то есть познавать (cognoscere). Животные также знают предметы, но они не познают их;
пятая: понимать (intelligere) что либо, то есть познавать рассудком при помощи понятий, или конципировать. Это — нечто весьма отличное от постижения [Bergreifen]. Многое мы можем конципировать и не постигая, например perpetuum mobile, невозможность которого показывает механика;
шестая: познавать что-либо разумом, или усматривать (perspicere). Этого мы достигаем лишь в немногих вещах, и наши знания всегда являются тем меньшими численно, чем больше мы хотим усовершенствовать их по содержанию.
Наконец, седьмая: постигать (comprehendere) что-либо, то есть посредством разума или a priori познавать что-либо в той степени, в какой это нужно для нашей цели. Ведь всякое наше постижение лишь относительно, то есть достаточно лишь для известной цели; безусловно мы не постигаем ничего» (Кант, с. 371–372).
Чем важно это место? Тем, что оно сердце всей работы, а во многом, — и всего творчества Канта! Подсказка, скрытая в нем, очевидна: Кант не говорит о логике, он говорит о познании. И его «Логику», можно было бы назвать так, как сделал Введенский: «Логика, как часть теории познания». Но в действительности, это тоже неверно: это после Канта появилась такая возможность говорить о логике. Он же творит саму теорию познания, которой до него, в сущности, не было. Но теорию познания чего?
На первый взгляд, если верить заявлениям философов, — истины. Но даже если использовать это Имя, что обозначал им Кант? Отнюдь не действительность в обычном понимании этого слова. Ему нет дела до Земли и земных дел! Он устремлен туда, где рождаются Идеи! Его действительность — это не человеческая действительность, действительность не нашего мира. Но мира далекого и труднодостижимого.
Именно ради этого ему нужны ступени или лестница постижения, она же — восхождения «к вере», как почуял советский идеолог, а на самом деле — к божественности. Кант всего лишь из работы в работу прокладывал путь назад, на Небеса… Он страстно хотел вернуться Домой!
Никакие бытовые вопросы, вроде выживания, решения жизненных задач и рассуждения его не интересовали. Его Логика рассуждения не знает. Даже его «умозаключения» — это приемы познания: «Умозаключение разума есть познание необходимости известного положения посредством подведения его условий под данное всеобщее правило» (Там же, с. 420).
Да это и очевидно из приведенной развернутой «Лествицы познания». Кант вообще не знает рассуждения и не владеет им. По большому счету, он даже не философ, — он провидец, вроде Бёме или Сведенборга. Он — что видит, то и поет… Насколько может это себе представить. Его задача — уйти в те пространства, где логика существует a priori, то есть доопытно. А доопытно она существует только в виде Идей, Идеи же живут на Небесах…
Единственное, что мне бы хотелось извлечь из его логики, это как раз вопрос о представлениях. Сам Кант представляет свои миры и себе и нам отнюдь не простейшими образами, доступными и животным. Он так сложно всё представляет, что постоянно остается непонятым и непонятным. Иначе говоря, его действительные представления — вовсе не соответствуют тому, что он сам называет этим именем. Его представления — это обычные представления немецкого языка!
Но почему тогда для него представления стали низшими или «чувственными образами», как передали это последователи? Ну, чем-то, что даже ниже восприятия: «вторая: представлять что-либо сознательно, или воспринимать…»?
При этом представления как-то особенно важны для Канта, из них он складывает более сложные образы и ими же их объясняет:
«Суждение есть представление единства сознания различных представлений или представление об их отношении, поскольку они образуют понятие» (Там же, с. 404).
Вопрос мой таков: почему Кант, использовавший латинскую терминологию предшественников, в отношении представления отказался от нее и использовал немецкое слово vorstellung?
Может быть, он не знал латинского соответствия? Это не так. Он начинает раздел «Общее учение об элементах» с определения, где как раз приводит латинское имя представления:
«Все познания, то есть все представления, сознательно относимые к объекту, суть или созерцания, или понятия. Созерцание есть единичное представление (repraesentatio singularis); понятие есть общее (repraesentatio communes) или рефлективное представление (repraesentatio discursiva)» (Там же, с. 395).
Совершенно очевидно, что само понятие о представлениях было взято Кантом из предшествующей логики, а затем превращено в основание лествицы познания или возвращения божественности. Вот благодаря этому оно и стало так важно для русских философов, так или иначе увлеченных не сухой логикой, а той картиной духа, которая сквозь нее открывалась. Наши философы той начальной поры, когда философия только входила в сознание русского народа, были в изрядной мере мистиками и духовидцами. Потому и живет у нас до сих пор очарование психологией и философией…
Что же такое Кантовы «представления», думаю, можно понять из того места, где он пытается говорить о «познании вообще»:
«Все наше познание имеет двоякое отношение: во-первых, отношение к объекту, во-вторых, отношение к субъекту. В первом смысле оно имеет отношение к представлению, в последнем — к сознанию, общему условию всякого познания вообще. Сознание есть, собственно, представление о том, что во мне находится другое представление» (Там же, с. 340).
И чуть дальше:
«Так как сознание есть существенное условие всякой логической формы познания, то логика может и имеет право заниматься лишь ясными, а не темными представлениями…
Сама она занимается лишь правилами мышления относительно понятий, суждений и заключений, посредством которых осуществляется всякое мышление. Разумеется, что-то предшествует тому, чтобы представление стало понятием…
Хотя представление еще не есть знание, но знание всегда предполагает представление. И это последнее даже и нельзя объяснить. Ибо объяснять, что такое представление — всегда пришлось бы опять-таки посредством другого представления» (Там же, с. 341).
Первокирпичики или принципы — это такая непростая материя для философов! Их лучше сделать само собой разумеющимися! И не вдаваться в подробности!
И все же, понятия образуются из представлений! И сами представления можно объяснять только с помощью представлений! Это необъяснимо! Это непонятно! Но так хочется понять!
Вот почему Кант перешел на родной язык: нельзя понять мертвую латынь, ее можно только запомнить. Он перешел на немецкий, где слово vorstellung все еще было живым, в надежде достичь понимания. Но не достиг, а сочинения его стали еще более запутанными. Почему? Потому что после этого он заговорил о представлениях двойственно: и как о том, что обозначалось латинским именем и было простейшим образом, и как о том, про что мы можем сказать: могу себе представить.
Простейший образ слился со сложнейшим действием по имени Представление! Кант стал путанней, но, как ни странно, при этом стал понятнее обычному сознанию, которое узнавало его «представления» попросту, по-бытовому! В его трудах появилась жизнь, которая влекла и влечет до сих пор, и не дает просто выкинуть его, как прочих немецких зануд.
Что же он хотел найти, уходя от латинской мертвечины?
Имя для первокирпичика, для атома, из которых строится Дорога Домой.
Те его «представления», что являются началом Лествицы познания, были просто Образами! Это родовое имя для всех видов образов, как для простейших, так и для составных, вроде понятий. Понятия — тоже образы. И представления, настоящие представления, составляются из образов.
Он сделал очень смелый шаг — отошел от предписаний школы и перевел латинский термин на народный язык. Но ему недостало смелости, чтобы не только отказаться от латинского имени в пользу немецкого, но и подумать, о чем же идет речь. Он просто перевел латинское слово на немецкий, и вместе с переводом сохранилась вся схоластика, которая в нем жила…
Но он мог бы попытаться понять! Он мог сделать следующий шаг и поглядеть в себя, где все науки либо соответствуют действительности, либо не соответствуют…
Дата добавления: 2015-11-28; просмотров: 141 | Нарушение авторских прав