Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Александр БЛОК

Читайте также:
  1. А) Работы историков — современников Александра
  2. А. А. Александров
  3. Алан Александр Милн. Баллада о королевском бутерброде
  4. Александр Белов (Митрофанов). Фото автора.
  5. Александр Блок
  6. Александр Блок литературный силуэт

1880—1921

Художественное творчество А. А. Блока, выдающего-/ ся поэта, тончайшего, самобытного лирика охватывает период в двадцать лет, совпавший со временем острейших социальных катаклизмов начала XX столетия. Это наложило отпечаток на всю его жизнь и поэтическую деятельность. «Трагическим тенором эпохи» назвала Блока А. Ахматова. И по-своему она была права.

Родился будущий поэт 16 (28) ноября 1880 года в Петербурге в старинной аристократической семье. Отец его — юрист и философ — был профессором Варшавского университета. (Родители разошлись после его рождения). Дед по матери — известный ученый-бота ни к, ректор Петербургского университета А. Н. Бекетов. Мать и тетки были писательницами и переводчицами. Блок рос и воспитывался в петербургской квартире деда, в летние месяцы — в Шахматове, под Москвой. Утонченная атмосфера бекетовского дома, учеба на историко-филологическом факультете Петербургского университета рано способствовали развитию в нем литературных способностей.

В жизнь будущий поэт вступал, по его признанию, далеким от действительности, с полным незнанием и неумением общаться с нею. Эта оторванность от реальной жизни обусловила характер его ранней лирики. Для его первых стихотворений, написанных в 1898— 1900 годах, характерны мотивы одиночества, тоски, традиционной романтической грусти:

 

Пусть светит месяц — ночь темна.

Пусти жизнь приносит людям счастье,—

В моей душе любви весна

Не сменит бурного ненастья.

Лирический герой подобных произведений — гордый одиночка, сознательно декларирующий свою оторванность от мира:

 

Затянут в бездну гибели сердечной,

Я — равнодушный, серый нелюдим.

Толпа кричит — я хладен бесконечно,

Толпа зовет — я нем и недвижим.

 

Здесь уже робко проглядывает будущий талант. Но в выражении чувств он еще ученик Жуковского, Фета, Лермонтова.

Свое, блоковское, ярко проявилось в цикле стихотворений поэта 1901 — 1902 гг.— «Стихи о Прекрасной Даме», написанном под влиянием идей Вл. Соловьева в соответствии с требованиями философии и эстетики младосимволистов. Прекрасная Дама Блока — это воплощение Вечной Женственности, вечный идеал Красоты, призванной спасти Мир. И хотя центральный образ цикла возник в сознании поэта в результате влюбленности в Л. Д. Менделееву, главное здесь — туманные, призрачные видения. Любовь в этом цикле изображена не как реальное, земное чувство, а как религиозное служение, поклонение мистическому существу, неземной святыне. Образ любимой бесплотен, лишен конкретности. Она не имеет реального облика, а предстает как воплощение божественного начала. Мелькают только символы, аллегорические знаки,— Дева, Дама, Купина,— заменяющие живого человека, а сами стихи нередко похожи на торжественные молитвы:

 

О, Святая, как ласковы свечи.

Как отрадны Твои черты!

Мне не слышны ни вздохи, ни речи.

Но я верю: Милая — Ты.

(«Вхожу я в темные храмы»)

 

Лишь только в некоторых стихах цикла реальный женский образ проступает сквозь завесу тайны:

 

Мы встречались с тобой на закате,

Ты веслом рассекала залив.

Я любил твое белое платье,

Утонченность мечты разлюбив.

(«Мы встречались с тобой на закате»)

 

«Стихи о Прекрасной Даме» — свидетельство несомненной творческой оригинальности их автора, вдохновленного соловьевской идеей о грядущем сошествии на Землю Вечной Женственности и синтеза небесного и земного. Мотив романтического поклонения мистической Даме сочетается в них с чувством любви-страсти, личное, интимное трансформируется во вселенское, в идею преображения мира Красотой. В то же время эта книга впитала в себя мировую (Данте. Петрарка) и отечественную (Жуковский, Пушкин) традицию рыцарского поклонения женщине.

В начале 900-х годов поэт открывает для себя многие противоречия реальной действительности. И хотя и здесь встречаются мистические образы и настроения, картины окружающего реального мира все чаще и настойчивее вторгаются в его лирику. Не случайно свой следующий цикл Блок назвал «Распутья» (1902—1904), куда вошли стихотворения «Фабрика» (1903), «Из газет» (1903), изображающие социальные контрасты.

Революция 1905 года вызвала оптимистический настрой в Блоке-поэте. У него появляется потребность отразить ее в своих стихах. Восторженным гимном жизни, всему земному звучит знаменитое стихотворение Блока «О, весна, без конца и без краю...» (1907):

О, весна, без конца и без краю —

Без конца и без краю мечта!

Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!

И приветствую звоном щита!

 

Эмоционально-романтический отклик события революции нашли в стихотворениях Блока «Сытые», «Ее прибытие», «Митинг», «Шли на приступ» и др. Главное в них — чувство оптимизма, решительного обновления жизни, стремление радостно приветствовать все новое, неизведанное:

 

Настежь ворота тяжелые!

Ветер душистый в окна,

Песни такие веселые

Мы не певали давно.

 

Интерес Блока к сложностям и противоречиям реальной жизни обусловил и новый поворот в освещении им. темы любви, человеческих отношений, настойчивые поиски нового идеала. Это отчетливо отразилось в художественном строе его знаменитой баллады «Незнакомка», созданной в апреле 1906 года.

«Незнакомка» вобрала в себя многие характерные особенности эстетики и поэтики Блока той поры.

Наиболее устойчивая черта блоковской поэтики — романтическое двоемирие, т. е. убежденность в том, что все, происходящее на Земле есть отражение случившегося в «мирах иных». Это определяет символический характер творчества Блока, где почти каждое слово, образ, сюжет отнесены одновременно к реальному, житейскому, сиюминутному — и к духовному, идеальному, вечному. «Незнакомка» прекрасно иллюстрирует эту мысль.

Композиция стихотворения отчетливо делится на три части. 1-я часть — своеобразная экспозиция. В ней отображены приметы современного поэту пригорода, его бытовые реалии — скука загородных дач, шлагбаумы возле железной дороги, пыль переулков, болотные топи, прорезанные канавами, озеро, крендель-вывеска над булочной, привокзальный ресторан, его пьяные завсегдатаи, сонные лакеи. При всей бытовой конкретности, перед нами все же не реалистическое изображение пригорода, а скорее сгущенно-романтическая зарисовка общей атмосферы обыденности, обывательской, пошлости.

Природный фон баллады — болотный пейзаж: канавы, меж которыми гуляют с дамами «испытанные остряки», озеро, над которым раздается «скрип уключин» и «женский визг». Приметы болотного пейзажа Блок переносит на человеческие отношения. В результате жизнь персонажей, изображенных в экспозиции, осмысливается им как обывательское социальное болото, тлетворный мир бездуховности. Поэт не приемлет этой пошлой жизни пошлых людей. Мир этот немузыкален. (Музыка для Блока — всегда символ гармонии мира, а здесь — дисгармония: женский визг, скрип уключин, пьяные окрики). «Немузыкальность» еще более подчеркивается использованием кратких, резких, отрывистых рифмующихся слов «глух — дух», «дач — плач», «визг — диск». То есть за каждой поэтической деталью — собирательный образ царства пошлости, прозы жизни, скуки, серости,— «человеческого балагана», внутренне чуждого всему подлинно прекрасному и человечному.

Этому социальному «болоту», миру пошлой обыденности поэт-символист противопоставляет иной мир — мир идеала, царство романтических грез и мечтаний, тоски по подлинно духовной жизни. Внутренний контраст этих «антимиров» лежит в основе содержания баллады, он составляет вторую, центральную часть произведения.

Романтическим символом идеального мира выступает в стихотворении очаровательная, таинственная и пленительная Незнакомка. Незнакомка в балладе — не столько земная и реальная женщина, сколько символ сокровенной мечты поэта о возвышенном и прекрасном идеале. По принципу романтического контраста она резко противопоставлена прозе и пошлости жизни. Образ ее дан в подчеркнуто идеальных красках и очертаниях: схваченный шелками девичий стан, синие бездонные очи, шелка, веющие древними поверьями, «в кольцах узкая рука», шляпа с траурными перьями. Все это — не столько приметы женской моды тех лет, сколько устойчивые символы женственности, характерные для мировосприятия Блока.

Даже ритмическое звучание стиха и характер самой рифмовки подчеркивают идеальность, «музыкальность», то есть гармоничность этого образа, символизируют в представлении Блока мир внутренней чистоты, благородства и красоты — «очарованной дали», к которой стремится лирический герой. Эта музыкальная «стихия» рождается с помощью прекрасно использованного автором приема ассонанса: сочетаний гласных звуков «а» («дыша духами и туманами») и «е» («и веют древними поверьями»), который не только сообщает стиху мелодичность, но и создает романтическое настроение.

Образ Незнакомки — не явь, а мечта романтического героя. Но в отличие от Прекрасной Дамы в ней нет ничего потустороннего и сверхъестественного. Поэтому Незнакомка — не вариант Прекрасной Дамы, как принято \ ^читать. Перед нами — эволюция эстетического идеала Блока, его постепенное освобождение от мистики в сторону поиска земного идеала.

Связующим звеном между изображенными в стихотворении «антимирами», выступает лирический герой. Именно в его жизни мир пошлости и мир идеала соприкасаются между собой, как две конечные точки раздвоения сознания человека. Драматическое столкновение этих двух сфер жизни — пошло-обыденного и возвышенного — происходит на «плацдарме» души героя и составляет главное содержание стихотворения.

Что представляет собой лирический герой баллады? Перед нами типичный романтический мечтатель, одинокий, погруженный в беседу со своим «другом единственным» — собственным отражением в стакане с вином. Внешне, физически, он принадлежит миру окружающей реальности: такой же посетитель ресторана. Однако внутренне, духовно, он чужд этому миру, даже враждебен ему. У него другие духовные ценности. Но драматизм блоковской баллады — не только в конфликте лирического героя с окружающей средой, но и в грустном осознании того, что идеальное в жизни осуществится не скоро, а может, и не осуществится никогда. Здесь Многое., зависит от самого человека. Именно так следует понимать итоговые слова лирического героя:

 

В моей душе лежит сокровище,

И ключ поручен только мне!

Ты право, пьяное чудовище!

Я знаю: истина в вине.

В этих словах заключена основная идея произведения, провозглашающего непреходящую ценность духовных, творческих, возвышенных начал в жизни человека и призывающего к их неустанному поиску.

Поражение революции не могло не наложить своего отпечатка на творчество и мировосприятие поэта. В его стихотворениях возникает зловещий облик «страшного мира», господствующих в этой жизни лжи, обмана, подлости и равнодушия по отношению к человеческой личности. Один из стихотворных циклов Блока 1909— 1916 годов так и называется — «Страшный.,мир». Поэт обличает в них явления «страшного мира» с морально-этических позиций. Его особенно тревожит тяжелое положение простого человека. В стихотворении «На железной дороге» (1910) Блок пишет р женщине, бросившейся под колеса поезда:

Не подходите к ней с вопросами,

Вам все равно, а ей — довольно:

Любовью, грязью иль колесами

Она раздавлена — все больно.

Нужно ли доискиваться до ближайшей причины гибели человека? — как бы спрашивает поэт. Для него в данном случае важен сам факт трагедии, дело не в частном поводе к страшному решению женщины.

Блок сумел по-толстовски показать здесь социальные контрасты: на одной стороне — бархат, свет, вино, на другой — грязь, темнота, слезы и гибель. Такое изображение судьбы человека специфично для блоковской поэтики, одной из важнейших особенностей которой является контрастность_образов, картин, мотивов. Блок беспощадно срывает маски с привилегированных представителей мира сего, показывает, что кроется под личиной цивилизованных хозяев жизни. Не случайно Горький назвал Блока человеком «бесстрашной искренности». Трагедия нравственности в современном ему обществе раскрыта Блоком с особой выразительностью.

Большое место в творчестве А. Блока занимает любовная лирика. В стихотворениях «Утихает светлый вечер», «Ее песни», «Ангел-хранитель», «В ресторане», «Как день, светла, но непонятна», в циклах «Фаина», «Кармен» и др. он воссоздает «образ девушки любимой,//Повесть ласковой любви».

 

Но у него немало и произведений, где варьируется горькая мысль о том, что любовь стала предметом купли-продажи. В стихотворении «Унижение» (1911) Блок рисует публичный дом:

 

Этих голых рисунков журнала

Не людская касалась рука...

И рука подлеца нажимала

Эту грязную кнопку звонка...

Показав здесь сборище грязных подлецов, веселящихся под «звон стаканов», поэт гневно восклицает:

Разве дом этот — дом в самом деле?

Разве так суждено меж людьми?

Стихотворение «Унижение» — одно из самых горестных произведений Блока. Героиня стихотворения — безвольная жертва «страшного мира», и поэт с огромной болью рисует ее судьбу. В изображении женщины — жертвы циничной окружающей действительности — Блок продолжает традицию. Некрасова, автора таких стихотворений, как «Еду ль ночью по улице темной» и других. В его отношении к женщине, вынужденной торговать собой, нет осуждения, а есть лишь острое чувство боли и cjj^jjSi. 33 поруганную любовь, за то, что женщина против своей воли превращена в товар:

 

Я не только не имею права,

Я тебя не в силах упрекнуть

За мучительный твой, за лукавый,

Многим женщинам сужденный путь...

Но ведь я немного по-другому,

Чем иные, знаю жизнь твою,

Более, чем судьям, мне знакомо,

Как ты очутилась на краю.

(«Перед судом»)

 

В этом мире девальвируются многие человеческие ценности, все лучшее и возвышенное и торжествуют пошлость, цинизм, лицемерие и насилие. Это настолько гнетет поэта, что рождает порой чувство безвыходности:

 

Ночь, улица, фонарь, аптека.

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи еще хоть четверть века —

Все будет так. Исхода нет.

Умрешь — начнешь опять сначала,

И повторится все, как встарь:

Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь.

 

Жизнь воспринимается здесь поэтом как роковой круговорот событий, явлений и вещей. И нет выхода из этой страшной обыденности. Мотив столкновения мечты с жестокой действительностью звучит и в других произведениях поэта. Как своеобразная параллель пушкинскому «Я помню чудное мгновенье...» написано стихотворение Блока, «О доблестях, о подвигах, о славе...» (1908).

Пушкинское «мимолетное виденье», означающее тоску по любимой, у Блока получает трагическое звучание, ибо, если у Пушкина речь идет лишь о любви двоих, то Блок соотносит интимное с общественным, с драмой поколения. Он думает о том страшном мире, в котором гибнет любовь. Пушкинскую задумчивую грусть сменяет некоторая надрывность, пушкинская элегия уступает место трагедии. Это стихотворение, как впрочем и почти все стихи Блока о любви, созданные в период 1908—1914 гг., написано в лермонтовском трагическом ключе. Подобно Лермонтову («Уж не жду от жизни ничего я...»), Блок решительно заявляет: «Уж не мечтать о нежности, о славе». Знаменательно, что в этом стихотворении выражено не только отчаяние героя, но и высокое благородство его души.

Надо иметь в виду, что отчаяние Блока по поводу безраздельной власти «страшного мира» не носит характера абсолютного, всепоглощающего пессимизма. Наряду с циклом «Страшный мир» появляется цикл «Ямбы» (1907—1914), где гражданская тема звучит страстно и гневно. Поэт жаждет жизни, активной деятельности, хочет верить в реальность своей мечты о прекрасном мире, и с этого, в сущности, начинает цикл «Ямбы»:

 

О, я хочу безумно жить:

Все сущее — увековечить,

Безличное — вочеловечить

Несбывшееся — воплотить!

 

О своем лирическом герое Блок говорит в этом стихотворении словами, полными оптимизма и чувства добра, в выражениях ярких и возвышенных, проникнутых идеями гуманизма.

Простим угрюмство — разве это

Сокрытый двигатель его?

Он весь — дитя добра и света,

Он весь — свободы торжество!

 

Эти слова нужно прежде всего отнести к самому поэту. Не «угрюмство» было главной чертой творчества Блока, а оптимизм. Презирая, ненавидя, подчас впадая в отчаяние от зловещих картин «страшного мира», Блок верил в конечную победу торжества «добра и света», в «вочеловеченье» человека, то есть в торжество в человеке лучших душевных качеств.

Одна из центральных прооблем творчества Блока — проблема смысла жизни. Она ставится поэтом во многих произведениях. В стихотворении «Май жестокий с белыми ночами...» (1908) он пишет:

 

Хорошо в лугу широким кругом

В хороводе пламенном пройти,

Пить вино, смеяться с милым другом

И венки узорные плести,

Раздарить цветы чужим подругам,

Страстью, грустью, счастьем изойти,—

Но достойней за тяжелым плугом

В свежих росах поутру идти!

 

Еще более показательна в этом плане поэма «Соловьиный сад» (1915) —одно из наиболее значительных произведений Блока предоктябрьской поры, в котором проблема Подлинного и мнимого счастья раскрывается широко и многосторонне, в богатстве художественных средств ее воплощения.

Поэма открывается своеобразной экспозицией — картиной трудовой жизни лирического героя («Я ломаю слоистые скалы...»). Эта жизнь, грубая, суровая и непритязательная, выступает символом мира реальности в целом, в обобщенном его виде, с вниманием поэта к обыденным деталям: тесная хижина, скалистый берег, зной, каменистая тропинка. Еще более заземлена обрисовка осла: мохнатая спина, пронзительный крик и т. п. Все это призвано высветить грубость, непоэтичность обывательского мира.

Миру реальности автор уже в первой главе противопоставляет мир идеала — соловьиный сад. Как и всякий символический образ, он двупланов. Внешне, материально — это сад, расположенный возле железной дороги, мимо которой ежедневно проходит лирический герой со своим ослом. Второй, аллегорический смысл соловьиного сада — это прекрасная, безмятежная жизнь. Образ сада нарисован великолепными поэтическими красками (в отличие от изображения грубой жизни): беспокойный напев соловья, таинственный шепот ручьев, пышное цветение роз и лилий, тенистая прохлада и т. п.

Мир реальный и мир идеальный, романтический противопоставлены друг другу. И если в мире реальности рядом с героем — осел, грубое животное, далекое от всякой поэзии жизни, то в мире идеальном, соловьином, рядом с ним — Она, женщина: нежная, поэтичная, веселая, поющая и танцующая. Представители этих двух миров и вступают в борьбу за душу лирического героя.

Лирический герой поэмы — не обычный рабочий-пролетарий в общепринятом смысле данного слова. И по характеру мышления, и по направленности духовных исканий это интеллигент. Внешне, физически лирический герой принадлежит миру реальности. Внутренне, сердцем и мечтами, он весь устремлен к миру идеала. Соловьиный сад будит в его душе смутные воспоминания "о прошлом: «И в призывном круженьи и пеньи//Я забытое что-то ловлю». Видимо, в его жизни уже были свои «соловьиные сады». Но теперь, как ему кажется, возврата к ним нет. Но кажется напрасно: герой вновь поддается чарам соловьиного сада, хотя и не без внутренней борьбы. Изображению этих сомнений, колебаний посвящены 2-я и 3-я глав поэмы. Перед нами драматическое столкновение мира реального и мира идеального в душе лирического героя.

Прошлое тянет его к соловьиному сйру, будущее — к долгу и труду. Ему нелегко уклониться от пусть тернистого и трудного, но необходимого обществу пути, нелегко изменить «бедному товарищу» — ослу: «Наказанье ли ждет иль награда,//Если я уклонюсь от пути». Наконец, чашу весов перевешивает соловьиный сад. Герой бежит туда, как бежали от мира реальности в мир мечты многие романтические герои. Лирический герой обретает мир идеала, соловьиный сад дал ему все, о чем он мечтал, даже более: «Чуждый край незнакомого счастья мне открыли объятия те,//И звенели, спадая, запястья,// Громче, чем в моей нищей мечте». Но означает ли это конец душевной борьбы? Нет. Блок ещё в 1906 г. писал, что романтизм — это вечная неудовлетворенность, постоянный порыв и искания. Романтический герой Блока не может удовлетвориться идиллией соловьиного сада. Он уже крепко связан духовными узами с покинутым миром. Поэтому ни розы, ни соловьи, ни даже возлюбленная не могут навсегда убаюкать его душу, отгородить от жизни общества: «Пусть укрыла от дольнего горя,// Утонувшая в розах стенах—//Заглушить рокотание мо-ря//Соловьиная песнь не вольна»!

Два персонажа, принадлежащие к разным мирам, не перестают бороться за душу лирического героя. Когда он находился в мире реальности, его влек к себе образ женщины, и осел обеспокоенно спрашивал: «Что, хозяин, раздумался ты?». А теперь, когда он с нею, когда он начинает ощущать тоскующий и призывный голос осла, уже в душу женщины закрадывается тревога: «Что с тобою, возлюбленный мой?».

Назревает второе — и тоже драматическое — распутье героя. Он убеждается, что счастье «соловьиного сада» — иллюзорное, купленное ценой отречения от гражданского долга. Лирический герой снова бежит, но на этот раз из мира идеала в мир реальности. Стена, ограда, решетка, увитые зеленью и цветами, казавшиеся еще недавно столь прекрасными, представляются теперь ему символами духовной отгороженности от жизни.

Герой возвращается. Но ничто не проходит бесследно, тем более измена долгу. Рано или поздно жизнь мстит за себя. За время отсутствия лирического героя многое изменилось: его место занял другой рабочий. Герой остается не у дел: пока он упивался своим счастьем в соловьином саду, жизнь ушла вперед. Так в поэме возникает тема возмездия. Блок предупреждает своих современников об опасности ухода от жизни, от актуальных проблем времени. Человек не вправе устраняться от них, замыкаясь в «соловьиных садах» только личного счастья.

Огромное место во всем творчестве А. Блока зани-^ мает тема Родины, России. А. Блок верил в Россию, в которой, по его словам, «готовится будущее». Он непрерывно осмысливал и обдумывал метафорические «знаки», которые сопрягались бы с образом России и с его личной жизнью, с самыми интимными, сокровенными сторонами его внутреннего мира. Теме России, писал А. Блок К. Станиславскому, «я сознательно и бесповоротно посвящаю жизнь». И поэт остался верен этому благородному патриотическому обету, от первых поэтических опытов, от стихотворения «Гамаюн, птица вещая» (1899), до произведений, написанных им в конце жизненного пути.

В цикле «Стихи о Прекрасной Даме» образ героини (обрамлен русскими пейзажами, задумчивыми лесами, скитскими лампадами, мечтательной поэзией зачарованных \ теремов.

В стихотворениях 1906—1907 гг. Блок разрабатывал тему России в традициях Хомякова, Тютчева, Аполлона Григорьева. Он поэтизирует древнюю, сказочную и прекрасную Русь с ее колдунами, ворожеями, преданиями седой старины и т. п.

Ты и во сне необычайна.

Твоей одежды не коснусь.

Дремлю,— и за дремотой тайна,

И в тайне — ты почиешь, Русь.

 

Это сказалось и в только что процитированном стихотворении «Русь» (J9D6), и в стихотворении «Сын и мать». Образы сказочных существ навеяны здесь фольклором, к которому Блок проявляет в эти годы большое [внимание (его перу принадлежит интересная статья v «Поэзия заговоров и заклинаний*). В стихотворение ^«Русь» проникают и современные мотивы. Глухая, сказочная Русь — это не только прошлое. Если вчитаться в текст стихотворения, можно заметить, что Блок поэтизирует не дремучесть, а нечто здоровое, пробивающееся сквозь вековые напластования. Русь для него — это край «разноликих народов», это материально бедная, но духовно богатая страна:

Так — я узнал в моей дремоте

Страны родимой нищету.

И в лоскутах ее лохмотий

Души скрываю наготу.

 

Не принимая бездуховность. Блок утверждал прекрасное, поэтому его поэтические контрасты выражают идею преодоления зла во имя победы добра. Стихотворение «Грешить бесстыдно, непробудно...» (1914) пронизано нетерпимостью к злу и ханжеству, воплотившихся в облике и поведении обывателя. И тем не менее, поэт признается:

Да, и такой, моя Россия, Ты всех краев дороже мне.

Боль и сарказм сменяются здесь словами преданности и любви к отчему краю.

Ненавидя «страшный мир», Блок горячо любил Россию новую, юную. С ней он связывал лучшие надежды, для нее находил самые проникновенные слова. Чувством глубокой любви к Родине, пусть бедной, но и все же волнующе прекрасной, проникнуто стихотворение «Осенняя воля» (1905). Оно совершенно лишено мистических образов. Реалистическая простота стиля и языка, конкретность образов и картин, музыкальность позволяют поставить это стихотворение в разряд его поэтических шедевров:

 

Много нас — свободных, юных, статных —

Умирает, не любя...

Приюти ты в далях необъятных!

Как и жить и плакать без тебя!

 

В центре внимания здесь — реальные приметы русской земли: пейзаж дан в традициях русской классической поэзии, изображены реальные люди и все, что их окружает и оттеняет их нелегкие судьбы (тюрьма, кабак). И сам герой оказывается сопричастным к судьбе простого народа («запою ли про свою удачу...»).

В ряде произведений Блока образ Родины переплетается с образом женщины, вырастая в единый символический образ самого дорогого для человека: Россия —красавица, невеста, Россия — мать, даже Россия — Жена. С такими параллелями, а точнее, с поэтическими отождествлениями, мы встречаемся в пьесе «Песня судьбы» (1908), в стихотворениях «Россия» (1908), «Осенний день» (1906), в цикле «На поле Куликовом», где поэт восклицает: «О Русь моя! Жена моя!». Подобные ассоциации звучат необычно и непривычно (мы привыкли к сочетанию «Родина-мать»). Но они эстетически оправданны, ибо выражают эмоциональное, образное и притом чисто блоковское представление о России как об источнике самых высоких чувств, идею Вечной Женственности.

Примечательно в этом смысле стихотворение «Россия», написанное в традициях лермонтовской «Родины». Блоковские стихи о Родине необычайно очеловечены, согреты глубоким лирическим ощущением автора, воспринимающего судьбу России, как свою личную судьбу. Исконная раздольная Русь с ее необозримыми полями и лесами, избами и дорогами, песнями и обрядами бесконечно дорога автору:

 

Опять, как в годы золотые,

Три стертых треплются шлеи,

И вязнут спицы расписные

В расхлябанные колеи...

Россия, нищая Россия,

Мне избы серые твои,

Твои мне песни ветровые —

Как слезы первые любви!

 

Но Блок не был бы большим поэтом, если бы изображал Родину и народ только застывшими в скорби, смиренными. Поэт рисует Русь и беспокойно-мятежную, борющуюся за свою честь и свободу. Очень ярко и по-блоковски своеобразно выражено отношение поэта к России и народу в цикле стихов «На поле Куликовом» (1908). Поэт обращается в нем к героическому прошлому родной страны, к тем славным временам, когда русский народ восстал и сбросил с себя 300-летнее ярмо иноземного порабощения. И это обращение к одному из поворотных моментов русской истории, к одной из ярчайших страниц освободительной борьбы народа очень знаменательно и по-своему современно. В нем как бы получают поэтический отзвук предчувствия грядущих событий, которыми жил Блок в эти годы. Раздумывая о будущем Родины, Блок рисует ее величественный динамичный образ в виде неудержимо мчащейся вскачь степной кобылицы.

 

И вечный бой! Покой нам только снится

Сквозь кровь и пыль...

Летит, летит степная кобылица

И мнет ковыль...

Этот образ Родины преемственно связан с романтической патетикой Гоголя, с его знаменитой «птицей-тройкой, с которой ассоциировалась писателем устремленная в будущее Россия.

Блок никогда не поэтизировал смерть, он, напротив, утверждал жизнь во всех ее проявлениях. Тем не менее тема смерти занимает далеко не последнее место в его творчестве. Смерть, как ее понимал Блок,— это лишь одно из необходимых и неизбежных звеньев, „непрерывного круга бытия, условие грядущего возрождения из праха и забвения к иной жизни:

Так явственно из глубины веков Пытливый ум готовит к возрожденью Забытый гул погибших городов И бытия возвратное движенье.

Настоящее у Блока так же легко «общается» с грядущим, как и с прошедшим: «Вдруг издали донесся в зато-ченье//Из тишины грядущих полуснов//Неясный звук невнятного моленья...». Время — это безначальная, непреходящая сущность, которой свойственно «возвратное движенье»: «Так нам велит времен величье...».

Современник поэта П. Захаржевский в статье «Встречи с Блоком» приводит следующие слова поэта: «Я часто думал о бесконечности мира, о вечности жизни. Думал, что формы нашей земной жизни — не есть нечто единственное, неповторимое, но лишь одно из бесконечного множества форм жизни».

Мысли о реинкарнации, о возрождении, повторяемости жизни в разных формах и ипостасях воплощены во многих стихотворениях поэта («...Я был в Египте лишь рабом,//А ныне суждено судьбою//Мне быть поэтом и царем!»; «И в новой жизни, непохожей,//Забуду прежнюю мечту//И буду так же помнить дожей,//Как нынче, помню Калиту»; «Нам казалось: мы кратко блуждали,//Нет, мы прожили долгие жизни...//Возвратились — и нас не узнали/ /И не встретили в милой отчизне»).

Но прощаясь с земной жизнью, лирический герой поэта вспоминает как самое дорогое — родину, Россию:

 

...леса, поляны,

И проселки, и шоссе,

Наши русские дороги,

Наши русские туманы.

Наши шелесты в овсе...

 

А. Блок приветствовал наступление Октябрьской революции. С нею он на первых порах иллюзорно связывал надежды на «вочеловеченье» жизни, т. е. на торжество в ней подлинно гуманных и справедливых начал. В январе 1918 года он пишет статью «Интеллигенция и революция», в которой призывает: «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием — слушайте Революцию». Поэт верит, что в результате революционных преобразований сформируется «новый человек», л новая человеческая порода». Однако чем дальше развивались события, тем все более сложным оказывалось отношение Блока к ней. Эта сложность, точнее сказать, двойственность восприятия поэтом революции сказалась в его последнем крупном произведении — поэме «Двенадцать», написанной в конце января того же 1918 года.

Как и многие другие произведения Блока романтического характера, поэма авупланова. В ней немало реально-бытовых примет времени. Это и «елестрический фонарик» на оглобельках у петроградских извозчиков, и модные в ту пору гетры, и шоколад Миньон («гетры новые носила, шоколад Миньон жрала», сказано о Катьке), и «керенки» — бумажные деньги, выпущенные при Временном правительстве. Но конкретные детали, реальные приметы времени выводятся автором за свои житейски-бытовые пределы, становясь основой широких обобщений.

Поэма начинается с изображения могучего напора ветра. На улицах Петрограда бушует метель. Это воспринимается как прямое отражение погоды, стоявшей в Петрограде в январе 1918 года. И в то же время — ветер, метель — это не просто точные пейзажные детали, но и образы-символы, характерные и для предшествующего творчества Блока. В этих образах поэт стремился передать чувство душевного смятения, неуспокоенности. В поэме «Двенадцать» образы метели, вьюги, ветра символизируют революцию, ее неистовый размах.

Поэт надеется на то, что революция, как он писал в своей статье, сделает жизнь «справедливой, чистой, веселой и прекрасной». Вот почему он с явной антипатией изображает тех, кто ее испугался: старушку-обывательницу, писателя-витию, пола.

С другой стороны, его настораживает разгул страстей.

кровавые эксцессы, ненужные жертвы. Поэма начинается двумя контрастными образами: «Черный вечер. Белый снег».

С белым цветом у Блока связывалась чистота, духовность, свет, святость. Черный цвет — символ темного, злого начала, хаоса, непредсказуемых порывов в человеке, мире, космосе. Так, уже в самом начале своего произведения Блок показывает, как в сложном единстве соединились в революции два этих начала: с одной стороны, свет надежды на лучшее, с другой — хаос, злоба, непредсказуемость поведения ее участников и защитников.

Проходящий через всю поэму в качестве лейтмотива образ ветра, как было уже сказано,— это символ революционного потока. Но этот поток похож на циклон, в центре которого человек едва ли может устоять на ногах («На ногах не стоит человек»). Характерно и отношение природной стихии к центральным образам-персонажам поэмы — двенадцати красногвардейцам. Если в начале поэмы ветер возле них «радостно гуляет», а «кругом огни, огни, огни», то в двенадцатой главе на улицах города уже не ветер, а вьюга, тьма («не видать совсем друг друга за четыре за шага»). А за вьюгой — опять-таки «черное, темное небо». В ответ на выстрелы красногвардейцев вьюга «долгим смехом заливается в снегах». Таким образом, стихия двенадцати красногвардейцев, олицетворяющих революционные силы, оборачивается своей разрушительной стороной. Особенно наглядно бессмысленная жестокость, разрушительность этой силы выражены автором в сцене убийства Катьки.

Образ Катьки — несомненно самый яркий образ поэмы. Он отличается своей жизненностью, завершенностью. Эта дочь городских низов нарисована во всем ее обаянии и конкретности: «запрокинулась лицом, зубки блещут жемчугом». Поэзия Блока развивалась под знаком женского начала. Оно выступает у поэта под разными именами: Прекрасная Дама, Незнакомка, Фаина, Кармен. В Катьке с ее «удалью бедовой в огневых ее очах», с ее «родинкой пунцовой возле правого плеча» много от прежних блоковских героинь, особенно от Кармен. Автор откровенно любуется своей героиней. И вот Катька убита, пусть случайно, но убита, причем своим возлюбленным. Сценой убийства Катьки Блок предупреждает о невинных жертвах революции. Катька, жертва «страшного мира», становится теперь жертвой (пусть и невольной) революционного шествия, революционной злобы, которая у Блока одновременно и «черная», и «святая».

Советская литература первых послереволюционных лет, ставя проблему соотношения личного и общественного в революционной борьбе, отдавала приоритет второму. Личное преодолевалось во имя общественного. Блок подчеркивает, насколько сложнее решается в жизни эта проблема. В центральном эпизоде (Петруха — Катька) поэт показывает, как в революции личное и общественное приходят в болезненное, более того, в трагическое столкновение. Блока-гуманиста тревожит, как легко и быстро забывает его герой-революционер содеянное зло — убийство любимой («Он головку вскидавает, он опять повеселел»). Более того, убив Катьку, красногвардейцы воспримают это с чисто уголовным цинизмом: «Что, Катька, рада — ни гу-гу...//Лежи ты, падаль, на снегу».

В конце поэмы появляется образ Христа. Но с кровавым флагом в руках. Образ Христа в таком изображении — это и символ чистоты, святости, и символ трагического страдания, которое несет с собой революция, и одновременно символ надежды. Он олицетворяет Голгофу, на которую предстоит взойти русскому народу вослед за державно шагающими двенадцатью красногвардейцами, и в то же время символизирует идею конечного спасения России после страшной революционной бури. Оптимизм Блока опирается и на традиционную для русской литературы веру в Россию, и на евангельское пророчество: «Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибших» (Мф., 18:11).

М. Волошин, прочитав поэму, сделал вывод, что «Христос вовсе не идет во главе двенадцати, а, наоборот, преследуется ими» и что никаких оснований считать их апостолами нет: «Что же это за апостолы, которые выходят охотиться на своего Христа?». Примерно так же расценил образ Христа и о. Павел Флоренский2. Н. Бердяев в статье «В защиту Блока» писал об авторе поэмы «Двенадцать»: «Была минута, когда он в большевистской революции пытался увидеть начало космического преображения в Прекрасную Даму. Потом он с ужасом оттолкнулся от ее уродств»3. Думается, что все эти доводы не лишены оснований.

Сам Блок признавался, что он хотел показать «октябрьское величие за октябрьскими гримасами»4. И он это сделал столь тонко и искусно, что, обычно очень требовательный к себе, по завершении поэмы сказал: «Сегодня я — гений».

Блок, как и Есенин, с тревогой наблюдал, как новые власти стремились поставить искусство на службу классовой борьбе, идеологизировать его, лишить общегуманистического содержания.

В феврале 1921 года в статье «О назначении поэта» Блок с горечью писал о том, что «изыскиваются средства» поставить преграды на пути «свободы творчества» («тайной свободы»,— как говорил Пушкин), замутить «бездонные глубины духа». Поэт предупреждал: «Пускай же остерегутся от худшей клички те чиновники, которые собираются направлять поэзию по каким-то собственным руслам, посягая на ее тайную свободу и препятствуя ей выполнять ее таинственное назначение»5.

В одном из своих последних стихотворений «Пушкинскому Дому», созданном 11 февраля 1921 года, Блок

писал.

Пушкин! Тайную свободу

Пели мы вослед тебе!

Дай нам руку в непогоду,

Помоги в немой борьбе!

 

Наступали времена, когда свобода могла быть лишь тайной, а борьба немой. Блок увидел лишь начало этого процесса. В мае 1921 года он почувствовал недомогание, вскоре перешедшее в тяжелую болезнь. Блок умирал мучительно, в разоренном и обезлюдевшем Петрограде от нервного истощения, депрессии и воспаления сердечных клапанов.

По свидетельству литературоведа П. Когана, последние месяцы и дни жизни Александра Блока «были сплошной мукой». Именно этой мукой продиктовано письмо поэта к К. И. Чуковскому летом 1921 года: «Сейчас у меня ни души, ни тела нет, я болен, как не был болен никогда еще: жар не прекращается, и всё всегда болит... Слопала-таки поганая, гугнивая, родимая матушка Россия, как чушка своего поросенка...»

Эти горькие и одновременно гневные слова умирающего А. Блока в адрес революционной России, а точнее,— ее новых правителей, не были преувеличением: его можно было бы спасти, но все упиралось в преступное равнодушие чиновников, не желавших, несмотря на многочисленные просьбы родных, отпустить поэта за границу для лечения. Приехавший в Петроград Горький, узнав о состоянии Блока, срочно телеграфировал Луначарскому о помощи. Тот откликнулся, но было уже поздно: разрешение было получено за несколько дней до смерти. Утром 7 августа 1921 года Блока не стало.

 

 


Дата добавления: 2015-11-26; просмотров: 135 | Нарушение авторских прав



mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.047 сек.)