|
Читайте также: |
С началом летнего семестра школа нацепила другую личину. Все одевались небрежнее, улыбались, трепались на солнышке, и в целом обстановка стала несколько больше походить на остальной цивилизованный мир. Некоторые особо приятные преподы иногда проводили занятия снаружи, на травке, и даже у самых перекрученных педантов наблюдалось некоторое ослабление мышц сфинктера. В один знаменательный майский день 1982 года препод с кафедры физики, говорят, даже открыл окно.
После всех потасовок регби и хоккея на траве школа переключилась на восхитительный, ленивый крикет, правил которого я никогда полностью не понимал. Как выяснилось, крикет лишь чуть‑чуть отличается от принятия солнечных ванн.
После двух семестров перед экзаменами повышенного уровня я решил, что у меня имеется достаточно четкое представление о том, кто из преподов может меня чему‑нибудь научить, а кто не может. Поэтому я ввел новое расписание посещений только тех уроков, на которых, по моему мнению, мог чему‑то научиться. А в обширные интервалы свободного времени решил сосредоточиться на загаре. Поскольку между щетиной и волосами у меня имелась лишь узкая полоска кожи, по большей части находившаяся в тени бровей, приходилось концентрироваться на руках. Я то и дело снимал часы и смотрел на полоску под ними, белевшую все ярче и ярче, – единственный способ оценить мои достижения.
Благодаря системе обучения, идеально приспособленной для ограниченности моего ума, мне с пятнадцати лет не приходилось посещать уроки биологии или химии. Так что я валялся на траве, спрятавшись за библиотечным корпусом, и мне являлись видения раковых клеток – они в восторге мчались к поверхности тела, чтобы вместе со мной погреться на солнышке. Мне было приятно излучать такую радость.
Первый раз за семестр икота одолела меня, когда я слишком быстро выпил стакан воды. Вторая, более важная икота случилась во время разговора с Барри, когда он сказал мне, что любит миссис Мамфорд. Концепция быстро потеряла привлекательность, едва он сообщил, что она тоже его любит, намерена оставить мужа и детей и переехать с Барри в Ноттинг‑Хилл. Пугающе перевернув с ног на голову все, что я только мог себе представить, Барри заявил, что у них был долгий и страстный роман с первой недели знакомства. – У нас был долгий и страстный роман с первой недели знакомства, – так он это сформулировал.
– Но... но... это же невозможно.
– Почему?
– Потому что... потому что... а как же я?
– Что – ты?
– Ну то есть мы. Как же мы?
– Что?
– То есть – наша дружба. Я думал, мы друзья.
– И?
– Ну...
– Мы друзья. И что?
– Ну... это просто невозможно. А как же я? Это нечестно.
– К тебе это отношения не имеет. Мы по‑прежнему будем встречаться, Марк. Ты и не заметишь разницы. Я был с ней последние полгода, и ты ничего не заметил. Почему теперь с нашей дружбой должно что‑то случиться?
Я мучительно пытался придумать какое‑нибудь возражение.
– Кино...
– Что?
– Кино. Ты не сможешь больше ходить со мной в кино.
– Разумеется, смогу, жопа с ручкой. Пока никто в школе не узнает, что мы живем вместе, ни для кого ничего не изменится – кроме нас с ней.
– Но... Черт!.. Это нечестно.
– Что ты лепечешь, черт бы тебя взял?
– Лопочешь. Надо говорить – лопочешь, мудозвон.
Это было чудовищно. Как он может. Это нечестно. Я должен сделать так, чтоб они расстались. Потом я придумал нечто поумнее.
– А ее семья? Ты разрушаешь ее семью.
– Я знаю, – сказал он. – Я считаю, она должна остаться с ними, но она непреклонна. Как выяснилось, ее муж – ленивый говнюк, и ему пора бы заняться наконец детьми.
– Но – но – какая сука! Как она может? Она должна остаться с семьей.
– Согласен. Ради детей.
– Но... ты разве не можешь ее заставить?
– Я пытался, но она говорит, что не может насытиться моим телом и должна располагать мною все время.
Почему‑то когда Барри говорил что‑то подобное, звучало это скорее как проявление скромности, чем хвастовство. С такой интонацией, какая появляется, только если ты на протяжении нескольких лет вежлив с людьми. Я часто пытался ее скопировать, но получалось так, будто я напропалую вру.
– Думаю, когда‑нибудь у нас будет ребенок, – сказал он.
На это реакции не последовало. Я попытался упасть в обморок, но у меня не получилось. Я открыл рот, но звука не вышло.
Я попробовал снова:
– Убррррргхххххххххмммммм... бу... бутгхххх‑рррммммнн.
– Надеюсь, это будет девочка, – добавил он.
Я упал в обморок.
Дата добавления: 2015-11-26; просмотров: 96 | Нарушение авторских прав