Читайте также:
|
Конор открыл глаза. Он лежал в траве, на холме у дома.
Он по-прежнему был жив.
Но самое худшее, похоже, уже случилось.
— Почему я остался жив? — прохрипел он, закрывая лицо руками. — Я заслужил самого худшего.
— Ты? — поинтересовалось чудовище. Оно стояло над мальчиком.
Конор начал говорить, медленно, болезненно, с трудом выговаривая каждое слово.
— Я долго думал об этом, — сказал он. — Я знал, что она не поправится, почти с самого начала. Она говорила, что ей становится лучше, потому что я хотел слышать именно это. И я верил ей. Я не возражал.
— Нет, — объявило чудовище.
Конор сглотнул, все еще борясь с собой.
— И я захотел, чтобы все закончилось. Как сильно я хотел перестать думать об этом! Я не мог ждать больше. Я не мог вынести мыслей об одиночестве.
Конор и в самом деле заплакал, и тем сильнее, чем больше думал о том, что сделал. Он плакал даже сильнее, чем тогда, когда узнал, что мама серьезно больна.
— Часть тебя все время хотела, чтобы все это закончилось, даже если это означало потерять ее, — продолжало чудовище.
Конор кивнул, совершенно неспособный говорить.
— И кошмар начался. Кошмар этот всегда заканчивался…
— Я не удержал ее, — с трудом выдавил он. — Я мог удержать ее, но не удержал.
— И это — правда, — кивнуло чудовище.
— Но я не хотел этого! — воскликнул Конор, и голос его звенел. — Я не хотел выпускать ее! А теперь она умирает, и это моя вина!
— А вот это уж точно не правда, — заметило чудовище.
***
Печаль сжала Конору горло, подобно удавке, мускулы свело. Он едва мог дышать, каждый вдох давался ему с большим усилием. Мальчик снова упал на землю, желая провалиться сквозь нее, раз и навсегда.
Он едва почувствовал, как огромные пальцы чудовища подняли его, сложившись лодочкой. Мягкие и нежные ветви обвили его, чтобы он мог откинуться на спину.
— Это моя вина, — сказал Конор. — Я не удержал ее. Я был слаб.
— Это не твоя вина, — объявило чудовище, его голос поплыл в воздухе, словно ветерок.
— Моя.
— Ты просто желал, чтобы боль закончилась, — продолжало чудовище. — Твоя собственная боль. И наступил конец твоему одиночеству. Это совершенно нормальные человеческие желания.
— Я не думал об этом, — возразил Конор.
— И думал, и не думал, — протянуло чудовище.
Конор фыркнул и посмотрел в лицо чудовища, которое было большим, как стена.
— Как и то, и другое может быть правдой?
— Люди — сложные существа. Как королева может одновременно быть доброй и злой ведьмой? Как убийца может быть убийцей и спасителем? Как может Провизор быть злобным, но благонамеренным человеком? Как пастор может заблуждаться, но быть добросердечным? Как невидимый человек может стать более одиноким, став видимым?
— Я не знаю, — Конор пожал плечами, хотя едва мог двигаться. — Твои истории всегда казались мне бессмысленными.
— Ответ прост: не имеет значения, что ты думаешь, — продолжало чудовище. — В мыслях ты противоречишь себе сотни раз за день. С одной стороны, ты хотел дать ей уйти, а с другой, ты в отчаянии призвал меня её спасти. Ты верил успокоительной лжи, зная болезненную правду, которая делала эту ложь необходимой. И ты сам наказал себя за веру и в то, и в другое.
— Но как ты борешься с этим? — спросил Конор, и голос его окреп. — Как бороться с этим беспорядком, который творится в душе?
— Говори правду, — ответило чудовище. — Как сейчас.
Конор снова вспомнил руку матери, и как она выскользнула…
— Прекрати, Конор О’Молли, — мягко проговорило чудовище. — Вот почему я отправился погулять — сказать тебе это, чтобы ты мог выздороветь. Ты должен услышать.
Конор сглотнул.
— Я слушаю.
— Ты пишешь свою жизнь не словами, — объяснило чудовище. — Ты пишешь ее делами. Не важно то, о чем ты думаешь. Важно только то, что ты делаешь.
Наступила тишина: Конор пытался перевести дух.
— И что мне делать? — наконец спросил он.
***
— Делай то же, что и сейчас, — ответило чудовище. — Говори правду.
— И всё?
— Ты думаешь, это легко? — огромные брови чудовища поползли вверх. — Ты готов был умереть, только бы не сказать ее.
Конор посмотрел на свои руки и наконец расцепил их.
— Потому что это была очень плохая правда.
— Это всего лишь мысль, — объяснило чудовище. — Одна из миллиона. Она не вызвала никакого действия.
Конор сделал глубокий, долгий и всё ещё хриплый вдох.
Он не закашлялся. Кошмар больше не наполнял его, не сжимал грудь, не пригибал к земле.
Он его даже не чувствовал.
— Я так устал, — проговорил Конор, положив голову на руки. — Я так устал от всего этого.
— Тогда спи, — приказало чудовище. — Пришло время.
— Пришло ли? — пробормотал Конор. Неожиданно он понял, что не может держать глаза открытыми.
Чудовище еще раз изменило форму руки, сделав гнездо из листьев, в котором Конор удобно устроился.
— Мне нужно увидеть маму, — запротестовал он.
— Ты её увидишь. Обещаю.
Конор открыл глаза.
— Ты будешь там?
— Да, — ответило чудовище. — Это будет окончанием моей прогулки.
Конор почувствовал, что его качает на волнах, одеяло сна окутало его, и он ничего не мог поделать.
Но, уже засыпая, он успел задать последний вопрос:
— Почему ты всегда появляешься в одно и то же время?
Он уснул, прежде чем чудовище ответило ему.
Что-то общее
— Слава Богу!
Он услышал этот крик, ещё как следует не проснувшись.
— Конор! — а потом еще громче. — Конор!
Голос его бабушки.
Он открыл глаза и медленно сел. Уже наступила ночь. Сколько времени он проспал? Конор огляделся. Он сидел на холме за домом, в углублении между корнями тиса, который возвышался над ним. Конор посмотрел на него. Тис был всего лишь деревом.
Но в то же время он мог поклясться, что это не просто дерево.
— КОНОР!
Бабушка бежала к церкви, он заметил ее машину на дороге внизу. Та стояла со включенными фарами и заведенным мотором. Он поднялся с земли, когда бабушка подбежала к нему. На лице ее была смесь раздражения, облегчения и еще чего-то, отчего у него засосало под ложечкой.
— Слава Богу! Слава Богу! — кричала она на бегу.
А потом сделала удивительную вещь.
Она обняла его так крепко, что они оба чуть не упали. Упали бы, если бы Конор не ухватился за ствол дерева. А потом она отпустила его и начала кричать по-настоящему.
— Где ты БЫЛ? Я искала тебя несколько ЧАСОВ! Я была В УЖАСЕ, Конор! О ЧЕМ ТЫ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ДУМАЕШЬ?
— Мне нужно было кое-что сделать, — объяснил Конор, но она уже тащила его за руку.
— Нет времени, — объявила бабушка, словно не слыша его. — Надо идти. Надо идти прямо сейчас.
Она позволила ему идти самому и буквально рванула к машине, что само по себе было удивительно и тревожно видеть. Конор побежал за бабушкой, запрыгнул на пассажирское сидение и закрыл дверцу, когда взвизгнули покрышки.
Он не смел спросить, к чему такая спешка.
— Конор… — начала бабушка, когда машина уже неслась по дороге на сумасшедшей скорости. Только взглянув на нее, Конор понял, что она сильно плакала. С ума сойти.
— Конор ты не можешь… — она тряхнула головой и еще крепче вцепилась в руль.
— Бабушка… — начал он.
— Молчи, — приказала она. — Лучше молчи…
Какое-то время они ехали в тишине, проплывали мимо дорожных знаков, которые были едва видны. Конор еще раз проверил свой ремень безопасности.
— Бабушка? — позвал он, напрягшись, когда они подпрыгнули на выбоине.
Она только прибавила скорость.
— Мне очень жаль, — печально сказал Конор.
Она засмеялась печальным грудным смехом. Потом покачала головой.
— Теперь все это не важно, — отмахнулась она. — Не важно.
— Не важно?
— Конечно, — она снова начала плакать. Но она была не из тех бабушек, которые позволят слезам помешать им говорить. — Ты понимаешь, Конор? — продолжала она. — Ты и я? Мы не очень-то подходим друг другу, да?
— Угу, — отозвался Конор. — Я тоже так думаю.
— И я, — она повернула так быстро, что Конору пришлось ухватиться за ручку дверцы, чтобы усидеть на месте.
— Но нам придется учиться жить вместе, — продолжала она.
— Знаю, — Конор сглотнул.
А потом бабушка едва слышно всхлипнула.
— Знаешь? — спросила она, и сама же ответила. — Конечно, ты знаешь.
Она прокашлялась, прочищая горло, потом, быстро посмотрев налево и направо, пересекла перекресток на красный свет. Конор задался вопросом: насколько сейчас поздно? Дорога была почти пустой.
— Но знаешь ли, внучок? — продолжала его бабушка. — У нас всё же есть кое-что общее.
— У нас с тобой? — переспросил Конор, когда больница уже появилась в поле зрения.
— Да, — вздохнула бабушка, еще сильнее вдавив педаль газа. Слезы вновь покатились по ее щекам.
— Что? — спросил он.
Она заехала на пустую площадку, которую заметила с дороги, подрулила к тротуару и остановила машину.
— Твоя мама, — объявила она, внимательно посмотрев на Конора. — Вот что у нас общее.
Конор промолчал.
Но он отлично понял, что она имеет в виду. Мама была ее дочерью. Для них обоих она была самым главным человеком в жизни. Такое общее значило очень много.
Хорошее начало.
Бабушка заглушила двигатель и открыла дверцу.
— Надо спешить, — сказала она.
Правда
Бабушка ворвалась в мамину палату. На лице у неё был написан испуганный вопрос. Но нянечка, находившаяся в палате, немедленно на него ответила:
— Все в порядке, — сказала она. — Вы вовремя.
Бабушка прижала руки ко рту и всхлипнула с облегчением.
— Вижу, вы его нашли, — заметила няня, глядя на Конора.
— Да, — только и сказала бабушка.
И она, и Конор неотрывно смотрели на маму. Комната была погружена во тьму — единственным источником света осталась лампа над кроватью. Глаза матери были закрыты, и дышала она тяжело, словно на грудь ей давила огромная тяжесть. Сестра вышла, и бабушка села на стул у кровати. Наклонившись вперед, она взяла маму за руку. Подержала ее в своих ладонях, поцеловала, а потом начала покачивать, словно баюкать.
— Ма? — услышал Конор. Это заговорила его мама. Ее голос был таким слабым и низким, что едва можно было разобрать слова.
— Я здесь, дорогая, — отозвалась бабушка, по-прежнему держа маму за руку. — И Конор здесь.
— Он здесь? — мама произнесла это почти нечленораздельно, так и не открывая глаз.
Бабушка посмотрела на Конора так, что тот понял: он должен что-то сказать.
— Я здесь, мама, — сказал он.
Его мама промолчала, только протянула руку в его сторону.
Она словно просила, чтобы он взял ее за руку.
Взял и не выпускал.
— Вот и конец истории, — пробормотало чудовище за спиной Конора.
***
— Что мне нужно сделать? — прошептал Конор.
Он почувствовал, как чудовище положило руки ему на плечи. Они словно поддерживали его.
— Все, что ты должен делать, так это говорить правду, — напомнило чудовище.
— Я боюсь, — признался Конор и почувствовал, как глаза наливаются слезами. В тусклом свете он едва мог различить бабушку, склонившуюся над своей дочерью. Он видел вытянутую мамину руку. Ее глаза по-прежнему оставались закрыты.
— Конечно, ты боишься, — подбодрило чудовище, подтолкнув Конора к матери. — И все же тебе придется это сделать.
Рука чудовища медленно, но твердо подвела Конора к маме. И тут мальчик случайно посмотрел на часы. Было уже 23:46.
Двадцать одна минута до 00:07.
Конор хотел было спросить о том, что случится после, но не посмел.
Потому что чувствовал, что знает.
— Если ты скажешь правду, ты сможешь принять любое грядущее, — прошептало чудовище ему на ухо.
А Конор все смотрел на маму, на ее вытянутую руку. Он кашлянул и заплакал.
Реальность ничуть не напоминала кошмар. Все было проще и яснее.
Но так же тяжело.
Он взял мать за руку.
***
Она на мгновение открыла глаза и поймала его взгляд. Потом снова опустила веки.
Но она все же увидела его.
И он понял, что все произошло именно здесь. Он понял, что на самом деле не было пути назад. То, что должно было случиться, — случится независимо от его чувств и желаний.
И еще он знал, что должен пройти через это.
Ужасно. Хуже, чем ужасно.
Но он сумеет это пережить.
Именно для этого пришло чудовище. Его присутствие было необходимо. Конор нуждался в нем и позвал его. И чудовище пришло. Но только на время.
— Ты останешься? — едва слышно прошептал Конор, обращаясь к чудовищу. — Ты останешься, пока не…
— Я останусь, — заверило оно, по-прежнему держа руки на плечах мальчика. — Теперь все, что ты должен делать, — говорить правду.
— Не хочу, чтобы ты уходила, — сказал он. Слезы полились у него из глаз, сначала медленно, а потом хлынули рекой.
— Знаю, любимый мой, — с трудом проговорила мама. — Я знаю.
Он чувствовал, как чудовище удерживает и поддерживает его одновременно.
— Не хочу, чтобы ты уходила, — снова сказал он.
И это было все, что он должен был сказать.
Он наклонился к кровати и обнял маму.
Он держал её.
Конор знал, что это непременно случится, возможно, даже сегодня в 00:07. В этот миг она выскользнет из его объятий, как бы крепко он её ни держал.
— Но не сейчас, — прошептало чудовище, до сих пор находившееся рядом с ним. — Ещё нет.
Конор крепче обнял маму.
Теперь, когда он крепко держал ее, он наконец мог позволить ей уйти.
[1] Шивон Доуд (1960—2007) — британская писательница. Здесь и далее прим. переводчика.
[2] Национальное индийское блюдо с острыми и пряными приправами.
[3] Британский сериал, идет с 1985 года по сей день.
[4] Цернун (др. кельт. Cernunnos, букв. «рогатый», также встречается написание Кернун) — наиболее колоритный персонаж мифологии кельтов, не поддавшийся римской ассимиляции. В качестве одного из кельтских образов божества Земных Сил играл более значительную роль, чем Эзус.
[5] Ёрмунганд, Йормунгард, «великанский посох», также именуемый Мидгардсорм — морской змей из скандинавской мифологии, средний сын Локи и великанши Ангрбоды. Согласно «Младшей Эдде», Один забрал у Локи троих детей — Фенрира, Хель и Ёрмунганда, которого бросил в окружающий Мидгард океан. Змей вырос таким огромным, что опоясал всю Землю и вцепился в свой собственный хвост. За это Ёрмунганд получил прозвище «Змея Мидгарда» или «Мирового Змея».
Дата добавления: 2015-12-08; просмотров: 53 | Нарушение авторских прав