|
Читайте также: |
ГЛАВА 1
Потянись душою к свету и надежде,
Ощути присутствие тепла.
Ты другая и не будешь прежней.
Жизнь тебе иллюзию дала.
Тишина и пустота. Словно я уже не я и меня вовсе нет. Уже знакомое ощущение невесомости собственного тела и полное отсутствие каких бы то ни было мыслей. Затем пришел страх: тяжелый, давящий, удушающий. Молчавшее до этого момента сердце проснулось и начало биться, сопротивляясь гнетущему давлению страха. Затем вернулась память, принеся с собой боль потери и полынную горечь утраты, а еще ощущение непоправимой беды и невозможности исправить что-либо. Я не смогла уничтожить Хаос, и неизвестно, что теперь творится в Нижнем мире. Неизвестно, что будет со мной. Скорее всего, демоны убьют меня. Точнее, как сказал верховный демон, меня убьет этот самый Хаос. Интересно, сколько же времени мне еще осталось жить? И, кстати, где я? Наверное, все в той же голубой зале, а может, меня уже всосало в шар и я нахожусь на самом дне, в черной липкой жиже Хаоса.
Желая удостовериться в предположениях, я осторожно разлепила один глаз и недоверчиво уставилась… в небо. Обычное, привычное небо с тяжелыми грозовыми облаками.
Скоро пойдет дождь…
Вздохнув, открыла другой глаз.
Небо не исчезло. Наоборот, стало еще больше, к тому же в поле зрения попали тонкие стебли травы.
Земля?! Неужели я на поверхности? Да не может этого быть!
Не смея даже дышать, чтобы не спугнуть столь желанное видение, я перевернулась, встала на колени и бегло осмотрелась вокруг, после чего обрадованно вскочила на ноги.
Сомнений не было: я снова оказалась на земле, каким-то образом вырвавшись из плена Хаоса и лап демонов! И совсем неважно, как произошло подобное чудо, по-другому и не назовешь, главное то, что я наконец смогу вернуться домой к своей семье, к родным и близким!
Впрочем, конечно, хотелось бы узнать способ своего возвращения. Вот только кто подскажет?
Решив не тратить время на бесполезный, а главное, безответный вопрос, я вновь осмотрелась, на этот раз более внимательно. Каким-то образом судьба забросила меня на широкую, местами заросшую пучками чахлой травы, пыльную дорогу. Вокруг расстилались зеленые луга, а далеко на горизонте темнел лес.
Скорее всего, до ближайшего города идти далеко. Хотя какая мне разница? Можно прямо на этом месте открыть портал в Райлен, чтобы поскорее увидеть сына и мужа.
Увы, к моему безмерному огорчению, портал не получился ни с первой, ни со второй, ни с десятой попытки. Подобная неудача говорила лишь об одном: магия в очередной раз меня покинула. Вполне возможно, ее выпил Хаос. Насколько я помню, по этому поводу злорадствовал верховный демон, говоря, что мой потенциал очень полезен Хаосу. Что же, магия в обмен на жизнь. Факт, разумеется, печальный, но не смертельный.
Правда, в памяти почему-то ощущался какой-то пробел, словно я забыла что-то очень важное, вот только что именно — понять не могла. Впрочем, не так уж и важно, что я забыла. Ведь если забыла, значит, это что-то совсем незначительное. Сейчас же самое главное то, что я осталась жива!
Утешив себя подобным решением и полюбовавшись на яркое солнце, почти забытое за долгое время пребывания в темноте, я пошла вдоль дороги в противоположную сторону от леса, надеясь, что рано или поздно мне обязательно кто-нибудь встретится. И вряд ли этот кто-то окажется страшней демонов Нижнего мира.
Первым делом мне встретилась земляника. Вспомнив, что последний раз ела только странные плоды под названием д-хоа, причем довольно давно — разумеется, не считая жуткого пойла, которым потчевал меня Тиам, — я поприветствовала полянку радостным криком. И, плюхнувшись на четвереньки, принялась торопливо срывать ягоды, запихивая их в рот вместе с листьями.
В итоге настолько увлеклась земляникой, что едва не пропустила показавшуюся на дороге телегу, полную сена, запряженную понурой лошадкой.
— Стой! — завопила я сидящему на телеге вознице. — Стой, кому говорят!
Возница натянул поводья, и белая в серых яблоках лошадка послушно остановилась. Я побежала к телеге, не веря собственному счастью, улыбаясь во весь рот и вытирая перепачканные земляничным соком руки о штаны.
Возницей оказался щуплый мужичок средних лет, одетый в холщовые рубаху и штаны, выгоревшие на солнце. Голову покрывала большая соломенная шляпа. Разглядев простоватое лицо с небольшой бородкой и голубые глаза, смотревшие на меня довольно безучастно, я решила напроситься в попутчики.
— Здравствуйте! — вежливо поприветствовала мужичка. — До деревни не довезете?
Возница как-то неопределенно качнул головой, не отвечая ни да, ни нет. Понимая, что следующего прохожего или проезжего я могу прождать до самого вечера, если не до завтрашнего дня, я смело ухватилась за борт и полезла в телегу. В конце концов, не захочет меня везти — скажет об этом более явственно. К счастью, мужичок не кинулся ко мне с воплями и не попытался ссадить с телеги. Лишь тихо понукнул лошадку, и от толчка я свалилась на спину.
Лежать в душистом сене было удобно, над головой, высоко в небе, плыли грозовые облака, так и не пролившиеся на землю дождем, а во рту стоял привкус спелой земляники. В целом, если не считать ноющей в сердце тоски, сейчас я была вполне довольна жизнью. Мужичок молчал, не приставая с разговорами, лошадка неторопливо постукивала подковами, а я размышляла о том, что теперь, без магических способностей, неизвестно, на какой срок затянется мое возвращение домой.
С одной стороны, не отправься я вдогонку за незнакомым мне Шассом, была бы сейчас дома, а не черт знает где. С другой стороны, вполне возможно, что с помощью этой самой книги жрец уже успел натворить всяких гадостей за время моего пребывания в Серых горах и Нижнем мире, и теперь мне придется не только книгу забирать, но и расхлебывать эти самые гадости. Но по-другому, к сожалению, нельзя.
Телегу мерно покачивало, и я не заметила, как уснула, правда без всяких снов, но впервые за долгое время.
Проснулась от очередного толчка. Раскрыв глаза, увидела, что уже стемнело, а телега стоит неподвижно на дороге.
Заснул, что ли, мужичок?
Спрыгнув с сена, подошла к вознице и, увидев, что тот неподвижно сидит на краю телеги, свесив голову на грудь, хотела было тронуть его за рукав, чтобы разбудить, но внезапно слова застряли в горле, а я отказывалась поверить своим глазам.
Штаны и рубаха были на месте. Шляпа тоже. Вот только держалось это все на какой-то черной, шевелящейся массе, издававшей глухое жужжание и даже отдаленно не напоминавшей человека. Пришлось зажать себе рот ладонями, чтобы не закричать. Чувствуя, как от страха подкашиваются ноги, я огляделась. Вместо лошади в упряжке стоял лошадиный скелет, тускло белеющий в лунном свете, и вокруг не было ни души.
Мною овладело отчаяние. В неизвестном месте, в темноте, без магии и в полном одиночестве, рядом с невесть когда почившими мертвецами, я сейчас готова была в прямом смысле завыть от ужаса и бежать без оглядки как можно дальше. Останавливало лишь понимание того, что подобным образом проблемы не только не решатся, но уж точно прибавятся.
ГЛАВА 2
В этом мире обмана и фальши
Я стремлюсь к непорочному свету.
Но чем ближе я, тем он лишь дальше,
Оставляя мольбы без ответа.
Я бегу, но немеет дыханье,
Замирает на выдохе сердце.
И слабеют душа и сознанье,
Застывают, не в силах согреться.
Когда приступ паники прошел, я смогла взять себя в руки и стала тихо пятиться от телеги. Внезапно шляпа бывшего возницы съехала, упав на землю, а в ночное небо взметнулись тучи мух. Теперь понятно, почему масса жужжала, непонятно только, откуда она взялась ночью и почему затронула только мужичка с животиной, а меня словно не заметила.
Увы, ответа никто не мог дать. Возницы больше не было, лишь опустевшая одежда осталась бесформенно лежать на сене.
Чувствуя, как в груди бешено колотится сердце, я понеслась по дороге, задыхаясь от ужаса и совершенно не соображая, куда именно бегу. Хотелось одного — быть как можно дальше от этого страшного, а главное, непонятного места.
Лишь когда повозка совсем скрылась из виду, я перешла на шаг. Особенно пугали даже не происходящие вокруг странности (к виду мертвецов разной степени разложения за время работы я почти привыкла), а собственная уязвимость и беззащитность. Кинжал у меня отобрали тизарры, а Хаос Нижнего мира — магию. Попадись сейчас, к примеру, тот же волк, защититься от него я никак не сумею.
Полная луна, одиноко висевшая в густой черноте ночного неба, равнодушно взирала на меня с высоты. Мне же совершенно некстати вспомнились мои ночные прогулки по крышам, освещаемые этой же самой луной. Неужели этого никогда больше не повториться?
Нет, разумеется, никто не сможет помешать мне забираться на чердак княжеского дворца, а оттуда на крышу и, сидя на черепице, любоваться ночным светилом. Вот только больше не будет того ощущения полной свободы и независимости, которое дарила мне магия. Ощущения уверенности в том, что я могу справиться практически с любой ситуацией.
Но смогу ли я жить жизнью обычного человека? Смогу ли стать такой, как все, и не стану ли тосковать по утерянным магическим способностям? Ответа на этот вопрос я пока не знаю. И, честно говоря, боюсь себе его задавать.
Окунувшись в невеселые рассуждения, я несколько отвлеклась от страха и от окружающей действительности, поэтому не заметила, как свернула с дороги. Очнулась лишь тогда, когда почти уперлась в невысокую ограду, а точнее, в покосившиеся ее остатки, за которыми мрачно темнело с десяток домов.
Меня не остановили ни обшарпанные стены, ни дыры в крышах, ни чернеющие провалы окон и дверей. Я была твердо уверена в том, что в любом случае здесь буду себя чувствовать куда более защищенной, чем под открытым небом. Поэтому, не сомневаясь ни секунды, обогнула дырявую изгородь и направилась к домам, намереваясь провести здесь остаток ночи.
После недолгих поисков мне все же удалось найти наиболее сохранившийся дом. На нем даже крыша была на удивление целой. Во всяком случае, небо сквозь прорехи не проглядывало, а на полу нашлось место без щелей и вывороченных досок. Кое-как распинав ногами мусор по углам, я без сил опустилась на пол и прислонилась к стене, не забывая коситься на пустой проем окна. На случай «теплого приема» незваных гостей мною были заготовлены вилы, обнаруженные в одном из домов среди кучи хлама. Пусть ржавые и без одного зубца, но они придавали мне чувство уверенности.
Вот так, сжимая вилы в руках и подобравшись, чтобы в любой момент быстро вскочить на ноги, я вытаращилась во все глаза на окно и провела таким образом большую часть ночи. Но к рассвету мои силы все же малодушно покинули меня, поскольку от напряжения я перешла в то бесславное состояние, когда вероятная даже близкая опасность воспринимается с абсолютным тупым равнодушием.
Не выпуская свое грозное ржавое оружие из рук, я попросту свалилась на бок и уснула, чудом не напоровшись на вилы.
Учитывая напряжение последних часов, сон приснился, мягко говоря, неприятный: словно я попала в какое-то болото, из которого не могу выбраться. Вроде как тону, но страха нет совершенно, хотя черная жижа засосала уже по пояс. Но она спокойна, и я спокойна. Словно примериваемся друг к другу, кто кого. Только запах мешает — отвратительное зловоние, полное ядовитых паров, заставляет морщиться и сдерживать дыхание. Но надолго такой тактики не хватает и мне снова приходится вдыхать полной грудью, отравляя себя болотным ядом. Вдобавок ко всему что-то стало колоть меня в бок, причем довольно болезненно.
Поначалу я лениво отпихнулась. Сон, разумеется, тут же уплыл, унося с собой болотные видения, а вот тычки и не думали прекращаться. В следующую секунду я была уже на ногах, подпирая спиной стену и угрожающе выставив впереди себя вилы. Изо всех сил сдерживая непреодолимое желание зевнуть, я хмуро рассматривала незваного гостя. Точнее, гостью.
Невысокая темноволосая девушка, одетая в мужские штаны и рубаху, смотрела на меня враждебно, выставив перед собой острую палку. Помня историю мужичка с лошадью, я крепко держала вилы. Черт знает чего можно ждать от этой девушки? Вдруг она сейчас обернется очередным роем мух или еще чем-нибудь похуже?
— А ну, нечисть поганая, — вдруг громко завопила незнакомка, доставая из кармана рубахи распятие и тыча им в мою сторону, — изыди! Сгинь, нечистая!
— Сама ты нечистая! — яростно возразила я, размахнувшись вилами и нечаянно выбив из рук девушки распятие. — Признавайся, у тебя внутри тоже мух полно? Или ты какой-нибудь другой гадостью набита? Болотной жижей, например. Мне как раз до твоего появления сон про болото снился.
Еще несколько минут мы пристально разглядывали друг друга, а потом девушка опустила палку и, усмехнувшись, протянула руку:
— Я Осанна. Жила в этой деревне, пока она была еще пригодна для жилья. А ты здесь как оказалась? Только не лги мне, я и без слов вижу, что не местная.
— Понятия не имею, как я здесь оказалась, — честно призналась я, опуская вилы и пожимая шершавую девичью ладонь. — Но мне здесь совершенно не нравится.
— Догадываюсь, — хмыкнула моя новая знакомая. — Судя по всему, с мухами ты уже имела удовольствие повстречаться.
— Сомнительное удовольствие! — Я кивнула и, наклонившись, подняла с пола распятие. — А ты что, каждого встречного этим крестом проверяешь?
— А как же. — Осанна забрала крест и спрятала его обратно в карман рубахи. — Иначе нельзя, а то нечисть проклятая одолеет. Ей, заразе, только покажи слабину — мигом сожрет и не подавится! И останутся, как ты говоришь, только одни мухи.
— А что это за мухи такие? — спросила я. — Откуда взялись?
— Понятия не имею, — мрачно отозвалась девушка. — Мы жили себе спокойно всей деревней, никого не трогали, никому не мешали. Но однажды прихожу я с поля, а в деревне все вроде как по-прежнему, только люди не разговаривают. Мычат что-то невнятное, и все. Я сначала не придала этому значения, а потом, когда с наступлением ночи мой брат рассыпался этими самыми мухами, я поняла, что дело нечисто, но сделать ничего уже не могла. Только наблюдала в панике, как ночь за ночью умирают жители деревни. Меня почему-то мухи не тронули, а остальных выкосили всех. Теперь вот осталась я совсем одна. Что делать — не знаю, как жить дальше — тоже. Здесь давно уже никого нет. Поэтому, когда встретила тебя, испугалась, подумала сначала, что очередная нечисть пожаловала. А как услышала речь твою, так и поняла, что ты нормальный человек.
— Я тоже подумала, что ты нечисть, — призналась я. — Меня крест успокоил. К нему ведь ни одна нечисть добровольно не притронется.
Осанна как-то странно поежилась, словно озябла, а потом подняла на меня большие черные, словно спелые вишни, глаза:
— Это точно, добровольно никто не притронется. На том и стою. Ты, это, уж извини, что я тебя палкой…
— Ну да, надо было сразу огреть крестом по затылку! — рассмеялась я. — Быстрей бы разобрались! Слушай, раз уж день наступил, давай выбираться отсюда.
— А мне некуда идти, — смущенно потупилась девушка. — Моей деревни больше нет, и я не знаю, куда податься.
— Зато я знаю! — схватив за руку, я потянула Осанну к покосившейся двери. — В любом случае оставаться здесь не имеет никакого смысла.
Выйдя на улицу, я недоуменно огляделась. М-да, подойди я к этой деревне при свете дня, не то что ночевать не осталась, а бежала бы без оглядки.
Стены полуразрушенных домов поросли плесенью и мхом, провалы крыш ощерились в небо остатками полусгнивших досок, земля вокруг была черной, словно после пожара, и неприятно похрустывала под ногами. А еще меня поразил странный тяжелый запах с явной примесью гнили.
Если, по словам Осанны, в этой деревне давно уже никого нет, то откуда мог взяться столь сильный запах? А впрочем, мое ли это дело? Сейчас нужно как можно быстрее уносить отсюда ноги, а рассуждения лучше оставить на потом.
Бедная Осанна! И как только она здесь жила!
Следующую ночь мы решили провести в очередной деревне, встретившейся нам по дороге. К сожалению, ситуация в который раз повторилась: повсюду запустение и разруха и, разумеется, абсолютное отсутствие людей. И все тот же удушающий запах.
К слову, я им настолько надышалась в первой деревне, что потом он преследовал меня в течение всего дня.
Я морщилась и отплевывалась, пугая своим поведением Осанну. Но на все объяснения подруга упорно твердила, что ничего не чувствует и жуткий запах существует всего лишь в моем воображении. Глядя на ее невозмутимое лицо и спокойное поведение, я ей верила. Поскольку ни один нормальный человек не в состоянии равнодушно воспринимать подобную вонь.
Хмуро глядя на быстро темнеющее небо, мы решили разделиться и обследовать дома, чтобы заранее обнаружить скрытые в них неприятности, если таковые имеют место быть. Выставив перед собой для надежности вилы, я направилась вправо, а подруга, ухватив свою острую палку, ушла влево. На некоторое время воцарилась тишина. Не обнаружив никого и ничего подозрительного, я довольно скоро вернулась назад и стала поджидать Осанну, не забывая поглядывать по сторонам.
— Слушай, а вдруг мы с тобой остались одни во всем мире? — неожиданно предположила подруга, выйдя из-за угла ближайшего дома.
— Этого не может быть! — горячо возразила я. — Меня, например, как ты помнишь, ждут муж и ребенок. Так что я точно не одна.
— Да, ты рассказывала, — согласилась Осанна. — Только мне почему-то страшно.
— И мне страшно, — согласилась я. — Только это еще не повод для отчаяния.
— Кстати, у меня все чисто. — Подруга деловито воткнула палку в землю и победно взглянула на меня, — в какой дом пойдем на ночлег?
— Хотелось бы сказать, что в мой! — Я мечтательно улыбнулась. — Только до моего дома, равно как и до моего города, еще о-очень далеко.
— Слушай, а для меня место в этом вашем городе найдется? — Осанна испуганно округлила глаза. — Вдруг у вас там все места заняты? Или муж твой меня прогонит, скажет, что чужая?
Ответить я не успела, потому что из-за ближайшего дома к нам неожиданно вышел навстречу человек. Любопытно, и как это мы его пропустили?
Разумеется, я сразу выставила вперед вилы, а Осанна — крест и палку.
— Стой! Куда прешь, окаянный? — грозно крикнула подруга. — Отвечай, кто такой будешь?
Увы, отвечать никто не собирался. Человек издал какое-то утробное рычание и двинулся на нас, широко расставив руки. Мы дружно попятились, но незнакомец оказался проворней. Догнав нас всего за несколько шагов, он напоролся на вилы. Впрочем, это обстоятельство его нисколько не остановило: он продолжал двигаться, все глубже загоняя вилы в собственный живот.
Удерживать нечисть на вилах было довольно тяжело, поэтому мне пришлось выпустить рукоять. Осанна, подпрыгивая, долбила непонятной породы зомби крестом по голове, но ее усилия ни к чему не приводили. В итоге подруга бросила это утомительное и бесполезное занятие, доверив уничтожение зомби целиком и полностью мне.
Моя же теория о несовместимости нечисти и церковных святынь неожиданно потерпела явное поражение, но я не растерялась. Увернувшись от торчавшей рукояти вил, застрявших в животе зомби, я выхватила у подруги палку, которой она почему-то и не подумала воспользоваться, и принялась от души лупить неугомонную нечисть, прыгая вокруг нее, как бешеная коза на привязи. От первого удара у противника отвалилась рука, от второго — другая, и так далее. В итоге от зомби остались одни бурые клочья, из которых я потом вытащила вилы и брезгливо отерла рукоять о траву.
— Как думаешь, он больше не опасен? — задумчиво протянула подруга, с отвращением косясь на останки зомби.
— Можешь для достоверности эти клочки по траве размазать, — бодро предложила я. — А лучше бросай все, пойдем дальше. Ночевать мне здесь что-то расхотелось.
— А ночью идти не страшно?
— Лучше пусть будет ночь и нормальные звери вокруг, чем ходячие трупы! — категорично отрезала я и бодро зашагала в сторону ограды, за которой бледной лентой стелилась дорога, тускло освещенная лунным светом. — Или ты хочешь подождать, пока следующее недоразумение объявится?
— Не-а! — Возмущенно фыркнув, Осанна передернула плечами и пошла за мной. — Ну их всех! И деревню эту тоже!
Внимательно глядя по сторонам, чтобы неожиданно не получить «удар в спину» от очередного зомби, мы вышли из деревни и вновь побрели по дороге, которая почему-то мне показалась бесконечной, как забвение. Шли молча, думая каждая о своем и не ведая, что ждет нас впереди.
ГЛАВА 3
Все смешалось — день и ночь,
Я бреду куда-то прочь.
Жизнь — иллюзия, обман,
В голове сплошной туман.
Лишь дорога без конца
И Вечность — призрак без лица.
Наше путешествие по дороге продолжалось уже несколько недель. Мы не уходили глубоко в лес, не сворачивали с пути, боясь окончательно заблудиться и придерживаясь обоюдного мнения, что каждая дорога рано или поздно куда-нибудь приведет.
Поначалу я отчаянно уповала на то, что скоро впереди покажутся стены какого-нибудь города, и там наконец мне смогут подсказать верное направление в сторону Райлена. Потому что Осанна, к моему огромному сожалению, не имела ни малейшего понятия о том, где именно мы сейчас находимся и в сторону какого города идем. Словно она никогда не покидала пределы деревни, что, учитывая возраст подруги, было довольно странно.
Нет, она не была старше меня, наоборот, младше на несколько лет, но я, начиная с тринадцати лет, обошла чуть ли не всю страну, учитывая специфичность моей работы и способности к магии. А девушка, немногим старше двадцати, не знала даже названия близлежащего города. Такой неосведомленности я не понимала. Но, чем дальше мы шли, тем меньше меня волновали подобные мелочи. Гораздо больше заботило отсутствие магической поддержки.
Эх, магия, магия… Как же сильно мне сейчас не хватало моих способностей! Не приходилось бы подолгу проводить часы в лесу в поисках пищи, споря с подругой на предмет разнообразия нашего и без того скудного питания. Хладнокровная Осанна рвалась на охоту, довольно успешно смастерив лук и стрелы, я же категорически запрещала убивать несчастных зверушек, доказывая, что в нашем положении вполне можно обойтись ягодами, орехами и кореньями. Осанна возмущалась, обижалась, иногда подолгу дулась, но послушно давилась кореньями и жевала орехи, бросая на меня исподлобья укоризненные взгляды, которые я успешно игнорировала.
Имея печальный опыт столкновения с зомби, мы больше не стремились останавливаться на ночлег в домах, предпочитая спать на рассвете, по очереди, не тратя на это дело более двух-трех часов в сутки. Поэтому сон заставал нас иногда прямо на дороге, в растущем по краям кустарнике. Пока одна спала, другая сторожила.
Не знаю, чем занималась Осанна в свои свободные часы, но лично я во время бодрствования грезила о доме, о том, как появлюсь, живая и невредимая, во дворце и сколько радости доставлю семье своим внезапным появлением. Учитывая долгое время, которое прошло с момента моего исчезновения, думаю, меня уже никто и не ждет.
Разумеется, от подобного образа жизни я довольно быстро стала напоминать голодную оборванку: испачканная в пыли и траве одежда повисла на худом теле мешком, а нечесаные волосы сбились в колтун. Как назло, за время нашей явно затянувшейся прогулки на пути ни разу не встретилось ни одного озера. Да что там озера, даже ни одного ручейка! Пили мы исключительно сок ягод и собирали в листья лопуха дождевые капли, когда шел дождь. В остальное время мучились жаждой.
Показываться в таком виде на глаза своей семье я боялась, хотя знала, что они меня примут любую. Но с каждым днем эта уверенность таяла, становясь все более призрачной. К тому же меня по-прежнему сводил с ума странный запах, стойко проявляющийся в течение нашего пути.
Осанна упорно твердила, что ничего подобного не чувствует, и, несмотря на трудный путь, в отличие от меня выглядела довольно хорошо и опрятно. Я ей, конечно, завидовала белой завистью, но оправдывала себя тем, что, побывай, не приведи Всевышний, подруга в «гостях» у демонов Нижнего мира, наверняка выглядела бы еще хуже меня. Я же вполне смогу прийти в себя дома: искупаюсь, отосплюсь, отъемся, отдохну и снова верну себе прежний облик. Так, глядишь, и Талейн увидит меня слабую, истощенную и ругать не будет, пожалеет. Выходит, в этой ситуации есть даже некоторые преимущества. Впрочем, лучше бы не было ни ситуации, ни этих самых преимуществ!
Вдобавок меня смущало одно: едва я закрывала глаза, проваливаясь в короткий сон, меня моментально начинали преследовать видения, забиравшие и без того подорванные силы. Мне снились тучи смертоносных мух над Райленом, разбегающиеся в ужасе жители, разруха и паника в некогда спокойном, благополучном городе. А еще руины дворца и темное небо, навсегда распрощавшееся с солнцем из-за нашествия несметного количества насекомых. И жужжание: непрерывное, надсадное, сводящее с ума…
Подобные страсти я списывала на счет не в меру разыгравшегося воображения, пораженного происходящими вокруг событиями, а потому не беспокоилась. Да и, честно говоря, на волнение у меня теперь попросту не оставалось сил. Все чувства и ощущения поглотили безразличие и апатия, причем до такой степени, что вскоре судьбы родных и близких меня и вовсе перестали интересовать.
Точнее, во сне я металась, кричала, умирала от страха, ужаса и боли, но стоило проснуться, как сознание немедленно погружалось в апатию и окружающий мир воспринимался мной словно через толстый слой ваты, в котором застревали все чувства.
Осанна в такие моменты подолгу за мной наблюдала, видимо, переживала. С одной стороны, я была ей благодарна за участие, с другой — почему-то ее внимательный взгляд меня откровенно раздражал.
Постепенно и наши разговоры друг с другом сошли на нет. Уставшая и измотанная, я тратила свои силы только на то, чтобы идти. Окружающая природа теперь перестала радовать мой взор, хотя жизнь лесных зверушек я по-прежнему зорко берегла от вмешательства подруги: не размениваясь на бессмысленные споры, попросту молча отбирала и ломала луки и стрелы.
Устав бороться с моим непреклонным сопротивлением, примерно на десятый раз Осанна все же смирилась и окончательно бросила свою затею. Тем более за все время путешествия эти самые зверушки нам так ни разу и не встретились. Вполне возможно, не ругайся я с Осанной и спокойно отпусти ее на охоту, подруга самостоятельно вернулась бы ни с чем.
И накопившаяся усталость в конце концов сделала свое черное дело: однажды я попросту перестала понимать, куда и зачем мы идем. Более того — подобный вопрос меня теперь совершенно не интересовал, словно в этом сером мире, наполненном страхом и болью, больше не было ничего, кроме усталости и бесконечной дороги под ногами, ведущей в неизвестность.
Именно поэтому, увидев однажды днем на горизонте высокую городскую стену, я спокойно дошла и прошла мимо, привычно уставившись в дорожную пыль. Спасла только реакция Осанны, вовремя схватившей меня за руку.
— Ты куда? — удивленно воскликнула подруга, стальной хваткой впиваясь в мое запястье. — Впервые за все это время мы наконец пришли к городу, а ты проходишь мимо, словно слепая! Что с тобой?
— А зачем нам город? — равнодушно спросила я, подняв на подругу безразличный взгляд. — Разве мы в нем что-то забыли?
Возможно, мне это показалось, но в темных глазах Осанны мелькнуло что-то похожее на удовлетворение, впрочем, в следующее мгновение в ее взгляде засветился неподдельный испуг.
— Ты что, заболела? — Подруга озабоченно приложила руку к моему лбу. — Вроде нет. А тогда почему несешь такой бред? Ты же хотела дорогу узнать, чтобы домой скорее попасть. Тебя же муж ждет! И сын!
— Муж и сын? — Произнесенные слова растаяли пустым звуком, не вызвав никакого отклика в душе, поэтому я вяло отмахнулась и попыталась высвободить руку из пальцев подруги. — Не хочу. Не знаю. Не помню. Пойдем дальше.
— Ну уж нет! — Осанна решительно двинулась в сторону городских ворот, потянув меня за собой. — Хочешь ты или не хочешь, но в город мы все-таки зайдем!
Я тащилась за подругой словно в полусне, мечтая только об одном: поскорее вернуться на широкую, манящую ленту дороги и идти дальше. Идти, несмотря на наступление ночи, не зная зачем и не ведая куда. Просто идти, потому что… потому что так хочется, потому что так нужно. Вот только кому нужно? Мне. Наверное. Не знаю. Не уверена. Но нужно.
Четверо стражников у ворот встретили нас более чем равнодушно: не подошли, не спросили ни документов, ни платы за проход. Скорее всего, еще издалека определили по нашему виду, что денег в карманах точно не водится, а в остальном мы им были просто неинтересны. Сторожить — это же невыносимо скучно: стой себе целые сутки на посту, под дождем и на солнцепеке, трави байки да кури самокрутки. Вот и вся радость. Если у прохожего нет монет, тогда и говорить с ним не о чем. А выгонять откровенно лень. Чего ради стараться? Особенно если брюхо у стражника через ремень вываливается, грозя опрокинуть обладателя этой ноши носом вниз, побегаешь тут, поскандалишь… Двинуться лишний раз и то неохота.
В отличие от пустых и разрушенных деревень, встреченных нами за все это время, город производил вполне спокойное и благоприятное впечатление: не было никаких следов разрушений и паники, стояли аккуратные дома, и спешили по своим делам многочисленные жители.
Глядя на почти забытую атмосферу уюта и покоя, я впервые за долгое время почувствовала некоторое облегчение на душе, словно задышала чистым воздухом. В глазах же Осанны, напротив, читалось беспокойство. Подруга явно нервничала, но упорно тянула меня за руку, хотя я уже давно перестала сопротивляться и спокойно шла рядом.
— Почему ты нервничаешь? — недоуменно спросила я Осанну. — По-моему, здесь все вполне благополучно. Ужас, разрушивший деревни, прошел стороной и не тронул город.
— Может быть, прошел, а может еще не дошел, — мрачно отозвалась подруга. — Только мне здесь все равно не нравится! Вокруг слишком хорошо и спокойно, а значит, подозрительно. Но мои умозаключения ни в коем случае не должны помешать нам спокойно и, главное, сытно поесть. А то от твоих ягод и травок мы скоро ноги протянем!
— А еще сможем вымыться и выспаться наконец нормально! — поддержала я Осанну.
Не знаю как ей, но лично для меня проблема гигиены стояла сейчас на самом первом месте.
Вскоре нам попалась на глаза вывеска трактира, и несколько мгновений спустя мы вошли в помещение, наполненное теплом жарко натопленного очага, запахом хмельного пива и ароматами разнообразной еды. У меня с порога закружилась голова, да так, что я с трудом дотащилась до ближайшего свободного столика.
— Нищим не подаем! — Возле нас моментально нарисовался трактирщик, на удивление тощий дядька с пышными усами, в засаленном фартуке.
— Ешьте больше, добрее станете, — мрачно посоветовала я.
— Нам жареного мяса и хорошего пива. Много! — буркнула подруга, выбрасывая из кармана на щербатый стол пару золотых. Потом привстала и схватила дядьку за расстегнутый ворот рубахи. — И быстро! А то я ждать не люблю!
Трактирщик сцапал монеты, не побрезговал попробовать на зуб, затем согласно кивнул и растворился, будто его и не было. А я пораженно уставилась на Осанну, словно видела впервые.
Подобный командный тон никак не вязался с ее внешностью и рассказами о том, что подруга никогда прежде не бывала в городе. К тому же взгляд, которым она наградила трактирщика, меня откровенно насторожил. Была в нем какая-то властность, даже пугающая холодность. Но, с другой стороны, не нагруби Осанна трактирщику, тот без колебаний выгнал бы нас. А еще любопытно, откуда у подруги золото? Вполне возможно, взяла в своей деревне, все равно там оно больше никому не нужно. Но все же было в ее поведении что-то странное, настораживающее и пугающее одновременно. Я бы даже сказала, чужое.
К счастью, наш заказ принесли довольно быстро. Вдохнув аромат исходящего паром жаркого, я едва не застонала от удовольствия и разом выкинула все подозрения из головы. Схватив кривую вилку, вонзила ее в мясо, вот только отведать его не успела.
Внезапно послышался странный гул, заставивший всех посетителей трактира оторваться от еды, а наиболее любопытных вскочить с мест и прильнуть к окнам. Неожиданное явление не заставило себя долго ждать: через несколько мгновений гул перерос в печально знакомое жужжание, от которого в трактире задрожали стекла и дощатый пол, а с неба на городские улицы обрушилась целая завеса мух, сея панику и ужас.
ГЛАВА 4
Страшен облик истины и ужасна правда.
В сердце острым лезвием проникает боль.
Все вокруг немыслимо, зло и беспощадно.
Не могу поверить в то, что мой мир такой!
Словно в кошмарном сне я наблюдала за гибелью ни в чем не повинных горожан, а также за разрушением еще мгновение назад бывшего мирным города. Для мух не существовало никаких препятствий: окна и двери домов не могли противостоять их натиску. Что уж говорить о людях! Насекомые облепляли несчастных в считаные секунды, превращая их в живые коконы, а затем словно растворялись в телах своих жертв. Люди переставали кричать, становились медлительными и равнодушными, никак не реагируя на внешний хаос. Постепенно крики несчастных стихали, уступая место глухому монотонному жужжанию.
В то время, когда мы только входили в городские ворота, на улице стоял пасмурный день. Теперь же, с пришествием насекомых, на город опустилась чернота: непроглядная, мельтешащая перед глазами, живая и смертельная.
Разумеется, ужас не обошел стороной и наш трактир: мухи влетели в окна, дымоход и двери, заполонив собой все пространство. Дышать было попросту нечем, поскольку воздух кишел насекомыми. Спастись же от гибели не было абсолютно никаких шансов. Ни у кого.
От испуга я впала в оцепенение и лишь широко раскрытыми от ужаса глазами следила за творившимся вокруг беспорядком, совершено забыв о том, что нужно бежать и прятаться, спасая свою жизнь. Впрочем, последнее не имело абсолютно никакого смысла. Мухи проникали везде: находили свои жертвы под стоками и лавками, летели вдогонку на улицу. Когда насекомые замелькали прямо перед моим лицом, отрезав меня кишащей массой от всех остальных, я лишь обреченно закрыла глаза, чтобы не видеть собственную смерть.
В это последнее мгновение в памяти возникли лица родных. Талейн, Салем, отец, Зарайна, Дейн, даже маленький Тимошка — мысленно я попрощалась со всеми, сквозь горечь сожаления и боль утраты посылая им всеобъемлющее, светлое, горячее, сильное чувство, способное преодолеть любые времена и расстояния — свою Любовь. Любовь и просьбу о прощении за то, что больше не смогу быть рядом с ними.
Несмотря на обилие мух, у меня словно открылось второе дыхание, а на душе стало легко и спокойно. Захотелось даже улыбнуться. И я не стала противиться этому желанию. Смерть с улыбкой на губах — что может быть лучше! И пусть уши закладывает от непрерывного жужжания, а по лицу маршируют тысячи противных лапок.
Не знаю, сколько прошло времени, но гул внезапно стих, уступив место звенящей тишине. Решив, что с моим бренным телом покончено и я уже пребываю в бесплотном состоянии, я раскрыла глаза. Интересно, если я вся такая бесплотная, то зачем и почему чешется нос?
Увы, беглый осмотр выявил, что я по-прежнему нахожусь во плоти, причем на удивление невредимой, а вот со всеми остальными все действительно покончено.
Насекомые рассеялись, словно их никогда и не было, оглушающие крики, полные боли и ужаса, стихли, а люди вокруг перестали быть людьми. Только перевернутая мебель, рассыпанные продукты, осколки посуды да выбитые окна свидетельствовали о недавнем кошмаре. Причем жертвы насекомых вели себя по-прежнему, подобно нормальным людям: поднимали столы и лавки, сметали осколки и мусор. Вот только еда теперь больше никому не была нужна.
— Ну как тебе? Впечатляет? — неожиданно послышалось рядом.
Обернувшись на голос, я увидела Осанну. Подруга, к моему безмерному удивлению и еще не до конца осознанной радости, также уцелела в этом кошмаре. Вот только в ее глазах светилось какое-то странное выражение пьянящего веселья, граничащего с неподдельным безумием. Словно происходящее вокруг ее искренне веселило.
— Почему мы живы? — растерянно спросила я Осанну, стараясь не обращать внимания на ее непонятный взгляд.
Мало ли кто как реагирует в моменты паники! Тем более что от увиденного можно запросто сойти с ума по-настоящему.
— Да это просто, — отмахнулась подруга, сосредоточенно отряхивая одежду. — Если не двигаться, мухи не нападут! Но вот теперь здесь небезопасно. Сейчас эти чучела оклемаются и нам мало не покажется. Так что нужно уходить как можно быстрей!
— Так ты знала, как можно спастись, и даже не попыталась помочь людям?! — До меня постепенно начал доходить весь ужас происходящего. — Но как же так?
— А зачем мне люди? — Осанна перестала отряхиваться, выпрямилась и приблизилась, глядя на меня в упор. — Ты что, тупая курица, так ничего и не поняла? Объяснить еще раз?
Ее неожиданно сильные руки больно впились в мои плечи, а черные глаза без зрачков заглянули прямо в душу.
«Ну и когда же до тебя наконец дойдет, тупая ты человеческая самка?» — ясно прозвучало в голове чужим шипящим голосом.
Никакие другие объяснения уже были не нужны. Застыв, словно кролик перед удавом, я смотрела в черную бездну и отчетливо понимала: Осанна больше не человек. Впрочем, никогда им и не была. Из некогда знакомых глаз на меня смотрело нечто древнее и ужасное, вечное как мир и беспощадное, как смерть, использующее человеческое тело всего лишь как временную оболочку. Это нечто действительно испытывало удовольствие от происходящего вокруг, упиваясь многочисленными жертвами. Жертвами, в числе которых могла быть и я. Точнее, должна была быть. Непонятно только, что меня спасло…
«Что тебя спасло?! — вспыхнул в мозгу скрежещущий смех. — Хотелось бы и мне это знать! Почему ты, словно заговоренная, выжила в водах Черного озера? Почему, несмотря на все мои усилия, ты упорно цепляешься за свой рассудок? Любой другой на твоем месте уже давно сошел бы с ума и покорился неизбежному! Любой другой, но не ты!»
Яростно зашипев, существо, притворявшееся Осанной, отпустило мое плечо и выхватило из кармана уже знакомое распятие. На меня с новой силой обрушилась волна ужасающе противного запаха. Той самой вони, которую я неоднократно чувствовала за время нашего путешествия.
Инстинктивно отшатнувшись, я перевела взгляд на распятие. Вот она, разгадка! Вместо распятия существо сжимало в руках какой-то непонятный жезл, с которого на дощатый пол стекали капли едкой слизи. Они с шипением впитывались в доски, оставляя после себя прожженные дыры.
Что ж, теперь понятно, почему распятие не сработало при встрече с зомби. Во-первых, потому что не являлось таковым, а во-вторых, потому что моя мнимая подруга и не собиралась никого убивать, рассчитывая на то, что это зомби убьет меня.
И все-таки, что же это за существо и почему вдруг оно явилось по наши души? В том, что смертоносный мушиный рой — его рук дело, я теперь ни секунды не сомневалась.
— Но за что? — Собрав всю свою волю в кулак, я все же вновь посмотрела в затягивающую, словно болото, черноту глаз. — Чем я и все остальные заслужили подобную участь?
Существо состроило пренебрежительную гримасу, еще сильней впиваясь в мое плечо:
— Ну почему вы, люди, настолько тупы? Все ведь очень просто! Ваше время истекло, вы теперь не более чем пища, а миром должен править Хаос. Точнее, он уже правит им. Если прочистишь свои куриные мозги и внимательно осмотришься вокруг, увидишь, что мир изменился и уже больше никогда не станет прежним.
Хаос? Где-то я уже слышала подобные речи. Вот только где? Причем мне было так же страшно, как сейчас. Та же безысходность.
Хотя нет… Стоп!
Не только безысходность, была еще и решимость. Да, именно решимость справиться с этим самым Хаосом!
А еще была возможность… Но какая?
Вспомнила! Оружие! Кинжал!
Яркая вспышка озарила память, воскрешая давно забытые события: кинжал в руках, голубое свечение стен и туман под ногами и младенец с пронзительным взглядом. Укус змеи, способный уничтожить Хаос, который заключается в…
В следующее мгновение существо размахнулось и вонзило мне в грудь залитый слизью жезл, обрывая воспоминания на чем-то очень важном. Ощутив обжигающий холод в месте удара, я рухнула во тьму.
Когда я вновь открыла глаза, над головой безмолвствовало небо и стояла гнетущая тишина. Судя по всему, несмотря на очередные старания существа, занявшего тело бедной Осанны, я по-прежнему осталась жива. На месте удара не было даже раны, только в груди поселилось чувство холода, словно засела острая льдинка. Тем не менее повреждений не было даже на одежде.
Списав холод на последствия перенесенного испуга, я поднялась с земли и осмотрелась, пытаясь понять, куда меня в очередной раз занесло.
Как и следовало ожидать, окружающая обстановка полностью изменилась: полуразрушенный город с людьми-зомби исчез, уступив место вполне мирной равнине, с темной полосой леса на горизонте. Пейзаж был вполне привычный и практически ничем не отличался от места моего предыдущего, почти забытого пробуждения, когда я набрела на землянику и возницу, скоропостижно скончавшегося в пути. Впрочем, нет, некоторые различия все же были — отсутствовала дорога, ну и, собственно, земляника.
Сейчас ничто не напоминало о пережитом кошмаре, и можно было бы вполне поверить, что все случившееся лишь кошмарный сон. Но на сердце было тяжело от сознания непоправимости случившегося, в памяти жили крики ужаса гибнущих людей, и в ушах, несмотря на окружающую тишину, по-прежнему раздавалось надсадное жужжание. К тому же моя потрепанная одежда и болезненная худоба никуда не делись, доказывая, что события последних дней не что иное, как явь. И где теперь искать спасения — непонятно. Ведь от того, что меня выбросило в другом месте, ничего не изменилось, и смертоносное облако насекомых по-прежнему продолжает свой полет, разрушая города и забирая человеческие жизни. А виновата во всем происходящем я, потому что не смогла вовремя остановить Хаос, хотя была к нему ближе всех. Виновата в том, что дрогнула рука, не распознав ловкой маскировки.
Да, в хитрости этому Хаосу действительно не откажешь. Ведь какая женщина сможет поднять руку на ребенка? Правильно — никакая. Вот и я не смогла. Что тут говорить, расчет был верный и полностью оправдался. А страдают теперь люди. Я, конечно, тоже страдаю. Только что значат мои страдания по сравнению с тем чувством вины, которое теперь легло неподъемным грузом на плечи. И что оно значит по сравнению с гибелью ни в чем не повинных людей!
Наконец пережитый ужас пролился горькими слезами. Споткнувшись на ровном месте, я рухнула в траву и захлебнулась рыданиями.
Вдоволь наплакавшись, вновь нашла в себе силы встать и направилась в сторону леса. В конце концов, ничего другого мне не оставалось, кроме как снова идти и надеяться.
На что надеяться? На лучшее, на Всевышнего, на справедливость. На то, что, может быть, еще не все потеряно для людей, для мира, для добра.
На земле не должен править Хаос, это я знала точно. Не знала только, как его остановить. Но отчаянно надеялась, что найду решение. Вопреки здравому смыслу, вопреки всему.
Лес встретил меня неестественной тишиной. Несмотря на то, что солнце стояло высоко в зените, не было слышно ни птичьего пения, ни шума листвы под легким дуновением ветра. Боясь поверить в худшее, я молча шла среди деревьев, внимательно глядя по сторонам. Вовсе не потому, что заботилась о собственной безопасности, а потому, что боялась найти подтверждение этой пугающей тишине, нарушаемой только моими торопливыми шагами, и своим мрачным мыслям.
Увы, через некоторое время я все же обнаружила первое подтверждение тому, чего боялась: стайка лесных зябликов лежала под деревом, не подавая никаких признаков жизни. Прикоснувшись к одной из птичек, я ощутила ледяной холод неподвижного тельца. Посмотрев внимательно, под ближайшими деревьями нашла еще несколько таких же безжизненных крошек.
Других доказательств не требовалось, лес попросту вымер. Безжалостная смертоносная сила не пощадила даже его. Видимо, человеческих жертв Хаосу было недостаточно. Картина была ясной и ужасной: на земле должно вымереть все живое, если еще не вымерло. Впрочем, нет, не вымерло, раз я еще жива. Но кому нужна подобная жизнь! Может, Хаос пощадил меня как раз для того, чтобы наказать чувством вины и ощущением безграничного ужаса? А это куда хуже смерти.
Чем дальше я шла, тем больше убеждалась в правдивости собственных мыслей. То и дело попадались бабочки, яркими пятнами распластавшиеся в траве; птицы, застывшие неподвижными комочками; дикие звери, застигнутые смертью на бегу или во сне. По всей видимости, в живых действительно не осталось никого.
Идти было страшно. К тому же к тишине и безмолвию скоро добавился стойкий, чуть сладковатый запах смерти, что при отсутствии ветра было невыносимо.
Сейчас я была рада тому, что не успела поесть в трактире, иначе меня давно вывернуло бы наизнанку. Правда, моему желудку подобное воздержание очень не нравилось, и периодически меня пронизывали спазмы тянущей боли, заставляя сгибаться пополам и падать на колени. Последнее было крайне неприятно, поскольку от моих шагов с потревоженной травы и ветвей кустарников градом осыпались мертвые насекомые. С каждым таким падением мой энтузиазм давал ощутимую трещину.
К концу дня я двигалась уже на пределе собственных возможностей, отчаянно уповая на то, что моих сил все-таки хватит на то, чтобы пройти лес без остановок. Хотя уже смеркалось, мне вовсе не хотелось ночевать среди мертвых обитателей леса, и я упорно шла вперед, не обращая внимания на пляшущие круги перед глазами и на то, что шатаюсь от усталости из стороны в сторону, словно пьяная. Подобрав по пути длинную палку, я долгое время использовала ее в качестве опоры, но это мало помогло.
Когда на лес опустилась тяжелая безлунная ночь, усталость взяла свое: мои глаза закрылись сами собой и я попросту сползла по своей палке на землю и отключилась, провалившись в глубокий, больше похожий на обморок сон.
ГЛАВА 5
Я иду на свет в конце пути,
Нужно выстоять, сдержаться и дойти.
Солнца луч развеет мрак и мглу,
Я сумею, справлюсь, выдержу, смогу…
Как ни странно, но после пробуждения следующим утром я была еще жива и даже могла вполне трезво соображать. Кое-как вытряхнув из спутанных волос нацеплявшихся за ночь насекомых, вновь схватилась за палку, стиснула зубы и пошла дальше. Куда дальше — не совсем понимала, но главное, что двигалась вперед.
Мое упорство позволило мне выдержать в этом лесу еще несколько суток, сохранив и относительную ясность ума, и здравость памяти. Но вот дальше начались проблемы.
Организм, ослабленный долгим отсутствием пищи, и воспаленное сознание попросту отказались мне повиноваться. К общему недомоганию теперь прибавились галлюцинации, которые менялись перед глазами с пугающей быстротой.
Я видела пляшущие в безумном танце деревья, которые давили своей тяжестью крохотные тела птиц и взрывали землю длинными мощными корнями. Видела мертвых животных, которые внезапно поднимались со своих мест и начинали хаотичное движение в одном лишь им понятном направлении. Видела небо, расцвеченное жаркими всполохами огня, словно кто-то неведомый развел в нем огромный костер. При этом ему, небу, было невыносимо больно, и оно кричало беззвучным криком от боли. Я ему сочувствовала, плакала вместе с ним, чувствуя, как слезы испаряются на щеках от жара, но помочь ничем не могла.
В такие моменты я только отчаянно молилась, толком не понимая, кому именно возносятся мои молитвы. Но отчаянно уповала на бесконечную милость этого неведомого кого-то, поскольку убегать и прятаться попросту не осталось сил и возможности. И еще просила, чтобы этот кошмар закончился как можно быстрей и земля смогла отдохнуть, восстановиться от всего пережитого, вновь стать сильной и, главное, живой. Но, к сожалению, воцарившаяся в природе вакханалия и не думала прекращаться.
В такие моменты я лишь глубже убеждалась в том, что больше на земле никогда и ничего не будет по-прежнему. Действительно, повсюду воцарился Хаос, распустив свои темные алчные щупальца над миром и уничтожив все живое вокруг, саму Жизнь.
Осознавать подобное было тяжело, боль ощущалась физически: взрывала сердце и обжигала виски раскаленными вспышками, давила на грудную клетку, мешая дышать, сводила тело судорогой. Я задыхалась от жалости и сострадания, скулила, подобно раненому зверю, но упрямо шла вперед, уже не зная и не понимая, зачем нужен весь этот путь и к чему, собственно, стремлюсь.
Было ли мне страшно?
Нет, уже не было.
Исчезли все чувства, оставив мне одну только боль.
Впрочем, этого было вполне достаточно для того, чтобы помнить — я еще жива. Только в моей ситуации вряд ли это являлось достоинством. Скорее, недостатком. Ведь все они — люди, звери, птицы — уже отмучились на этой земле и ушли в лучший мир. Моя же чаша мучений еще не выпита до дна. И, что вполне вероятно, может оказаться бездонной. Я в полной мере осознавала подобную вероятность, но все же отчаянно уповала на лучшее — скорую смерть.
К сожалению, мой рассудок не выдержал испытаний и однажды благополучно покинул меня. Я забыла, кто я такая, забыла свое чувство вины, забыла боль.
Теперь я больше не существовала как отдельный последний выживший человек. Я стала частью этой мертвой земли, щепками деревьев, плотью разлагающихся животных. Я потеряла слух и речь, утратила чувствительность, воспринимая окружающую действительность одним только нужным и верным для себя способом — видением. Мои глаза стали для меня всем и ничем одновременно, поскольку все, что я видела, являлось восприятием больного рассудка, который заведомо искажал поступающую информацию, но только я этого не понимала и воспринимала все образы как должные и истинно верные.
Но, как ни странно, изменения происходят именно в тот момент, когда их совсем не ждешь, и рано или поздно все плохое имеет свойство заканчиваться.
Однажды на рассвете закончился и лес. Переплетения мертвых ветвей над моей понурой головой сменились чистым серым небом, а стволы деревьев больше не закрывали обзор. Впрочем, я не обратила особого внимания на подобные перемены. Куда больше меня заинтересовал странный объект на горизонте, который воспринимался как чуждый, поскольку не являлся частью природы.
Точнее, частью природы этот объект все же был, но только сильно искаженной. Людское вмешательство исказило первоначальную природу камней, сдвинув их с законного места, придав иную форму и сложив в неправильном порядке. Видимо, люди искали там укрытие, но не нашли, поскольку от нагромождения камней отчетливо веяло смертью.
Немного поразмыслив, я все же решила посмотреть своими глазами на непонятный объект и поплелась в его направлении. Когда тусклое солнце, растерявшее свои первоначальные краски, вошло в зенит, я остановилась перед высокой городской стеной, напротив приоткрытых ворот.
Что и говорить, город был чужим для меня. Я бродила по улицам уже довольно долгое время, но никак не могла успокоиться и привыкнуть. В воздухе витали ужас и смерть. Беспощадная смерть, унесшая жизни многих людей, точнее, всех до единого.
Куда бы я ни направилась, на каждом шагу попадались трупы и мусор. Развалины домов, пыль и грязь затрудняли мое и без того медленное передвижение, и я уже начала сердиться на себя за то, что сунулась сюда без всяких на то причин. В лесу было лучше — там была природа, а здесь вокруг все было заключено в камень, который сейчас валялся под ногами бесполезными обломками.
Как ни странно, окружающая картина не вызывала во мне ни капли жалости и сострадания. Ничего, кроме раздражения. Видимо, с потерей рассудка я лишилась и самого главного — сердца, способного чувствовать. Но сейчас я не осознавала этой потери и нисколько не жалела о ней. Хотелось только одного: скорее покинуть пределы этой мрачной обители и уйти обратно в лес. Но поскольку возвращаться назад было довольно далеко, я просто шла вперед, краем сознания понимая, что рано или поздно увижу очередные городские ворота, через которые смогу спокойно уйти. Нужно было только терпеливо ждать и, соответственно, идти.
Чем дальше я шла, тем сильней росло во мне раздражение. Я не понимала, как люди могли уйти сюда, и, отгородившись от природы, променять лес на камень. Чем глубже я задавалась этим вопросом, на который никто не мог дать мне ответа, тем больше ненавидела людей за их неправильность и даже неверность. В итоге пришла к умозаключению, что отсутствие живых в городе — это даже хорошо, иначе я сама растерзала бы их собственными руками.
Разумеется, все воспоминания о том, что я сама являюсь точно таким же человеком и когда-то жила в подобном городе, в моем помутившемся рассудке полностью отсутствовали. Сейчас я была больше похожа на дикого зверя, очень злого и одинокого.
Солнце уже клонилось к горизонту, когда мое внимание неожиданно привлекли очередные развалины, которых в этом городе было бесчисленное множество, а точнее, тело, лежавшее возле этих развалин.
Это как если идешь себе, ни на что не обращая внимания, а потом вдруг застываешь, словно упираешься в невидимую преграду, мешающую тебе сделать следующий шаг. При этом ты точно знаешь, куда нужно смотреть и что делать дальше.
Я тоже знала, поэтому молча подошла к телу, встала перед ним на колени, выпустив верную палку из рук, и перевернула его, а затем, стряхнув пыль и мусор, уставилась в незнакомые, искаженные смертью черты.
Мужчина. Лицо тусклого серого цвета, запыленные ресницы обрамляют светло-голубые глаза с застывшим взглядом, длинные светлые волосы испачканы в грязи.
Ничего особенного. Мне этот человек незнаком, поэтому я равнодушно опустила тело на землю и собралась уже встать и отойти. Но что-то неведомое заставило меня повернуть голову и еще раз всмотреться в безжизненные черты.
На шее мужчины я увидела медальон. Еще до конца не осознав, чем именно он мне так интересен, я потянулась к нему и схватила в руки, разорвав витой шнурок. Затем легко открыла крышку, нажав ногтем на скрытую пружину.
С внутренней поверхности золотого кругляша на меня взглянуло до боли знакомое изображение светловолосого мальчика. Одного взгляда в его глаза цвета пронзительной синевы оказалось достаточно для того, чтобы меня накрыло с головой душераздирающее ощущение неправильности и фальши. Далее последовали неожиданные, но спасительные перемены. Измученное тело сковало морозом, пробрав меня самых костей ледяной судорогой, а мозг взорвался вторжением настоящей памяти. Причем поначалу воспоминания яростно отторгались мной, с трудом преодолевая возведенный сознанием барьер неприятия. Но постепенно истинные образы и события заняли свое положенное место, вытеснив из памяти ложь, и позволив мне взглянуть на происходящее другими глазами. Моими глазами.
Разумеется, я сразу же узнала лежащего передо мной человека. Это был Талейн. Но мой восстановившийся рассудок отказывался столь быстро воспринимать новую боль. Стоя на коленях перед телом мужа, я попросту отказывалась верить в его смерть.
— Этого не может быть! — твердила я, гладя ладонями застывшее лицо. — Ты не можешь умереть! Это всего лишь чья-то злая шутка и ты просто спишь. Но сейчас ты услышишь меня и проснешься. Все будет хорошо. Слышишь? Все будет хорошо!
Я глухо повторяла бесполезные слова, удерживаясь на краю истерики лишь фанатичной верой в то, что происходящее вокруг всего лишь очередная ложь. Хотя в данный момент подобное поведение было в высшей степени безумием, поскольку Талейн находился сейчас передо мной и был определенно мертв, причем довольно давно. Его тело было холодным и неподвижным, застывшим словно статуя.
— Тебе холодно! — внезапно догадалась я и, желая согреть мужа, принялась стаскивать с себя одежду, точнее лохмотья, в которые она превратилась, укутывая ею Талейна.
Вещей оказалось мало. Оставив тело в покое, я принялась ползать в развалинах, раздевая другие тела и собирая одежду. Мне не было дела до того, что все эти мертвые люди были жителями Райлена, не волновало и то, что дорогой мне город разрушен до основания. Также я пока запретила себе думать о том, где сейчас находится мой сын и что с ним случилось. В данный момент для меня существовал только Талейн, которого требовалось согреть, чтобы вернуть к жизни. Непонятно почему, но я твердо верила, что это поможет.
Вернувшись к мужу, принялась укутывать его в очередные тряпки, не замечая, что сама трясусь от холода. На мне не осталось ничего, кроме нижнего белья, а босые ноги, с которых я стащила сапоги, когда раздевалась, были изранены острыми осколками камней и оставляли кровавые следы. Но я ничего не замечала.
Укутав Талейна, я обхватила себя руками за плечи и стала ждать пробуждения мужа, глядя в пустоту невидящим взглядом и медленно раскачиваясь взад-вперед, чтобы не замерзнуть окончательно. Со стороны я точно напоминала умалишенную, но смотреть на меня сейчас было некому.
В воспаленном мозгу явственно билась одна-единственная мысль: все неправильно. Здесь все неправильно!
Не знаю, сколько прошло времени, но, когда я вынырнула из состояния глубокой задумчивости, муж по-прежнему не подавал никаких признаков жизни. Наклонившись к нему, я потрясла его за плечо, желая разбудить.
— Вставай! — тихо позвала я. — Иначе я до смерти замерзну. Слышишь, любимый, вставай! Или потом тебе придется спасать уже меня!
Он не отзывался, но я изо всех сил теребила его, не замечая, как сползает с трупа одежда, принесенная мной.
Вскоре из глаз полились слезы — я понемногу начинала осознавать реальность происходящего. Вытерла лицо тыльной стороной ладони. Внезапно перед глазами промелькнуло что-то серебристое, показавшееся спасительной вспышкой света в окружающей меня серости.
Отняв руку от лица, я недоуменно уставилась на серебристую вязь, змеившуюся по моему запястью. «Вместе навсегда» — сложилось плетение в слова, заставив меня сначала недоуменно нахмуриться, а затем, через долгое время напряженного размышления, счастливо рассмеяться.
Оставив тело Талейна в покое, я выпрямилась во весь рост и вызывающе посмотрела в серое небо, грозя ему синюшным от холода кулаком и хрипло хохоча во все горло.
ГЛАВА 6
Постарайся выжить, зла разбить надежды,
Окунуться в полночь, но прийти на свет.
И уже не сможет быть зло таким, как прежде,
Ты растопишь сумрак пламенем побед.
Мой истеричный смех, больше похожий на воронье карканье, вспугнул тишину и серость и заставил все страхи испуганно попятиться прочь. Я неожиданно почувствовала, что с каждым мгновением становлюсь уверенной, обретаю потерянные силы и надежду. Окрепли дрожащие руки, отступил леденящий холод, а голова прояснилась. Ложь отслаивалась пластами с моего разума, освобождая тело и душу из мучительного, долгого плена.
Наконец почувствовав себя полностью освобожденной, я прекратила смеяться и закричала, обращаясь в никуда, но будучи точно уверенной, что меня услышат:
— Хватит лжи! Довольно! Я больше не верю в этот придуманный мир! В нем нет ни капли правды! Мир не может принадлежать злу, и он ему не принадлежит! Все ложь! Все фальшивка! Мы живы! Люди живы! Жива природа, и стоят города! И муж мой жив! И он ждет меня! Я знаю это! И ты знаешь! Да, тебе удалось заморочить мне голову своим видением мира, но ты не учел деталей, из которых обычно складывается все самое важное. Поэтому мир никогда не будет принадлежать Хаосу! Стараясь завладеть целым, он не видит мелочей. Все кончено! Я помню себя!
Дальше договорить мне не дали, да и нечего больше было говорить. Все уже было сказано. Где-то на середине моего монолога поднялся ветер, который все усиливался и в конце моих слов все же свалил меня с ног.
Упав, я пребольно ударилась виском о большой обломок камня. Но прежде чем потерять сознание, успела в последний раз взглянуть на то место, где находился предполагаемый труп моего мужа. Разумеется, его я не увидела. Зато увидела другое.
Окружающая местность подернулась густым голубым туманом Хаоса, который поднимался все выше и становился все гуще, скрывая под собой всю ту ложь и обман, которым так упорно старался свести меня с ума. К счастью, у него ничего не получилось.
В конце концов голубое марево накрыло и меня. Но этого я уже не увидела, поскольку благополучно потеряла сознание.
А туман, быстро достигнув высоты небес, свернулся огромным тугим клубком и бесшумно пропал, словно его никогда и не было, унося с собой все придуманные образы, нереализованные желания и развеянные надежды, рухнувшие из-за одной незначительной мелочи — меня. На этот раз жертвы не получилось.
— Остановись! Не выпускай кинжал! Убей его! Скорей! Сейчас! Сюда идет Дарх! Не смотри на него!
Возвращение в сознание было молниеносным, я невыносимо замерзла и тряслась всем телом. К тому же чей-то отчаянный крик настойчиво врезался в уши, разрывая барабанные перепонки. Я моргнула, сгоняя набежавшие в очередной раз слезы, и сфокусировала взгляд: на моих руках лежал младенец, доверчиво глядя на меня голубыми, как окружающий туман, глазами. И все бы ничего, но в данный момент этот маленький человечек, точнее, то, что притворялось этим самым человечком, имело настолько тяжелый вес, что я с трудом удерживалась на ногах.
Оно и понятно, средоточие Хаоса — это вам не шутки.
А неподалеку от входа в залу, стараясь всеми способами привлечь мое внимание, подпрыгивал и кричал Тиам — мой маленький помощник в Нижнем мире, полном демонов.
К счастью, с моей памятью теперь все было в полном порядке, поэтому я отчетливо знала, что произойдет в следующий момент, и только благодаря своему знанию смогла рассчитать дальнейшие действия с точностью до секунды.
— Не смотри ему в глаза! Помни себя! — отчаянно надрывался мелкий демон, размахивая лапами. — Не дай заморочить тебе голову!
Я утвердительно кивнула, а затем высвободила одну руку и махнула Тиаму, подзывая к себе. Этот маневр позволял выиграть всего несколько секунд, но избавлял моего помощника от смертоносных когтей верховного демона в тот момент, когда тот появится в этой зале. Судя потому, как дрожал подо мной пол, до этого события оставалось очень мало времени.
Тиам послушно полетел ко мне, раскрыв крылья, а когда приземлился, я присела перед ним и нашарила на полу в тумане Укус змеи, который так непредусмотрительно выронила из рук, когда наклонялась, как считала, к ребенку. Затем сунула кинжал в лапу демона.
— Это твоя победа! — обратилась я к Тиаму. — Ты как никто другой заслужил право уничтожить Хаос.
— Но… — Демон вдруг оробел, бессильно разжав когтистые пальцы.
Тем временем стены вокруг нас задрожали от сильного рева: в расщелине стены появился Дарх. Пока что он не видел нас, скрытых в тумане, но ситуация могла измениться в каждое мгновение.
— Что у меня на руках? — как можно тише спросила я Тиама, стараясь не привлекать внимания верховного демона.
К счастью, демон меня не услышал, зато в происходящее вмешался ребенок и громко заплакал, привлекая внимание своего союзника.
Дарх торжествующе взревел и, распахнув крылья, полетел к нам.
Я беспомощно стиснула зубы, не отрывая взгляда от мелкого демона, так некстати впавшего в столбняк. Тяжесть младенца еще больше увеличилась, словно Хаос решил раздавить меня своим величием или чем-то еще. Рука противно задрожала, вторая была занята кинжалом. Разумеется, Хаос не мог не воспользоваться ситуацией. Только я слишком хорошо понимала, что повторного шанса у меня никогда не будет, поэтому держалась изо всех сил.
Оставшееся время сократилось до секунд, и развязка наступила довольно быстро и неожиданно.
Дата добавления: 2015-12-08; просмотров: 79 | Нарушение авторских прав