Читайте также:
|
Бальтасар Грасиан
Из спиртных напитков в Тигиль и близлежащие села доставляли только чистый спирт в бочках. В магазинах спирт продавали в развес. Жители для покупки спирта ходили со своей посудой, своими бутылками. Принесенную пустую бутылку, ставили на весы, взвешивали налитый из чайника спирт, и покупатель рассчитывался. Было много ягод в окрестности села, и собирали ведрами жимолость, клубнику, бруснику. Многие порою готовили для застолья наливки, используя эти ягоды, добавив в кипящий ягодный сироп чистый спирт. Но большинство любители спиртного пили спирт, разбавленный водой; пили много. Я помню и тех, кого пристрастие к спирту привели к трагическому концу. Так было во все времена.
Основное богатство Камчатки это лососевая рыба, которая идет из моря на нерест в реки. Раньше всех идет чавыча, потом кета, горбуша и нерка, осенью семга. Ловили рыбу много, но мы, приезжие, не ловили. Бывало, выйдешь под вечер на берег реки, видишь, как на батах с низовья реки возвращаются рыбаки с уловом. Крикнешь: «Афоня, угости рыбками». Он, находясь на бату, берет связку рыб, где четыре-пять рыб, каждая не меньше трех килограммов, и бросает с размаху на берег. Я, взяв рыбу, махнул рукой и произносил громко: «спасибо» Это было «оплата». Многие местные жители так солили лососевую рыбу, что, казалось, что нет ничего вкуснее на свете. А копченые балыки, юколы казались еще вкуснее. Мы покупали за весьма скромную оплату такую соленную и копченую рыбу у старого камчадала, выходца из старого казацкого рода Анания Попова. В каждый раз, когда мы ели эту рыбу, вспоминали его добрыми словами.
Мы считали, что главное в жизни для нас эта работа, а не развлечение. Возможно, сама работа была для нас развлечением. Работа и еще раз работа, возможно, не очень-то значимая для общества. Нам казалось, что мы делаем нужную людям, обществу работу. Никогда не опаздывали на работу ни на одну минуту, а о прогуле не могло быть и речи. За нашу работу государство оплачивали щедро, мы получали неплохую зарплату по тем временам. Политическая обстановке в стране, в обществе нас устраивало. Не было никаких давлений, засилий вышестоящих государственных органов, мы не ощущали никаких давлений, работали исходя из своих убеждений, знаний и опыта жизни.
В 1956 году после начала учебного года, когда установилась зимняя дорога, я снова выехал в те же села: Усть-Хайрюзово, Хайрюзово, Белоголовое, Морошечное, Усть-Сопочное. В поселке Усть-Сопочное встретился с бригадой инспекторов по школам Областного отдела народного образования из Петропавловска и вместе с ними я еще раз побывал во всех школах, где я побывал недавно. По итогам проверок проводили заседания педагогических Советов. Я знал положения дел во всех школах, в этих школах не было почти никаких изменений. Только директором Хайрюзовской школы стал молодой выпускник Хабаровского пединститута историк по специальности Косачев Дмитрий Дмитриевич. Из Хайрюзово работники Облоно выехали в Усть-Хайрюзово, оттуда в Петропавловск, а я остался в Хайрюзово. Здесь в это время строили новое здание школы, всю эту работу организовал прораб Б.Н.Саламатин. До этого он был бригадиром сезонных рабочих на рыбообрабатывающем цехе рыбокомбинате в Усть-Хайрюзово. Мобилизовал его и его бригаду на выполнение такой работы заведующий районо необыкновенный труженик С.И.Пасечник. В то время зимой 1957 года его бригада находилась в лесу в пятнадцати километрах от села на речке Альчик, рубили каменную березу, которая была основным строительным материалом. Я побывал зимой в лесу, где работали люди, познакомился с ними, установил объем выполненной работы, узнал об условиях жизни лесорубов, жили они зимой в землянке, узнал, как они обеспечены питанием. Чем же им можно помочь - главное, что волновало меня. С помощью местной власти, вместе с председателем сельского Совета Постниковым удалось что-то изменить в лучшую сторону. В этом селе я часто останавливался у завхоза школы Разумова, русского по национальности, у которого был хороший, построенный своими руками дом и хозяйственные постройки. Потом я вернулся в Усть-Хайрюзово, здесь я остановился у специалиста по обработке рыбы Черемпей, который выпьет изрядную дозу спиртного, после чего садится верхом на скамейку и машет руками вправо и влево как Чапаев саблей, при этом громко кричит, что он чапаевец.
Когда же это было, в каком году? Точно не помню. Но было. Север Камчатки. Корякия. Зима. Мороз больше 40 градусов. Из Морошечного до Белоголового я ехал вместе с Павлом Беккеревым. Дорога была протоптана, собаки с визгом легко тянули нарту, нарта скользила по протоптанной дороге как коньки на льду. Чтобы нарта легко скользила в такую погоду, местные жители перед тем, как тронуться в путь, полозья нарты «войдоют». Этот процесс происходит так. Кипятят воду в чайнике, переворачивают нарту, наливают кипяток на специально приготовленный кусок оленьей шкуры и мажут полозья нарты им так, чтобы при этом образовался тонкий слой льда. В дороге порой, останавливаясь для этой цели, вместо кипятка используют собственную мочу. Чаще «войдоют» обычно с использованием своей мочи. Быстрее и проще. Оленья шкура, называемая «войдолой», всегда должна быть на нарте. Необходимым «инструментом» любого каюра, своего рода ямщика собачьей упряжки, является «остол» - такая дубина с острым железным концом, С этой палкой с железным наконечником можно тормозить нарту в случае необходимости при скольжении вниз, объехать обочины, можно и остановить нарту. В то время, используя такие простые «премудрости», мы двигались к селу Белоголовое. Проехали уже половину пути. Вдруг неожиданно наша нарта осталась стоять на месте, оторвался «средник», а все десять собак дружно побежали по дороге с такой же скоростью, с какой они тянули нашу нарту. Павел кричал: «Стоять! Стоять! Стоять!» десятки раз, собаки не остановились, ни одна из них даже не повернула свою голову в нашу сторону. Мы ошеломленные продолжали сидеть долго на нарте. Потом мы вдвоем сами тянули нарту, шли довольно долго, Ведь впереди было не меньше сорока километров пути, устали. Разожгли на снегу костер, вскипятили чай, используя чистейший снег, поели, «чаевали» (так говорят на Камчатке). Так же неожиданно вдруг догнал нас один из жителей - Морошечного, охотник, который ехал в Белоголовое сдавать добытые шкуры соболей и других зверей. Он помог нам, привязал нашу нарту к своей парте, а сами мы по очереди бегали за нартой, если дорога шла вниз, все садились на нарты. Собаки работали дружно. Мы двигались вперед. Все-таки приближались к селу. Недалеко от села, в километрах, наши, убежавшие от нас собаки, свернули с дороги и запутались со средником в кустах, По-существу, были привязаны к кустам. Собаки теперь встретили нас дружелюбно, с лаем. Павел решил не наказать их, чем же они виноваты, если средник оказался непрочным. Снова мы их впрягли и приехали в Белоголовое до темна. Я отвлекся, описывая этот случай. Между тем я уже был в Усть-Хайрюзово.
Я решил дальше проехать по селам, расположенным между Усть-Хайрюзово и Тигилем: Ковран, Утхолок, Седанка-Кочевая, Напана, где были начальные школы. До села Ковран расстояние всего-то около десяти километров, но большая часть дороги идет по морскому берегу. В тот день, когда я ехал на нарте по этой дороге, было холодно и дул резкой ветер с Охотского моря, ветер, пронизывающий с головы до ног, и никакая одежда не могла нас спасти от этого холодного ветра. Я только позже понял, как это сказалось на моем здоровье. В то время село Ковран было маленьким селом, и жили здесь ительмены. Сейчас в наши дни после закрытия сел Морошечное, Сопочное, Утхолок, Напана все ительмены, жившие в этих селах, и из села Хайрюзово, переселились в село Ковран и принимают усилие, чтобы сохранить свой язык и культуру. Во время моего пребывания в этом селе в школе во всех четырех классах с первого по четвертый учились всего шесть малышей. Учил их один учитель Шадрин. Он выпускник Тигильского педучилища делал большие усилия, чтобы его ученики после выезда из села могли продолжить учебу дальше. Работа в таких условиях уже заслуживает похвалы. Добрых, гостеприимных жителей этого села я запомнил. Через много лет в 2001 году мне, находящемуся в это время в селе Воямполка, добрые слове приветствия от бывших жителей села Ковран передавали через своих уже взрослых детей. Из села Ковран испытанным способом на собачьих упряжках я легко преодолел расстояние тридцать километров и добрался до села Утхолок. Мне особенно волноваться не приходилось, ведь всегда со мной был опытный извозчик - каюр, знающий все сопки, все реки, все тропинки, местный житель, который сотни раз, зимой и летом, преодолевал это расстояние. Итак, я прибыл в изолированное от внешнего мира село Утхолок. Здесь жили тоже коренные жители Камчатки ительмены. В школе работал Осипов Николай Яковлевич, математик по образованию, недавно в прошлом был директором в Хайрюзовской семилетней школы. Он человек, работник своеобразный, работал с ребятами весь световой день с утра до вечера не зависимо от времени года, все дети школьного возраста находились полностью в его «подчинении» в течение всего дня. Он мог по два- три часа проводить один урок арифметики. Столько же времени занимался русским языком, историей. Когда я побывал на уроках, которые проводил он, установил, что его ученики прекрасно усваивают программный материал, могут «как орехи щелкать» примеры на все действия с дробями на уроках арифметики (так назывался тогда учебный предмет). Легко решали любую арифметическую задачу в соответствии с программой. Предложенной мной контрольной работой на отлично справились все ребята. На уроках географии и истории четвероклассники, выходя к доске, показывая указкой на карте, рассказывали так, как будто рассказывает студент ВУЗа. Такой был результат его работы. В акте проверки работы школы я не написал о «тонкостях» его работы, а написал «дифирамбы», восхваляя его за высокий уровень знаний учащихся. В селе Утхолок я мало общался с жителями, запомнил только председателя колхоза Полякова. Через неделю я ехал на собачьей упряжке до Седанки Кочевой. Расстояние восемьдесят километров мы вдвоем, я и каюр преодолели за три дня. Был сильный мороз, около сорока градусов, снег, ветер. Трудно было найти дорогу-тропинку, которую теряли даже собаки. Здесь на пол пути есть землянка в «три наката», очень низкая, довольна большая по площади. Дверь, вход в землянку, напоминает вход в берлогу, открывается во внутрь. Если бы было иначе, можно там остаться на «вечно», не сумеешь открыть дверь из-за навалившегося снега. В этой землянке мы вынуждены были ждать улучшения погоды три дня. Две ночи мы спали в спальных мешках, сшитых из оленьих шкур; на Камчатке такой мешок называют «кукуль». И в это время я уже был болен, у меня была высокая температура, не было сил, но все-таки на третий день мы доехали до Седанки-Кочевой. Переночевал в этом селе и в следующий день, минуя Напану, приехал в Тигиль уже больным, не мог проверить работу начальных школ в этих селах. Жил я в это время один, Юрий Стулов был в командировке, был в Усть-Хайрюзово. Почему-то я не думал, что я мог находиться в больнице под наблюдением врачей, а лежал дома один. Врачи установили, что у меня плеврит, они ходили ко мне домой, делали уколы, приносили еду из столовой. Полежав дома десять дней, я вышел на работу и забыл про эту болезнь.
В этот год мне еще раз пришлось выехать в командировку. От людей, приехавших из поселка Корн, стало известно, что сложилось неблагополучное положение в Корновской семилетней школе: ученики занимаются в холодных классах, в школе нет тепла, школьники, живущие в интернате, голодают. В это время молодой, недавно назначенный директор школы Юшин Р. П. запил, не появляется в школе. В апреле месяце (на Камчатке в это время еще зима) я выехал так же как всегда на нарте с собачьей упряжкой в этот поселок геологов. Проехать надо было восемьдесят километров. По хорошей утоптанной дороге собаки преодолевают это расстояние за один день. В этот день и погода была хорошая и действительно дорога была протоптана, я без всяких приключений доехал до этого поселка.
Здесь я убедился в том, что все, о чем нам сообщили, оказалось правдой. Директора школы Р.П.Юшина на работе не было. Сказали, что он женился недавно на молодой учительнице из Воямполки-Оседлой, и его пьяного повезли на нарте к молодой жене. Я по телефону связался с заведующим отделом народного образования и сообщил о положении, которое сложилось в школе. Приказом по РОНО Юшин был отстранен от работы, исполнение обязанности директора была возложено на опытную учительницу начальных классов Тараканову. Тотчас же из РОНО были переведены деньги на устранение неполадок в школе. Поселок Корн - это поселок геологов, которые здесь искали нефть. Недалеко находилась вышка нефтяников, где велись буровые работы. Я поставил в известность о положении в школе в администрации геологической партии. Как будто работающие здесь люди не знали о том, что творится в школе, ведь их дети учились здесь. Удалось довольно быстро изменить все в лучшую сторону. За одно я познакомился работой учителей школы, состоянием преподавания, выполнением учебной программы, убедился, что педагогический коллектив вполне работоспособный. Р.П.Юшин был оставлен в школе, как учитель истории. Надо же было в школе преподавать историю, а предмет он знал прекрасно. Как умного человека может погубить водка, в этом я убеждаюсь в каждый раз, когда сталкиваюсь с подобными случаями. В начале следующего учебного года директором этой школы по моему предложению был назначен А.В.Фомин, математик по образованию, работающий в Усть-Хайрюзовской семилетней школе.
Обратно из Корна я выехал уже в начале мая вместе с молодым человеком, с жителем села Тигиль Николаем Шемаевым. Он старше меня на два года, но человек опытный, охотник, знает эти места, знает дороги, тропинки, сопки, речки. Я пишу о нем в настоящем времени, потому, что он и сейчас здравствует, живет в Тигиле, я его встретил недавно в Тигиле через сорок пять лет с того времени, когда вместе возвращались из Корна в Тигиль. Итак, весна 1957 года. Снег начал только таять, утром по насту можно было ехать. В первый день мы доехали до какой-то речки, там в это время находился табун оленей. Мы вынуждены были остановиться здесь, ибо после полудня снег был рыхлым, собаки, нарта, и мы сами проваливались так, что невозможно было сделать и двух шагов, если бы мы тронулись в путь. Коряки - пастухи оленеводы угощали нас оленьим мясом. Нам пришлось ночевать в юрте на оленьих шкурах. В следующий день мы выехали рано до восхода солнца. Ночью был мороз и образовался ледяная корочка на снегу - наст. В этот день мы добрались до реки Аманино, это середина пути от Корна до Тигиля. Здесь раньше было село с таким же названием. На реке Аманино лед уже поднялся, около берега бурлила вода. Соорудив из вырубленных тальников и берез переправу, нечто похожее на мост, мы переправили собак с нартой с берега на поднявшийся лед. Потом все вырубленное перевезли по льду к другому берегу, где тоже бурлила вода, здесь восстановили такое же сооружение и переправились на левый берег реки. На все это ушло целый день. Снег интенсивно таял. От солнечных лучей, от отраженных от снега ярких лучей, болели наши глаза. У нас не было солнцезащитных очков. Как говорят, мы «сожгли» глаза, плохо видели. В следующий день утром мы с трудом доехали, пожалуй, не доехали, а дошли до какой-то маленькой речки, берега и дно которой представляли только блестящий лед. Здесь мы поняли, что через эту речку, через бурлящий поток нам не перейти. К этому времени как будто вся природа пришла в движение. Собак мы отвязали от нарты, решили оставить здесь нарту, поставив вертикально вверх, прислонив к дереву и привязав ее ремнями к этому дереву. Положили в рюкзаки все, что могли: весь имеющийся запас хлеба, инструменты, топор, теплую одежду и еще что-то. У Николая еще было охотничье ружье. Хлеба у нас было достаточно, для корма собак мы взяли тоже хлеб, потому что не было другого корма для собак. Это было хорошо и для нас, мы не знали, сколько дней мы будем скитаться в таких условиях. Мы решили идти пешком вверх по берегу этой речки к хребтам. В двух местах, чтобы перейти через небольшие реки, через притоки, через разливы приходилось делать также сооружения похожие на мосты. Приходилось выдумывать, Поскольку в некоторых местах текла бурлящая весенняя холодная вода между деревьями, мы длинные шесты клали от дерева к дереву. Долго возились, пока нужный нам шест изготовили из вырубленного дерева - березы. Нам удавалось положить два таких шеста, один выше, другой ниже, то по ним мы двигались от одного дерева до другого дерева. По одному мы, не спеша, переставляли ноги, за другой шест держались руками. Старались делать все надежно, чтобы не сорваться в ледяную воду. С трудом перетаскивали наши рюкзаки, порою приходилось два раза делать такой переход вдвоем с одним рюкзаком взад и вперед. Собаки бегали рядом с нами, когда мы шли; и переплавлялись вплавь через речки послушно, когда мы их звали, находясь на другом берегу. Только собаки такой породы, только камчатские лайки могут делать в таких ужасных условиях послушно все по команде человека. Когда они знали, что после того, как переплывут речку, достанется им кусочек хлеба, они с визгом приближались к нам, не разбирая никакие препятствия. Ели мы с собаками одинаковую пищу. Ночью, усталые, мы спали рядом с собаками в спальных мешках. Счет дням мы потеряли. Когда мы приблизились к речке Дальней, когда в восьмой день нашего «путешествия» мы преодолели последний водный рубеж, мы поняли, что дошли до Тигиля. В местах, где блуждали мы, летом очень много болот, которые поглощали и людей, и лошадей. Так что еще не оттаявшая от зимней спячки земля для нас было спасением. Мы усталые, загорелые приехали в Тигиль. Мы живы и потому счастливы. Спасибо Николаю Шемаеву, этому мужественному камчадалу, который не только сам спасся, но и спас меня.
Вернулся я Тигиль, в дом, в котором я жил, в дом с тремя подпорками на склоне сопки. Друг мой Юра Стулов в это время был в командировке в Усть-Хайрюзово, я пришел в пустой дом, меня никто не ждал. Зашел домой, постоял несколько минут молча, и, сняв шапку, бросил ее резко на пол, воскликнув: «Эх, жизнь».
Так было.
Лето 1957 года. Время, когда в Тигиле было много молодежи. Приехали в Тигиль по направлению молодые учителя. Заведующий районо Пасечник уехал на курсы в Ленинград. На меня была возложено исполнение обязанности заведующего районо. Помню, много времени, энергии отняла у меня организация летнего отдыха детей в районе. Часть этой работы - организация пионерского лагеря в Тигиле. Полностью подобрали кадры: начальника, завхоза, воспитателей, вожатых, поваров. Лагерь был расположен на острове Соколовском напротив Тигиля, все ребята жили в палатках. Было сделано все, чтобы ребят хорошо кормить. Ребята за раз могли с чаем «уничтожить» целый эмалированный таз красной кетовой икры, которыми рыбаки снабжали лагерь бесплатно. Красная икра без сливочного масла не покажется вкусной. Сливочное масло доставляли в лагерь для ребят ящиками. Только что пойманная свежая камчатская лососевая рыба кета и нерка всегда была на столе для ребят. Все ребята и воспитатели были очень довольны работой поваров Корецкой и Сиваковой, эти «мамы» для всех детей были любимы. Среди молодых пионервожатых была скромная незаметная девушка родом из Седанки-Оседлой, студентка третьего курса Ленинградского пединститута имени Герцена, которая приехала на свою малую родину хоронить своих родителей. Это большое горе она носила в своей душе незаметно от всех окружающих. Она работала в пионерском лагере, чтобы заработать хоть немного денег для поездки обратно в Ленинград для продолжения учебы. Но я в то время ее не замечал. Эта она Татьяна Федотова - моя Таня, моя будущая жена, с которой вместе живем, душа в душу, испытав все радости и горести, уже больше сорока семи лет до сих пор пока я пишу эти строки.
В это время приехал в Тигиль кинооператор Павлов, он снимал на пленку киножурнал, который вышел на экраны позже под названием «На севере дальнем». В то время в любом кинотеатре страны перед показом художественного фильма демонстрировался киножурнал, своего рода показ и рассказ о новостях, о событиях происходящих в стране и за рубежом. Я не видел, что и как снимал Павлов, но позже я видел в кинотеатре этот киножурнал. Вот бегут ребята, отдыхающие в пионерском лагере к своей вожатой, одетой в голубое платье с горошинками, стоящей среди фиолетовых цветов ириса, и рассказ диктора о молодой вожатой, о педагоге из этого села, о ее судьбе, о ее жизни, о Тане Федотовой, о моей будущей супруге.
Я в это время ежедневно ходил на работу, а работа моя была канцелярская: перерабатывал свои старые записи, чтобы использовать их при проведении августовской конференции учителей, составлял всевозможные отчеты для вышестоящих органов, изучал документы. Канцелярская работа: бесконечные телефонные звонки, телеграммы. В нерабочее время общение со своими сверстниками. В селе Тигиль все еще не было электричество так же как в семнадцатом или в восемнадцатом веке, вечером дома, квартиры освещали свечами или керосиновыми лампами. Я в Усть-Сопочном во время командировки зимой купил какой-то радиоприемник с электропитанием - фотоэлементом, который вырабатывал электрический ток для питания приемника от света керосиновой лампы с довольно широким фитилем. Этот «агрегат» я на нартах вез все тысячи километров по Камчатской тундре, когда возвращался в Тигиль и установил в своей квартире. Мой друг Юрий Стулов называл его «коптильно-дымильный агрегат». Действительно, от этой лампы было очень много копоти, отбеленные мелом белые стены комнаты, были уже не белыми. Правда, приемник работал хорошо, не было никаких помех для радиоволн. Какие помехи могут быть на севере Камчатки, где не было никаких электростанций? Из приемника «шла чистая человеческая речь» на разных языках, порою не понятно из какой страны, музыка и песни. Хорошо были слышны голоса дикторов радиостанций Магадана, Петропавловска, Хабаровска; Японских, Китайских, Американских радиостанций. На русском языке можно было слушать Японскую станцию «Эн эйч кей», какую-то китайскую станцию, отчетливо без помех «шел» «Голос Америки», на английском языке голоса дикторов из Сан-Франциско. Порою вели передачи на русском языке какие-то латиноамериканские станции.
Когда начался учебный год, мне пришлось выехать еще раз в командировку на север Тигильского района. Передо мной была поставлена задача: проверить работу начальных школ в селах Кинкиль и Лесная. До поселка Паланы, центра Корякского национального округа, я летел на самолете АН-2, в следующий день я уже ехал верхом на лошади на север. Ехали втроем, вместе со мной ехал третий секретарь райкома партии Манаков и председатель колхоза из села Лесной Иван Егорович Землянский, очень энергичный молодой человек, ранее работавший в сельхозотделе Корякского окрисполкома. Расстояние от Паланы до Лесной около семидесяти километров. Мы ехали по проторенной тропе через перевал, сначала подъем, потом по склону сопки, как будто кружась около этой сопки. Потом был березовый лес, кедровый сланец, трава выше человеческого роста. Мы, сидя верхом на лошадях, едва видели окружающие нас места. На склоне сопки росло очень много камчатской рябины. От спелых ягод рябины весь склон сопки казался раскрашенным красно-оранжевым цветом. Позже я узнал, что от этих сочных сладких ягод местные жители готовят очень вкусное варенье. Сначала мы приехали в село Кинкиль, не останавливаясь в этом селе, поехали дальше по берегу Охотского моря, отсюда до села Лесной всего-то десять километров. Но мы натолкнулись на залив, длиной более пяти километров. Было время отлива, морская вода бурным потоком «уходила» из залива в море. «Вход» в этот залив пролив был узким, около пяти метров. Землянский решил переехать в другую сторону залива вплавь с конем. Конь по его «команде» шагнул в воду, и мы увидели только голову плывущего коня и ездока до пояса погруженного в воду. Конь с трудом удержался, зацепившись ногами об дно этой «речки», его вместе с ездоком чуть не унесло в море. Если бы это случилось, то это было бы конец жизни для Ивана Яковлевича. Все-таки он благополучно переехал через эту «речку». Теперь он весь мокрый, находясь в нескольких метрах от нас на другом берегу залива, советует нам не рисковать, не следовать его примеру, лучше объехать этот залив, что он подождет нас. Потратив не один час времени, мы с Манаковым объехали этот безымянный залив. Потом все вместе поехали дальше и вскоре приехали в село Лесное. В этом селе живут оседлые береговые коряки - нымыланы. Здесь была четырехклассная начальная школа, дальше дети могли учиться в Паланской школе, живя в интернате. В каждом из четырех классов работала отдельная учительница. Запомнил заведующую школой Раиса Иванову и учительницу Кузнецову. Преподавание в школе велось на русском языке. Объем работы для меня был привычным, который я старался выполнить полностью. Завершил работу составлением акта проверки и проведением педсовета. С Р.Ивановой и учителями договорились об открытии в этом селе при школе вечерней семилетней школы, чтобы юноши и девушки могли продолжить учебы в своем селе. Распределили между учителями учебную «нагрузку», кто какой предмет может преподавать по программе пятых-седьмых классов, но следует решить вопрос об обеспечении школы учебниками через окроно. Через неделю я один верхом ехал обратно по морскому берегу в Кинкиль. Доехав до того залива, доставившего нам неприятность, я увидел «чудо». Это «чудо» - невероятное большое скопление диких уток и гусей, которые собрались на озерах, речушках, заливах, находящихся близко к морскому берегу, осенью перед перелетом на юг. Это ведь было в конце сентября. Казалось, что половина неба закрылась от такого количества дичи, стало темно. Их голоса, курлыканье я не могу описать, для этого в моем лексиконе не хватает слов. Я только удивленно от всего увиденного и услышанного, остановился и долго не мог двинуться дальше, пока не понял, что могу так простоять целый день до наступления ночи. Я пересилил себя, чтобы продолжить свой путь. Прибыв в село Кинкиль, я остановился у местного медицинского работника Минина, молодого человека уже семейного. Он показал мне свое «хранилище», запасы птичьего мяса, приготовленного на зиму. Я увидел ряд висящих туш уток и гусей. Несколько десятков разделанных, ощипанных, очищенных туш этой дичи висели так, словно стояли в строю. По его словам он охотился на них, сидя на крыльце своего дома с ружьем, когда рано утром утки и гуси прилетали и садились на лужайку около его дома. Дробовиком он одним выстрелом, за раз он мог добыть несколько уток или гусей. Он щедро угощал меня мясным блюдом, приготовленным из свежего мяса дичи. Кроме того, он ставил на стол варенье, изготовленное из камчатской рябины. Необычный, приятный вкус этого варенья с чаем, я не забыл до сих пор. В селе Кинкиль я познакомился с работой школы. Школа представляла собой две комнаты, два класса и две учительницы, работающие с детьми коряков-намыланов. Завершив работу, я выехал из Кинкиля в Палану по той же дороге через перевал, ехал верхом на коне один без всяких приключений, была прекрасная погода, не было повода для беспокойства, шестьдесят километров пути на коне проехал за световой день, только один раз остановился, чтобы спокойно пообедать, попить чай. В следующий день в самолете АН-2 я летел в Тигиль.
Опять был в своей «хибаре на курьих ножках», зажил обычной, привычной для меня, жизнью. Снова будни, снова ежедневная канцелярская работа.
Дата добавления: 2015-12-08; просмотров: 76 | Нарушение авторских прав