Елена Константиновна Кольцова

Содержание

1. Жизнь не те дни – что прошли____________________ 5

О себе, о тех, кто рядом ____________________________ 24

Жизнь, что долгая нива ___________________________ 49

Приспосабливайся к обстоятельствам ________________ 59

5. Вкус перца хорошо познаешь …_____________________ 70

6. Порой повеет запах странный…______________________ 83

7. Многие вещи далеко не таковы…____________________ 91

Так было________________________________________ 100

9. Ничего не объединяет людей …_____________________ 105

De mortouis aut bene aut nihail _____________________ 135

Всегда чего-то желать____________________________ 143

Ничто не может дать того, что сам не имеет _________ 152

13. Заварил кашу – надо расхлебывать ________________ 163

Одно из важнейших свойств ума __________________ 183

Хочу, чтобы каждый из людей был человеком _______ 201

Так совершилось желание властолюбца _____________ 207

Чтобы в жизни не случилось _________________ 234

Ужасный век, ужасные сердца _____________________ 239

19. Что людям на погибель – дьяволу радость ___________ 258

Без передышки жизнь тягостна ____________________ 259

Послесловие ___________________________________ 278

Размышление от нечего делать ____________________ 280

Моя Камчатка ____________________________ 287

Р.S.___________________________________________ 308

Жить не споря с веком ______________________ 315

Предисловие

Говорят, что каждый человек может написать хотя бы одну книгу – книгу о своей жизни. Эта книга о времени, в котором я жил, о своем взгляде на события, которые происходили в это время, о людях, жизненные пути которых пересекались с моей. Во многих местах написанные строки напоминают давние ежедневные дневниковые записи, описание мелких событий жизни. Все-таки я написал о своей жизни. Создается впечатление, что все эти строки написаны не одним человеком. Можно подумать, что эту книгу сочинили, по крайней мере, четыре автора, ибо изложены разный взгляд на происходившие события. Это можно понять, ведь с годами изменяемся мы сами, изменяется эпоха, изменяется жизнь, изменяются взгляды. Книгу эту я решил не передавать в чужие руки, не хотелось, чтобы кто-либо корректировал написанные мной строки, мне не хочется, чтобы была кем то изменена оценка происходивших событий в стране в соответствии со своим взглядом или общепринятыми оценками этих событий в

Наши дни.

П.Л Майоров

Жизнь - не те дни,

Что прошли, а те,

Что запомнились.

В километрах четырех от Волги на правом берегу речки Аниш, впадающей в Волгу, стоят деревянные дома, обращенные к речке. Этот ряд домов образуют улицу, входящую в деревню Дятлино Чувашии. Отсюда вверх по склону близко друг к другу стоят дома, огороженные заборами из досок, образуя одностороннюю улицу, параллельно по левой стороне идет длинный глубокий овраг. Здесь же в середине деревни стоит здание школы. Дальше по обеим сторонам улицы дома, заборы между домами и большие ворота с крышами образуют сплошные стены. Только переулки прерывают эти стены. Почти на километр тянется эта улица. Потом переулок, по которому можно выйти на другую прямую длинную улицу на ровной местности. Расстояние от домов на окраине деревни близко к речке Аниш до другого конца деревни более двух с половиной километров. Я сотни раз ходил по улицам этой деревни. Вот и сейчас как будто поднимаюсь вверх по улице, прохожу мимо школы, иду еще дальше по склону, повернув влево по переулку, выхожу на длинную прямую улицу на ровной местности, пройдя метров триста, вижу дом, в котором родился я в 1931 году 29 мая.

В этих местах улицы деревень расположены параллельно, а улицы длиной более двух километров, а расстояние между ними всего-то километр. К востоку от Дятлино на расстоянии одного километра параллельно улицам деревни Дятлино есть одна улица, образующая деревню Солдыбаево. Дальше, ближе к райцентру Козловке через огромный овраг - улицы деревни Пиндиково. К западу от Дятлино - деревня Картлуево, в трех километрах – через речку Аниш на левом ее берегу расположено село Карамышево и продолжение улиц этого села - деревни Мурзаево и Шеменеево. Эти деревни видны издали. Белоснежную церковь с двумя куполами мы видели стоя на крыльце нашего дома. Эта церковь была всегда действующей: и до 1917 года, и после Октябрьских событий семнадцатого года, и в тридцатые годы, и в годы Отечественной войны, и в послевоенные пятидесятые годы. Никто не писал, не говорил о закрытии этой церкви. Все зависело от людей, живущих в этих деревнях. И сейчас все верующие из всех близлежащих деревень идут в эту церковь, так же как они шли в этот храм во все времена.

Наши родичи появились в этих местах, где расположена сейчас деревня Дятлино. в середине или в начале восемнадцатого века. Здесь близко к реке Волге были лиственные леса. Заселившиеся здесь двадцать семей обосновали эту деревню. Приехали эти семьи (по рассказу моего отца) из степей, с юга, из мест теперешнего Яльчикского района Чувашии. Деревню назвали чувашским словом Варасар, что на русском языке значит «без середины». Говорили, стояло огромное дерево вязь в середине деревни, такое дерево, которое имело большое дупло, как говорили дерево «без середины». Название деревни, передают, связано с этим деревом. Как будто, проезжающие через деревню русские, замечали, что на этом дереве собираются много птиц - дятлов. Поэтому деревню эту по-русски называли Дятлино. В те годы в этих местах появились деревни, расположенные близко друг к другу. Кроме Дятлино в это время появились деревни Солдыбаево, Пиндиково, Осинкнно. Эти четыре деревни объединяют одним словом «енел». Это слово связывают или с деревней таким названием, которая есть и в наши дни в Яльчикском районе, или со словом «ене», что в переводе с чувашского языка значит корова. Как будто первые жители этих деревень появились здесь тогда, когда шли по следу потерявшейся коровы. След этой коровы привел их в эти безлюдные места. В это время в числе двадцати мужиков переселился здесь, построил свой дом наш предок, не принявший еще христианскую веру, Ирук. От него идет наш род. У него в этой деревне родились шестеро сыновей: Прокопий, Семен, Петр, Палек, Нюню, Иван. Дети Ирука - язычника имели имена и христианские и старые чувашские. Дальнейший наш род идет от Петра. Выглядит так: Ирук – Петр - Никита - Ефрем - Трофим - Леонид - Петр (Это я). Этот период составляет почти триста лет. Сейчас передо мной лежит родословное древо, начиная с Ирука, где сотни имен, более десяти фамилий. В записях, которые оставил мой отец, я читаю фамилии людей из нашего рода. Вот они; Майоров и Хельдерт, Кудряшов и Кучеров, Павлов и Смирнов, Волков, Петров и Нюнин, Ефремов и Кузьмин. Наша фамилия Майоров идет от моего прадеда Ефрема Никитовича. Говорили, что мы из рода Хельдертей. Это слово произошло от чувашского слова «хелтерт» - подражание грохоту грома. Говорили, что он кашлял так, как будто гром гремел. Позже его младший сын Афанасий принял звучную фамилию Хельдерт. А сын Афанасия Константин говорил, что его фамилия Хельдерт звучит как немецкое слово der Helt - герой. Трое сыновей Афанасия и их дети до сих пор имеют эту фамилию.

Я вернусь к родословному дереву. Мой прадед Ефрем имел четырех сыновей. Их имена: Трофим (мой дед), Петр, Спиридон, Афанасий и дочь Фёкла. Родной брат моего деда Петр Ефремович в молодости был бурлаком на Волге. Посмотрите на картину Репина: «Бурлаки на Волге». Посмотрите на лица, изображенные этим художником. Мне кажется, что я вижу лицо моего деда Петра. Спиридон Ефремович, принявший фамилию Ефремов, был в молодости кронштадтским моряком, принимал участие в установлении советской власти в Петрограде в 1917 году. Впоследствии он в первые годы советской власти был председателем волисполком, а в годы Великой Отечественной войны, уже в пожилом возрасте, был председателем знаменитого колхоза «Динамо» в деревне Картлуево Козловского района Чувашии. Его, уже старика, убили хулиганы в райцентре, учинившие драку, когда он пытался их утихомирить.

Бабушка Фекла, родная сестра моего деда, Фёкла Ефремовна Хорчкова имела только дочь Нину. Муж ее Игнатий Хорчков умер рано. Сколько я помню, она всегда жила одна, пока ее дочь Нина училась, работала где-то далеко от дома. Вот передо мной газета «Советская Чувашия» от 22 июля 1993 года, где напечатан некролог после смерти Нины Игнатьевны Федоровой. Читаю и печатаю текст некролога. «Нина Игнатьевна родилась в деревне Дятлино Козловском районе Чувашии. Трудовую деятельность начала в 1941 году после окончания Казанского финансово-экономического института работала старшим инспектором бюджета Сарапулского райфинотдела Удмуртской АССР. В 1943 году переехала в Чувашию и до 1957 года работала в аппарате Министерства финансов старшим ревизором штатного отдела, старшим инспектором отдела финансов народного хозяйства, потом работала в финансовом отделе Совнархоза, в 1962 году заместителем Министра финансов республики, до выхода на пенсию работала в этой должности». В некрологе-статье написано об ее общественной работе, наградах, тепло написано, характеризуя ее человеческие достоинства. Когда я учился в институте в 1950 или 1951 году я дважды был в гостях у них. Помню, они жили в каком-то деревянном доме по улице Константина Иванова на окраине города недалеко от действующей в то время церкви. С ними вместе жила мать ее, бабушка Фёкла, ухаживала за их малолетними детьми. В 1970 году я в Томске получил письмо от моей сестры Зои, где она писала вот о чем. Я приведу дословно строки из этого письма. «В этот выходной день были у Федоровых на серебряной свадьбе, кричали «горько». У них дети большие. Старшая дочь Лариса окончила финансовый институт, сын Валерий нынче оканчивает университет, сын Слава учится на третьем курсе университета. Сама Нина работает в Минфине зам, министра, муж Михаил в Комитете безопасности главным бухгалтером». С момента появления этого письма прошло почти сорок лет, мы не знаем ничего о следующем поколении Федоровых, имеющий с нами кровные связи.

Мой родной дед Трофим оказался самым непредсказуемым, самым бессердечным человеком, который заслуживает осуждения. Он в 1920 году, в самый тяжелый год для страны, для людей, в год разрухи и голода оставил в деревне свою больную полуслепую жену Анастасию с пятью детьми и уехал в Узбекистан с другой молодой женщиной. В это время самому старшему сыну его - моему отцу было четырнадцать лет, младшая Мария была на руках матери, между ними были Антон, Петр, Иван. О судьбе деда мы узнали в 1939 году, когда мы получили письмо, адресованное моему отцу из Узбекистана от Владимира Майорова, где он написал, что он брат моему отцу, что ему 18 лет. В письме была фотография молодого человека. Отца в это время дома не было, он был на Севере в Кандалакше. Он написал, что его отец Трофим умер в 1936 году. Это было единственное письмо, полученное от него. О дальнейшей его судьбе мы не знаем. Но я думаю, что наш род Майоровых в Узбекистане продолжается. Младший сын моего прадеда Афанасий Хельдерт выучился, был лесничим, до Отечественной войны жил и работал близ Алатыря. А мой прадед Ефрем жил у своего младшего сына Афанасия до смерти, а умер он в 1939 году и похоронен в селе Стемасы Алатырьского района. Афанасий Ефремович был призван в Армию и погиб в Великой Отечественной войне. Его жена с пятью детьми вернулась в родную деревню Дятлино.

Я вернусь назад к 1920 году. Когда мой дедушка Трофим, оставив семью, уехал в Узбекистан, все работы по содержанию семьи легли на плечи старшего четырнадцатилетнего сына - моего отца Леонида, в семье были его младшие братья Антон, Петр, Иван и сестра Мария. Ведь не было никакой помощи ни со стороны государства, ни со стороны общества. Да и не было никаких государственных органов. Кормили и одевали только земля и труд. Труд и еще раз труд. Отец мой всем своим братьям и сестре помог получить образование. Антон учился в Марпосаде и стал лесничим. Петр окончил институт в Чебоксарах, стал учителем и был директором школы в родной деревне и соседней деревне Солдыбаево. Иван окончил пединститут и начал работать учителем в деревне Пинеры Октябрьском районе Чувашии. Мария окончила Цивильское педучилище. Тридцатые годы двадцатого века. Кто жил в это время, тот знает, что это за время было. Как быстро менялись взгляд на жизнь, уклад самой жизни. Какая идеология была приемлема вчерашним крестьянам, их детям? Какая страна в мире могла служить образцом, чтобы по примеру этой страны могли построить счастливую и интересную жизнь. Франция? Германия? Америка? Однозначного, приемлемого ответа на эти вопросы не было. Фашизм Германии еще не показал звериный «оскал» за пределами своей страны. В Германии пришли к власти национал-социалисты. Кто они такие? Назывались социалистами. В нашей стране тоже строили социализм, общество социально равноправных людей. Попробуй, разберись. Межу тем основным иностранным языком, изучаемым в школах и ВУЗах, был немецкий. Мой дядя Петр Трофимович своих детей, родившихся в то время, называл немецкими именами Иза, Эля, Альфред. Я держал в руках рукописи сборника его стихов, подписанные псевдонимом Петр Адольф. Конспекты его институтских лекций были написаны идеально красивым почерком как на денежных знаках без единой помарки и исправлений. Жаль, что мы не сумели все это сохранить. Имел он богатую библиотеку дома, в его библиотеке были полные собрания сочинений многих писателей и поэтов – классиков. Из его библиотеки у меня есть русско-зсперантский словарь и один из томов сочинений В.И.Ленина. Фамилию он имел Трофимов, детям своим записал фамилию Петров. Среди конспектов студенческих лекций другого дяди Ивана Трофимовича я видел целую тетрадь его стихотворений, подписанных псевдонимом Иван Юниус. Это все было до 1938 года. Но наступил 1939 год. Началось тревожное время. Я к этому еще вернусь.

Наше коренное место, дом, где я родился, был дом нашего деда, Емельяна Наследникова – отца моей матери Анны Емельяновны. Дед Емельян 25 лет служил в царской Армии, уже в зрелом возрасте был мобилизован в Армию во время русско-японской войны 1904-1905 годов. Он защитник Порт-Артура, участник боев с японцами в Манчжурии, имел боевую награду, царскую медаль того периода. В нашем домашнее архиве есть фотоснимок, где он стоит один из троих в форме солдат царской Армии. Мы, еще мальчишки, играли его медалью и еще какими-то необыкновенно твердыми ракушками, которые он привез с берегов Японского моря. Но он был крестьянином, крестьянином от мозга и до костей. У него не было сыновей, были три дочери, из которых старшая была моя мама Анна (1902 года рождения). Посевные площади земли между крестьянами в то время распределялись по «едокам» (так говорили в это время), то есть по количеству членов семьи мужского пола. На пятерых членов семьи имели только один «пай», ведь в то время женщин за людей не считали. Еще всякие современные Михалковы хвалят в наши дни это время, время столыпинских реформ. Дома всегда не хватало хлеба, не говоря о других продуктов питания. Наша мама рассказывала, что ее отец очень переживал, что у него не было сыновей. Когда наш отец Леонид женился на матери, в 1926 году перешел жить в дом нашего деда Емельяна. Здесь родились мы - я, мои братья и сестры: Зоя в 1927 году, Арсентий в 1929 году, я (Петр) в 1931 году, Валерий в 1933 году, после войны в 1948 году младшая Зина. В семье были еще дети, трое мальчиков, которые умерли рано. Дед Емельян был рад, когда родился его внук Арсентий в 1929 году. В 1931 году, еще до моего рождения дед Емельян умер. По словам матери, умирая, он сказал: «Мою жизнь укоротил царь Николай».

Я появился на свет в 1931 году, в год, когда в нашей деревне был организован колхоз имени Петрова, позже названный «Правда». Тогда все пахотные земли были объединены, распаханы межи, наша лошадь по кличке «Вертун» была передана в колхоз. В личном пользовании остался небольшой участок земли в 30 соток около дома, да еще корова и овцы.

Росли мы на улице, не было для нас никаких детских яслей, детских садов, нянек, воспитателей. Все взрослые члены семьи работали в колхозе, работали с утра до вечера, им некогда было следить за нами. Не делали нам никаких прививок. Мы переболели всеми детскими болезнями. Одеты мы были в одежды, сшитые из ткани домашнего производства. Женщины своим трудом должны были одеть всех членов семьи. На изготовление такой ткани шла конопля, которую выращивали сами, отмачивали в пруду, позже сушили и теребили. Из этой конопли все женщины деревни пряли нитки и в домашних условиях на примитивных деревянных станках ткали, изготавливали ткани на все случаи жизни. Обуты мы были в лапти с портянками. Лапти мы плели из коры липы, с малолетства привыкли к такому несложному труду, как нам казалось. Весной к лаптям прикрепляли деревянные колодки, как подошвы. Летом обувь не обували, до холодов бегали босиком. На зиму сами катали валенки их овечьей шерсти. Рядом с деревней была небольшая роща лиственных деревьев. Деревья там были невысокие, их постоянно вырубали, не давали расти. Эта роща, расположенная на склонах нескольких глубоких оврагов, была для нас самым любимым местом, нашим домом. А сколько здесь было змей? Змей мы не боялись, уничтожали их беспощадно. Эту рощу мы по-чувашски называли «Сьурт пусь». Название это состоит из двух слов. Первое слово «Сьурт» переводится «изба», второе слово «пусь» - «голова». Здесь мы пасли весной, летом и осенью домашних коров.

1939 год. Умерла моя бабушка Анастасия. Впереди Нина Майорова, я – первоклассники. Крупным планом Петр Ефремович, Спиридон Ефремович, Мария Трофимовна, моя мама Анна Емельяновна.

В наших местах люди столетиями жили так, могли жить без всякой связи с внешним миром, жить своим трудом. В таких деревнях в год моего рождения появились колхозы. Конечно, были противники создания колхозов, но их были единицы. Сейчас много говорят, пишут о так называемом «голодоморе» в те годы, который унес миллионы человеческих жизней на селе. В нашей деревне в это время не было никакого голода. Много пишут о раскулачивании, о ликвидации крестьянства. Да из трехсот крестьянских семей нашей деревни была раскулачена и выслана в Сибирь одна семья. Все остальные люди вступили в колхоз. В первое время после создания колхоза люди в деревне стали жить лучше. Помню, как родители домой приносили целыми ведрами мед, целый воз зерна, привозили солому и сено для корма скота. Распределялись продукты труда по количеству выработанных трудодней. Казалось все хорошо: коллективный труд, доброе отношение между людьми, веселье, песни. Все это окружало нас с детства. Наша мама-Анна Емельяновна учила нас труду, умению ценить труд, воспитывала честность. Она говорила: «Надо уметь радоваться даже красиво сделанными лаптями». С подобранным на улице пятаком домой не принимала. Говорила: «Где взял – туда положи. Не ты положил, не тебе поднять». В наших краях, в деревне мы не знали ни о каких репрессиях в стране, о гонениях, о борьбе за власть. Мы жили в стороне от этих событий. Но новые явления жизни пробивались к нам, мы уважали грамотных людей, ученных. Так мы жили до начала второй Мировой войны. В 1939 году мы уже чувствовали дыхание приближающейся войны. Мои родные дяди Иван Трофимович и Петр Трофимович, получившие высшее образование, имевшие семьи, призывной возраст которых давно уже прошел, были призваны в армию в 1939году, после того, как говорили, отменили «бронь» от призыва в армию сельских учителей. Они служили в эти годы ожидания войны на западной границе, в сороковом и сорок первом году были в Западной Белоруссии на самой границе. 22 июня 1941 года немцы прошли через них, принесли в нашу страну смерть, разрушение, горе, беду, голод, слезы; слезы матерей, жен, детей. Мы не знаем ничего о судьбе наших родных дядей. Мы не знаем о том, где они погибли. Я думаю, что немцы прошли в первый день войны, втоптали их в землю. Последнее письмо дяди Вани, написанное несколько дней раньше до начало войны, мы получили тогда, когда шла уже война. Я помню этот день – день начала войны, хотя мне было в это время только десять лет. В первый день войны уже были мобилизованы несколько мужчин - отцы семейства. В этот день все притихли, от страха говорили шепотом, была тревога на душе у всех. Началось тяжелое время для всех нас, постепенно в деревне оставалось все меньше мужчин. В начале войны нашего отца не было в деревне, не было дома. Он был на Севере, в Карелии, в Кандалакше. Вернулся домой осенью, и мобилизовали его в феврале 1942 года. Я об этом еще напишу. В колхозе работали только женщины и дети. Надо было все колхозные поля вспахать, посеять зерновые культуры, посадить картошку, овощи. В это время в колхозе не было никакой техники. Были лошади, много лошадей, более сотни. В каждой из шести бригад колхоза было больше двадцати лошадей. С лошадьми основную работу выполняли мальчишки, пятнадцати и шестнадцатилетние мальчики считались взрослыми. Это те ребята, которые в конце войны шли в атаку. Многие из них остались лежать на полях сражений. Я их помню. Они штурмовали Будапешт и Берлин.

В 1942 году я все лето пас на лугах не берегу речки Аниш колхозных свиней. Мы вдвоем, вместе с ровесником Николаем Чумаковым, «командовали» «оравой» писклявых животных, многих их этих жирных непослушных животных знали в «лицо», которым давали «имена» - клички. Порою, когда пригоняли их в колхозный двор, не досчитывали некоторых. Тогда мы отправлялись обратно в луга на два километра и не возвращались до тех пор, пока не найдем их, если даже стемнеет. Так ежедневно до осени, до начало учебного года, ведь мы учились в школе. Учебный год начинался в октябре месяце, а не в сентябре. В дальнейшем мы ежедневно выполняли ту работу, которую раньше делали взрослые мужчины и женщины. Вывозили на поля навоз, пахали и боронили землю, косили косой сено, собирали и стоговали сено, на лугах ставили огромные стога сена, которые вывозили зимой. На уборку хлеба выходили все, даже малыши. Главным инструментом для уборки хлеба был серп. Я мог ловко жать серпом хлебные стебли. Но бывало всяко, иногда серпом отрежешь пол пальца. У меня до сих пор на мизинце левой руки есть шрам – след от такой работы. Ни одного квадратного метра не убранного хлеба не оставляли в поле. На поле не оставляли даже ни одного колоска. Всех детей с пятилетнего возраста выводили в поле после жатвы, они собирали колоски. Весь убранный хлеб сначала связывали в снопы, которые на телегах возили в одно место – на гумно. Работу эту выполняли мы мальчишки и женщины. Потом молотили, молотили по всякому: и цепью и молотилкой, барабаны которой вращались силами лошадей. Иногда использовался трактор, который пригоняли для этой цели из МТС. Часто работали ночью. Весь хлеб или закладывали в семенной фонд, или сдавали государству – возили на тележках в приемный пункт на станции Тюрлема. Сами колхозники и мы не получали за свою работу ни грамма зерна. Мы питались картошкой, выращенной в огороде, прилегающей к дому. Некоторые семьи держали корову. Все это было спасением от голодной смерти. Люди не жаловались; знали, что был лозунг: «Все для фронта». Ежедневно в деревню доставлялись похоронки. Большинство из мобилизованных в Армию не вернулись с фронта, погибли. Я помню всех из нашей деревни, кто не вернулся домой. Я помню молодых парней, которые до войны и в начале войны играли с нами в той роще, где мы проводили лето. Эти молодые ребята - наши старшие товарищи были призваны в Армию, воевали с фашистами, погибли на полях сражений. Помню Арсентия Егорова, нашего соседа, помню Петра Мишуткина, помню отцов моих сверстников, которые потом росли без отцов. Помню, погибших на фронте, отца и сына Тимофеевых.

В 1943 году в нашей деревне расположилась воинская часть. Говорили, что начальником части был полковник Пахомов. Обучали солдат перед отправкой на фронт, учили владеть оружием, приемам рукопашной схватки. Солдат распределяли для жизни по квартирам. У нас жил Тараканов, русский по национальности, из Горьковской области. В полигон войсковой части - стрельбище превратили овраг, находящийся от деревни ближе к крутому спуску около речки Аниш. В этих местах часто можно было услышать грохот выстрелов, звуки выстрелов из автомата. Как-то раз мы вдвоем со своим школьным товарищем Левой Петровым случайно оказались близко к этому полигону. Вдруг с разных сторон от нас мы слышали короткие свистки и щелчки. Мы поняли, что это свист летящих пуль; быстро ползком отошли подальше из этих мест. Кстати, этот Лева Петров потом окончил высшее военное училище и стал профессиональным военным, офицером. К сожалению, я ничего не знаю о его дальнейшей жизни.

Мы, мальчишки, в то время были любопытны, знали обо всем, что происходили в деревне и соседних деревнях. Знали, что один из молодых людей по имени Георгий (фамилию его не стоит называть, чтобы это не отражалась в жизни ныне живущих родственников), призванный в Армию, дезертировал из войсковой части. Он вернулся домой тайно средь ночи, и жил больше полугода, прячась от людей, на полатях, выходя во двор своего дома только ночью. Соседи, которые случайно узнали об этом, осуждали его, ведь их мужья и дети были на войне. Кто-то все-таки сообщил местным органам власти о том, что видели Георгия. Тот час же к их дому прибыли военные и увезли его под конвоем. Потом говорили, что он воевал в штрафном батальоне, остался жив, награжден боевыми орденами и медалями. Но в 1944 году в их семью пришла похоронка, сообщение о том, что он погиб.

Знали еще вот что. Отец семейства Семен тоже дезертировал из войсковой части, вернулся ночью домой, жил в бане, прячась от людей. Впоследствии также украдкой ушел из дома, исчез. Куда он уехал никто не знал и до сих пор никто ничего не знает о его судьбе.

Кажется, в 1944 году под деревней Картлуево на берегу речки Аниш было «массовое гуляние» - праздник сельчан. Здесь собрались почти все жители окрестных деревень, особенно молодежь. Помню, здесь в окружении нескольких молодых людей важно вышагивал молодой человек в форме офицера Советской Армии, на груди которого красовались несколько орденов и медали. Говорили, что Фамилия его Жигарев, что он из села Карамышево. Оказалось, что он ордена и медали снял с груди погибших солдат и офицеров. Прицепив их на своей груди, как герой, явился в родные края и рассказывал многим выдуманные или услышанные «истории» из фронтовой жизни. Позже соответствующие органы арестовали его. Потом, как будто его этапировали на пароходе из Козловки в Казань. Говорили, что ему удалось сбежать от конвоиров, исчезнуть из туалета парохода, плывущего по Волге. Он «ушел» в неизвестность. Конвоировавшего его сотрудника за халатность осудили на какой-то срок. Этот конвоир, отбыв срок наказания, вернулся домой благополучно, и до глубокой старости работал в колхоз

О школе. В первом классе я начал учиться в 1939 году, еще до войны, когда директором школы был дядя Петя – Петр Трофимович. К началу войны я перешел в третий класс. Нашей первой учительницей была Елена Константиновна Кольцова, одинокая женщина, которая не имела семью, только опекала своих племянников, детей своей сестры, наших родственников Костю Хельдерт, его братьев и сестры. Вспоминаю тех, кто сидел рядом со мной за

Елена Константиновна Кольцова

партой. В пятом классе рядом со мной сидел Саша Никитин из деревни Картлуево. Он был один из самых способных учеников. Когда он катался на лыжах, спускался по крутому спуску, идущий от нашей деревни к их домам случилась непоправимая беда. Обыкновенная палка, засохший тальник, которую он использовал как лыжную палку, воткнулась ему в глаз так, что повредил головной мозг, и он умер. Его хоронили всей школой. Позже со мной рядом за партой сидел Никандр Компаньков, восемнадцатилетним юношей, ушедшим из жизни. Учился с нами Порфирий Краснов из деревни Картлуево. Он был запевалой в строю, когда все мы исполняли строевую песню. Он в пятидесятые годы принимал участие в войне в Корее, когда Северная Корея воевала против Южной Кореи и американцев. Учился со мной в одном классе Иван Мишуткин (Ласточкин), который в семидесятые и восьмидесятые годы жил и работал в городе Новочебоксарске, работал на большом кране во время строительства Чебоксарской ГЭС на Волге. В это время он часто приходил ко мне в гости. Со мной в деревне учился Костя Хельдерт, который меня называл племянником, хотя он мне ровесник. Я уже писал о том, что их семья жила в Алатырьском районе, когда их отец был лесничим. После того, как их отца Афанасия Ефремовича мобилизовали в Армию, их семья вернулся в родную деревню. С этого времени Костя учился со мной в одном классе. Он был одним из способнейших учеников в классе. Я еще не напишу не один раз о нем. Я помню всех одноклассников, хотя нас было больше тридцати. Я писал о том, что нас учила Елена Константиновна Кольцова, эта энергичная женщина. Она была кумиром для всех детей школьного возраста. Бывало, в сельском клубе в одной из комнат в полутьме соберет вокруг себя мальчишек, парней; сидя на полу, рассказывает им содержание прочитанных книг, романов Виктора Гюго «Отверженные», «Собор Парижской богоматери», произведений Джека Лондона, романов Советских писателей. Во время рассказа передавала слова, которые произносили герои этих произведений, даже «вздохи», которые издают герои произведений, когда объясняются в любви. Так ежедневно, даже летом, когда учителя находились в отпуске, а ученики не ходили в школу. Ребята, сидя на полу, завороженные, слушали ее рассказ. Такая удивительная женщина учила нас в начальных классах. Недавно в республиканской газете «Советская Чувашия» я читаю беседу корреспондента газеты с Тамарой Чумаковой, певицей, заслуженной артисткой РСФСР и Чувашии. Корреспондент пишет, как будто словами Т. Чумаковой, что первой ее учительницей в деревне Дятлино, где она родилась, была Козлова. Мне стало обидно, что корреспондент так небрежно исказил фамилию учительницы Т. Чумаковой и моей Елены Константиновны Кольцовой.

В нашей школе обучение было на родном для нас чувашском языке. Русский язык, как самостоятельный учебный предмет, мы начали изучать только с четвертого класса. С пятого класса все остальные предметы, включая арифметику, алгебру, геометрию, физику, химию, биологию, историю, географию мы учили на чувашском языке. Кроме того, вели изучение одного иностранного языка - немецкого. Мы старались учиться, учеба в школе считали отдыхом от физического труда. Мне легко давалась учеба. С четвертого класса я понял, что я могу решить и объяснить решение любой арифметической задачи, изучение алгебры, геометрии, физики доставляет мне удовольствие, задачи по этим предметам я решал также легко, как по арифметике. Я понял, что могу помочь своим товарищам в решении задач. Я еще не знал, что это сыграет главную роль в моей жизни. Мама наша всегда тихо спокойно говорила: «Учитесь, ребята, иначе всю жизнь как мы будете возиться с навозом, будете купаться в навозе». Эти слова нашей мамы, моей мамы, которая за всю долголетнюю жизнь не выпила ни одной рюмки водки, у меня в памяти.

Нам в это время осенью и зимой еще дома надо было создавать тепло, топить печь. Ведь для того, чтобы сварить пищу нужен был огонь, нужны были дрова, топливо. Мы мальчишки, зимой на санях с берегов Волги возили, рубленые тальники, и топили печь этими сырыми тальниками вместе с соломой. Так в каждый год, каждую зиму до окончания войны.

Потом конец войны, день Победы – 9 мая 1945 года. Я помню этот день, когда я узнал, что конец войне, в этот я был в школе. Я учился в шестом классе и все понимал. В этот день было больше слез, больше стонов, больше, чем в любой день войны. Плакали матери, жены, дети. Женщины ревели громко, осознали, что кто-то вернется домой, их мужья, дети никогда не вернутся домой. Из сотен односельчан, брошенных в пекло войны, вернулись единицы, некоторые из них вернулись искалеченными, ранеными, кто без одной ноги, кто без рук, кто без глаз. Большинство из них прожили недолго.

Из нашего рода многие не вернулись, погибли и мы даже не знаем, где они похоронены, может и не похоронены. Погиб Афанасий Ефремович, младший брат дедушки, погибли сыновья Петра Ефремовича Николай и Константин, не вернулись с фронта родные братья моего отца, мои дяди Антон, Петр и Иван. Из дальних родственников, остались на поле сражений Воронцов Григорий Филимонович, Петров Алексей Данилович. О подвиге офицера Алексея Даниловича не один раз писали в газетах уже в наши дни. У его могиле в городе Алитус в Литве, у памятника, где он похоронен в 1944году, стоял его отец Данил Петрович, тоже фронтовик. А сколько безымянных могил осталось на полях сражений. С этим погибшим Алексеем Даниловичем у меня общий предок, тоже Петр, дед моего прадеда Ефрема.

О сыновьях Петра Ефремовича, о котором я уже писал, назвал его бурлаком. Он сам и его дети сохранили фамилию Майоров. Он имел пятерых сыновей и двух дочерей. Старший сын Василий волей судьбы еще до войны оказался в Молдавии, там женился, имел семью, детей, был участником войны, после войны вернулся в Молдавию. В то время, когда я был на Камчатке, приезжал в родную деревню, был в гостях у моего отца, (он доводится отцу двоюродным братом). Мой брат Валерий рассказывал, что в то время, когда он был у нас, ему принесли телеграмму о том, что два его сына - близнецы, находящиеся в Молдавии, получили повестку для призыва в Советскую Армию. Он срочно выехал к себе домой в Молдавию. Они все Майоровы. Живут они в той части Молдавии, которую сейчас называют Приднестровье – Приднестровская Молдавская республика. Точный адрес такой: Слободзейский район село Незавертайловка. Ищите там Майоровых.

Второй сын Петра Ефремовича еще до войны был преподавателем в Казанском Финансово-экономическом институте, читал лекцию. Я не знаю, имел ли он ученую степень. Учебу в этом институте еще до войны Нины Игнатьевны Хорчковой, позже Федоровой, я связываю с его именем. Ведь Нина Игнатьевна была его двоюродной сестрой. Николай Петрович, финансист-штабной работник погиб в Отечественной войне, говорили, что он попал под бомбежку. В городе Казани у него была семья, были дети. Все они Майоровы.

Третий сын Петра Ефремовича Константин погиб на поле боя в Отечественную войну, мы ничего не знаем о нем. Сын Григорий воевал, прошел все фронтовые дороги, вернулся живым в отцовский дом и всю жизнь работал в деревне, колхозе, совхозе. Я узнал, что недавно ампутировали ему одну ногу. Сын Михаил 1928 года рождения окончил авиационное военно-техническое училище и служил до выхода на пенсию близ города Спаска (помните, как все пели песню: «штурмовые ночи Спаска, Волочаевские дни») на Дальнем Востоке, готовил военные самолеты к вылету. Уже пенсионером переселился в городе Чебоксары, работал в пожарных частях МВД. Вот я держу в руках открытку- приглашение, адресованное мне, которое я получил уже, находясь в Новочебоксарске. Написано, что меня и мою супругу приглашают на свадьбу Костя и Марина Майоровы. Костя-сын Михаила. Я в это время был больным и не был на свадьбе. Это было в начале семидесятых годов. Прошло с тех пор 37 лет. Ищите еще одну «гнездо» Майоровых в Чебоксарах.

У Петра Ефремовича была дочь Мария, по мужу Соловьева. Я не помню, как зовут этого Соловьева, он погиб в Отечественную войну. Ее сын Николай Соловьев окончил в Карачеве среднюю школу, Физический факультет Казанского университета, стал инженером-оптиком, работал в одном из предприятий Казани, имеет семью. В начале семидесятых годов приезжал в Новочебоксарск, как родственник, приходил к нам в гости, были у него мысли перебраться жить в наш город, устроиться работать в Химпроме. Позже мы потеряли с ним связь. Он лет на семь моложе меня. Поэтому думаю, что он здравствует и живет в Казани. А его дети? Ответ: не знаю.

Дата добавления: 2015-12-08