Отец афанасий

Отец Афанасий обладал чрезвычайной телесной крепостью и огромным трудолюбием. Но при этом он был слаб в брани с по­мыслами. Он не говорил непрестанно Иисусову молитву и поэто­му принимал различные помыслы. Старец ему напоминал, чтобы он молился непрестанно, а тот все не слушался. Случались у него и другие преслушания. Об отце Афанасии молились и Старец, и отец Ефрем, и отец Арсений. Однажды Старец им сказал:

— Сегодня я так много молился об Афанасии, что Бог не может его не помиловать.

Отец Ефрем Катунакский рассказывал о видении, бывшем у него после усердной молитвы об отце Афанасии. «Я видел невда­леке какую-то женщину она пела, а Афанасий шел в ее сторону. Я его позвал: “Афанасий!” Он не обращает внимания, не останавли­вается и продолжает идти туда. Я опять кричу. А он все не оста­навливается. Я в третий раз кричу, но он так и не остановился. Я пришел в себя и таким образом получил извещение, что не диавол его искушает, но что сам он для себя как диавол: то есть он по соб­ственному желанию идет к диаволу. Он сам себе искушение. Когда я его увидел на следующий день, я ему рассказал о своем видении и затем добавил: "Тебе следовало бы в тот час быть рядом со мной, чтобы получить от меня оплеуху!”»

Несмотря на то что отец Афанасий имел большое усердие во всех делах, он не мог справиться с помыслами, так как соглашал­ся с ними по своей воле. Из-за этого он и в отчаяние впадал. Но благодаря тому, что был рядом со Старцем Иосифом, он все-таки держался.

* * *

Отец Афанасий весьма утомлял Старца тем, что соглашался со своими помыслами. Однажды он его так огорчил, что Старец, не удержавшись, сказал:

— Если Бог спасет отца Афанасия, то только по ошибке.

Каким бы ни был отец Афанасий, он был человеком. А человеку свойственно уклоняться от прямого пути. Но Бог смотрит на тру­ды, которые человек предпринимал.

Отец Афанасий часто досаждал Старцу. Бывало, Старец уже поднимал руку, чтобы его ударить, а отец Афанасий со смирением ему говорил:

— Бей сюда, убей меня!

Как-то раз отец Афанасий натворил нечто такое, что Старец ему сказал резкие слова, и отец Афанасий убежал. Тогда Старец, расстро­енный, сел там, где был, во дворе своей каливы, и заплакал. Вскоре во двор вышел я вместе с одним братом. Старец нам сказал:

— Чада, я совершил большой грех. Отец Афанасий меня огор­чил, и я ему сказал резкое слово. Прошу вас, бегите, приведите его ко мне назад.

Мы его вернули, Старец его простил, прочитал над ним молит­ву и перекрестил.

— Видишь, что ты мне сделал? Ты сделал так, что я сказал слова, какие не должно, ибо говорит апостол Павел: Благословляйте, а не проклинайте (Рим. 12,14). А ты сделал так, что я стал тебя клясть. Разве так можно делать?

Для меня это урок, опыт, чтобы знать, как поступать и мне. Конечно, это не столь уж правильно — кланяться своим послуш­никам за то, что разгневался. Разве только если чувствуешь обли­чение совести.

Видя свои собственные человеческие немощи, Старец нам го­ворил о Моисее: «Посмотрите, сколько трудов приложил Моисей, чтобы вывести свой народ из Египта, из рабства у фараона, и при­вести его к свободе Иерусалима. Столько лет, столько соблазнов, столько трудов — ив конце концов Моисей, как свойственно чело­веку, поскользнулся и расширил уста свои (см. Ис. 5,14) и не про­славил Бога, когда совершил чудо, ударив камень и источив воду. Тогда он поскользнулся и сказал не то, во что верил сам, из-за того, что народ его припер к стене. Кто знает, какие крики ему довелось услышать от них и какую волю они дали своему языку, так что этот кротчайший человек вознегодовал и сказал: "Послушайте, разве вы веруете, что из этой скалы выйдет вода?” — тогда как сам он не­поколебимо верил, что вода выйдет. И действительно, он ударил в скалу — и вышла вода. Но Бог сказал ему:

— Почему ты так сказал? Я дал тебе заповедь пойти, ударить, и вода бы вышла.

— Я согрешил.

— За этот грех свой ты не увидишь земли обетованной.

— Прости меня!

— Ты прощен, но наказание остается в силе. Ты не увидишь земли обетованной. Поднимись на гору и только оттуда взгляни на землю обетованную.

И все те, кто возражали и препирались, оставили свои кости в пу­стыне. А кто вошел в землю обетованную? Детишки вошли и Иисус Навин, который защищал Бога и прославлял Его. Когда те были не­согласны, он был за Бога, и Тот его удостоил стать преемником боговидца Моисея. А Моисей и Аарон, брат его, не увидели земли обе­тованной. Подумать только!» (см. Числ. 20,1-13; Втор. 32,48-52)

Говоря это, Старец плакал.

«Ты посмотри, после стольких трудов он был за одно прегре­шение исключен из числа вошедших. Но тяжесть прегрешения была определена с учетом бывшего у него боговидения и с учетом того, каких великих дарований он был удостоен прежде. Если бы это сделал кто-нибудь другой, то не был бы исключен из числа во­шедших в землю обетованную. Но для него согрешение было очень велико — после стольких данных ему свидетельств Божиих, после чудотворных Божиих посещений. И он не промахивался ни в чем из того, что ему повелевал Бог исполнить. Поэтому-то Бог ему и сказал: "Как же ты совершил это сейчас?”»

* * *

Были у нас три цистерны. Одна из трех была только для полива, так как вода в ней воняла из-за падавших в нее змей и мышей. Они там тонули, и мы потом вытаскивали оттуда их скелеты. И вот от­туда отец Афанасий пил воду! Мы ему говорили, чтобы он оттуда не пил, а он отвечал: «Бешеный пес должен пить отсюда. Ничего со мной не случится». И он пил ту воду, в которой мы не решались даже одежду свою стирать. Старец в шутку говорил: «Мы напи­шем о тебе сборник анекдотов».

В таком смирении и самоотречении протекла вся жизнь отца Афанасия до самого его конца.

* * *

Отца Афанасия мы поселили за пределами нашей ограды, пото­му что он часто возвращался поздно, когда наша калитка была уже заперта. Поэтому и сделал ему Старец каливу за оградой, каливку совсем крошечную. Там была кирпичная печка, две доски, на ко­торых он спал, — и места оставалось ровно столько, чтобы делать поклоны.

Отец Афанасий приходил мертвый от усталости, исполнял пра­вило и затем его сваливал сон, так что он падал ничком. Но калива была настолько маленькая, что, засыпая на месте от усталости, он часто прислонялся к горящей печке. И при этом он не обжигался, Бог его хранил.

Иногда, входя в каливу, он видел гадюку. Он равнодушно гово­рил: «Если хочешь, спускайся и ужаль меня» — и ложился спать.

Гадюка спускалась и уползала прочь. Жизнь этого человека была полна чудес. Его спасала благодать Божия.

Однажды он упал в море вместе со своей торбой. Дело было так. Возвращался он из далекого Гуруноскита. В монастыре Констамонит он взял овощей, затем зашел в другой монастырь, потом еще в один. В монастыре Святого Павла был виноградник, и он зашел туда, чтобы взять винограда. Нагрузившись таким образом еще и там, он с огромной торбой на плечах, с кульками, подвешенными к поясу, держа другие кульки в руках — из любви к нам желая прине­сти как можно больше пищи, — добрался до пристани монастыря Святого Павла. Оттуда обычно он шел к нам через Новый Скит и скит Святой Анны.

На пристани он увидел какого-то лодочника, сидевшего в лодке со своим сыном, и спросил его:

— Куда ты направляешься?

— В Святую Анну.

— Не возьмешь ли и меня с собой?

— Возьму.

Отец Афанасий дал ему что-то в благословение, какой-то хлебу­шек, и сел в лодку как был, с торбой на спине. Он был мокрый от пота и подумал: «Не буду-ка я ее снимать, чтобы не простудится. Пусть торба остается на спине». Уставшего, давно не спавшего, его одолел сон и, когда лодку качнуло, он вместе с торбой выпал из нее в море.

— Ой-ой-ой! — крикнул мальчик. — Папа, пропал монах! Утонул!

— Ай-ай-ай! Теперь нас посадят! — закричал лодочник.

Веслами они подтянули его и втащили в лодку. Хотя отец Афа­насий и был моряком, но плавать не умел. Выбравшись из воды, он, хотя и совершенно промок, оставался с торбой на спине. Так он и высадился в Святой Анне, и поднялся к нам, как будто ничего не случилось.

* * *

Однажды отец Афанасий потерял терпение и сказал:

— Раз искушения не кончаются, я умру.

— И как же это будет? — поинтересовался Старец.

— Объявлю голодовку. Не буду есть, пока меня не заберет Бог.

— Ну, объявляй, — сказал Старец. И прибавил:

— Пусть делает, что хочет.

Семь дней отец Афанасий не ел и не пил. Была у него палка, на которую он опирался в нашей церковке, держа в руках четки. Ху­дой как скелет, он напоминал блудного сына. Как только на ногах держался! Но отец Афанасий только носом клевал.

Увидел он, что не умирает. Семь дней прошло, а он еще жив. Такой он был крепкий.

— Поешь что-нибудь, отец Афанасий, — сказал ему Старец.

— Нет! Пусть издохнет паршивый пес!

Нашей праздничной едой были лепешки. С вечера мы заме­шивали болтушку, а утром на середину сковородки лили немного масла, подогревали, выливали ложку теста, размазывали, жарили, переворачивали на другую сторону, жарили с другой стороны и подавали с белым сыром. Это у нас считалось праздничной едой. Старец сказал:

— Отец Арсений, сделай-ка лепешки.

Он думал: «Сейчас у него слюнки потекут!» Итак, начал отец Арсений жарить лепешки. Я съел одну с четвертинкой, Старец — три, отец Харалампий — две с половиной, старец Арсений — не помню сколько. А отец Афанасий только смотрел! Наконец и он не выдержал, и у него потекли слюнки.

— Что же делать? Я все не умираю!

— Ну, раз уж не умираешь, то ешь, — сказал Старец. — Вот как раз и жареные лепешки у нас.

— Никак не умираю! Придется есть!

— Ну, если хочешь, ешь. Давай, отец Арсений, поджарь-ка ле­пешек для бедного отца Афанасия, он у нас сильно проголодался.

Начал он есть первую лепешку, а отец Арсений в это время жа­рил следующую. Съел он вторую, третью, четвертую, пятую, ше­стую, седьмую... Где они у него там помещались? Желудок ослабел от голода, а он ел это жареное тесто. Это был удивительный чело­век! Съел семь лепешек!

— Ничего себе! — сказал возмущенный отец Арсений. — Я больше не буду жарить! Когда же ты наешься? Семь уже съел!

А тот спокойно отвечал:

— Отец Арсений, если я свой ремень расстегну на одну дырку, то тебе придется жарить еще семь лепешек.

Тогда отец Арсений отставил сковородку и сказал:

— Бери сам сковородку, бери тесто и становись жарить.

Собрался и ушел.

* * *

У отца Афанасия случались и видения от Бога. Помню, как од­нажды ему было открыто, что я стану игуменом. Когда мы были в нашей церковке, он в конце литургии подошел к Старцу и ко мне и сказал нам:

— Что это такое я видел, Старче? Сидя сейчас в стасидии, я видел отца Ефрема с посохом, а справа и слева были ты и старец Арсений.

Старец понял, что это было Божественное откровение, но, что­бы предохранить и его и меня от гордости, сказал:

— Ступай! Спишь посреди церкви и видишь сны!

* * *

Отец Афанасий много трудился до самой старости. Это был очень закаленный человек. С тех пор как мы поселились в Новом Скиту, он жил там в каливе Успения Пресвятой Богородицы поч­ти до конца своих дней. Когда ухудшилось его здоровье, Старец явился ему во сне и велел переселиться в монастырь Филофей к моей братии.

Там, в нашем монастыре, у отца Афанасия образовалась незаживающая язва в результате запущенной раны ниже ко­лена. Со временем она дошла до кости, его живого ели черви. Открытая язва испускала зловоние, и я не мог даже взглянуть на это.

Отцы в Филофее помнят, как отец Афанасий, хотя уже не мог ходить, жаловался, что ему не дают послушания. Он кричал: «Отцы! Не лишайте меня награды!» Подвижник старец Афа­насий хотел трудиться, будучи даже лежачим больным, чтобы не лишиться своей награды на Небесах.

К отцу Афанасию приходил врач, чтобы очистить язву и обрабо­тать ее лекарством, говоря ему: «Позволь немного облегчить твои страдания». Врач делал ему перевязки, но лишь только он уходил, как тот тянул бинты, срывал повязки и расчесывал ноги. Он делал это потому, что хотел умереть. Да вменит Бог это ему в подвиг. Он безропотно говорил: «Лучше сотворите молитву, чтобы Господь поскорее принял мою душу».

Он хотел умереть и поэтому не хотел прибегать ни к врачебной помощи, ни к какой другой. Заходя его навестить, я приоткрывал дверь, чтобы можно было дышать, ибо к горлу подкатывала тошно­та. Вся комната воняла от червей и гнилого мяса. И, однако, отец Афанасий безропотно терпел до самого конца. Такой это был му­жественный человек!

* * *

В1983 году мне понадобилось выехать за пределы Святой Горы. В это время отец Афанасий пожелал вернуться назад, в свою кел­лию, где он прожил столько лет. Несмотря на то что у него, бедно­го, была глубокая гноящаяся рана на ноге, он ушел.

Об этом мне сразу сообщили, и я немедленно возвратился на­зад. Отцы искали его несколько дней, пока не нашли. Отец Афана­сий смог добраться только до Каракалла, находящегося в получасе пути от нас. Он упал в лесной чаще, один, без помощи. Прибежал я к нему и сказал:

— Давай, отец Афанасий, возвращайся в монастырь.

Он испытывал ко мне большую слабость, очень меня любил.

— Ради тебя вернусь. А так бы не вернулся.

— И куда бы ты пошел?

— В мою каливу в Новом Скиту.

— Ты уже ноги не можешь переставлять. Тебя нашли пролежав­шим столько дней, и если бы тебя не нашли, ты умер бы как пес на обочине. Давай, оставайся с нами. Мы будем тебя поминать, будем служить о тебе сорокоуст. Оставайся в общежитии, чтобы уйти ки- новиатом. И Старец будет этому рад.

— Ладно, вернусь.

Он согласился со мной, чтобы не умереть в своеволии. Мы при­гнали машину и перенесли его на руках, ибо он уже совершенно не мог ходить.

Прошло несколько дней, и он преставился. Отец Афанасий умер и сентября 1983 года в возрасте семидесяти шести лет. Гля­дя на него, никто бы не дал ему стольких лет. На его погребении служили три епископа. Отец Афанасий крайне себя смирил. Его мощи, когда мы их обрели, были прекрасны. Все мощи монахов прекрасны.

Отец Паисий, игумен монастыря Святого Антония Великого в Аризоне, так вспоминает о последних днях отца Афанасия:

«Я вспоминаю отца Афанасия как настоящего воина и аске­та, равновеликого древним подвижникам. Мне посчастливилось встретить его и даже немного пожить рядом с ним в монастыре Филофей. Для меня было большим благословением быть одним из числа братий, которые служили ему и были рядом с ним в послед­ние дни его жизни.

Отец Афанасий никогда не ложился спать. Он совершал бде­ние и молился всю ночь. Если он уставал, то садился на стул и при­слонял голову к раковине в притворе главного храма или к чему-нибудь еще в том месте монастыря, где находился. Это и был его отдых. Даже на смертном одре он отказался ложиться.

Что касается его открытой раны на ноге, я не могу помыслить, как он терпел такую боль. Несмотря на то что язва увеличилась до семи с половиной сантиметров в диаметре и двух с половиной сантиметров в глубину, он никогда не жаловался и отказывался от любой медицинской помощи. Незадолго до его смерти можно было видеть личинки, которые ползали по поверхности раны и за­ползали внутрь. В последний день личинки исчезли, а вместо них появились черви длиной в пару сантиметров. При этом я никогда не видел у него внешних проявлений боли, даже выражение лица не менялось.

Когда отец Афанасий отошел ко Господу, мы все пришли в его комнату, чтобы последний раз выразить почтение подвижнику. Я никогда не забуду того, что увидел и испытал. Поскольку он почти всю жизнь не ложился, чтобы отдохнуть, постольку и теперь сидел на краю кровати. Ноги его были опущены на пол, опорой для спи­ны служил пластмассовый ящик, а боковые ящики, как подлокотни­ки, удерживали тело в сидячем положении. Обилие благодати было ошеломляющим. Глубокая тишина и необычайное спокойствие настолько поразили нас, что мы, застывшие и оцепеневшие, смо­трели на него в молчании и благоговейном трепете. В эти минуты, наполненные благодатью, мы, наверное, не удивились бы, если бы отец Афанасий неожиданно взглянул и начал говорить с нами».

НОВЫЕ ЧЛЕНЫ ОБЩИНЫ В ПОСЛЕДНИЙ ГОД ЖИЗНИ СТАРЦА

Примерно в это время пришел жить вместе с нами один молодой серб по имени Бранко. Этот высокий, как все славяне, человек был очень благочестивым. И очень любил Старца. Прежде чем прийти к нам, он изучал богословие в институте Преподобного Сергия в Париже. Будучи бедным, Бранко, чтобы заработать себе на жизнь, подрабатывал грузчиком на вокзале. Он был таким сильным, что мог поднять два мешка с пшеницей, каждый из которых весил око­ло восьмидесяти килограммов. У нас он переносил по три мешка с цементом на каждом плече от пристани до нашей каливы навер­ху. Один-то мешок замучаешься тащить по этому подъему! А он таскал. И от большой доброты улыбался.

Бранко был очень хорошим человеком с открытой душой. Он имел подвижнический настрой и был весьма послушным. Мы все его очень любили. Он, однако, не смог долго радоваться жизни ря­дом со Старцем, потому что пришел к нему в его последний год.

После того как Старец преставился, Бранко ушел в Старый Русик. Там он жил один, продолжая следовать уставу бдения, ко­торый нам передал Старец. Но прожил недолго. Чем мог питаться нищий пустынник? Он ходил и собирал грибы, которые каждую весну и осень в изобилии растут в густых лесах Святой Горы. Но, наверное, он не умел отличать съедобные от ядовитых и умер от пищевого отравления. Ушел, чтобы встретить Старца, которого так любил.

* * *

Тогда же, к концу 1958 года, пришел к нам отец Тимофей, в вели­кой схиме иеромонах Иосиф. В восемнадцатилетнем возрасте он поступил в известный Фламурийский монастырь Преображения Господня, где и стал монахом. Тогда игуменом обители был му­дрый отец Досифей Махерицас.

В годы оккупации на отца Тимофея возложили опасное по­слушание. Ему поручили возить в Волос скудные запасы пшеницы для помола. Тогда, в мои детские годы, я его раз или два встретил в книжном магазине Сотириса Схинаса. Поскольку зерно пере­возилось на мулах, каждое путешествие занимало много часов. Перевозить груз надо было с большой осторожностью, потому что если бы он попался немцам, то пшеницу у него отобрали бы, а его самого могли расстрелять.

И вот в один из таких походов отец Тимофей был задержан немецким патрулем. Он стал молиться, призывая Божественную помощь. Он беспокоился не столько о себе, сколько о монастыре, которому грозили неприятности. Обитель запросто могли сжечь. И случилось так, что один из офицеров патруля был православ­ным. Это был румын, призванный в ряды армий стран Оси. Этот офицер, подойдя к отцу Тимофею с оружием в руках, дал ему знак взять своих нагруженных мулов и уходить.

Как только ушли немцы, начали гражданскую войну коммуни­сты. Партизаны-коммунисты сильно беспокоили монастырь и при­чинили ему много вреда. Однажды они арестовали отца Тимофея и хотели расстрелять. Тогда произошло явное Божественное вмеша­тельство, и отец Тимофей во второй раз избежал верной смерти.

Когда закончилось и это национальное бедствие, отцы начали восстанавливать обитель. Но испытания и труды истощили силы престарелого игумена, и в 1957 году он преставился. Архиерей, который знал добродетели и дарования отца Тимофея, настаивал на том, чтобы поставить его в игумена. Но отец Тимофей не со­глашался ни на каких условиях. С характерным для него смире­нием он говорил: «Разве с такой мордой можно быть игуменом? Я своенравный человек».

В конце концов он уехал на остров Парос в монастырь Лонговарда к знаменитому Старцу Филофею Зервакосу. Преподобный Старец открыл ему, что воля Божия в том, чтобы идти ему в Новый Скит на Святую Гору, к известному исихасту Старцу Иосифу. Так этот святой человек в конце 1958 года пришел жить к нам.

Он служил до глубокой старости, а на Божественной литургии не раз видел ангелов. Отец Тимофей имел великое благословение преставиться послушником, чего он и желал, в 2004 году в возрасте восьмидесяти семи лет.

Глава десятая. МОНАХИНИ СТАРЦА ИОСИФА

ПОСТРИГ ПЕРВЫХ МОНАХИНЬ

В 1929 году Старец Иосиф, будучи в Салониках, познако­мился с благочестивыми вдовами из Малой Азии, жаж­давшими посвятить себя Богу. Старец переписывался с ними и как мог старался их наставить.

В 1930 году, чтобы лучше им помочь, Старец решил собрать их и пожить вместе с ними, чтобы дать им правильное мо­нашеское воспитание. Государство выделило им покинутый мона­стырь в обезлюдевшем селе Геровица. Там он постриг пять мона­хинь: Феодору, женщину святой души, которой он определил быть игуменией; Евпраксию, ставшую игуменией после преставления Феодоры; еще одну Евпраксию; Марию, все время плакавшую от большого сокрушения; и тогда еще молодую Февронию.

Монахини Старца были очень добродетельными. Все они были понтийками, очень благочестивыми женщинами. Он научил их умной молитве, совершаемой во время ночного бдения.

Бдение они совершали на коленях и говорили свои слова Хри­сту со многим плачем, каждая в своей отдельной келейке. Так как все они были беженками из Турции, они привыкли молиться на турецком языке, причитая: «Зеклим Иису! Зеклим Иису!» — то есть «Иисусе Сладчайший». Старец заходил к ним, чтобы прове­рить, совершают ли они бдение. А они и не замечали его от боль­шого плача и сокрушения. Все они в конце концов освятились и источали благоухание.

Монахиня Феодора имела большое духовное родство со Стар­цем Иосифом. В одном из своих писем он свидетельствует, что ему как-то случилось ощутить ее дыхание. Когда он был уже на Святой Горе, во время молитвы каким-то образом исчезло все окружаю­щее, ибо благодать не знает места и времени, и он почувствовал Феодору рядом с собой, лицом к лицу, хотя и не видел ее.

ПРЕПОДОБНАЯ МОНАХИНЯ ЕВПРАКСИЯ

Одна из этих вдов, монахиня Евпраксия, вспоминала, что, перед тем как Старец Иосиф приехал в Салоники, она сказала своим подругам:

— Я видела во сне одного старца, выглядевшего так-то и так-то. И видела, что он меня постригает в инокини.

— Вот глупая, — отвечали ей, — ты что, веришь снам?

— Ну, не знаю, так я видела.

И действительно, когда Старец приехал в Салоники, по Божию Промыслу они встретились, и он постриг эту старушку в монахини с именем Евпраксия. Но будучи понтийкой из Трапезунда, она пло­хо знала греческий и, вместо того чтобы говорить «Евпраксия», говорила «Апраксия».

— Како нареклася еси, сестра?

— Апраксия.

— Нет, не Апраксия, а Евпраксия!

Она даже Псалтирь читала по-турецки. Став монахиней, эта сестра, читая Часослов и другие богослужебные книги, не по­нимала смысла читаемого, поэтому все время плакала и проси­ла Бога просветить ее, чтобы понимать, что читает. Однажды вечером Евпраксия увидела во сне святого Иоанна Богослова, который дал ей в ложечке что-то выпить. Когда она проснулась, почувствовала, что сможет понимать все, что читает. Монахиня взяла Часослов и богослужебные книги, читала их и понимала все полностью.

* * *

Старица Евпраксия сказала как-то Старцу Иосифу:

— Старче, скажи теперь, чтобы у меня была молитва.

— Ладно, будет у тебя молитва.

— Нет, Старче, не так. Ты сказал это не от сердца. Скажи, ска­жи, как полагается.

— Ладно, будет у тебя изобилие молитвы.

— Вот, теперь благодарю тебя, Старче.

И как же утверждает Бог сказанное Старцем! В самом деле, по­сле его слов пришло изобилие благодати.

Матушка Евпраксия говорила: «Старче, возьму тебя на свои плечи, буду нести тебя на своих плечах и тогда ничего не буду бо­яться. И в Иерусалим пешком пойду».

У нее было большое благоговение к Старцу, и она много пре­успела в молитве. Она творила многочасовую сердечную молит­ву и достигла большого бесстрастия, высокой духовной ступени. Заходя иногда в келлию Евпраксии, Старец зачастую должен был толкнуть монахиню, чтобы привести в себя. Было видно, что в этот момент она находилась на грани восхищения.

* * *

Старец нам рассказывал, что в своем монастыре она однажды изгнала беса из одного мальчика. Этот ребенок пришел в мона­стырь и зашел в церковь во время литургии. Когда литургия закон­чилась, мальчик подошел к священнику, прося того прочитать над ним молитву и осенить крестом, ибо он был бесноватым. Священ­ник сказал:

— Дитя мое, подойди вон к той монахине, пусть она тебя осе­нит крестом. У нее есть сила, чтобы ты исцелился.

Мальчик оказал послушание, подошел к ней и попросил:

— Старица, перекрести меня.

— Дитя мое, подойди к священнику, у него есть благодать и сила. Я ведь простая монахиня.

— Но он меня послал к тебе, чтобы ты меня перекрестила. По­жалуйста, перекрести меня, сестра. Разве это так трудно?

Видя такую настойчивость ребенка, Евпраксия, сложив три пер­ста, осенила его крестом. Бес сразу вышел, и мальчик исцелился.

* * *

Сестра Феврония была молодой, и обычно ей хотелось съесть немного больше, чем ели другие. Но игумения Евпраксия была до­вольно прижимистой и вечно ее ругала: «Не ешь много!» Бедняга опускала голову и краснела от стыда. Старец говорил Евпраксии:

— Дай девочке поесть, она голодна.

— Да она чревоугодница!

— Молчи! — говорил ей Старец.

— Да она же такая-сякая!

И когда Старец уходил, она опять принималась ее ругать — она была несдержанной на язык. Наконец Старец Иосиф сказал ей:

— Смотри у меня! Если опять заговоришь за столом, всю еду вместе с миской выброшу в окно!

Только они уселись за стол, Старец предупредил:

— Евпраксия, будь внимательна.

Прошло несколько минут:

— Слушай, Феврония, ну не ешь ты столько!

Старец тут же взял миску и — за окно:

— Давайте, идите теперь, соберите все и съешьте с землей, что­бы наконец усвоили!

А поскольку она не оставляла свое, Старец, бывало, снимет с нее пояс и задаст ей хорошенько. Но и после этого она продолжала говорить: «Ну и чревоугодница! Ну и болтунья!»

Но при этом матушка Евпраксия была большой подвижницей и стяжала святость. Однажды у нее порвался пояс, и она отдала его в починку отцу Арсению. И этот пояс — тот самый, которым ей до­ставалось от Старца, — благоухал. Старец сделал ее святой.

* * *

Отец Ефрем Катунакский рассказывал нам такие истории о се­стре Евпраксии.

«Как-то я ожидал возвращения Старца Иосифа на Святую Гору. Он выехал на Светлой седмице. Старец сказал монахиням:

"Нашел я одного хорошего батюшку” — обо мне он говорил. По­говорила Старица Евпраксия со своими сестрами, и связали они мне скуфейку.

Когда Старец приехал, мы все спустились к морю. Вышел он на берег из лодки, и я подошел к нему.

— Наденька эту скуфейку, — сказал он мне.

Как только я ее надел, сразу ощутил благодать, действие молит­вы. Загорелся молитвой, Божественной любовью.

— Что это за скуфья, Старче? — спросил я, потрясенный.

— Если бы ты знал, — сказал Старец, — сколько молитв сотво­рила Старица над этой скуфейкой!

Эта скуфья была настоящее сокровище!

Однажды Старица Евпраксия послала четочки Старцу Иосифу. Я попросил:

— Старче, дай мне эти четочки.

— Бери их, — сказал он мне.

Эти четочки я повесил на икону, которую мне подарил Старец. И если они днем благоухали, я знал, что вечером у меня будет мо­литва. Если же не благоухали, молитвы не было. И так много лет. Эти четочки попросила у меня одна раба Божия, желавшая стать монахиней.

— Бери их, — сказал я, — пусть они тебе помогут стать ино­киней. — Бери, это благословение от Старца Иосифа.

Она их взяла и теперь радуется своему монашеству». Таков был рассказ отца Ефрема Катунакского.

* * *

Евпраксия прожила около ста лет и умерла последней из этих пяти стариц. Я успел еще застать ее и спросил как-то:

— Чем питаешься, Старица?

— Фруктами. И днем, и вечером, и утром фрукты ем.

Старица была в Салониках, когда наступил ее час. Увидев бесов, которые пытались забрать ее душу себе, она обернулась налево, го­воря: «Гит, гит!» — то есть «прочь» по-турецки. Она прогоняла лукавых духов с открытыми глазами и в полном сознании. Затем обернулась направо, к ангелам, и говорила: «Гель, гель!» — то есть «подходите». «Вы убирайтесь», — говорила она черным, и у нее выступил пот. Страшно было слышать это «гит» и «гель». Она обернулась направо, где были ангелы, и ушла. Старица Евпраксия была взята, когда приглашала ангела. Так преставилась последняя инокиня Старца.

ВОСПИТАТЕЛЬНЫЕ ПРИЕМЫ СТАРЦА

Сестра Евпраксия рассказывала: «Старец Иосиф был очень строгим. Когда мы ходили на работу — собирать черешню в одном саду, — он не разрешал нам ее есть: "Чтоб ни одна черешня не по­пала в рот!" И уже все было собрано, а мы так и не попробовали ни одной ягоды. В то время Старец был весьма суров. У нас было много фруктов, лежащих на земле под деревьями, но ради подвига Старец не позволял нам их брать. Мы ели только лук, вареную кар­тошку и сухари».

* * *

Старец подвизался всегда очень сурово. Он не знал, что такое отступление. Поэтому всегда побеждал. Вера его была очень вели­ка, она соответствовала его делам, его подвигу. Он говорил: «По­ступайте всегда согласно вере, а не знанию. Все дела ваши творите опираясь и надеясь на Бога. Внимайте не тому, что говорит знание, но тому, что говорит вера».

Одна монахиня написала Старцу, что она больна и что, если не сделает операцию, умрет. Но так как болезнь была гинекологиче­ской, Старец не хотел, чтобы она делала операцию, и стал о ней усердно молиться. Во время молитвы он получил извещение, что болезнь пройдет, и поэтому написал ей прямо противополож­ное мнению врача: что она поправится и без операции. Монахи­ня вновь написала Старцу: «Врач сказал, что без операции через столько-то дней будет прободение и в итоге — смерть». Старец повторил: «Имей веру, возложи все на Бога. Предпочти смерть». И вскоре монахиня сообщила ему, что болезнь отступила.

Однако позже он признавался: «Ко мне приходили многие и молитвой и постом исцелялись. Сейчас, однако, Господь меня не слушает, но хочет, чтобы я узнал и лекарства, и врачей. Чтобы стал снисходительным к другим. Прочитал я письма святого Нектария и увидел, с каким уважением он относился к врачам и лекарствам, такой великий святой! А я, бедный отшельник, состарился в пусты­не и хотел только верой исцелять. Теперь узнаю и я, что требуются и лекарства, и благодать».

* * *

Как-то Старец посетил один женский монастырь и, поскольку час был уже поздний, остался ночевать в монастырской гостинице. Сестры, убиравшие келлию Старца, заметили на следующий день, что постель не тронута. Ибо Старец и отец Арсений спали, ради подвига, не ложась. Но когда об этом узнала игумения, она при­гласила Старца и спросила у него:

— Умеешь оказывать послушание?

— Умею.

— Итак, с сегодняшнего дня ты будешь ложиться на кровать, когда будешь отдыхать.

Старцу не хотелось оставлять этот подвиг, но он решил оказать послушание. Первый раз за много лет уснул в кровати. Когда же он проснулся перед своим бдением, у него была такая ясность ума и бодрость души, что он удивился силе послушания. Бдение прошло очень плодотворно, и тогда он сказал отцу Арсению: «С сегодняш­него дня мы будем отдыхать на наших деревянных кроватях».

* * *

В те времена, когда Старец Иосиф жил близ Драмы, ему сказали:

— Здесь в Драме есть одна монахиня, которая пророчествует и решает все проблемы.

— Пойду-ка я на нее погляжу, — сказал Старец.

Эта монахиня якобы общалась с Пресвятой Богородицей, буд­то бы предсказывавшей ей даже то, какие люди ее посетят. К ней ходило много народу. Старец пришел к ней и спросил:

— Как получила ты эту благодать?

— Это от Бога, от Святого Духа.

— И ты видишь мысли?

— Да.

— Я сейчас задумаю одну мысль в своем сердце, и если ты ее угадаешь, то все в порядке, а если нет — тогда рот на замок.

Старец задумал в уме своем ругательство на диавола, ибо по­нял, что ей все открывал диавол.

— Ну, скажи мне мою мысль.

Та, онемев, не смогла ничего сказать.

— Говори!

Та не могла.

— Если ты покаешься и прекратишь пророчествовать от диа­вола, я тебя перекрещу и все пройдет.

Та кивнула, что согласна. Старец перекрестил монахиню, уста ее разрешились, и Старец сказал:

— Ты прельстилась от гордости и возношения. Внимай своим грехам и прежнего больше не делай.

Монахиня попросила прощения, но, к сожалению, вскоре вновь впала в ту же прелесть.

Дата добавления: 2015-10-29