A celebrated man amongst the gurneys

Глава 1.

Психиатрическая больница Маклина

США, Бельмонт, штат Массачусетс

POV Gerard

Кап. Кап. Кап… Когда-нибудь меня доконает звук сломанного крана, доносящийся из крохотной ванной комнаты – я настолько отчетливо слышу и представляю, как еле уловимая переливающаяся капля ударяется о керамическую поверхность раковины и эхом разносится по всему помещению, что создается впечатление, будто моя кровать располагается прямо рядом с умывальником.

Я не сплю уже…третью ночь? Или четвертую? Не помню, да и ни к чему мне это. Я просто не могу заснуть. Лежу, рассматриваю белый потолок, который уже досконально успел изучить за бесконечное пребывание в этом месте, и никак не удается мне сомкнуть тяжелые веки. Я даже не в состоянии выдавить из себя скупую слезу. Я прикован к этой кровати, потому что по ночам страшнее всего, и они это знают – таблетки могут не подействовать, и тогда я сорвусь и начну бить себя по голове, сдирать на себе волосы или просто упаду на пол, свернусь калачиком, и беспомощно буду перекатываться с одного бока на другой.

Так проходит каждый божий день моего существования вот уже второй год. Я все еще различаю даты и числа, хотя от переизбытка валиума, порой, в моей голове происходит невразумительная путаница. Они скармливают мне горсти этих разноцветных пилюль чуть ли не каждый час, искренне надеясь, что так я быстрее подохну, а на их плечах останется гораздо меньше хлопот и грязных простынь за неимением такого жалкого сорняка как я.

Здесь минуты превращаются в месяцы, а недели – в годы. Здесь нет друзей – лучше избегать всякого рода разговоров, иначе может оказаться, что это всего лишь вымышленные человечки, развлекающиеся с твоими извилинами. Здесь только белые халаты молоденьких санитарок, которым приходится лицезреть твои неприятные части тела, вопли и истерический смех, распространяющиеся по всему коридору, скрипящие половицы пола, при наступлении на которые ты невольно боишься провалиться куда-то в подвал, особенно если перед этим тебя накачали изрядной порцией новокаина. Врагу не пожелаешь очутиться в этом искривленном временем пространстве. Но я смирился. Это мой дом, пускай сумасшедший, но дом. Эти стены приютили мою потрепанную душу – за это я должен быть благодарен им, как ни крути.

***

Щелчок. Слышу, как медленно поворачивается ручка двери. Я, кажется, до сих пор не был в сонном царстве, поэтому реальность сейчас плывет передо мной размытыми узорами. Я не могу даже пошевелиться, чтобы взглянуть на дверь – единственную связь хоть с каким-то миром. До боли знакомый голос, а также аромат апельсинов приводят меня в чувства:

- Доброе утро, Джерард, милый! Как твое самочувствие? – радушно произносит молодая девушка с торчащими из-под косынки рыжими волосами. Пеппер. Любимая моя, к тому же самая приветливая и добрая, медсестра. Она навещает меня каждое утро, развеивая своим присутствием всю тоску четырех стен. Я улыбаюсь краешком губ. Как мне приятен ее запах!

- Пеппер, ты здесь… – после изрядного количества седативных веществ, которыми меня пичкают, говорить становится чертовски тяжело, будто язык размокает, а губы каменной стеной преграждают путь чистой и внятной речи.

- Конечно, мой хороший! – она потрепала меня по слипшимся от пота волосам. – Тебе снова не удалось поспать, Джи? – огорченно поинтересовалась Пеппер, заранее зная ответ. Я лишь кивнул, превозмогая застывшую боль в шейном позвонке. Мне импонировало то, как она ласково ко мне обращалась. – Ох, Джерард, что же нам делать… – медсестра риторически покачала головой и снова нежно провела рукой по моим волосам. – Сейчас санитары снимут повязки с твоих тоненьких запястий и ног, и мы с тобой проследуем в душ и взбодримся. Идет? – краем глаза я заметил, как девушка подмигнула мне, и обворожительная улыбка засияла на ее персиковых губах.

- Спасибо, Пеппер. – Только и смог выдавить из себя я. Меня тошнило от этих лекарств, которые были своеобразной заменой завтрака, обеда и ужина. Ах, да, еще и непримечательное ‘’лакомство’’ перед сном красовалось на прикроватной тумбочке. Все строго по миллиграммам. Всевозможные баночки, капсулы, микстуры, настойки – тело нормального человека состоит из 80% воды, а моя безжизненная оболочка – из 95% медикаментов. Приятно познакомиться.

***

После водных процедур, на которые меня любезно сопроводила Пеппер, я более-менее окреп и уже был в состоянии передвигать двумя конечностями, которые больше походили на неустойчивые костяшки. Пока рыжеволосое создание расчесывало мои космы, я воочию встретился с тем монстром, косящимся на меня с той стороны пыльного зеркала. Черные волосы, ниспадающие практически до подбородка, бледное лицо покойника, темные как смоль синяки под глазами, все еще кровоточащие царапины на щеках, которые недавно появились на мне в порыве очередного приступа гнева – этим монстром был я сам. На мгновение в памяти всплыл образ яркого паренька с красными волосами и неугасающим огоньком в глазах – отголосок прошлой жизни, той, которая была до того, как меня затащили за порог этого здания, все еще мелькала в моем сознании. Я моргнул и, словно туман, рассеивающийся ветром, блик прошлого исчез.

Звук испорченного крана послышался вновь. Видимо, Пеппер в который раз не до конца его закрутила. Виски будто сжали тисками. Кап. Кап. Кап…

Глава 2.

Life is but a dream for the dead.

MCR ‘’You Know What They Do To Guys Like Us In Prison’’

POV Frank

- Айеро, твой завтрак! Не задерживай очередь! – противный голос поварихи эхом ударил по ушам. Мне буквально толкнули поднос в руки. Доброе утро.

Присев за свой стол у окна в самом конце столовой, я опустил взгляд на содержимое ‘’бизнес-ланча’’: одинокая тарелка с оранжевой жижей, я полагаю, являлась солянкой, белый стакан с отколотым контуром был наполнен чем-то красноватым, видимо, клубничным компотом, а рядом пристроились пара небольших контейнеров с цветными таблетками. Приятного мне аппетита. Сейчас санитары начнут проходить мимо каждого пациента, чтобы проверить: проглотил или нет. Раньше я беспрекословно выполнял это правило, но теперь научился хитрить: я на самом деле глотал пилюли, но тут же бежал в туалет, чтобы вставить два пальца в рот, как заядлый булимик. Никто еще не ловил меня за этим занятием, слава Богу. А прятать ‘’колеса’’ под язык считалось прошлым веком, и давно не прокатывало в современных клиниках.

Я взял салфетку и приступил к усердному протиранию вилки и краев стакана – все мне казалось таким грязным и мерзким. Они думают, что лечат меня, но симптомы лишь усугубляются.

Поковырявшись в густой водяной солянке, я так и не решился попробовать эту гадость.

- Эй, Айеро! Тебе снова насильно запихнуть еду в рот? – крепкие мужские руки опустились сзади на мои плечи. Санитар Брукс. Ненавижу его. Вечно особое внимание он уделяет мне, как тяжелому случаю. Сдавливаю вилку в кулаке, изо всех сил стараясь не сорваться и не воткнуть тупые зубчики Бруксу в глаз.

Так начинается мой день в этом затерянном мире уже четыре с лишним года. И знаете что? Я хочу умереть. Но мне не позволяют сделать этого, каждый раз замуровывая в смирительную рубашку и вталкивая в глотку очередную порцию прозака.

***

- Фрэнки! Фрэнки?! – погружаясь в темноту, я услышал чересчур взволнованный голос бабушки. Почувствовав, как она практически падает на колени рядом со мной и начинает судорожно трясти мое почти бездыханное тело, я чуть вскрикнул – от боли, как яд распространявшейся по каждой клетке моего организма. Рыдания бабушки набирали обороты, оглушая вой сирены скорой машины за окном, которую успел вызывать единственный мой родной человек. Я тогда не понимал, что должен быть благодарен ей за это. Сколько мук натерпелась эта пожилая женщина, взяв меня под свою опеку после смерти моих родителей!

Я распластался по полу в собственной лужи крови, ощущая, как тепло покидает мои конечности, а глаза застилает серая пелена. Представляю шок бабушки, которая нашла меня в таком виде, с разодранными в кровь руками и порезанными ногами и животом, к тому же еще и далеко не в трезвом виде. Я специально напился перед совершением сие акта, чтобы кровь как можно быстрее покинула мою оболочку. Знаете ведь, почему перед посещением тату-салона нельзя принимать алкоголь и прочие наркотические вещества? Верно – алкоголь молниеносно разгоняет кровь по венам, заставляя кровяные ручейки буквально сочиться из-под тонкой кожи.

Всхлипывания бабушки. Она держала меня за руку, повторяя ‘’Не выдержал, не выдержал, мой мальчик…’’. А я не мог даже глаза открыть. Вокруг меня сгущалась тьма, своими острыми когтями впиваясь в мои руки, приглашая в загробный мир, в котором меня ждало успокоение. Но меня спасли – теперь смело можно утверждать ‘’к сожалению’’.

Помню, как четыре огромных бугая поместили меня на носилки, в ускоренном темпе начиная прицеплять всяческие трубки, казалось, к каждому миллиметру моего тела. Они раздели меня и принялись прикладывать какие-то марли и просто мягкие ткани к местам, где фонтанировала густая кровь, в надежде остановить ее. А дальше пустота. Кромешная темнота. Я провалился куда-то на границу между реальностью и сновидением. Яркие огоньки порхали перед глазами, а от них исходила какая-то мелодия, утаскивающая меня за собой.

Очнулся я в светящейся от белизны комнате. Пошевелиться я не смог – боль вибрациями разнеслась по телу. И вдруг я отчетливо разобрал размашистые шаги где-то позади меня. По всей видимости, их было двое.

- Кто это у нас? – грубый мужской голос обратился к кому-то. Я услышал, как в помещении зашелестели листы бумаги.

- Очередной суицидник. У него запущенная стадия ОКР (обсессивно-компульсивное расстройство), а еще и прогрессирующие признаки БАР (биполярно-аффективное расстройство). Бабушка его нам сдала, мол, не в силах больше справляться с его навязчивыми состояниями. – Абсолютно нейтральным тоном произнес один из голосов.

- Куда его? – о дальнейшей моей судьбе рассуждали так, будто я какая-то вещь, а не человек.

- В отделение биполярных и тревожных расстройств его. – Снова бездушный ответ, словно перед ними лежит фарфоровая кукла.

Ощутив, как кто-то толкает поверхность, на которой я лежал, я зажмурился и глубоко вздохнул. Уж лучше бы жизнь для меня была мечтой мертвеца, чем смерть – мечтой полуживой амебной субстанции. Добро пожаловать в ад.

Глава 3.

I am my own bomb, I am my own slave.

Leathermouth ‘’My Love Note Has Gone Flat’’

POV Gerard

Мое сердце – чертова бомба замедленного действия, которая в итоге разорвет меня на части и раскидает внутренности по белым стенам, нарисовав красочный узор из кишок, легких, почек и прочих составляющих.

Я давно перестал нормально питаться, давясь лишь жалкой пародией на еду, которую мне здесь предлагают. Я таю на глазах, за что Пеппер ласково прозвала меня “призрачным мальчиком”.

И вот сейчас она привела меня в столовую, полную посторонних личностей, с которыми я избегаю всякого контакта; любимая медсестра часто сидит со мной во время завтрака, потому что однажды я попросил ее об этом, и она не отказала мне. Единственная моя позволительная прихоть. Иначе я совсем бы принял себя за вид сорнякового растения.

- Мм, что у нас сегодня в меню? – поставив пошарпанный поднос на стол, Пеппер попыталась развеселить меня, представляя, что мы сейчас находимся в каком-нибудь дорогом ресторане. – Хлеб с маслом, овсяная каша и чай – вот что я выбрала для тебя, Джи! – она всегда старалась угодить мне, но только выходило это с натяжкой, потому что меня воротило от одного запаха этой стряпни.

- “Разнообразие”, – буркнул я, пододвинув к себе тарелку с кашей и принявшись копаться в ней кривой ложкой.

- Джи, милый, тебе нужно поесть, хотя бы немного, ради меня, ладно? – Пеппер погладила меня по голове, всматриваясь в мои сонные глаза. Мне действительно хотелось хоть раз порадовать ее, но я не мог заставить себя проглотить эту гадость. Аппетита не было вообще. Таблетки заменили мне все.

- Ради тебя, если только. Чуть-чуть. – Речь моя была замедленной, как после наркоза, а все, как раз-таки, из-за пресловутых “лечащих средств”. Парадокс в том, что на какой-то стадии пребывания в этом ущербном месте ты осознаешь обратный эффект “чудодейственных” лекарств, которые калечат тебя, разрушая каждую клетку организма, но в то же время ты уже становишься зависимым от этих таблеток, веруя в тот самый “эффект плацебо”, как наркоман, действительно думающий, что героин спасет его от страданий.

Я поднес к губам ложку с вязким содержимым и, зажмурившись, поместил это в рот. Проглотил, давясь, морщась, но проглотил. Ради Пеппер. А на себя мне уже давно стало плевать, как только из меня сотворили обезумевшее создание, будто собрали из частей умерших людей – таким гнилым я себя чувствовал. Франкенштейн в смирительной рубашке.

- Вот умница! – рыжеволосая санитарка чмокнула меня в щеку и потрепала по волосам. – Джи, и не забудь таблетки выпить. – Пеппер указала на маленький контейнер, ютившийся в уголке подноса. Как обычно, с утра мне полагалось 20 мг прозака, 30 мг желтовато-зеленоватой дряни под названием Азафен и 75 мг горького Доксепина. Вот я и наелся!

Проглатывая медикаментозный яд, я внушал себе, что стану сильнее, что депрессия, мучающая меня уже второй год (хотя задатки ее появлялись еще раньше, огромным комом нарастая на венозных сосудах), заглохнет и оставит меня в покое. Но все обещания врачей оказались фальшивкой. Знаете, я понял, что психиатрическая лечебница это лишь прикрытие для подпольного морга – уничтожение и погребение здоровых людей ЗАЖИВО. Они, эти монстры в белых халатах, насильно сводят тебя со здравого пути сознания. Они заставят тебя поверить в то, что ты конченный псих. Они внушат тебе это, вдолбят в твой неустойчивый к восприятию извне мозг, что ты психически нездоровый, как герою романа “1984”, морально вспоров и изнасиловав разум, втемяшили то, что “2x2 = 5” – и он сам стал так думать. Вы представляете, что можно сотворить с человеческими извилинами? В этой больнице мы, пациенты, являемся лишь неудачными экспериментами тестирования всяких новаторских препаратов и идей, взбредающих в голову ненасытным кукловодам, которые забавляются с нашими душами и чувствами. А выбраться из этого зловонного склепа еще никому не удавалось.

Я уставился куда-то в неизвестность, в точку, которую сам же и нарисовал в воздухе. Я все чаще мысленно возвращался к тем дням, когда все началось. Горьких воспоминаний из детства и подросткового возраста у меня никто не отнимет, сколько бы электрошоковых терапий на мне не проводилось.

Отец беспробудно пил со своими дружками-собутыльниками, устроив из нашего и без того скудного на лишнее пространство дома полнейший хаос, состоящий из “букетов” ядреного спирта и грязной посуды и одежды, разбросанных по всем квадратным метрам нашего жилища.

Мать? А что мать? Она была той еще шлюхой, прости Господи. Но это действительно так. Это, по-вашему, нормально, когда ты идешь с друзьями из школы, а на соседней улице видишь свою мать в откровенном наряде, которая зазывает за угол очередного мужика, трясущего перед ней своими шелестящими купюрами? Потом ты просто сбегаешь из дома на несколько суток, а когда желудок будет совсем сводить от голодных спазмов, возвращаешься и застаешь мать, которую имеет на столе очередной клиент, а отец валяется где-то на кухне в обнимку с бутылкой дешевой дряни, разъедающей желудок, печень и все остальное. Ты привыкаешь к такому распорядку дня и просто незаметно проскальзываешь к холодильнику, в котором, как ни странно, еще остались куски чего-то съестного, и без оглядки бежишь в свою комнату, запирая дверь на ключ.

Все это далеко в прошлом. Но уже та жизнь поспособствовала тому, что сейчас я нахожусь здесь. О другом, более значительном случае в моей жизни, который и упек меня, собственно, сюда, я расскажу немного позже, и тогда все станет на свои места.

А пока мне пора на психотерапевтический сеанс с доктором Вангер. Если для вас, в том мире, мире за пределами стен больницы Маклина, страшна рутина, то представьте хоть на долю секунды, каково мне.

***

- Сволочь, ты где шлялся?! – разъяренный вопль отца встретил меня на пороге дома, когда я вернулся с дополнительного урока в литературном кружке.

- Я занимался! – огрызнулся я, прекрасно понимая, что любой мой тон для отца будет звучать неподобающе.

- СУЧЕНЫШ! – мощный удар в челюсть, и я валюсь с ног. Пинок в живот, пинок по ноге, пинок…Ушел.

Поднявшись с пола, я хватаюсь за стены, чтобы дойти до своей уютной коморки. Больно. Да. Но я привык, и уже не чувствую. Душевные раны куда страшнее. Слышу крики, доносящиеся откуда-то с заднего двора – мать развлекается с одним из дружков отца. И зачем меня вообще родили?

Захожу в свою комнату, залезаю в кровать и укутываюсь пледом. Так всегда спокойнее, как в детстве, когда я прятался под одеялом или под кроватью, затыкая уши, чтобы не слышать очередных пьяных ссор и истерик отца с матерью, покрывающих друг друга благим матом. Особенно страшно было, когда отец хватался за ножи или другие острые столовые приборы. Тогда я зажмуривался и пытался вразумить себе, что все это сон. Плохой сон. Я доставал из-под кровати свой любимый альбом для рисования и начинал выводить на белых листах всяких мультяшных героев, представляя, что сейчас я окажусь с ними, в их мире, и они меня спасут. А потом мы вместе станем настоящей командой.

Детский лепет…

***

Я вырос. Уже давно. И никто меня так никогда и не спас. Даже сам себя я уже не в силах спасти. Даже Пеппер. Никто. Только…”эффект плацебо” на время. Моя душа – раб моего тела. Я – раб горстей таблеток. Моя депрессия – раб воспоминаний, терзающих меня изо дня в день. Этот мир – раб неверного истолкования чьих-то снов. И так будет всегда. Мы все рабы.

Глава 4.

You'll never take me alive
Because we're already dead inside

Leathermouth “Sunsets Are For Muggings”

POV Gerard

- Джерард? Джерард, ты слышишь меня? – обеспокоенный, но строгий голос доктора Вангер вытащил меня из вязкого болота воспоминаний.

- Да, миссис Вангер. Я здесь. – Пришлось ответить, успокоив тем самым пожилую даму.

Вангер действительно была в этой клинике одним из самых старших и глубокоуважаемых специалистов. Но все это лишь показуха для вышестоящего начальства. Она являлась самым обычным психотерапевтом, пытающимся поковыряться в твоих мозгах при помощи “душещипательных” бесед и новейших методов диагностики. В кармане ее поношенного халата всегда таился электрошокер, на случай если пациент вдруг накинется на нее, или еще что. Кстати, одним из таких пациентов был я, когда однажды, взбесившись от ее тупых фраз, я со всей силы царапнул ее по щеке – еле заметный шрам с тех пор украшал морщинистое лицо. Кажется, их миссия – как можно каверзнее задавать вопросы, тем самым провоцируя очередного беднягу на приступ агрессии, чтобы потехи ради засадить его на пару-тройку недель в изолятор. Будь моя воля, я бы каждого из так называемых “докторов медицинских наук” поместил в темную и сырую палату, чтобы они там мучились в компании с крысами, норовящими подкрепиться их мягкими сочными органами.

- Джерард, послушай, санитары оповестили меня, что в последнее время ты вовсе перестал спать, а вдобавок ко всему покушаешься на самого себя, пытаясь вырвать на голове волосы, содрать кожу…это так? – поправив треугольной формы очки и сложив руки в замок, нарочито размеренно спросила Вангер.

Если бы я мог, засмеялся бы от этого цирка – но, увы, лекарства, плавающие по кровяным каналам внутри меня, замедляют действие всех рефлекторных дуг. Здесь с тобой на самом деле разговаривают так, будто у тебя камень вместо головы, а изо рта текут слюни. “Заботятся” о нас.

- Так. – Даже если бы я мог отвечать не так односложно, все равно бы назло этой врачихе не делал этого. Я не хочу, чтобы меня выпотрошили окончательно.

- Это плохо, Джерард. Помимо твоего основного диагноза БДР (большое депрессивное расстройство) у тебя стали также наблюдаться признаки навязчивых состояний. И я подумала, что тебе стоит пройти более интенсивный курс лечения, но уже в другом отделении. Понимаешь?

Безусловно, я понимаю тебя, глупая женщина, как понимаю и то, что до такого состояния довело меня точно такое же ваше “интенсивное лечение”. А теперь вы переведете меня в новое отделение – второй круг ада, да?

Молчу. Просто киваю в знак согласия. Здесь нет выбора, помните?

This is for the pills that never fucking work
But it's hard to see blood on a black t-shirt

Leathermouth “Sunsets Are For Muggings”

POV Frank

Стою в полусогнутом виде перед раковиной. Два пальца в рот, пока никто не видит. Все должно быть быстро, каждая секунда на счету, иначе меня живо “успокоят” очередной дозой морфия. Поворачиваю кран. Единственный приятный звук в этой пещере – ласкающая слух стекающая вода. Умываюсь. По привычке хочется разглядеть себя в зеркале, но загвоздка в том, что здесь нет зеркал. Ни одного. Иначе я давно искромсал бы себя на куски.

Выхожу в коридор. Ноги слегка подкашиваются от слабости, завладевшей всем телом, как инфекция, молниеносно поражающая каждый участок мозга. Перед глазами плывет, но лучше так, чем давиться таблетками, от которых вообще будешь видеть мир в LSD-свете.

По расписанию сейчас свободное время. Подразумевается, что у тебя есть каких-то жалких пару часов до того, как тебе скормят дневную порцию седативных. Вокруг шум. Много шума. Санитары насильно тащат самых неугомонных пациентов на процедуры. Остальные же могут позволить себе толику роскоши – времяпрепровождения в игровой комнате. Это такое просторное помещение в пастельных тонах, чтобы никто особо не раздражался, в котором находится невероятное множество всякой всячины, как в детском саду. Кто-то развлекается в компании с настольными играми или дудит в воображаемую трубу, кто-то стоит у окна и покорно ждет своего родственника, который позабыл о нем уже как года три назад, кто-то качается из стороны в сторону на полу, пуская пузыри или напевая мелодию собственного сочинения.

Я же обычно прихожу сюда ради одного. Когда я попал сюда, бабушка навещала меня каждые выходные, и однажды привезла мою любимую гитару, которая являлась для меня целым миром. Врачи разрешили музыкальному инструменту покоиться в стенах этого мавзолея, за что я был им премного благодарен. Никто больше не смел трогать мою гитару после того, как я напал на одного парня, бездарно перебирающего по ее нежным струнам.

Прохожу в комнату. Пальцы трепетно жаждут прикоснуться к заветному инструменту. И вдруг я замираю. По воздуху разлетаются хриплые нотки. Стискиваю зубы и устремляю взгляд на подоконник – бледное создание с иссиня-черными волосами робко касается струн моей гитары. Почему я не в ярости? Мне приятна его игра. Честная.

Медленными шагами пробираюсь мимо сидящих на полу неизвестных мне лиц к парню.

- Она моя, – отрезаю я и пытаюсь заглянуть под несусветной длины челку черноволосого. Слышу, как позади меня закопошились медсестры, навострив уши. Они уже наготове, с электрошокерами и шприцами за спинами. Предвкушают скандал. Но я спокоен. Не дождетесь.

- Прости, – очень тихо произносит он, виновато уставившись на меня своими зеленовато-золотистыми глазами. Такой…интересный цвет. Давно меня не радовали никакие цвета в этой трупной яме. Парень аккуратно держит в руках гитару, протягивая ее мне. Встает и садится на пол, достает какой-то альбом.

Занимаю свое законное место на подоконнике и начинаю играть, а он сидит и усердно выводит очертания каких-то забавных человечков. Не помню, когда в последний раз я видел такое обилие ярких красок. Мелодия моей песни перемешалась с его цветными рисунками, образуя уникальный союз все еще живых душ. Он не мертв, как и я.

- You’re not in this alone… – напеваю я, от чего художниквопросительно поворачивается ко мне.

Глава 5.

If you were here I'd never have a fear.

MCR “Give ‘Em Hell, Kid”

POV Gerard

- You’re not in this alone… – начал вдруг петь этот паренек с вьющимися волосами, чью гитару я несколько мгновений назад взял в руки, чтобы вспомнить, каково это – чувствовать музыку. Но столкнувшись с его напряженным взором, поспешил отдать то, что принадлежало ему, и принялся изображать мини-супергероев в своем любимом альбоме.

Я в изумлении обернулся на него. Я не слышал нормальной музыки уже, казалось, целую вечность. Под “нормальной” я подразумеваю музыку, исходящую из самого эпицентра души, а не из больного разума, напичканного психотропными веществами.

Я смотрю в упор на него, он в свою очередь не сводит темно-ореховых глаз с меня. Надо же, какие яркие глаза. За все время пребывания в этом забытом богом месте я никому не позволял иметь такой тесный зрительный контакт со мной. Даже Пеппер. Я всегда “играл в гляделки” с пустотой, но никак не с живым человеком. Да, именно, с живым. От темноволосого парня веяло теплом, чуждым для столь гиблого места.

Как странно это выглядит, наверное. Хотя, слово “странный” в психлечебнице неуместно. Два сумасшедших, коими для внешнего мира они и являются, изучающе всматриваются друг в друга, и ни один из них не решается сказать хоть что-то, боясь спугнуть нахлынувшее мгновение понимания.

Что я вижу в его глазах? Просвет. Тот самый просвет, который есть в здравомыслящем человеке. Он, как и я, осознает свою инородность. Он не принадлежит этому миру, миру плацебных безумцев. А еще я вижу трезвость – он не опьянен медикаментозной эйфорией. Чего не скажешь обо мне. Получается, в моих расширенных зрачках он сможет прочесть сейчас страх. Страх перед тем, что он сочтет меня за больного, за одного из тех, кто собирает по полу невидимые ягоды. Он легко разгадает, что я стал зависимым.

Взмах пышными ресницами – и наши веки непроизвольно смыкаются. В одно и то же время, как по свистку. Ноты, выскальзывающие из-под его тонких пальцев, ласкают слух, но внезапно замедляются, оставляя за собой лишь дорожку блаженной истомы. Губы мои сжимаются в тонкую полоску – подобие улыбки новокаинового робота.

Не слезая с подоконника, он заглядывает в мой альбом, который до этого момента был только моим, сокровенным. Но я негласно позволяю ему потревожить мою изнанку. Сакральный жест.

Звенящая тишина по-прежнему сопровождает наше немое общение, хотя вокруг, в игровой комнате, творится хаос. Он протягивает руку, указывая взором на листки бумаги, которые покоятся в моих руках. Я протягиваю ему альбом и черный фломастер. Почему-то я предположил, что это может быть его любимым цветом. Вот так, внутреннее ощущение, что человеку приятны темные тона, как и мне.

Он прячет за ухо непослушную прядь волос и самозабвенно вырисовывает что-то в моем “тайнике”. Ожидание томительно, но я терплю, постукивая пальцами по жесткому ковру.

И вот, наконец, он возвращает мне альбом и, вскочив со своего излюбленного места, удаляется в сторону двери.

Открыв тот лист, на котором оставил свой след таинственный музыкант, я начинаю кусать губы, то ли от волнения, то ли от того, что действие утренней порции “наркоза” подходит к концу. Крылья. Он нарисовал крылья, а под ними – маленького черноволосого человечка с колбой цианистого калия в руке. И подпись «Don’t trust in placebo effect». Это был я. Он смазано изобразил уменьшенную версию меня, давящуюся ядом. А крылья означали ключ к спасению – они заберут меня в Рай.

Слеза скатилась по щеке, попав на листок, размазав его надпись в черноту.

Глава 6.

Nothing can help this fucking pain in my heart,

Nothing compares to this pain in my heart.

Leathermouth “5th Period Massacre”

POV Frank

Я захлопнул за собой дверь и вышел в коридор. Мне хотелось лечь, но еще было рано. Здесь даже в палату тебя ведут только в определенные промежутки времени. Голова закружилась сильнее – я спустился по стене на пол и схватился за волосы.

Зачем он позволяет внушать им, что таблетки помогут? В его глазах я разглядел так много надежды, веры и…страха. Будто бы он хотел поделиться со мной тайной, но не решился. Или же отравленные препараты крепкими узелками связали его язык. Он трясущимися руками выводил на бумаге такие четкие линии, превращая их в фигуры, а мне хотелось помочь ему, рассказать о своем способе борьбы с черной магией этого места, но полноценной беседы у нас все равно бы не вышло. Я дал ему подсказку, черным по белому оставив послание. Он должен понять. Он умный, я знаю это.

- Айеро, что с тобой? – санитарка Джус. Реджина Джус. Она ненавидит нас, всех до единого. Перебирает свои пепельные волосы, надменно прожигая меня взглядом. Противная особа. Лично для меня не секрет, что она развлекается по ночам с санитарами в подсобке, но официальной любовницей она числится у главврача. Грязь из ее души так и сочится наружу, словно выпуская злого духа. – Аейро, ты оглох? – пока никто не видит, она грубо ударяет меня по голове. Специально. Вот же шваль.

Не выдерживаю. Вскакиваю с места и цепко хватаю ее за волосы. Добилась своего. Достает электрошокер и пытается попасть по моей шее, но я изворачиваюсь и выхватываю “волшебную палочку” из ее рук. Но, уже поздно. Громилы-санитары подоспели и схватили меня под руки.

Тащат меня по коридору, а я успеваю заметить, как дверь игровой комнаты открывается, а из-за нее выглядывает он. Художник. Блестящими от слез глазами наблюдает за тем, как меня уносят. Позорно. Он медленно поднимает руку, мысленно удерживая меня и восклицая “Не уходи!”.

- Пора тебе на электросудорожную терапию, сученыш! – слышу яростный вопль одного из санитаров. Сознание окутывается дымовой завесой сна. Его глаза постепенно меркнут, я больше не вижу его очертания.

Отключаюсь.

***

- Фрэнк, расскажи мне, пожалуйста, что творится у тебя в душе? Зачем ты рвешь на себе волосы, режешь тело…? Зачем?

Вопросы доктора Ларсена хаотично разлетаются по комнате, словно ласточки по небу. Ян Ларсен – мой психиатр, к которому настоятельно записала меня бабушка. Он отстраненно смотрит на меня – сразу понятно, что он такой же, как все “лучшие психиатры города”, которым нужна лишь кругленькая сумма за сеанс. Чем больше у тебя проблем – тем лучше для них. Больше проблем – больше денег. Пропал интерес к больному? Еще лучше! Посоветуй ему помощь своего знакомого психолога, или попросту отправь в лечебницу. Арифметика проста!

- Фрэнк, не молчи. Ты за тем сюда и ходишь, чтобы делиться со мной своими переживаниями. Тебе 17 лет, ты взрослый мальчик, не глупи, – такое чувство, что Ларсен сейчас прожжет во мне дырку.

- Чем мне с вами делиться? Хотите знать, почему я стал таким психованным?! – начинаю заводиться я, отбивая неизвестный ритм ногой. – Хотите услышать душераздирающую историю о том, как умерла моя мать, когда мне было четыре года!? Или о том, как отец, не выдержав, через два года застрелился на глазах собственного сына?! – резко дергаюсь и встаю с кресла, подбегая к столу доктора. – Что вам от меня нужно?? – начинаю рыдать, бешено качая головой из стороны в сторону.

- Фрэнк…пожалуйста, сядь, – испуганно начинает успокаивать меня психиатр. Но я замечаю, как рука его тянется к телефону.

Я приметил ножницы на его столе, которые находятся в коробке вместе с другими канцелярскими принадлежностями. В этот момент мною контролирует лишь боль, такая боль, будто тебе ломают ребра, молотком отбивая по каждой кости.

Ларсен не успевает среагировать, как я хватаю ножницы, раскрываю их и порывисто начинаю вонзать лезвия поперек левой кисти. Кровь. Много крови, которая густыми каплями образует полноценный рисунок – рисунок моей душевной боли. Кровь…

***

- Айеро снова взбесился. Но ничего, сейчас мы вправим ему мозги!

Чувствую, как липкие присоски впиваются мне в виски и лоб. Руки-ноги по швам. Не могу открыть глаза, но нутром чую, как мне хочется выпустить себе кровь. Снова. Они сами подталкивают меня к этому. Я не могу терпеть. Быстрее уже пускайте электрический заряд по моему телу! Мне нужно лезвие. Кровь…

Глава 7.

A celebrated man amongst the gurneys

Дата добавления: 2015-10-28