Джена Шоуолтер Самое темное узилище

(Повелители Преисподней – 4)

Пролог

Рейес, некогда бессмертный воин богов, а теперь житель Будапешта и одержимый Демоном Боли, вошел в спальню. Он был покрыт потом, и тяжело дышал после напряженной тренировки. Поскольку он не мог испытывать наслаждения без физических страданий, то ноющие мышцы приводили его в восторг.

Как обычно, взгляд его пал на его женщину, и он сжал в ладони кинжал, которым они предпочитали пользоваться во время своих любовных игр. Она сидела на краю громадной кровати, напряжение читалось в ее прелестных чертах, пока она всматривалась в холст, стоящий перед нею на мольберте. Светлые волосы ниспадали на плечи диким водопадом, словно их несчётное число разворошили пальцами, и девушка нервно покусывала нижнюю губу.

Секс подождет. Она обеспокоена, и он не сможет думать ни о чем другом, пока не разрешит эту проблему для нее. Поэтому кинжал вернулся в ножны.

– Что-то случилось, ангел?

Ее взгляд взметнулся и коснулся его, в изумрудных глубинах светилась тревога. Она чуть улыбнулась.

– Точно не знаю.

– Ну, так почему бы мне тебе не помочь?

Что бы ее ни беспокоило – он обо всем позаботится. Без колебаний. Ради ее счастья он сделает что угодно, убьет кого угодно.

– Это было бы чудесно, спасибо.

– Мне принять душ перед тем, как присоединиться к тебе?

– Нет. Ты нравишься мне именно таким.

Драгоценная женщина. Но ему не улыбалась мысль испачкать её одежду. Он быстро схватил полотенце из ванной и насухо вытерся. Только после этого устроился позади своей женщины, обвивая ее своим телом. Глубоко вдыхая аромат грозовой свежести, он уткнулся подбородком в изгиб ее шеи и проследил за направлением взгляда.

Увиденное поразило его.

А не должно было бы. Ее рисунки всегда были такими живыми. Будучи Всевидящим Оком, провидицей богов и одной из самых ценных их советников, она могла заглядывать на небеса и в ад. Так и происходило еженощно, хотя она не имела не малейшего контроля над тем, чему становилась свидетельницей. Прошлое, настоящее, будущее – неважно. Каждое утро она рисовала то, что увидела.

На этот раз это был мужчина. Очевидно, воин. Со всей этой мышечной массой, он просто обязан им быть. Золотое ожерелье плотно облегало его шею. Он стоял на коленях. Руки лежали на бедрах, а ладони подняты вверх. Откинув назад темноволосую голову, он вопил, уставясь в сводчатый потолок. Возможно, от боли. Может быть, от ярости. На груди его виднелись капли крови, выступающие из множества ран. Раны выглядели так, словно с него срезали кожу.

– Кто он? – спросил Рейес.

– Не знаю. Никогда раньше его не видела.

Значит, они разузнают о нем все, что только смогут.

– Он с небес или из ада?

– С небес. Однозначно. Полагаю, что он находится в тронном зале Крона.

Значит, бог? Несколько месяцев назад Титаны свергли Олимпийцев. Итак, если этот мужчина находится в тронном зале Крона, скованный, страдающий, а Крон является главой Титанов, это может означать, что этот воин из Олимпийцев. Возможно, покаранный раб?

– Ты видела только это? – спросил Рейес. – Но не то, как он попал сюда?

– Точно, – кивая, ответила Даника. – Однако я услышала его вопль. Это было… – Она содрогнулась, и руки Рейеса утешающе сжали ее. – Мне так жаль его. Я никогда не слыхала столько ярости и беспомощности в голосе живого существа.

– Мы можем призвать Крона.

Крон не очень-то любил Рейеса и его товарищей Повелителей Преисподней – тех самых, кто открыл ларец Пандоры, выпустив из него зло. Тех, кто был проклят носить это зло внутри себя. Но царь богов ненавидел их врагов, Ловцов, еще сильнее, поскольку Даника в своем сне видела как Гален, лидер Ловцов, отрубает голову Крона. Теперь царь богов вознамерился убить Галена до того, как Гален сумеет убить его. Даже если это означало прибегнуть к помощи Повелителей.

– Мы можем поинтересоваться у него, знает ли он этого мужчину.

Даника пару минут обдумывала его предложение. Наконец-то, вздохнув, девушка кивнула.

– Да. Давай.

Затем она удивила его, обернувшись и премило улыбнувшись. Что ж, она всегда так улыбается!

– Но еще слишком раннее утро, что кого бы там ни было призывать. И, кроме того, я полагаю, что у тебя на уме было совсем другое, когда ты входил в комнату. Не поделишься? – хрипло предложила она.

Через секунду его плоть окаменела – вот что творила с ним эта женщина.

– С превеликим удовольствием, ангел.

Она опрокинула его на спину, улыбаясь ещё шире.

– Я тоже так думаю.

Глава 1

– Не двигайся, Ника. Только себе хуже делаешь, – Атлас, бог Силы Титанов, взирал на проклятье всей своей жизни – Нику, богиню Силы Олимпийцев. Его божественный двойник Его враг. И первоклассная стерва.

Двое лучших из его людей держали ее за руки, а еще двое удерживали ноги. Они должны были бы запросто пригвоздить ее на месте. В конце концов, на ней был ошейник, который не давал ей воспользоваться ни одной из сил бессмертных. Даже ее легендарной мощью – мощью, которая, к счастью, не шла ни в какое сравнение с его собственной. Но еще никогда женщина не была так упряма – или не была настолько полна решимости убить его. Она всё время пыталась вырваться, пинаясь, отбиваясь и кусаясь, словно загнанный в угол зверь.

– Убью тебя за это, – прорычала она ему в ответ.

– Почему? Я не делаю с тобой ничего такого, чего бы ты не сделала со мной в свое время.

Резкими движениями Атлас сорвал рубашку через голову и отбросил ее в сторону, открывая грудь и мускулы живота. Там, в самом центре, большими черными буквами, что протянулись от одного крошечного коричневого соска к другому, красовалось ее имя, призывающее внимание всего мира. НИКА.

Она заклеймила его, унизительно превратив его в свою собственность.

Заслужил ли он подобное? Возможно. Некогда он был пленником этого мрачного мира. Тартара, темницы для богов. Был сброшенным с престола и заключенным под замок богом, позабытым, ничем не лучше ненужного никому хлама. Он желал выбраться, и ради этого был готов на что угодно. Что угодно. Поэтому он соблазнил Нику, одну из его стражей, воспользовавшись ее чувствами к себе.

И хотя сейчас она не призналась бы в этом, тогда она по-настоящему влюбилась в него. Доказательство: она организовала его побег, а это проступок, караемый смертью. И все же она была готова рискнуть. Ради него. Только вот прежде, чем она смогла снять с него ошейник, чтобы позволить ему самостоятельно перенестись прочь – перемещаясь с места на место силой мысли – она узнала, что он соблазнил ещё нескольких женщин-стражников. Зачем полагаться в таком важном деле на одну, если четверо могут сослужить лучше?

Он рассчитывал на то, что ни одна из Олимпийских богинь не пожелает предать огласке свой романчик с порабощенным Титаном. Рассчитывал на их молчание.

А стоило бы принять во внимание их ревность.

Ника поняла, что ее использовали, что ее чувства никогда не были взаимны. Вместо того, чтобы бросить его обратно в камеру и сделать вид, что его не существует, вместо того, чтобы избить его, она повалила его и навсегда пометила.

Годами он мечтал о том, что воздаст ей тем же. Порой ему казалось, что только это желание удерживало его от безумия, пока он коротал век за веком в этой адской дыре. Один- одинешенек, и только тьма составляла ему компанию.

Представьте себе его восторг, когда стены тюрьмы начали трескаться. Когда их защита начала слабеть. Когда ошейники упали с шей Титанов. Не сразу, но он и его собратья наконец-то сумели выбраться на свободу. Они атаковали Олимпийцев, жестоко и безжалостно.

Всего за пару дней они одержали победу.

Поверженных олимпийцев заперли там же, где ранее содержались Титаны. Атлас вызвался присматривать за тюрьмой и, к превеликому своему удовольствию, был назначен на эту роль. День его отмщения наконец-то настал. Ника будет носить его метку вечно.

– Ты должна быть благодарна за то, что вообще жива, – напомнил он ей.

– Пошел на***.

Он медлительно, порочно улыбнулся.

– А ведь ты уже побывала там, помнишь?

Ее сопротивление возросло. Возросло столь неистово, что вскоре она задыхалась и обливалась потом, так же как и его люди.

– Переверните ее, – приказал он. Никакой жалости. У Атласа не было терпения ждать, пока она устанет. – Я просто буду делать татуировку, пока моё имя не станет достаточно чётким.

Издав разочарованный, гневный визг, Ника, в конце концов, замерла. Она знала, что он сказал правду. Он всегда говорил правду. Не разменивался на угрозы. Только обещания.

– Вот и умница…

Атлас подошел и сорвал одежду с ее спины. Загорелая, гладкая кожа. Безупречная. Когда-то он ласкал эту спину. Целовал и вылизывал ее. И правда, с ней ему было гораздо лучше, чем со всеми остальными, но он не позволит своей похоти управлять собой и не отпустит Нику в глупой надежде опять водрузить ее на свое ложе любви, пока не заклеймит. Он сделает это.

– Я сделала с тобой не это, – прохрипела Ника. – Я не клеймила твоей спины.

– Предпочитаешь, чтоб я поставил метку на твоей прелестной груди? Тут она прикусила язык.

Хорошо. Он не хотел марать ее грудь. Она была произведением искусства, несомненно, лучшим творение в мире.

– Не стоит благодарности, – пробормотал он. Протянул руку и ему подали необходимые принадлежности. – По крайней мере, тебе не придется смотреть на мое имя каждый день своей слишком длинной жизни.

Как приходилось ему.

– Не делай этого, – внезапно выкрикнула она. – Пожалуйста. Не надо. Она повернула голову – в карих глазах стояли слезы.

Она не была красавицей. Ее с натяжкой можно было назвать симпатичной. Нос немного длинноват, скулы немного слишком остры. Обыкновенные каштановые волосы, обрезанные до слишком широких плеч, и тело воина. Но нечто в ней всегда влекло его.

Он закатил глаза.

– Утри крокодильи слезки, Ника. – А уж он-то знал, что она притворялась. Она не была склонна к проявлению чувств. – Меня они не впечатляют, а тебе определенно не к лицу.

Ее глаза мгновенно сощурились, слезы исчезли, как по волшебству.

– Ладно. Но ты об этом пожалеешь. Клянусь.

– Жду не дождусь.

Правда. Схватки с ней всегда возбуждали его.

Не колеблясь ни секунды, он прижал чернильное стило как раз под ее лопаткой. Твёрдой рукой он вывел очертания первой буквы. А. Она не дернулась ни разу. Ничем не показала, что испытала хоть малейшую боль. Однако он знал, как это больно. О да, он-то

знал. Чтоб навсегда заклеймить бессмертного, амброзию нужно смешать с краской, а такая амброзия жжет как кислота.

Она оставалась неподвижной, пока он чертил контуры. Молчала, не шевелясь, пока он заполнял их. Закончив, он сел на корточки и окинул взглядом свою работу: АТЛАС.

Он ожидал, что почувствует удовлетворение, ведь он столь долго ждал этого момента. Этого не случилось. Он ожидал, что облегчение переполнит его – воздаяние было воплощено. И этого тоже не произошло. Вот чего он не ожидал, так это яростного взрыва чувства собственника, но именно это он испытывал.

Теперь Ника принадлежала ему. Навеки. И весь мир будет об этом знать.

Глава 2

Ника вышагивала вдоль стен своей камеры. Камеры, которую она делила с еще несколькими узниками. Будучи близко знакомы с её нравом, они старались не вставать ей поперек дороги. И все же сокамерники действовали ей на нервы. Она чувствовала, как их взгляды буквально сверлят ее спину через грубую ткань, словно могут прочесть написанное там имя.

Осмелься они хоть заикнуться об этом…

Камер на всех Олимпийцев не хватило, потому их поместили по нескольку в каждой. Мужчины, женщины – без разбору. Может быть, Титанам было плевать на смешение полов, а может, они сделали это, чтобы усилить страдания каждого пленника. Скорее всего, последнее. В одни камеры попали не супруги и не друзья. Нет, вместе поместили соперников.

Для Ники таким соперником был Эреб, низший бог тьмы. Некогда Эреб относился к ней как к королеве. Некогда он на самом деле нравился ей. Она даже подумывала о браке с ним. Но затем она влюбилась в Атласа – этого бабника и лживого ублюдка Атласа – потому и отвергла ухаживания Эреба. Затем она узнала, что Атлас никогда по-настоящему не хотел ее, что он просто использовал ее. Любовь мгновенно переросла в ярость.

Хотя в конечном итоге ярость остыла. Она забыла его. Почти совсем. Сейчас же, когда имя его украшало ее спину, она ненавидела его всеми фибрами своей души.

Возможно – возможно – она перегнула палку, поступив точно так же с ним. Заклеймив его навеки. Что ж импульсивность всегда была ее бедой. В течение долгих лет она даже сожалела о своем решении. Не то чтобы она когда-либо призналась бы ему в этом. Однако сожаление – это не то, что она чувствовала сейчас.

Она не солгала – она убила бы его за это.

Во-первых, ей придется придумать, как снять со своей шеи этот дурацкий ошейник. Пока она носит его, она бессильна. Во-вторых, ей придется придумать, как сбежать из этой тюрьмы.

Первое, в теории, должно было быть просто. Но она уже пробовала переломить и разбить его, даже пыталась расплавить. Но все, чего она достигла, это порезы на коже, синяки на нежной плоти и опаленные волосы. Второе, в теории и на практике, казалось невозможным.

Ее взгляд скользил по окружающей обстановке. После своего побега Титаны заново укрепили здесь все. Как, она не знала. Темница должна была быть связана с Тартаром, богом тюремного заключения Олимпийцев, который некогда сторожил Титанов. Когда он начал слабеть без явной причины, темница также ослабла. Все в ней пришло в дисгармонию. Но сейчас Тартар пропал. Титаны не захватили его, и никто не знал, где он. Пока его нет, темница не могла быть такой крепкой, какой она была раньше.

Стены и пол были сделаны из божественного камня, который только специальные божественные инструменты – инструменты, которых у Ники не было – могли разрубить, и все же, даже без присутствия Тартара, нигде не было видно ни трещинки.

Толстые серебряные решетки, что позволяли мельком увидать сторожевой пост внизу, были выкованы Гефестом, и только одному Гефесту было под силу выплавить такой металл. К сожалению, он обретался где-то в другом месте. Как и о Тартаре, о нём никто ничего не

знал. И все же, раз Тартара не было здесь, она должна была быть в состоянии преодолеть этот металл. Она не могла; уже пыталась не раз.

– Можешь ты угомониться, мать твою? – прорычал Эреб с одной из лежанок. От темной шевелюры и до темной кожи, от красивых черт лица до сильного тела, он был воплощением несчастливого мужчины, и все это несчастье вменялось ей в вину. – Мы пытаемся спланировать побег отсюда.

Они всегда планируют побег.

– Кроме того, – продолжил он, – твое уродливое лицо вызывает у меня головную боль.

– Пойди и отсоси себе, – ответила она.

Хотя это именно она обидела его много веков назад – непреднамеренно – он отплатил ей тысячи раз. Умышленно. Не в плане чувств, но физически. Ничто он не любил так сильно, как «случайно» сделать ей подножку, столкнуться и сбить ее с ног. А также сожрать ту крошечную, предназначенную для нее порцию еды, прежде чем она успевала пробиться к ней, заставляя ее испытывать голод. Если бы на Нике не было ошейника, Эреб никогда не смог бы так делать. Она была бы слишком сильна. Еще одна причина презирать плен.

– Таким образом я достигну гораздо лучших результатов, чем ты, когда делала подобное, – парировал он.

Стайка богов и богинь вокруг него фыркнула.

– Как знаешь, – бросила она, словно насмешка не затронула ее. Разве что щеки залил румянец. Она была олицетворением силы – или же должна была им быть – и она всегда была мужественнее, чем женственнее. Именно потому внимание со стороны Атласа удивило и порадовало ее. И она поддалась его чарам, потому что каким-то образом он заставил ее чувствовать себя нежной, прекрасной женщиной.

Как раз в этот момент Атлас пришел на сторожевой пост. Ей не надо было видеть, чтобы узнать это. Она чувствовала его. Всегда чувствовала его жар. Когда ее взгляд отыскал его, она увидела, что он обнимает длинноногую блондинку. Блондинку, которая прильнула к нему так, словно рядом с ним было ее законное место, и она бывала там много раз прежде.

Мысль разозлила Нику. Так не должно быть; она презирала Атласа всей душой и плевать хотела на то, с кем он спит. Ей все равно, кого он услаждает. О да, он доставлял удовольствие этой блондинке своими умелыми руками и жаждущими губами. Он был восхитительным любовником, чьи прикосновения до сих пор преследовали Нику во сне. Но вот и она. Ярость.

Она не собиралась, но поняла, что идет к решетке и вцепляется в нее, чтоб лучше и поближе рассмотреть его. Трое стражей стояли вокруг него, болтая и смеясь. В то время как пленники носили белые одежды, стражники одевались в черное, и он был соответственно облачен. Черный идеально подходил к его черным, остриженным волосам и глазам цвета моря.

Лицо Титана было выточено искусным скульптором, все в нем пребывало в идеальной гармонии. Глаза идеально посажены, нос идеальной длины, идеально очерченные скулы, губы идеальной формы и цвета, и в довершение всего идеально-упрямый квадратный подбородок.

Она должна была бы понять, что он играет ею в тот миг, когда он обратил эти опасные глаза на нее и в них засветился «интерес». Мужчины просто не смотрели так на нее. Даже Эреб, а уж он-то её любил.

– Ублюдок, – побормотала она, проклиная обоих мужчин из своего прошлого.

Будто услыхав ее, Атлас поднял взор. Едва встретились их глаза, она захотела отпустить решетку. Она захотела шагнуть назад, прочь с его глаз. Но она не позволила себе подобной роскоши. Это – проявление трусости, а этот мужчина видел ее слабость слишком много раз.

Чтобы подразнить его, и надеясь также вывести его из себя, как и он всегда выводил ее, она позволила своему взгляду коснуться его груди, именно там, где выжжено было ее имя. Она самодовольно улыбнулась прежде, чем поднять глаза и выгнуть дугой бровь. Прямое попадание. Он стиснул челюсти.

«Что думает твоя любовница о твоем клейме?» – хотелось ей закричать. – «Что думает эта блондинка о моем имени на твоем теле?»

Он крепче прижал глупую блондинку к себе, и, не отрывая взгляда от Ники, смачно поцеловал ее в губы. Конечно же, та отреагировала так, как любая другая на ее месте. Она обвила его руками и вцепилась в него мертвой хваткой. Ника хорошо знала, что этот мужчина мог довести женщину до оргазма своим искусным поцелуем.

Ярость Ники возросла. Если б могла она бы спустилась прямиком туда и растащила их в стороны. После чего убила бы обоих. Не потому что сама хотела Атласа – это не так – но потому что он, очевидно, опять использовал женщину. Страсть не светилась в его взгляде. Лишь целеустремленность.

Ника оказала бы услугу всем женщинам, уничтожив его.

– Эреб, – позвала она. – Поди сюда. Я хочу поцеловать тебя.

– Что? – выдохнул он, явно шокированный.

– Ты хочешь целоваться или нет? Иди сюда. Быстро.

Позади нее раздался шорох одежды, а затем ее бывший любовник оказался рядом. Он был пленником, секс – редкостью. Он возьмет, что может, даже от той, кого презирает. Это она знала наверняка.

Ника повернулась к нему; он уже склонялся к ней. Как и блондинка, она обвила руками шею партнера и прижалась к нему. Вот только она не получила удовольствия от поцелуя, каким бы до боли знакомым он ни был. Вкус Эреба был слишком… каким? Слишком отличался от Атласа, поняла она, от чего ее злоба еще более возросла. Ни один мужчина не должен обладать подобной властью над нею.

Все же она позволила Эребу продолжать. Атлас должен понять, что она более не желает его. Он должен понять, что он больше никогда и ни за что не сыграет на ее чувствах. Она больше не была девочкой-идеалисткой. Уж об этом-то он позаботился.

Глава 3.

Ярость. Абсолютная ярость переполняла Атласа. Он резко отпустил свою партнершу – не мог припомнить ее имени – и она ахнула, протестуя. Не утруждаясь объяснениями, он пошел прочь от нее. Ярость продолжала растекаться по всем уголкам его сознания, пока он взбирался по ступеням, которые вели к клеткам пленников, к камере Ники.

Его имя – на ее спине. Как смеет она позволять другому мужчине касаться ее губ?

Дойдя до места, он поднял руку и значок на его запястье, заставил решетку отъехать в сторону. Несколько пленников сидели у дальней стены. Страстное желание читалось в их лицах, они наблюдали, как низший бог Тьмы и богиня Силы начищали друг другу миндалины. Они на самом деле были так поглощены этим, что даже не бросились к Атласу и не попытались сбежать. Или, возможно, причиной тому была боль, которую они испытали бы, если бы попытались. Ему стоило только нажать кнопку – их ошейники превратили бы их мозги в ошметки.

Ника стонала так, будто ей действительно нравилось то, что Эреб делал с ней. Красная пелена застлала взор Атласу. Как она смеет! Скрипя зубами, он схватил Нику за ворот и притянул к себе, прочь от Эреба.

Она охнула. В отличие от аха блондинки, к этому звуку он не остался безразличен. Захотел проглотить его – и сделать что-то, что угодно, чтобы заставить Нику издать его опять.

«Что это со мной?»

– Эй, – рявкнул Эреб, по-дурацки протягивая к Нике руки, чтоб завершить начатое. – Мы были заняты.

Хмурясь, Атлас ударил его в грудь. Более слабый, тот отлетел назад, врезаясь в своих товарищей-заключенных. Вскочил на ноги, чтобы ответить, рассмотрел, кто нанес удар и замер, раздувая ноздри.

– Еще раз к ней прикоснись, – процедил Атлас, – и я сниму с тебя ошейник – вместе с твоей головой.

Бог побледнел, наверное, даже захныкал.

– Все равно она того не стоила.

За эти слова Атлас также мог его убить.

– Сатиры рогатые, что ты делаешь? – потребовала ответа Ника, внезапно оживляясь и привлекая внимание к себе. Обернувшись, она впилась в него взглядом. – Я могу спать с кем захочу. И знаешь, я даже могу выбрать одного из твоих друзей.

Несмотря на ее пылкие речи, дыхание её было ровным – а не было бы, если б это Атлас целовал ее, – на щеках не было румянца, и даже соски не затвердели. Наконец что-то охладило самое яркое пламя его злобы.

– Просто закрой рот.

Он взял ее за руку и потащил прочь из камеры. Решетка закрылась за ним автоматически.

– Сатиры рогатые, что ты делаешь? – снова сказала она, пытаясь вырваться. Она никогда не была из тех, кто готов беспрекословно покориться.

– Сатиры рогатые, что ты делала? – парировал он. Достигнув начала лестницы, остановился. Блондинка, которая оказалась богиней Памяти – как там ее зовут? Мини? Нет,

но близко. М и М? Минизон? Ближе. Мнемозина. Да, точно – Мнемозина и трое воинов избранных охранять Тартар сегодня, уставились на них.

– Что? – рявкнул Атлас. По крайней мере, Ника перестала сопротивляться. Замерла рядом с ним, переводя взгляд с него на них и обратно.

– Ты не можешь так запросто выводить пленников, – заявил Гиперион, бог Света. Он был красавчиком, хоть и бледным, как и предполагал его титул, и лучше бы Нике не рассматривать его в качестве кандидата на свое ложе.

– Я не вывожу ее, – сдавленно ответил Атлас. – Я ее перемещаю.

«В отдельную камеру, где никто не сможет прикоснуться к ней своими грязными, отвратительными губами. Где никто не сможет лапать ее тело».

Однако в его решении не было никакого сексуального подтекста. Он просто не желал, чтобы она испытывала хоть какое-то удовольствие. Она не заслужила этого.

– Почему? – Мнемозина смотрела на него с любопытством, ни намека на огорчение или ревность не было в ее лице.

«Почему?» – спросил он у самого себя. Богиня памяти месяцами жаждала встреч с ним, постоянно его призывала. Прошлой ночью она даже заявилась голышом в его дом.

О да, она была прекрасна, и он почти поддался и хотел возлечь с ней. Его тело бушевало после того, что случилось с Никой, и он отчаянно жаждал разрядки. Но, так и не завершив начатое, отослал настойчивую богиню прочь. Он почувствовал себя слишком виноватым. Так, словно он изменял Нике. Глупость-то какая. С Никой его связывала только взаимная ненависть.

Кроме того, кому захочется быть с женщиной, которая никогда не забудет твоих ошибок? Которая будет помнить все твои проступки? Не ему. И все же он перенесся в дом Мнемозины этим утром и пригласил ее провести с ним день, только для того, чтобы привести ее в тюрьму утром. Он странно ликовал при мысли о том, что будет бравировать ею перед Никой.

Титан снова задался вопросом, почему же Мнемозина не чувствовала в Нике соперницу. Хотя он знал, что этого не чувствовало большинство женщин. Он слыхал их разговоры. Ника была слишком высока, слишком мускулиста, как они говорили. Она была слишком резка и слишком груба. Но именно это поначалу разожгло в нем интерес к ней. Она могла справиться с его мощью. И отплатить ему той же монетой. Она никогда не будет тушеваться пред его взором. Никогда не будет бежать прочь от его гнева. Она всегда будет смотреть ему прямо в лицо. Ему нравилось это. Очень. Ни в одной из женщин он не встречал такой храбрости.

И она была прелестна, так он думал. Да, только вчера он считал ее разве что симпатичной, но сейчас это казалось ему неправильным во всех отношениях. Не так давно, когда он первый раз вошел в тюрьму, он ощутил ее взгляд и посмотрел вверх. На секунду, только на секунду, Ника опустила щит. Она не знала, что он наблюдает за ней, потому не следила за выражением своего лица. Черты ее смягчились, приобрели некую печаль, глаза светились. Ее вид разгорячил его кровь так, словно его охватил пожар.

Все это не означало, что он желает ее, своего врага. Тот факт, что его имя красовалось поперек ее спины просто сыграл с ним злую шутку, внося смятение в мысли, вызывая чувство собственности, в этом он был уверен.

– Итак, – напомнила Мнемозина.

– Ага, – сказала Ника, – мы ждем ответа.

На какой вопрос? Ах, да. Почему он переводит ее. Он вздернул подбородок, отказываясь смотреть вниз на Нику. Не то чтобы ему пришлось слишком низко опускать глаза. Со своими шестью футами роста она была почти также высока как и он.

– Мне не нужна причина. Я в ответе за эту тюрьму и всех внутри нее. Значит, если я хочу перевести тебя, я могу это сделать.

Последние слова предназначались Титанам. Им не стоит расспрашивать его.

Не проронив более ни слова, он потянул Нику прочь. Куда же ему отвести ее? В свой кабинет, решил он. В данный момент во всей громадной тюрьме не было свободной камеры.

– Тебе повезло, что я не убил того ублюдка, – сообщил он, убедившись, что другие не могут слышать его.

Ей не надо было спрашивать о каком именно ублюдке он говорит.

– За что?

За то, что коснулся того, что принадлежит мне.

– Он не имел позволения ухаживать за тобой.

Атлас завернул за угол, в конце коридора показалась дверь в его кабинет.

– Ухаживать за мной? – она безрадостно засмеялась – Погоди-ка. А, понятно. Ты можешь трахаться с кем угодно, а я – нет.

Хорошо. Они поняли друг друга.

– Правильно.

Он зашел внутрь и наконец-то отпустил ее. Руки чесались, чтобы снова коснуться ее, но он удержал их при себе. Вместо того, чтобы сесть за стол, он обернулся, встав с ней нос к носу.

– Тебе суждено страдать в одиночестве.

Боги, как она чудесно пахнет. Страстью. Настоящей, раскаленной добела страстью.

– Да неужели. Все равно, мне самой с собой гораздо веселее.

Вообразив то, что она озвучила, он почувствовал, как ноги его подкашиваются. Он должен отойти. Пока не сотворил что-то глупое.

Она прищурилась.

– Знаешь, а ты не изменился. Ты такой же осёл, каким был раньше.

– Однако, – продолжил он так, словно она только что не оскорбляла его. Глупо, будь он проклят. Она здесь, с ним наедине. – Если ты нуждаешься в поцелуях, я позабочусь об этом.

Глава 4

Времени воспротивиться не было. Не успела Ника и глазом моргнуть, как оказалась впечатанной в стену, Атлас прижимался к ней, его руки стискивали ее виски, а губы сминали ее рот. Без предупреждения, его язык протолкнулся глубоко, минуя ее зубы.

Она могла бы укусить его. Вообще-то, она хотела укусить его, и не в порыве страсти. Она хотела крови, боли. Вместо этого, ее тело стало его рабом, словно и не было столетий ненависти, и она радостно приветствовала мужчину. Обвила руками и изогнулась навстречу его эрекции. Эрекция? О, да. Его плоть пришла в возбуждение. Твердая и длинная, большая.

Его вкус – порочный, дикий и обжигающий, как темные специи. Она чувствовала, как напряжены его мускулы под её руками. Скользнув ладонями вверх, она запустила пальцы в его волосы. Короткий ежик восхитительно оцарапывал кожу, заставляя ее дрожать.

«Коснись меня», – хотелось ей выкрикнуть. Так давно, проклятие, как давно, она не испытывала подобного.

О, она бывала с другими мужчинами с тех пор, как так глупо отдалась Атласу, потому что искала столь же ярких ощущений, что испытала с ним. Но каждая попытка оставляла ее опустошенной, неудовлетворенной. А затем она была поймана – самим Атласом – и без церемоний засунута в эту тюрьму.

Здесь негде было уединиться, и не было возможности найти партнера. Не то, чтобы она хотела этого или вообще пыталась. Никто более не привлекал ее. Никто, кроме Атласа, чтоб ему провалиться.

Да, будь он проклят. ОН. Тот, кто только вчера вписал свое имя в ее плоть. Что она творит, позволяя подобное? Он подумает, что до сих пор не безразличен ей. Решит, что она все еще томится по нему, мечтает о нем… жаждет его. Это может быть правдой, проклятье, но она никогда не позволит ему узнать этого.

Задыхаясь, Ника отвернулась.

– Я не хочу тебя, – солгала она. – Отпусти. Сейчас же. Низкий рык вырвался из глотки Титана.

– Я тоже не хочу тебя, – раз, другой он потерся бедрами об нее. – Но я не отпущу тебя.

Дрожь прошла по ее спине. Небеса. Он затронул самую чувствительную точку ее тела и ощущения от этого потрясли ее. Затем, опустив руку, он сжал ее грудь – и у нее чуть не подогнулись колени.

– Почему? – едва не хныча, выговорила она. И почему она дает ему свободу выбора?

Почему не вырывается? Ты – Сила. Так веди себя подобающе.

– Почему я не отпущу тебя? – он начал перекатывать пальцами ее затвердевший сосок. Вот почему она оставалась на месте, подумала Ника сквозь пелену головокружения.

Наслаждение нарождалось, растекаясь по венам, сжигая, превращая ее в новое существо. Существо, которое жило бы лишь ради удовлетворения. Существо, которому было бы плевать, что ответственный за ее страсть, был ее врагом.

– Да.

– Я… Я… – его пальцы напряглись, сжимая сильнее. – Просто заткнись и поцелуй меня опять.

Их губы встретились снова, и на этот раз она приподнялась на цыпочки. Не могла удержаться. Когда их языки сплелись, он подхватил ее под бедра и оторвал от пола.

Заставить его удерживать весь свой вес было бы забавно, но совсем не так приятно, как обвить ногами его талию и прижаться своей пульсирующей плотью к его плоти.

Прижав ее к стене, он смог запросто запустить обе руки ей под одежду. Их тела были слишком плотно прижаты, чтобы он мог добраться туда, где она больше всего его хотела, но то, как он сжимал ладонями полушария ее груди, касаясь кожей ее кожи, тоже было вполне неплохо. Он оказался еще более горяч, чем ей помнилось.

Его губы оставили ее, но не успела она разочарованно застонать, как он начал целовать и вылизывать ее шею.

– Да, – выдохнула она. – О, да. Вот так.

– Еще? – он уткнулся носом в золотой ошейник пленницы, словно это была простая побрякушка, а не грозящее ей смертью устройство. В этот момент ей нравился даже ошейник.

– Да.

Еще. В данный миг она могла вымолвить только одно это слово. Разве что… он что, надумал заставить ее умолять?

Внезапно к желанию примешалась ярость. Что ж, она ему покажет. Умолять она не будет ни о чем. Даже об этом. Особенно об этом. Не его.

– Так ты и получишь ещё, – сказал он, поражая ее. Стянул ткань грубого платья, высвобождая ее грудь. Шумно выдохнул. – Так прекрасна. Так совершенна, – его язык обвел по кругу сосок, который его пальцы щипали не так давно. – Моя.

Она откинула голову, царапая ногтями его спину. Так хорошо. Жар… влага…

– Да! – он втянул вершинку в рот. Так сильно, что мышцы ее живота свело судорогой.

– Атлас, – простонала она. – Не останавливайся. Приказ, не просьба.

– Не остановлюсь. Не могу, – он выпрямился, его прищуренный взгляд внезапно приковал ее к месту гораздо эффективнее, чем его тело. – Я хочу тебя. Всю, целиком и полностью.

Она с трудом восстановила дыхание. Чувства.

– Ты говоришь о сексе? Да, да, да. Здесь, сейчас.

Сдержанный кивок послужил ей ответом. Она открыла, было, рот, чтобы заговорить, но как-то нашла в себе силы остановиться. Упивалась его видом – видом, который восхищал ее почти так же сильно, как и сердил. Сердил? Почему? Его ноздри раздувались, губы напряжено сжались. Атлас выглядел так, словно едва держал себя в руках.

Неужели он так отчаянно хотел ее? – гадала Ника. Или же он просто был таким хорошим актером?

«Да», – мрачно подумала она. – «Он хороший актер».

И вот откуда взялась злоба. Он уже однажды смотрел на нее так, когда они в прошлый раз занимались сексом. Этот его взгляд послужил толчком к тому, что она решила освободить его, невзирая на последствия для себя. Последствия, которые могли стоить ей смертного приговора.

«Но»,- думала она, – «он любит меня так же сильно, как я люблю его».

Она думала, что стоит рискнуть всем ради его свободы. Ради того, чтобы вечно быть с

ним.

Как бы им это удалось, она не знала. Но хотела попробовать. Он – нет.

Хвала богам, что она встретила одну из участниц его мачо-парада через пару минут после того, как вывела его из здания тюрьмы во внешний периметр, откуда он мог бы перенестись. На нем все еще был ошейник – Ника не хотела снимать его до тех пор, пока они не минули всех охранников. Таким образом, все, кто увидел бы их идущими рядом, решили бы, что она просто переводит заключенного.

Но снаружи их заметили. Никто не мог перенестись из самой тюрьмы или в нее, поэтому все были вынуждены проходить через парадную дверь.

Аэргия, богиня лени, в кои-то веки решила прийти пораньше на работу – какой сюрприз! – просто чтобы опять побыть с Атласом. Она остановила Нику, чтобы расспросить, куда та ведет пленника.

– Я дразню его тем, чего он более никогда не сможет получить, – заявила Ника. Богиня нахмурилась:

– Что ж, приведешь его в мои покои, когда покончишь с этим.

– Зачем?

Недовольную гримасу медленно сменила чувственная улыбка.

– Чтобы я преподнесла ему свое…наказание Страх шевельнулся внутри.

– И как ты наказываешь его?

– А как ты думаешь? Но не беспокойся. Я оставлю его умоляющим о новом наказании.

Как обычно.

Тогда Атлас попытался сбежать, сбив с ног обеих, но, с ошейником на шее, не смог уйти далеко. Ника посадила его обратно под замок и, терзаемая подозрениями, допросила всех женщин-стражей. Почти каждая имела связь с ним. И всем он говорил одно и то же: «Ты прекрасна; я хочу провести жизнь с тобой; все, что мне нужно – это моя свобода, и тогда я вечно буду твоим рабом».

Итак, опять возлечь с ним? Как бы не так!

– Ты же хочешь меня, – взревел Титан. Его хватка стала ещё крепче, он глубоко впился пальцами, оставляя синяки. – Я знаю это.

Вдруг она поняла, к чему была эта небольшая сценка соблазнения. Он планировал переспать с ней, заставить ее влюбиться в себя опять, а потом бросить. Он пережует ее гордость, выплюнет и растопчет остатки. Чтобы наказать ее за то, что посмела заклеймить его, в этом она была уверена. Отметить ее своим именем для него было недостаточно.

– Желать твоей смерти и желать твоего тела далеко не одно и то же, – медоточиво улыбаясь, она погладила его щеку. – И клянусь, что в то время как я на самом деле хочу первого, по поводу второго я лишь дразнила тебя. – И кто теперь с кем играет? – Так что… если мы уже закончили с этим…?

Атлас провел языком по зубам. Его руки отпустили её, он сделал шаг назад. Ника едва не упала, но сумела заставить ноги удержать собственный вес.

– Мы закончили, – резким тоном проговорил он. – Мы определенно закончили.

Глава 5.

Чтобы освободить место для Ники, Атласу пришлось перевести семерых богов и богинь в другие, и без того переполненные, камеры. Однако потраченное время и усилия стоили того. Он не мог стерпеть мысли о том, что она с этим ублюдком Эребом будет делать то, что когда-то делала с ним, Атласом.

Этого не будет. Ни-ког-да.

Маловероятно, но могло статься и так, что причиной послужило не желание наказать ее, а то наслаждение, в котором ранее он не давал себе отчет. Он ожил в ее объятиях. Так же было в прошлый раз, но он списал это на безумие плена. Теперь же он не мог сбросить это со счетов. Он не был пленником; он был стражем.

Но он ожил и нуждался в большем. В ней и только в ней. Она же заявила, что просто играла с ним.

Атлас желал, чтобы это оказалось ложью, сильнее, чем хотел сделать следующий вдох. Он не мог понять этого. Ника была обречена провести вечность в заточении, что означало, что они не смогли бы жить вместе. Даже если бы он дал ей свободу. Тогда бы его заключили в тюрьму или предали смерти.

Титан неделю оплакивал свое положение и размышлял, что же делать. Все это время он держался подальше от новой камеры Ники. Однако думать о ней он не прекращал. Что она делает? Думает ли она о нем? Мечтает ли она о нем и о том потрясающем поцелуе?

Он думал. Каждый раз, закрывая глаза, он видел страсть, сверкающую в ее лице. В ее исключительно прекрасном лице. От мало чем примечательного, до симпатичного, а теперь прекрасного – всего за одну неделю!

Он удивленно покачал головой. Но она заслуживала похвалы. Длинные густые ресницы как черный бархат. Бархат, что обрамлял чувственные шоколадные глаза. Гладкие щеки, созданные для ласки; полные, красные губы слаще амброзии. И вся эта сила… его плоть восстала от одного воспоминания.

Она обнимала и царапала его с дикой несдержанностью. На нем до сих пор остались отметины.

Определенно между ними ничего не было закончено. Даже близко. Он должен испытать это опять.

В конце концов он просто больше не мог выносить их разлуку. Благо, смена его закончилась. Смена, суть которой заключалась в том, чтобы обходить тюремные коридоры, наблюдать за пленниками в камерах и обеспечивать всеобщее спокойствие.

Это должно было бы прискучить ему. Все же он был воином. Но не прискучило.

И должно было бы раздражать его. Ведь он провел несчетные столетия в этом месте и поклялся никогда не возвращаться сюда, если ему удастся сбежать. Но, опять же, и раздражения Атлас не чувствовал.

Он хотел заниматься этим, чтобы быть ближе к Нике. Чтобы отомстить, как некогда говорил себе. Теперь он не был так уверен. Сегодня, и в течение всей недели, он радостно ходил по коридорам, зная, что ему стоит лишь завернуть за угол, чтобы увидеть ее.

Он не позволял себе этого. До сих пор. Сегодня он наконец-то увидит ее.

Едва его взгляд упал на неё, кровь закипела, обжигая изнутри. Дыхание последовало

примеру, превращая легкие в пепел. Ника сидела на лежанке, сжимая руками поручень, приподняв колени и склонившись слегка вперед. Идеально приглаженные – ну, насколько это было возможно без расчески – волосы, глаза прикрыты и скрывают эмоции, но, по крайней мере, он мог разглядеть тени, отбрасываемые на щеки ресницами. Тени, которые он мог обвести кончиком пальца.

О, да. Она была исключительна.

– Где твоя подружка?

Ее голос был мягким, как шелк. Однако ему показалось, что прямо под этим шелком он различил проблеск ярости.

Злилась ли она потому, что он пришел? Или злилась потому, что не приходил так долго?

– Нет у меня подружки. Она пожала плечами.

– Не повезло тебе – шлюхи никогда не хранят верность.

Он-то знал, что шлюхой о которой она говорит, был он сам, поэтому стиснул челюсть.

Но, пожалуй, он это заслужил.

– Я сделал то, что должен был, чтобы сбежать, Ника.

Это не означает, что не испытывал… Нет. О, нет. Он не пойдет по этому пути.

Он не хотел испытывать к ней хоть что-нибудь, но испытывал. Это не помешало ему использовать её, поэтому ей никогда не придется по вкусу то, что он может сказать по этому поводу.

– Уверен, что и ты пойдешь на все ради побега.

Лицо богини помрачнело, но она не стала опровергать его слов.

– Итак, ты пришел освободить меня?

– Вряд ли.

– Тогда зачем ты здесь? Нам больше нечего сказать друг другу.

«Потому что ты – это все, о чем я думаю» Ему не стоило клеймить ее.

Этого можно было избежать. Или нельзя. Может быть, он и спал с другими много лет назад, в отчаянной надежде сбежать из этой темницы, но, делая это, он воображал ее лицо.

Не отводя взгляда, он оперся спиной о решетку и скрестил руки на груди.

– Есть много общих тем. Например, поцелуй.

Он зевнула, оглаживая ладонью свой прелестный ротик, почувствовать который он хотел на каждой клеточке своего тела.

– Лучше я посплю.

Итак. Она по-прежнему хотела, чтобы он думал, что не производит на нее впечатления. Половина его верила этому. Неуверенная половина, которая никогда не знала, как ему вести себя с этой богиней, не уступающей ему ни в чем. Да, даже в силе, хотя он зачастую отрицал это.

Другая половина – мужественная половина – знала, что ей понравилось все, что он делал. Она выкрикивала его имя, боги всемогущие, а ведь он даже не довел ее до оргазма.

– Ты утверждаешь, что не хочешь меня? – спросил он точно таким же шелковым тоном.

– Нисколечко.

– Да неужели? – он положил пальцы на пояс своих брюк, расстегнул пуговицу и ее взгляд последовал за его движением. Его плоть уже была твердой, восставшей,

возвышающейся над краем его одежды. Капля влаги блестела на ее кончике. – Даже самую- самую малость?

Она сглотнула.

– Н-нет, – хрипло процедила она. – А ты хочешь. И да, малость, подходящее слово. Лгунья.

Она хотела. Хотела его.

И он был огромен, хвала богам.

Чувство собственника вернулось, намного более сильное, потому что к нему присоединилось удовлетворение.

– И все же я получу тебя, Ника. Обещаю тебе.

– Просто… уходи, – сказала она, внезапно почти что подавленным голосом. Легла на бок, потом перекатилась на спину, отворачиваясь прочь от него. – Между нами все кончено. Помнишь?

Неверный ход. Вид ее спины, даже в мешковатом платье, напомнил ему, что он сделал, и вновь разжег огонь в его крови. Чего бы ему это ни стоило, он получит эту женщину.

– Думаю, мы что-нибудь придумаем, – сказал он ей, прежде чем уйти.

Глава 6.

Атлас вошел в двойные двери, что вели в тронный зал Крона. Вооруженные стражи, бессмертные воины, которых создал сам Крон, стояли вдоль стен. У каждого в руках было копье, а в ножнах на талии скрывался меч. Стража была начеку. Она мгновенно ответила бы и на приказ, и на угрозу.

Конечно же, там были еще воины, расположившиеся по обоим краям ковра из пурпурного руна, который вел к инкрустированному драгоценностями возвышению. Они окружили Атласа, стоило ему двинуться вперед. Он уже отдал свое оружие, но они не желали рисковать, настороженно следя за каждым его движением.

Он подумал о том, бывала ли Ника, будучи свободной, призвана в этот зал, чтобы встретиться с Зевсом, своим царем. А если да, то для награды или наказания?

Прекрати думать о ней. Сосредоточься на Кроне. Он коварен. Царь Титанов был не тот, что прежде, до заточения.

Тысячи лет в Тартаре изменили его; он стал резче, жестче. Не прощал ничего.

Безжалостно набрасывался на слабые места противника.

Теперь Крон отказывался пребывать на небесах без защиты своей армии. Хотя мужчина, который находится в состоянии войны со своей собственной женой, не может быть слишком осторожен. Особенно, если упомянутая жена была царицей с могущественными способностями и собственными союзниками. Жена, которая…

Головокружение спутало мысли Атласа, и он нахмурился. Нахмурился, но не замедлил шага, пока не достиг конца ковра. Свое внимание, каким бы оно не было рассеянным, Титан удерживал на Кроне.

Царь богов восседал на троне из чистого золота. Темные пряди пробивались в серебре его волос, а борода поредела с последнего раза, когда Атлас видел его. Часть морщин исчезла с его потрепанного временем лица. Он облачался в длинные белые одеяния, напоминающие одежду узников Тартара. Почему?

Атлас часто гадал.

Лишь два объяснения имели смысл. Крон носил эти одеяния веками, потому сейчас чувствовал себя комфортно. Или же не хотел забывать о том, кем он некогда был – и мог снова стать, если не будет осторожен.

Атлас был безмерно счастлив разорвать на куски свое собственное рубище. Поступила бы Ника так же, если бы когда-нибудь получила свободу? Но она ее не получит.

«Ты опять думаешь о ней»

Рядом с троном стояла женщина. У неё было одно из самых некрасивых лиц, когда-либо виденных Атласом, и бледная, в веснушках кожа. Худая как тростинка, с темными вьющимися волосами и изящными плечами. Божественная сила не исходила от нее. Скорее она казалась… иллюзорной. Эфемерной. Так он себе представлял привидение. Здесь, но сквозь него можно видеть. Здесь, но образ расплывается.

Глаза ее были затуманены, пусты, сознание не светилось в них.

Когда она потянулась и смахнула прядь волос со лба, он только и смог, что уставиться на нее. Изысканность движения внушала благоговение. Грациознее, чем па танцора, нежнее, чем взмах крыла бабочки. Ее сознание явно было при ней, просто ее не заботило происходящее вокруг.

Атлас оторвал взгляд от женщины и осмотрел зал. Вверху тысячи канделябров истекали блестящими каплями. Разноцветное сияние наполняло воздух.

«Странно», – подумал он, склоняя голову на бок, чтобы лучше рассмотреть. В воздухе витал легкий аромат… Глубокий вдох.

Амброзия. А-а.

Теперь он понял причину своего головокружения и этого сияния. Сухая амброзия была рассыпана по комнате. Чтобы держать его в повиновении?

– Атлас, бог Силы, – прервал его раздумья Крон, приветственно кивая. Атлас склонился, как принято.

– Мой царь. Ваша аудиенция – честь для меня.

Крон подался вперед, глаза его вспыхнули беспокойством.

– В Тартаре ведь все в порядке, да?

– В полнейшем.

Облегчение мгновенно сменило беспокойство.

– Тогда зачем же ты просил о встрече?

Никто так сильно не ненавидел Олимпийцев, как Крон, верховный бог Титанов, и у него были на то все основания. Олимпийцы лишили его власти, унизили на глазах подданных. Даже Ника принимала в этом участие.

«Просто скажи ему. Покончи с этим»

– Я хочу перевести одну женщину из тюрьмы и поместить ее…

– Стоп. Остановись на этом, – принимая грозный вид, Крон воздел руку. – Никто не будет перемещен из Тартара. Это слишком опасно.

Атлас ожидал подобного ответа. Однако решил упорствовать.

– Возможно, награда стоит риска. Я буду держать ее под замком в моем доме, Ваше Могущество. Я никогда не сниму ошейник… – ну, разве что на миг, чтобы перенести ее в свое жилище, поскольку тот воспрепятствует этому, но он тут же вернет ошейник на место, едва они прибудут – и она станет моей личной рабыней. Я гарантирую ее страдания.

Первая ложь за день, но, вероятно, не последняя. Он не желал Нике страданий, только удовольствия.

Простил ли он ей то, что она сделала с ним?

Атлас не был уверен. Знал только, что больше не желал убить ее за это. В конце концов, она наскучит ему – Атлас с нетерпением ждал этого дня. Пока же ему могло помочь лишь то, о чём он просил Крона.

Царь провел языком по зубам.

– О которой из женщин ты ведешь речь?

– О Нике. Богине Силы Олимпийцев.

Атлас не позволил ни единой нотки симпатии проскользнуть в своем тоне. Глаза царя широко распахнулись.

– Та, которая…

Теперь его взгляд упал на грудь Атласа, туда, где рубашка скрывала клеймо.

– Да. Именно она.

«Услышь мою ярость, только ярость».

Вот только сделанное Никой более не вызывало в нем ярости. Буквы стали такой же частью его, как и его клеймо на ней.

– Интересно, – Крон откинулся на спинку трона, раздумывая. – Ты не думаешь, что

внутри Тартара она достаточно страдает?

Время для второй лжи.

– Нет. Я так не думаю.

На самом же деле, судя по подавленности ее голоса в их последнюю встречу, богиня страдала. И это Атласу не нравилось.

– А что ты сделаешь, чтобы увеличить ее муки?

– Так как она жутко меня ненавидит… – желает меня, про себя добавил Титан, чтобы не выказать глубины дерзких мыслей об уменьшении ее страданий, – ей будет особенно неприятно убирать мой дом, готовить мне пищу и согревать моё ложе.

Царь улыбнулся призрачной девушке.

– Это же ты хотела бы сделать со своим Парисом, не так ли, моя Сиенна? Сделать его своим рабом.

Выражение ее лица ничуть не изменилось. И ответа она также не дала.

«Что за Парис?» – удивился Атлас, а затем передернул плечами. Все равно. Ника в данный момент была его единственной заботой.

– Мой царь? – напомнил Атлас. – Мне недостает лишь Вашего позволения, чтобы положить начало мукам Ники. Моя решимость бесспорна.

Крон снова посмотрел на просящего, улыбка исчезла с лица. В молчании прошла минута, другая. Царь вздохнул.

– Боюсь, что вынужден сказать тебе «нет». Хотя мне нравится мысль, что в твоём доме терзания Ники усилятся, я не желаю рисковать при снятии ошейника, даже на те несколько секунд, что нужны для ее перемещения. Она – Сила, а если ей как-то удастся сбежать от тебя и освободить свою братию, новая война на небесах гарантирована. Я не могу себе позволить роскошь рассеивать свое внимание. Сейчас у нас и так полно забот. Я обнаружил, что провожу большую часть времени, следя за Повелителями Преисподней.

«Повелители Преисподней? Кто они такие?» На самом деле, это не имело значения.

Пока Крон говорил, внутри Атласа росло чувство подавленности. Ему хотелось подняться на возвышение, схватить царя и хорошенько встряхнуть.

Как посмел он отвергнуть просьбу? Как посмел пренебречь его желаниями?

– Хорошо, мой царь. Благодарю за уделённое мне время, – Атлас резко развернулся. Вышел из зала до того, как сделал какую-нибудь глупость, наподобие той, что сделал с Никой в своем кабинете. С той разницей, что сейчас целью его был не оргазм.

Атлас уже решил, что ничто не помешает ему заявить свои права на Нику. Теперь же понял, что и отказ Крона не станет помехой.

Будь проклят этот царь.

Атлас получит свою женщину, как он того и желает.

Глава 7.

– Пойдем со мной.

Сердце Ники пустилось вскачь от звука этого богатого голоса. Колеблясь, она повернулась на своём лежаке. Ну, конечно же. По коже поползли мурашки, когда взгляд отыскал Атласа. Прекрасный, как и всегда, он стоял у решетки – решетки, которая сейчас была открыта. Протягивал руку, маня ее к себе. Ярость светилась в напряженном выражении его лица.

Что она сделала не так на этот раз?

Она старалась игнорировать его. Старалась притворяться, что ничего не чувствует к нему. Что угодно, лишь бы положить конец безумию. Но боги, она не могла перестать думать об их поцелуе. Не могла перестать желать, чтобы они пошли до конца, чтобы она позволила тогда ему сделать это. Чтобы испытать все, прежде чем опять вернуться к ничему.

Ну и что, если бы он после устал от нее? Ну и что, если бы он самодовольно посмеялся над ее капитуляцией? Ну и что, если бы он нашел другую и похвалялся бы ею перед Никой? На пару благословенных часов – кого она обманывает? – на пару благословенных минут, потому что вряд ли кто-то из них позволил бы этому длиться дольше, она снова познала бы счастье единения с ним. Счастье просто чувствовать, давать, брать, делиться… любить.

«Возьми все остальное», – подал голос здравый смысл, – «но только не любовь»

«С удовольствием. Но сначала мне придется заставить его предложить мне это остальное»

– Пойдем, – повторил он. Что он задумал?

Она медленно села. Ее волосам отчаянно была нужна расческа, а – боги! – тело нуждалось в душе. Как давно она принимала душ в последний раз? Узникам каждый день давали кубок с водой – только и всего.

– Зачем?

Мускул дрогнул на его лице.

– Ты хочешь провести пару часов вне темницы или нет?

Погоди. Что? Покинуть Тартар? Она вскочила на ноги до того, как мозг осознал, что она делает. Колени ее едва не подогнулись, ведь она провела столько времени без движения, скучая, но она сумела устоять. Она даже протянула руку и переплела свои пальцы с его. Жар его кожи не должен был бы шокировать ее, но именно это и произошло. Мозоли на его ладони не должны были бы вызывать пожар в ее крови, но именно это и произошло.

– Ты выведешь меня наружу?

– Да. Но не говори ни словечка, когда мы достигнем поста Стражи. Ясно?

– Да.

Это могло быть обманом. Шуткой, чтобы дать ей надежду, а потом жесткого ее разбить, но ее это не волновало. Если был шанс, хоть самый маленький, что он на самом деле выполнит обещанное, она сделает все, что он попросит.

Без слов он вывел ее из камеры и повел по коридору. Другие узники заметили ее и удивленно зашумели. Некоторые начали бормотать между собой, сплетничая так, как они привыкли это делать на небесах. Некоторые вцепились в решетки и просто провожали их завистливыми взглядами.

Эреб даже выкрикнул:

– Эй, куда ты ведешь ее на этот раз?

Атлас проигнорировал его, и Ника последовала примеру. Нетерпение бурлило внутри нее. Если Атлас сделает это, заберет ее отсюда, пусть даже на пару часов… Зачем ему делать это?

– Ты получил разрешение на это? – спросила она. – И мы пока не дошли до поста, так что я могу разговаривать.

– Нет. Я не получил разрешения.

Он говорил кратко, явно желая оборвать разговор. Словно она когда-либо делала то, чего от нее ожидали.

– Тогда зачем ты…

– Просто помолчи.

– Или что?

– Или я закрою твой рот моим любимым способом.

У нее отпала челюсть. Имел ли он в виду, что закроет ей рот поцелуем? Или же нажмет кнопку на ее ошейнике и пошлет болезненные импульсы в ее мозг? Пятьдесят на пятьдесят, решила она. Однако его заявление возымело требуемый результат. Она оказалась слишком занята, размышляя над его словами, чтобы говорить.

На сторожевом посту двое Титанов со смехом делали ставки на пленников. Он подняли взгляды на Атласа и вежливо кивнули в знак приветствия – для того лишь, чтобы застыть, заметив Нику. Как и было обещано, она молчала.

– Она пыталась сбежать? – потребовал ответа один, очевидно готовый покарать ее за

это.

– Нет. Но я увожу ее наружу на некоторое время, – ответил Атлас.

– Зачем? – удивленно выдохнул другой. – Там же ничего нет.

– Намерен подразнить ее тем, чего она не может иметь.

Эти же слова она некогда произнесла для Аэргии, богини лени. Он помнил это. Все же стражники настаивали.

– Это было согласовано с…

– Я в ответе за эту тюрьму и ее узников. Потому закрой рот и выполняй свою работу. –

Сказав это, Атлас торопливо вывел ее из здания на свет дня. Более никто не пытался остановить его.

Едва первый луч солнца коснулся ее кожи, она вырвалась из его руки и остановилась, просто наслаждаясь моментом. Облака. Солнце. Закрыла глаза, откинула голову, раскинула руки. Тепло, вслед которому повеял прохладный ветерок… свет – ее кожа жадно впитывала их. Ох, как же она по ним соскучилась. Ей бы хотелось увидать храмы и золотые улицы и людей, но она без жалоб удовольствуется тем, что ей будет дано.

Сильные руки внезапно обвились вокруг нее.

– Ты прекрасна, – прижимаясь носом к ее уху, прошептал, едва не мурлыча Атлас. – Знаешь это?

– Я знаю, как я выгляжу, – ресницы богини взмыли вверх. Ее сердце колотилось о ребра, и она не смогла остановить себя, чтобы не положить ладони на его грудь. Его собственное сердце билось также неистово, ошеломленно поняла она. Был ли он… мог ли он чувствовать к ней тоже самое, что и она к нему? Облака окутали его, создавая сонную дымку. – И прекрасна – это не то слово, которым меня можно описать.

Атлас поднял голову и окинул ее взглядом. Нежность смягчила черты его лица, и она подумала, что никогда ещё он не был так привлекателен.

– В таком случае ты не видишь себя так, как я тебя вижу.

Какой он видел ее? Учитывая то, как он ненавидел ее – но ненавидит ли он ее до сих пор? Разве он мог ненавидеть, если только что доставил ее в рай? – она решила бы, что он воображает ее с рогами, клыками и хвостом.

Она прочистила горло, слишком опасаясь спросить.

– Зачем ты делаешь это для меня?

Гораздо более простой вопрос, ответ на который, вероятно, не разрушит малые остатки того, что некогда было ее женской гордостью.

– У меня свои причины, – только и сказал он. – Итак, как бы ни хотелось мне вот так стоять с тобой, у нас очень мало времени. Хочешь провести его здесь, или предпочтешь вкусить приготовленные мною блюда и принять ванну? По себе знаю, что именно этого больше всего не хватает пленникам.

– Ед… еда. Ванна.

Происходило ли все это на самом деле? Или она просто грезит опять? Ничто иное не могло пояснить такие перемены в нем, в ее положении.

Он поцеловал кончик ее носа.

– Тогда ты получишь и еду и ванну. Пойдем. Поскольку я не могу перенести тебя из этого мира, а здесь нет дворцов, постоялых дворов или лавок, я устроил маленький лагерь в миле к северу отсюда, вне видимости тюрьмы.

Она определенно грезит. Или это такая шутка, как она сразу и предположила. Но богиня без возражений позволила Титану вести себя сквозь облака.

Глава 8.

Ко времени, когда они достигли устроенного им лагеря, Атлас был возбужден до предела. Всю дорогу Ника была прижата к его боку, ее женственный аромат наполнял его обоняние, ее тепло опаляло его тело.

Заметив поставленный им шатер, она задохнулась от восторга. Взгляд широко распахнутых карих глаз метнулся к нему с удивлением, перед тем как она помчалась вперед, не останавливаясь, пока не скрылась за пологом. Изнутри донесся новый вздох.

Улыбаясь, Атлас последовал за ней. Ему нравилась эта мягкая сторона ее натуры. Ника стояла в центре, осматриваясь по сторонам, явно желая охватить все одновременно. Он устелил пол мехами и даже доставил сюда маленький круглый столик, на котором сейчас красовались ее любимые блюда. Фарфоровая ванна уже была наполнена, от воды, на поверхности которой плавали розовые лепестки, шёл пар.

Чтобы никто не посмел сказать, что Атлас, бог Силы Титанов, не знает, как очаровать женщину.

Ника приложила руки к сердцу, взгляд ее был прикован к блюду с клубникой и кусочками сыра.

– Откуда ты знал, что я это люблю?

Потому что он всегда чувствовал малейшие ее побуждения. Он наблюдал из своей камеры, как она ела это со своими друзьями, и злился, что это не он находился рядом, наслаждаясь ее чувством юмора. Однако в этом он не собирался признаваться.

– Догадался, – наконец-то сказал он.

Она опустила взгляд на ковер и топнула своей босой, грязной ногой.

– Я не понимаю, почему ты делаешь это, Атлас.

– Не ты одна, – ответил он севшим голосом.

– Но…

– Просто получай удовольствие, Ника. Это все, что я могу дать тебе. Она взмахнула ресницами и пристально посмотрела на него.

– Но с чего бы тебе вообще хотеть давать мне что-либо?

– Хватит анализировать причины моих действий. Это не обман и не наказание, даю слово. И еда не отравлена, если ты этого боишься.

Он преодолел разделяющее их расстояние, положил руки ей на плечи и подтолкнул ее к столу.

Сев за стол, они ели в молчании. Восторг, читавшийся в ее лице, восторг, усиливавшийся с каждым новым кусочком, заставлял Атласа ликовать. Она глоток за глотком смаковала вино, постанывая с каждой новой каплей.

Привести ее сюда стоило риска попасть под гнев Крона, подумал он.

Хотя Крон просто приказал ему оставить ее в Тартаре. Что он и выполнял. Облака вокруг тюрьмы являлись частью этого измерения. Потому технически он не нарушил никаких правил. Однако Крон, будучи верен себе, посмотрит на это иначе.

Все же Атлас не сожалел ни о чем. Он никогда не видел этой радостной, жаждущей стороны характера Олимпийской богини, и нашел, что она нравится ему так же сильно, как и все остальное в ней. Слишком сильно, сильнее, чем стоило бы.

Проглотив все до последней крошки, она обратила внимание на ванну.

– Это для меня?

Лучась крайним нетерпением, она все же не двинулась к ней.

– Да. Но я не могу оставить тебя. Ты же знаешь это, правда? Она прикусила нижнюю губу и кивнула.

– То есть или я искупаюсь под твоим присмотром, или не искупаюсь вообще.

– Именно.

Он ожидал, что она будет спорить с ним. Проклятье, она могла бы и вовсе отказаться. Чего он не ожидал, так это того, что она поднимется на ноги и не колеблясь снимет свое платье. Он шумно выдохнул при виде ее наготы. Он уже и так считал ее особенной, прекрасной… но теперь, теперь… святые боги. Она была лучшим из божественных творений.

Кожа, такая золотистая и гладкая, обтягивала изящные мускулы и сочные изгибы. Ее мягкая грудь, идеального размера, чтобы наполнить его ладони, соски такие же красивые и розовые, как ему помнилось. Его рот наполнился слюной.

Богиня прошла к ванной и ступила внутрь. Ее попка, спинка… его имя. Он оказался на ногах прежде, чем понял что делает. Он хотел целовать это клеймо, за что она наверняка отругает его. Он не будет извиняться за то, что заклеймил ее. Черта с два. Оно нравится ему, это клеймо.

Ника медленно обернулась, и, удерживая его взгляд своим, опустилась в воду. Прятать желание, овладевшее им, не было смысла – оно поглощало его, снедало, и заставляло его чувствовать себя таким же обнаженным, как и Ника. Однако ее лицо оставалось замкнутым.

Она стала не спеша намыливать принесенным им мылом все свое тело. И ничуть не казалась смущенной, пока над ней взвивалась мыльная пена, скользя по ослепительно прекрасной груди и прячась под лепестками роз. Ника вымыла также волосы, и вскоре мокрые локоны обрамляли ее лицо, ложась на плечи.

С каждым ее движением он приближался к ней на дюйм. Просто не мог ничего с собой поделать. Наконец-то она завершила омовение и встала. Новое зрелище для его глаз. Все изгибы плоти, которую он желал более всего на свете, теперь были влажными. Он хотел слизать каждую каплю.

– О чем ты думаешь? – спросила она. Голос ее был так же лишен эмоций, как и лицо.

Дата добавления: 2015-10-28