Специфика различных видов социальных норм

В обществе, наряду с правом, действуют и другие виды соци­альных норм — моральные, нравственные, корпоративные, эстети­ческие, религиозные и т. д.

Социальные нормы представляют собой те основные формы и средства, с помощью которых осуществляется регуляция поведе­ния и^общественных отношений людей. Они в концентрированном виде выражают объективную потребность любого общества в упо­рядочении действий и взаимоотношений его членов, в подчинении их поведения социально необходимым правилам. Тем самым соци­альные нормы выступают в качестве мощного фактора сознатель­ного и целенаправленного воздействия социальной общности на об­раз, способ и формы жизнедеятельности людей.

Историческое развитие и смена различных типов и форм об­щественной жизни сопровождались существенными изменениями также и в системе социальной регуляции. Отмирали одни и возни­кали другие виды социальных норм, изменялись соотношение, взаи­мосвязи и формы взаимодействия социальных норм (моральных,

¹ Подробнее освещение этой темы дано в IV разделе.

Глава 8. Право в системе социальных норм

религиозных, правовых, политических, эстетических и т. д.), их ре­альное содержание, место, роль и значение в системе социальных регуляторов, механизмы их функционирования, способы и средст­ва их защиты и т. д.

Важную роль в системе социальной регуляции со времени его появления стало играть право. При всей своей относительной само­стоятельности право, как и другие виды социальных норм, осуще­ствляет свои специфические регулятивные функции не изолиро­ванно и обособленно, а в едином комплексе и тесном взаимодейст­вии с другими социальными регуляторами.

Выявление специфики различных социальных норм является вместе с тем необходимой предпосылкой для уяснения смысла, со­держания и характера соотношения правовых и неправовых норм в рамках выполняемых ими функций социальной регуляции, объ­ективных оснований и критериев известного "разделения труда" и "сфер влияния" между ними и т. д. Системная целостность всех видов социальных норм, в своей совокупности обеспечивающих над­лежащую регуляцию общественных отношений и нормальную жиз­недеятельность общества, — это определенный синтез их своеобра­зия, их особенных свойств и возможностей. Поэтому поиски опти­мальных вариантов сочетания правовых форм воздействия с регу­лятивными возможностями других социальных норм являются од­ной из центральных задач всей социальной политики.

В процессе взаимодействия и взаимовлияния различных ви­дов социальных норм (правовых, этических, эстетических, религи­озных и т. д.) каждый из них, сохраняя свою специфику, выступает в качестве регулятора особого рода. Наряду с общими чертами со­циальные регуляторы имеют и свои специфические особенности, отражающие принципиальное отличие одного вида социальных норм от других. Без таких особенностей нельзя было бы вообще говорить о различных видах социальных норм и способах регуляции.

Так, отличительная особенность всякой религии состоит в вере в бога как сверхъестественное существо. Эта особенность религии как формы общественного сознания определяет специфику религи­озных норм и их своеобразие в качестве социального регулятора! Отсюда и такие характеристики религиозных предписаний и за­претов, как их божественное происхождение (их данность непо­средственно богом или пророками, служителями культа и т. д.),¹ религиозные средства их защиты (посредством сверхъестествен­ных наград и наказаний, религиозно-церковных кар и т. п.).

Видовое отличие эстетических норм заключается в том, что' они выражают правила (критерии, оценки) красоты и прекрасного (в их противопоставлении безобразному). '

Сложившиеся в данной культуре формы, типы и образы пре-* красного и безобразного (по преимуществу — в области искусства/ но также и в сфере быта и труда, в религии, идеологии, политике/

Раздел I. Общие проблемы философии права

морали, праве и т. д.), приобретая нормативное значение (в качест­ве положительного и возвышенного или, наоборот, негативного и низменного образца и примера), оказывают существенное воспита­тельное и регулятивное воздействие на чувства, вкусы, представ-ления, поступки и взаимоотношения людей, на весь строй и образ их личной и публичной жизни. Эстетически одобренные вкусы, цен­ности, идеалы, формы и примеры (во всех сферах общественной жизни, включая и правовую) образуют в рамках сложившейся куль­туры то "поле прекрасного", которое в качестве притягательного образца и масштаба оказывает воздействие также и на формы бы­тия и реализации иных социальных норм, на способы функциони­рования других видов соционормативной регуляции.

Отличительная особенность морали состоит в том, что она вы­ражает внутреннюю позицию индивидов, их свободное и самосоз­нательное решение того, что есть добро и зло, долг и совесть в человеческих поступках, взаимоотношениях и делах.

В этических явлениях присутствуют два момента: 1) личност­ный момент (внутренняя свобода индивида и самосознательная мотивация им правил морального поведения и моральных оценок); 2) объективный, внеличностный момент (сложившиеся в данной культуре, социальной группе, общности нравственные воззрения, ценности, нравы, формы и нормы человеческих отношений). Пер­вый из отмеченных моментов относится к характеристике морали, второй — нравственности. Когда говорят о морали социальных групп, общностей и общества в целом, речь по существу идет о нравствен­ности (о групповых и общесоциальных нравах, ценностях, воззре­ниях, отношениях, нормах и установлениях).

В сфере этических отношений мораль выступает в качестве внутреннего саморегулятора поведения индивида, его осознанного, внутренне мотивированного способа участия в социальной жизни и общественных отношениях. Нравственные нормы выступают в качестве внешних регуляторов поведения. Там, где индивид при­нял, усвоил и превратил в свою внутреннюю установку коллектив­ные нравственные представления, ценности, нормы и руководству­ется ими в своем поведении, имеет место сочетание и согласован­ное действие обоих регуляторов — морального и нравственного.

Особым видом социальных норм являются корпоративные нормы, т. е. нормы, принимаемые общественными объединениями и регулирующие отношения между их членами или участниками (если речь идет об общественных объединениях, которые состоят из уча­стников и не имеют членства).

Закрепленные в уставе и иных документах общественного объ­единения (политической партии, профсоюза, органа общественной самодеятельности и т. д.) нормы (о порядке формирования и полно­мочиях руководящих органов, порядке внесения изменений и до-полнений в устав, о правах и обязанностях членов и участников

Глава 8. Право в системе социальных норм

объединения и т. д.) распространяются лишь на членов и участни­ков данного общественного объединения и обязательны только для них. Нарушение этих корпоративных норм влечет применение со­ответствующих санкций, предусмотренных уставом организации (от предупреждения, выговора до исключения из организации).

Корпоративные нормы (по своему регулятивному значению, сфере действия, кругу адресатов и т. д.) — это групповые нормы внутриорганизационного характера. У них нет всеобщности и об­щезначимости права и общеобязательности закона. По своей сути, корпоративные нормы — это не продукт правотворчества самих общественных объединений, а лишь форма и способ использования и реализации конституционных прав граждан на объединение, при­чем создание и деятельность общественных объединений, включая их нормотворчество, должны осуществляться на основе и в рамках закона, в соответствии со всеобщими требованиями права и право­вой формы общественных отношений (соблюдение принципа пра­вового равенства, добровольности, взаимосвязи прав и обязанно­стей и т. д.).

Показательно в этой связи, что, согласно Федеральному зако­ну Российской Федерации "Об общественных объединениях" (при­нят Государственной Думой 14 апреля 1995 г.), члены и участники общественных объединений — физические и юридические лица— имеют равные права и несут равные обязанности. Нарушение об­щественным объединением этих и целого ряда иных требований закона может повлечь за собой (по решению суда) приостановление его деятельности и даже его ликвидацию.

Все эти социальные регуляторы (право, мораль, нравственность, религия и т. д.) нормативны, и все социальные нормы имеют свои специфические санкции. Причем специфика этих санкций обуслов­лена объективной природой и особенностями этих различных по своей сути видов социальных норм, разных типов (и форм) соци­альной регуляции.

Таким образом, не особенности санкций исходно определяют различие социальных норм (права и морали, религии и т. д.), как трактуют данную проблему легисты, а, наоборот, объективные по своей природе сущностные различия разных видов социальных норм, их специфические свойства обусловливают и особенности санкций за их нарушение.

Специфика права, его объективная природа и вместе с тем его отличие от других видов социальных норм и типов социальной ре­гуляции представлены в принципе формального равенства. С пози­ций такого юридического подхода, именно объективная специфика права как всеобщей и необходимой формы равенства, свободы и справедливости определяет своеобразие санкции закона (его обще­обязательность, государственно-властную принудительность и т. д.), а не официальная принудительность обусловливает и порождает

Раздел I. Общие проблемы философии права

эту специфику права, его отличительные сущностные свойства и характеристики.

Развиваемая нами теория различения права и закона (пози­тивного права) направлена как против легизма (юридического позитивизма), так и против смешения права с моралью, нравст­венностью и другими видами неправовых социальных норм. Здесь еще раз следует напомнить, что формальное равенство, свобода и справедливость — это, согласно либертарному правопониманию, объективные, сущностные свойства именно права, а не морали, нрав­ственности, религии и т. д. Это особенно важно подчеркнуть пото­му, что как легизм, с одной стороны, так и разного рода моральные (нравственные, религиозные и т. д.) учения о праве игнорируют правовую природу названных сущностных свойств права, напри­мер, считают требования справедливости, свободы, равенства мо­ральными, нравственными, религиозными требованиями.

Именно в русле такого подхода легисты сводят право к закону и трактуют принудительность как сущность права и его отличи­тельную особенность. По такой логике получается, что посредством принуждения (принудительной санкции) официальная власть мо­жет неправо (и вообще все неправовые социальные нормы) по сво­ему усмотрению и произволу превратить в право. С помощью принуждения (приказа власти), согласно легизму, решаются, та­ким образом, задачи не только субъективного характера (формули­рование норм законодательства), но и объективного плана (форми­рование, создание самого права), а также собственно научного про­филя (установление и выяснение специфики права, его отличия от иных социальных норм и т. д.).

Прошлые и современные приверженцы юридико-позитивист-ского подхода, отождествляя право и закон, сводят проблему соци­ального смысла и роли права к вопросу о принудительно-регуля­тивном значении норм законодательства. Праву при этом придает­ся узкое технико-инструментальное значение: оно выступает лишь как официальное наказательное орудие и подходящее средство для осуществления социального управления, регламентации и контро­ля. Причем выбор тех или иных форм и направлений правовой регуляции оказывается, согласно такому подходу, результатом во­левого решения законодателя, а соотношение и взаимодействие различных социальных норм — волюнтаристски манипулируемой технологией, приноровленной к целям той или иной концепции со­циальной инженерии.

Такой односторонний инструментально-технический взгляд на право, игнорируя его объективную социальную природу, сущность и функции, закрывает путь к выяснению действительного места и роли права в соционормативной системе, его подлинной специфики и социальной ценности, его объективно обусловленных и общест­венно необходимых связей с другими социальными нормами и т. д.

Глава 8. Право в системе социальных норм

Субъективистская манипуляция арсеналом социальных норм, сопровождаемая искусственной поддержкой и активизацией одних регуляторов и произвольным подавлением или вытеснением дру­гих, может в лучшем случае привести лишь к кратковременному удовлетворению тех или иных социорегулятивных потребностей и целей. Но по существу и в более или менее долгосрочной перспек­тиве подобное субъективно-волевое оперирование социальными нормами (ставка на регулятивно "сильные", силовые нормы, игно­рирование социальной ценности, объективных границ и специфики различных видов норм, подмена регуляторов и перекладывание регулятивных функций одних норм на другие и т. д.) неизбежно приводит к их деградации и атрофии, к девальвации выражаемых в них ценностей и регулятивных возможностей, к нарушению и бездействию системных связей и разрушению целостности различ­ных видов социальных норм общества, к развалу единого механиз­ма социальной регуляции и постепенному распаду всего соционор-мативного порядка.

Лишь с учетом объективной природы и своеобразия различ­ных видов социальных норм, их специфических свойств и качеств возможно эффективное воздействие на процесс социальной регу­ляции. Отсюда очевидно первостепенное значение проблемы спе­цифики права (в соотношении с другими видами социальных норм) для конкретизации представлений о его действительном месте в соционормативной системе и его подлинной роли как регулятора особого вида.

Взаимодействие права с другими социальными нормами

Равенство, будучи принципом права, имеет, разумеется, важ­ное значение и с точки зрения всех иных (неправовых) видов соци­альных норм, всех других типов социальной регуляции, но (и в этом — суть дела!) не в качестве их собственного принципа. Мораль, религия, эстетика и т. д. в их взаимодействии с принципом равенст­ва (в том или ином его проявлении и значении) по существу имеют дело с правовым началом и принципом. При этом можно выделить два взаимосвязанных аспекта такого взаимодействия: 1) соответст­вующее моральное, религиозное, эстетическое и т. д. отношение (по­нимание, восприятие, оценку, притязание, применение) к данному правовому принципу и 2) признание и выражение в праве данного отношения-притязания (морального, религиозного и т. д.) с учетом специфических особенностей и требований самого принципа право­вого равенства (равная мера, всеобщий масштаб и т. п.).

В первом аспекте мы имеем дело с моральными, религиозны­ми и т. п. формами осознания права (и правового равенства) и соот­ветствующими притязаниями на их правовое признание. Здесь ко­ренятся истоки различных прошлых и современных представле-

Раздел I. Общие проблемы философии права

ний и концепций так называемого морального права, религиозного права и т. д. Во втором аспекте речь идет о правовой форме осозна­ния и выражения этих видов правопритязаний; сюда относятся многообразные, исторически изменявшиеся направления, формы и способы правового признания и закрепления (и, следовательно, во­влечения в сферу действия принципа правового равенства) прав и свобод людей в области морали, религии, эстетики и т. д.

Характер и формы распространения принципа правового ра­венства на эти области духовной жизни, способы правовой защиты соответствующих запросов и интересов людей и условий для их надлежащего удовлетворения относятся к числу существенных ха­рактеристик исторически достигнутой ступени прогресса права и свободы, развития форм общественного сознания и видов социаль­ной регуляции.

Утверждение принципа господства права предполагает зако­нодательное признание, закрепление и защиту всех юридически значимых аспектов свободы человека как духовной личности, как свободного, независимого и автономного субъекта во всех сферах общественной жизни (правовой, моральной, нравственной, эстети­ческой, религиозной и т. д.).

Соответствующие современные требования в этом плане на­шли свое надлежащее выражение в Конституции Российской Фе­дерации (ст. 2, 28, 29 и др.), согласно которой человек, его права и свободы являются высшей ценностью и каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, свобода мысли и слова, свобода массовой информации, право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом. Причем никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них.

Весьма существенными в плане конституционно-правового за­крепления моральной, нравственной, религиозной и в целом духов­ной свободы и автономии личности являются также положения Конституции (ст. 21—25) о защите государством достоинства лич­ности, о праве каждого на свободу и личную неприкосновенность, на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени, право на тайну переписки и иных форм сообщений, на неприкосновенность жилища и т. д. В этом ряду следует отметить и такое важное в моральном и нравственном отношении положение Конституции (ст. 51), как при­знание за каждым права "не свидетельствовать против себя самого, сво­его супруга и близких родственников".

Очевидно, что такое правовое (посредством Конституции и те­кущего законодательства) признание, закрепление и защита свобо­ды личности в соответствующих областях общественной жизни (в сфере морали, нравственности, религии и т. д.) является необходи­мым условием нормального бытия и функционирования не только

Глава 8. Право в системе социальных норм

всех этих неправовых социальных норм и регуляторов, но и самого права в общей системе социальных норм и социальной регуляции данного общества.

Юридический подход к проблеме соотношения и взаимодейст­вия права с другими видами социальных норм — с учетом право­вых притязаний морали, нравственности, религии и т. д. и адекват­ного (соответствующего специфике права и смыслу принципа пра­вового равенства) правового типа, способа и формы удовлетворе­ния этих притязаний (в меру их правомерности) — обеспечивает определенную системную взаимосогласованность и единство раз­личных социальных регуляторов по правовому критерию, с точки зрения принципа свободного действия всех этих регуляторов (и видов социальных норм) по единому, всеобщему и общезначимому право­вому основанию.

В условиях развитости, самостоятельности и отдифференци-рованности друг от друга различных видов социальных норм (мо­рали, нравственности, религии и т. д.) именно правовой принцип согласования их совместного бытия и действия способен придать этому разнообразию социальных норм (и регуляторов) определен­ное системное единство. В историческом плане такое определяю­щее значение права во всей соционормативной системе соответ­ствует такой эпохе (а именно — буржуазной) социального и духов­ного развития, когда правовое сознание (юридическое мировоз­зрение) начинает играть ведущую роль в системе форм обществен­ного сознания, как ранее такую роль играли мифология (в эпоху становления соционормативной регуляции), потом религия (в древ­ности и средние века), а затем в Новое время — моральные (нрав­ственные) воззрения.

Эта историческая смена ведущей роли разных форм общест­венного сознания и соответственно различных видов социальных норм (и регуляторов) нашла свое преломление также в процессе прогресса представлений о праве и развития концепций юридиче­ского правопонимания — от мифологических, религиозных, мораль­ных, нравственных трактовок естественного и искусственного (по­зитивного) права до более развитых в теоретико-юридическом смыс­ле концепций различения и соотношения права и закона.

Очевидные недостатки разного рода теологических, мораль­ных, нравственных и т. д. трактовок права состоят в смешении различных видов социальных норм (и регуляторов), в игнорирова­нии специфики права, в теологизации и этизации учения о праве, в подмене права религиозными или этическими феноменами, в предъявлении действующему праву (закону) неадекватных (непра­вовых) требований и т. д.

Особо широко распространенными продолжают оставаться ошибочные представления о том, будто право должно быть мораль­ным, нравственным (в подобных этических требованиях к праву

Раздел I. Общие проблемы философии права

мораль и нравственность, как правило, отождествляются). Но по­добное требование, если оно выходит за рамки рассмотренного нами правового способа удовлетворения правомерных правопритязаний морали (или нравственности), означает по сути дела, что право долж­но быть не правом, а моралью, что содержание закона (позитивного права) должно быть не правовым, а моральным.

Но подобное моральное правопонимание неизбежно дефор­мирует существо не только права, но и морали, поскольку морали­зация права неизбежно сопровождается юридизацией морали¹.

В разного рода моральных (нравственных) учениях о праве различение права и закона (позитивного права) подменяется раз­личением морали и закона. И моральный подход к праву в лучшем случае ведет через его моральную трактовку и оценку к морально­му обоснованию и оправданию морально "правильного" права, т. е. морального закона (позитивного права).

Между тем ясно, что искомой истиной и целью теоретически развитого юридического правопонимания является именно право­вой закон, достижение которого возможно лишь на основе разли­чения права и закона и с учетом специфики различных видов соци­альных норм.

Глава 9. Право и уравниловка

Антагонизм между социализмом и правом имеет глубинные социально-экономические корни и выражает, в конечном счете, принципиальную несовместимость друг с другом формального ра­венства (конкретно-исторически представленного в виде буржуаз­ного права, предполагающего частную собственность) и "фактиче­ского равенства", радикально отрицающего частную и вообще вся­кую индивидуализированную собственность.

Этим антагонизмом обусловлена и несовместимость между со­бой права и уравниловки.

Уравниловка

Социалистическая "уравниловка" — сложное явление. В ней множество взаимосвязанных компонентов, аспектов и граней, по­рожденных внеэкономической и внеправовой ситуацией реального социализма. По своей сути то, что называется "уравниловкой", — негативный феномен, поскольку во всех своих проявлениях, фор­мах и способах действия "уравниловка" выражает свою специфику и отличительную особенность именно как отрицание формального (правового) равенства. И в условиях отсутствия права уравниловка

Более конкретно эта проблематика рассматривается в последующих разделах, где освещаются концепции И. Канта и B.C. Соловьева.

Глава 9. Право и уравниловка

эд,

выполняет роль своеобразного социалистического заменителя и вместе с тем антипода отрицаемого права и правового равенства.

Причем социалистическая уравниловка — это не просто то­тальное отрицание самого принципа любого права (формального равенства), но отрицание именно с позиций требования так назы­ваемого "фактического равенства".

Поскольку у "фактического равенства" нет своего позитивного принципа и определенного позитивного содержания, в разные эпо­хи и в разных ситуациях требование "фактического равенства" подразумевает различные вещи в зависимости от того, какое исто­рически конкретное право и формально-правовое равенство отри­цается этим требованием.

С точки зрения марксизма, формальное равенство — это бур­жуазное право, буржуазное "равное право" (оно, согласно марксиз­му, на первой ступени коммунизма преодолено по отношению к обобществленным средствам производства, но сохраняется для рас­пределения предметов индивидуального потребления "по труду"), а "фактическое равенство" — удовлетворение потребительских нужд каждого "по потребностям". Развитие от низшей фазы коммунизма (т. е. социализма) к его высшей фазе (полному коммунизму), по этой логике, означает движение "дальше от формального равенства к фактическому, т. е. к осуществлению правила: "каждый по способ­ностям, каждому по потребностям"¹.

Вопреки этим доктринальным прогнозам, в условиях реально­го социализма принцип формального, правового равенства отрица­ется не только применительно к обобществленным (и "огосударст-вленным") средствам производства, но и в сфере распределения предметов индивидуального потребления. Социалистическая урав­ниловка как раз и заменяет собой отсутствующее право, выступая как выразитель и проводник "равенства" (неформального, "фак­тического равенства") в ситуации невозможности правового равен­ства.

Причем уравнительность в производстве и распределении, в труде и потреблении предопределяет общерегулятивное значение уравниловки в силу фундаментального и решающего характера этих сфер общественной жизни для всех других сфер и всех членов общества в условиях тотального "огосударствления" производитель­ных сил и богатства страны, ставшей "одной конторой, одной фаб­рикой" с единой "фабричной" дисциплиной².

В практической действительности всеохватывающая государ­ственная регламентация труда и его оплаты, общеобязательная работа "поровну" и оплата "поровну" нашли свое адекватное и по­следовательное выражение в системе, именуемой "уравниловкой".

¹ Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 33. С. 99. ^г Там же. С. 101.

Раздел I. Общие проблемы философии права

Во всех своих проявлениях социалистическая уравниловка была призвана сохранить и удержать регулируемые отношения (как в сфере труда и его оплаты, так и во всех остальных сферах жизни) в рамках требований, порождаемых социалистической собственно­стью, принципом отсутствия частной (и вообще всякой индивидуа­лизированной) собственности на средства производства и связан­ного с ней экономического (производственного) неравенства. Этим, в конечном счете, обусловлен внеправовой характер регулятивных средств уравниловки.

Если право и правовое равенство — это отрицание привиле­гий, всеобщий и единый для всех масштаб, то уравниловка, напро­тив, представляет собой иерархическую систему потребительских привилегий в границах запрета частной собственности и производ­ственных привилегий. Прежде всего следует отметить, что система уравнительного потребления по самой своей идее распространяет­ся лишь на "трудящихся" — по принципу: "не трудящийся, да не ест". Далее, для каждого уровня этой системы (для соответствую­щих слоев, профессий и т. д.) действует своя "сословная" потреби­тельская мера. Внутри каждого такого слоя одинаковая мера, ниве­лируя трудовой вклад людей, выступает как привилегия худших перед лучшими.

Привилегиями зачастую являются и различия в потребитель­ских мерах для различных ступеней пирамиды. Правда, такая при­вилегия, при всей ее реальной значимости, не означает экономиче­ского неравенства, поскольку носит потребительский характер и не переходит в принципе (и легально) в собственность на средства производства.

В целом уравниловка призвана с помощью властно-распреде­лительных норм нивелировать допускаемые при социализме раз­личия в сфере потребления и удержать эти различия в рамках требований принципа отсутствия экономического неравенства, т. е. отрицание частной собственности.

Противоположность права и уравниловки отчетливо проявля­ется при сопоставлении дозволений и запретов уравниловки с пра­вовыми запретами и дозволениями.

Дозволение и запрет — два основных способа регуляции пове­дения людей. В любой сфере жизни официально признанный поря­док выражается посредством тех или иных общеобязательных норм-дозволений и норм-запретов. И вполне естественно, что эта норма­тивная сторона общественных отношений стала в постсоциалисти­ческих условиях одной из тех актуальных проблем, которая требу­ет нового осмысления и решения в русле перехода от уравниловки к праву.

При обсуждении данной проблемы сторонники прогрессив­ных преобразований в жизни страны, как правило, придерживают­ся следующей позиции: побольше дозволений (разрешений), помень-

Глава 9. Право и уравниловка

ше запретов. И при этом полагают, что приведенная формула как раз и выражает требование свободы и самостоятельности в хозяй­ственной, политической и иных сферах общественной жизни. К со­жалению, такой стереотип глубоко укоренился в общественном сознании и является широко распространенным заблуждением. Преодоление этого заблуждения имеет существенное значение, ибо оно касается проблемы свободы и способов ее официального при­знания и защиты.

Названная позиция (побольше дозволений, поменьше запре­тов) выражает требование лишь чисто внешнего изменения сло­жившейся при социализме системы общеобязательной регуляции, в которой действительно очень много запретов ("паутина запре­тов"!) и мало дозволений, к тому же трудно реализуемых. Однако ясно, что это требование, имеющее как будто какое-то прогрессив­ное звучание именно для социалистического типа социальной регу­ляции, как раз и не может быть осуществлено в его рамках, по­скольку каждый тип регулирования общественных отношений с внутренней необходимостью порождает определенную, соответст­вующую себе, пропорцию соотношения и взаимодействия дозволе­ний и запретов. Иначе говоря, само соотношение дозволений и за­претов в любой системе социальной регуляции имеет свою внут­реннюю логику, носит необходимый, а не случайный характер и, следовательно, не может быть изменено по желанию или произволу.

Дозволения и запреты уравниловки, с одной стороны, и право­вые дозволения и запреты, с другой, существенно отличаются друг от друга своим содержанием и смыслом. С сожалением, однако, приходится констатировать, что в общественном мнении уравни­ловка нередко отождествляется с принципом правового равенства и недостатки уравнительной регуляции переносятся на право, под­крепляя тем самым ложный образ "права" и питая правовой ниги­лизм, что особенно некстати в современных условиях, когда требу­ется сознательное движение от уравниловки к праву.

Характерные для уравниловки тип, способы и система норм принудительной регуляции — несмотря на их мимикрию под пра­во, злоупотребление его словарем и формами выражения — явля­ются антиподами правового регулирования. Уравниловка своим "фактическим равенством" извращает смысл самого принципа ра­венства, уничтожает субстанцию и суть правового равенства вооб­ще — свободу, равные для всех меры которой только и могут быть представлены в праве, признаны, гарантированы и защищены пра­вовым законом.

В целом диалектика процесса осуществления диктуемого урав­ниловкой "фактического равенства" неизбежно ведет к негативно­му "равенству" несвободы и иных антиценностей.

В соответствии с принудительным принципом уравнительного (потребительского) равенства никто (независимо от трудового вклада,

Раздел I. Общие проблемы философии права

способностей, талантов и т. д.) не должен иметь в своем индивиду­альном пользовании ничего такого, чего не могут иметь и все ос­тальные. Отсюда и та заранее предопределенная ограниченная мера потребительского равенства, признание и осуществление которой составляют цель и содержание уравнительной регуляции. Такой исходный потребительский минимум неизбежно ведет и к миними­зации труда и его производительности: мера труда в силу обрат­ных связей все же стихийно приходит задним числом в соответст­вие с низким пределом потребления и даже имеет тенденцию опус­титься ниже этого предела — по внутренней логике отношений, игнорирующих объективный масштаб правовой регуляции труда. И как следствие подобного игнорирования — взлет потребитель­ской психологии в условиях потребительского дефицита, порож­даемого неэффективностью и низким качеством труда при социа­лизме.

Ясно также, что заданную уравниловкой ограниченную меру потребления и труда можно нормативно выразить лишь установле­нием соответствующей ограниченной меры того, что дозволено (раз­решено), и запрещением (прямым и косвенным) всего остального, так или иначе выходящего за узкие рамки прямо дозволенного. Таким образом, минимум реально дозволенного и максимум запрещенно­го — необходимое проявление существа уравнительной регуляции, а вовсе не чей-то субъективный произвол. Вообще, в ситуации урав­ниловки популярное социалистическое слово "нельзя", ставшее сим­волом произвола, воодушевлено идеей добра, правда, ложно поня­того — всеобщим счастьем потребительского равенства. Как гово­рил Гегель, все в мире не просто испорчено, а испорчено на "хоро­шем" основании.

Уравниловка отрицает правовое равенство свободных лиц и подменяет равенство в мере свободы и ответственности произволом и несвободой. Она стремится ко всеобщей нивелировке. Но такое произвольное отрицание реальных различий жизни, будучи лишь иллюзорно-утопическим преодолением действительности, возмож­но лишь на основе приказных норм. Внутренне противоречивый смысл уравниловки может быть внешне выражен, конкретизиро­ван и представлен лишь в хаотической, неопределенной и необо­зримой массе властно-силовых норм, устанавливающих содержа­ние и границы соответствующих дозволений и запретов. Произвол, первоначально и внутренне присущий принципу уравниловки, про­низывает все формы его проявления, выражения, реализации и защиты.

Определяющую роль при уравнительном типе регуляции, не­смотря на обилие запретов, играют как раз дозволения (разреше­ния) как способ регулирования общественных отношений. Именно исходный минимум дозволенного (прежде всего в сфере труда и потребления) нуждается как в непосредственной силовой защите,

Глава 9. Право и уравниловка

так и в опосредованной поддержке со стороны множества соответ­ствующих запретительных норм, призванных насильственно удер­жать поведение людей в тесных границах дозволений. Этой мелоч­ной регламентацией дозволенного и густой сетью запретов порож­дена та "заурегулированность" жизни и труда, которая была столь характерна для социалистического законодательства и служила необходимой нормативной основой так называемых административ­но-командных методов управления.

При типичном для уравниловки дозволительном (разрешитель­ном) порядке регуляции по логике вещей может быть разрешено лишь нечто ограниченное, уже известное и конкретно-определен­ное, а все остальное оказывается запрещенным по принципу: за­прещено все, что прямо не разрешено. Таким образом, диктуемый уравниловкой минимум дозволенного с необходимостью порождает максимум запрещенного, причем под запрет, помимо прочего, попа­дает и преследуется все новое, все творческое и передовое в труде и общественной жизни, все, что выходит за ограниченные рамки норм уравниловки. Требования уравниловки в своей совокупности выступают по сути в качестве весьма действенного нормативного механизма торможения общественного развития, мощного регуля­тивного средства консервации всех сфер общественной жизни, не­преодолимого барьера против активизации человеческого фактора. Уравниловка, насильственным путем минимизируя активность чле­нов общества, насаждает пассивность и застой. Наказуемость ини­циативы — естественный и массовый продукт уравниловки, всеми своими средствами отрицающей свободу людей, направляющей и ориентирующей их энергию не на улучшение качестве труда и жизни, а на то, чтобы этого не произошло. Порождаемая уравни­ловкой социально-психологическая и в целом жизненная установка на пассивность и иждивенчество деформирует человеческий фак­тор и закрывает пути к росту общественного производства и совер­шенствованию условий жизни.

Необходимость постоянной силовой поддержки принципа и норм уравниловки в условиях социализма предопределяет содержание, направления, формы и методы деятельности всех нормотворческих, нормоприменительных учреждений и должностных лиц, ведет к гипертрофии принудительно-приказного компонента в совокупном объеме их полномочий.

Но требования уравниловки по существу не реализуемы даже с помощью силовых методов ввиду самой невозможности беспро­бельной регламентации жизни и превентивного контроля за ней. Ирония в том, что уже иерархия учреждений и должностных лиц, совершенно необходимая для осуществления и поддержания режима уравниловки и естественно порождаемая по внутренней логике дифференциации функций, полномочий и ролей во всяком процессе организации общественной жизни, неминуемо ведет к на-

Раздел I. Общие проблемы философии права

рушению идеала уравниловки и диктуемых им норм, к отходу от него в виде многочисленных исключений — фактических и норма­тивно оформленных, явных и подразумеваемых, разовых и много­кратных, временных и постоянных, малых и больших, известных и неизвестных. С точки зрения идеальной "чистоты" уравниловки эти исключения являются, конечно, недопустимой привилегией, но реализация и реальное бытие данного "идеала" абсолютно невоз­можны без таких исключений и привилегий.

Там, где действует уравниловка, там неизбежны дифферен­циация и различие социальных ролей, статусов и функций уравни­вающих и уравниваемых со всеми вытекающими отсюда последст­виями. Среди "равных" выделяются "более равные" и "равнейшие". Привилегии уравниловки как раз выражают и поддерживают ре­ально возможный способ ее осуществления в жизни.

*'

Дата добавления: 2015-10-23