Песнь двадцать седьмая

Круг седьмой (окончание) — Восхождение к Земному Раю

1

Так, чтоб ударить первыми лучами

В те страны, где его творец угас,

Меж тем как Эбро льется под Весами,

4

А волны в Ганге жжет полдневный час,

Стояло солнце; меркнул день, сгорая,[942]

Когда господень ангел встретил нас.

7

«Bead muncbo corde!»[943]воспевая

Звучней, чем песни на земле звучны,

Он высился вне пламени, у края.

10

«Святые души, вы пройти должны

Укус огня; идите в жгучем зное

И слушайте напев с той стороны!»

13

Он подал нам напутствие такое,

И, слыша эту речь, я стал как тот,

Кто будет в недро погружен земное.

16

Я, руки сжав и наклонясь вперед,

Смотрел в огонь, и в памяти ожили

Тела людей, которых пламя жжет.

19

Тогда ко мне поэты обратили

Свой взгляд. «Мой сын, переступи порог:

Здесь мука, но не смерть, — сказал Вергилий. —

22

Ты — вспомни, вспомни!.. Если я помог

Тебе спуститься вглубь на Герионе,

Мне ль не помочь, когда к нам ближе бог?

25

И знай, что если б в этом жгучем лоне

Ты хоть тысячелетие провел,

Ты не был бы и на волос в уроне.

28

И если б ты проверить предпочел,

Что я не обманул тебя нимало,

Стань у огня и поднеси подол.

31

Отбрось, отбрось все, что твой дух сковало!

Взгляни — и шествуй смелою стопой!»

А я не шел, как совесть ни взывала.

34

При виде черствой косности такой

Он, чуть смущенный, молвил: «Сын, ведь это

Стена меж Беатриче и тобой».

37

Как очи, угасавшие для света,

На имя Фисбы приоткрыл Пирам

Под тутом, ставшим кровяного цвета,[944]

40

Так, умягчен и больше не упрям,

Я взор к нему направил молчаливый,

Услышав имя, милое мечтам.

43

А он, кивнув, сказал: «Ну как, ленивый?

Чего мы ждем?» И улыбнулся мне,

Как мальчику, прельстившемуся сливой.

46

И он передо мной исчез в огне,

Прося, чтоб Стаций третьим шел, доныне

Деливший нас в пути по крутизне.

49

Вступив, я был бы рад остыть в пучине

Кипящего стекла, настолько злей

Был непомерный зной посередине.

52

Мой добрый вождь, чтобы я шел смелей,

Вел речь о Беатриче, повторяя:

«Я словно вижу взор ее очей».

55

Нас голос вел, сквозь пламя призывая;

И, двигаясь туда, где он звенел,

Мы вышли там, где есть тропа крутая.

58

Он посреди такого света пел

«Venite, benedicti Patris mei!»,[945]

Что яркости мой взгляд не одолел.

61

«Уходит солнце, скоро ночь. Быстрее

Идите в гору, — он потом сказал, —

Пока закатный край не стал чернее».

64

Тропа шла прямо вверх среди двух скал

И так, что свет последних излучений

Я пред собой у солнца отнимал;

67

Преодолев немногие ступени,

Мы ощутили солнечный заход

Там, сзади нас, по угасанью тени.

70

И прежде чем огромный небосвод

Так потемнел, что все в нем стало схоже

И щедрой ночи наступил черед,

73

Для нас ступени превратились в ложе,

Затем что горный мрак от нас унес

И мощь к подъему, и желанье тоже.

76

Как, мямля жвачку, тихнет стадо коз,

Которое, пока не стало сыто,

Спешило вскачь с утеса на утес,

79

И ждет в тени, пока жара разлита,

А пастырь, опершись на посошок,

Стоит вблизи, чтоб им была защита,

82

И как овчар, от хижины далек,

С гуртом своим проводит ночь в покое,

Следя, чтоб зверь добычу не увлек;

85

Так в эту пору были мы все трое,

Я — за козу, они — за сторожей,

Замкнутые в ущелие крутое.

88

Простор был скрыт громадами камней,

Но над тесниной звезды мне сияли,

Светлее, чем обычно, и крупней.

91

Так, полон дум и, глядя в эти дали,

Я был охвачен сном; а часто сон

Вещает то, о чем и не гадали.

94

Должно быть, в час, когда на горный склон

С востока Цитерея[946]засияла,

Чей свет как бы любовью напоен,

97

Мне снилось — на лугу цветы сбирала

Прекрасная и юная жена,

И так она, сбирая, напевала:

100

«Чтоб всякий ведал, как я названа,

Я — Лия, и, прекрасными руками

Плетя венок, я здесь брожу одна.

103

Для зеркала я уберусь цветами;

Сестра моя Рахиль с его стекла

Не сводит глаз и недвижима днями.

106

Ей красота ее очей мила,

Как мне — сплетенный мной убор цветочный;

Ей любо созерцанье, мне — дела».[947]

109

Но вот уже перед зарей восточной,

Которая скитальцам тем милей,

Чем ближе к дому их привал полночный,

112

Везде бежала тьма, и сон мой с ней;

Тогда я встал с одра отдохновенья,

Увидя вставшими учителей.

115

«Тот сладкий плод,[948]который поколенья

Тревожно ищут по стольким ветвям,

Сегодня утолит твои томленья».

118

Со мною говоря, к таким словам

Прибег Вергилий; вряд ли чья щедрота

Была безмерней по своим дарам.

121

За мигом миг во мне росла охота

Быть наверху, и словно перья крыл

Я с каждым шагом ширил для полета.

124

Когда под нами весь уклон проплыл

И мы достигли высоты конечной,

Ко мне глаза Вергилий устремил,

127

Сказав: «И временный огонь, и вечный

Ты видел, сын, и ты достиг земли,

Где смутен взгляд мой, прежде безупречный.

130

Тебя мой ум и знания вели;

Теперь своим руководись советом:

Все кручи, все теснины мы прошли.

133

Вот солнце лоб твой озаряет светом;

Вот лес, цветы и травяной ковер,

Самовозросшие в пространстве этом.

136

Пока не снизошел счастливый взор

Той, что в слезах тогда пришла за мною,

Сиди, броди — тебе во всем простор.

139

Отныне уст я больше не открою;

Свободен, прям и здрав твой дух; во всем

Судья ты сам; я над самим тобою

142

Тебя венчаю митрой и венцом».[949]

Дата добавления: 2015-10-28