Глава 6. Итальянская историография в 1918-1945 гг. 2 страница

Значительный вклад в изучение истории Рисорджименто внос в годы фашизма Адольфо Омодео (1889-1946), принадлежавший к школе Кроче и являвшийся его ближайшим сотрудником по журналу "Критика" Он был профессором Падуанского, а с 1923 г. и до конца жизни - Неаполитанского университета, где занимал кафедру истории христианства. С работ о раннем христианстве начиналась и научная деятельность Омодео, к исследованиям же в области истории Рисорджименто он перешел после утверждения у власти фашизма. В фашизме он видел вопиющее противоречие идеалам и традициям Рисорджименто.

Свои взгляды на Рисорджименто Омодео впервые изложил в обширной полемической рецензии на книгу Гобетти "Рисорджименто без героев". Он подверг критике, прежде всего, главный тезис Гобетти: Рисорджименто было неудавшейся революцией, так как не стало делом масс народа. Омодео считал, что данная Гобетти оценка итогов Рисорджименто исходит из абстрактно-романтического представления о революции, согласно которому все ее задачи должны быть разрешены сразу и окончательно. Что касается роли народных масс в Рисорджименто, то Омодео усматривал у Гобетти тенденцию к возрождению "мадзинистского мифа о народе, действующем как слитная масса, наподобие хора в траге­дии на политической сцене". Народ же "нужно суметь увидеть, даже когда он действует разобщенно, даже когда по видимости каждый погружен лишь в свои заботы"[8].

Деятели Рисорджименто - утверждал Омодео - действительно не были похожи на героев в вульгарно-риторическом смысле этого слова, "в плащах и латах наподобие персонажей из опер Верди". Это были живые люди, нередко терпевшие неудачи, но одушевленные высокой мечтой о будущем своего народа, действовавшие для него и его име­нем. И даже если им не удалось осуществить все, к чему они стpeмились, - их деятельность не была бесплодной, она дала свои позитивные результаты, которые являются составной частью завоеваний человечества и сохраняют непреходящее значение.

На вопрос о том, можно ли считать связанной с исходом Рисорджименто последующую победу фашизма в Италии, Омодео ответил совершенно иначе, чем Гобетти. "Последующие бедствия, - писал он, имея в ви­ду фашизм, - проистекали из того, что постепенно утрачивался дух Рисорджименто, но не из самого Рисорджименто"[9].

Омодео был, бесспорно, прав, когда в полемике с Гобетти требовал подходить к оценке итогов Рисорджименто исторически, отправ­ляясь не от желаемого, а от действительно возможного в ту эпоху. Но в целом его концепции Рисорджименто, - проникнутая, прежде все­го, стремлением сохранить "фундамент, заложенный с таким трудом", а не разобраться критически в его несовершенствах, значительно менее плодотворна, чем концепция Гобетти, и является выражением гораздо более умеренной политической позиции. В сущности, Омодео, подобно Кроче, не смог объяснить причины краха итальянского ли­берального государства.

В истории Рисорджименто Омодео больше всего привлекала поли­тическая биография Кавура, исследованию которой он посвятил свою наиболее фундаментальную работу в этой области (1940) и целый ряд статей. Считая деятельность Кавура "решающей для нашего Рисорджи­менто", Омодео, однако, был противником изображения Кавура как некого чудотворца, "демиурга" исторического процесса объединения Италии. "Кавур не был таковым и не претендовал на это, - писал он, - потому что в конкретной действительности государственным деятелем, достойным этого имени, является не тот, кто мнит себя сто­ящим над миром и рассматривает его просто как материю, которую можно формовать как угодно, - а тот, кто понимает самые глубокие стремления этого мира, кто улавливает все потребности, возникающие в данной ситуации, и способен также и из мысли и действий противника высвободить и извлечь полезные элементы"[10].

Омодео проявил объективность и в оценке исторической роли вождя демократического крыла итальянского национального движения -Мадзини. Он пришел к выводу, что успех трезвой политики и диплома­тии Кавура стал возможен лишь в условиях, подготовленных неустан­ной революционной пропагандой Мадзини.

Однако, в подходе Омодео к вопросу о роли различных деятелей Рисорджименто отчетливо видны и слабости его концепции, а именно - тенденция свести историю к серии биографий выдающихся личностей. Поэтому его работы не вносят нового в конкретные исследование той коренной проблемы, которая в годы фашизма стояла в центре всех дискуссий вокруг Рисорджименто: отношения народных масс к итальянской на­циональной революции и степени их участия в ней.

Омодео рассматривал и Мадзини, и Кавура, и Гарибальди как различные воплощения неисчерпаемой энергии итальянского народа, который "выдвигает из своей среды - в зависимости от потребностей момента - то пророка, то политика, то воина"[11]. Но с его точки зрения это единственная форма, в которой реализуется участие в Рисорджименто народа, нации. Что же касается закономерности, которой опре­деляется появление на исторической сцене той или иной выдающейся личности, то Омодео понимал ее чисто идеалистически - как своего рода предначертание свыше.

Как идеалист Омодео подходил и к вопросу о предпосылках Рисорджименто. Он отрицал какую бы то ни было связь Рисорджименто с потребностями экономического развития Италии. С этой позиции он критиковал итальянских историков "экономико-юридической" школы (Сальвемини и других), а также американского исто­рика Р. Гринфилда - автора ценной работы об экономике Ломбардии в эпоху Рисорджименто. Но, прежде всего, эта полемика Омодео направ­лена против марксистского истолкования истории Рисорджименто, против того, чтобы рассматривать ее как историю борьбы различных общественных классов, движимых определенными материальными инте­ресами.

Преследования, которым подвергся при фашизме Г. Салъвемини, отразились и на судьбе его работ по истории Рисорджименто. Его популярная книга "Политическая история Италии в XIX в." (впоследствии получившая название "Итальянское Рисорджименто"), опубликованная незадолго до эмиграции в составе серии "Европа в XIX в.", в дальнейшем была изъята фашист­ской цензурой. За годы эмиграции Сальвемини, лишенный доступа к основным документальным материалом эпохи Рисорджименто, не создал новых значительных исследований в этой области. Он возвращался к проблематике Рисорджименто лишь в своих курсах лекций в Гарвард­ском университете, материалы которых были опубликованы уже после второй мировой войны.

В "Политической истории..." Сальвемини оспаривал "традиционное представление о Рисорджименто, которое мы себе создаем, когда чи­таем о том, что "итальянский народ" горел любовью к родине, что "вся Италия" "поднялась на ноги" и так далее"[12]. В действительности, утверждал он, основная масса населения Италии - крестьянство - оставалась пассивной; она не принимала участия в общественной жиз­ни, а если бы получила возможность выразить свои политические симпатии, то высказалась бы в пользу свергнутых абсолютистских режимов. Следовательно, Рисорджименто было делом лишь меньшинства нации. Но в истории так бывает всегда: "Историю творят не инертные массы и не дряхлые и олигархические группы. Историю творит созна­тельное и активное меньшинство, которое, преодолевая инерцию масс, увлекает их к новым условиям жизни, подчас вопреки тому, к чему они непосредственно стремятся"[13]. Создаваемый таким путем новый политический режим на первых порах может доказать законность свой существования не санкцией формального большинства, а лишь успешным продолжением начатого дела. Так было и в Италии после национального объединения. Вышедшее из Рисорджименто итальянское государство Сальвемини рисовал по сути дела как диктатуру Севера над Югом, но считал, что при данных условиях оно и не могло быть ничем иным, что только так можно было сохранить едва завоеванное национальное единство.

Таким образом, Сальвемини не отрицал, что Рисорджименто было делом лишь меньшинства нации. Однако он не видел в этом оснований для критики дофашистского итальянского государства как государства антидемократического, полагая, что оно в силу объективных причин не могло с первых же своих шагов осуществить все формально-юридические нормы демократии, но постепенно шло в этом направлении. Тем самым он в определенной степени пересмотрел свою прежнюю оценку либерального государства, придя к этому под воздействием уроков фашизма. Вопрос о том, есть ли какая-либо связь между итогами Рисорджименто и возникновением фашизма, Сальвемини оставлял открытым.

Начатое ранее Сальвемини исследование социалистических идей эпохи Рисорджименто продолжал в конце 20-начале 30-х гг. его ученик Нелло Росселли (1900-1937). Как и его брат Карло, он был активным борцом против фашизма. Вместе они основали подпольную антифашистскую организацию "Справедливость и свобода", участвовали в защите Испанской республики и погибли во Франции от рук убийц, действовавших по заданию разведки Муссолини.

Уже в первой своей работе, посвященной начальному этапу итальянского рабочего движения, Н. Росселли обнаружил интерес к социальным аспектам Рисорджименто, сделав попытку показать влия­ние национального объединения на положение трудящихся масс. Позднее он обратился к изучению биографии Карло Пизакане, зани­мавшего среди идеологов патриотического движения самую радикальную позицию, в наибольшей степени отмеченную влиянием утопического социализма.

Книга Росселли о Пизакане вышла в 1932 г. под названием: "Карло Пизакане в итальянском Рисорджименто". Росселли считал, что итальянская национальная революция должна была решить задачи двоякого рода: негативные (свержение австрийского гнета и абсолютистских порядков) и позитивные (создание основ новой итальянской государ­ственности). По его мнению, "в осуществлении негативной фазы при­няла то или иное участие... очень значительная часть мыслящих итальянцев, в осуществлении позитивной фазы - фактически незначительное меньшинство"[14]. Пизакане принадлежал к тем немногим, кто понимал необходимость активного участия масс в решении не только негативных, но и позитивных задач Рисорджименто. В глазах Росселли он был человеком, прозорливо предвидевшим бедствия, которые ожи­дают Италию в случае, если новое государство будет навязано народу сверху, а не создано его собственными руками. Имен­но этим Росселли и объяснял свой интерес к фигуре Пизакане, утвер­ждая, что если в практически-политическом плане Пизакане потер­пел поражение, то историческая правота оказалась именно на его стороне.

Сосредоточив на биографии Пизакане основное внимание, Росселли постарался в то же время показать его как наиболее последователь­ного выразителя идей и настроений, достаточно широко распростра­ненных в Италии и в частности в Пьемонте в 50-е гг. XIX в. Тем самым он одним из первых поколебал установившееся в литературе представ­ление о Пизакане как мыслителе-одиночке, хотя и не смог раскрыть все многообразные идейные истоки его концепции.

Росселли справедливо подчеркивал как важнейшую особенность взглядов Пизакане то, что в его представлении решение национальной проблемы сливалось с социальной революцией в Италии. Именно этим, по его мнению, определялось место Пизакане в истории итальянской политической мысли. Но в этом же Росселли видел и уязвимый пункт позиции Пизакане. Он полагал, что Пизакане, призывая к социальной революции, имел в виду революцию пролетариата против буржуазии. Между тем, пропаганда идеи национального единства увенчалась успе­хом ''главным образом потому, что она отвечала вполне осознанным интересам нашей буржуазии во всех частях полуострова - буржуазии, жаждущей простора, свободы торговых сношений, широкого рынка... стремившейся к установлению нового режима, который был бы создан по ее образу и подобию, служил бы ей, был бы приспособлен к ее потребностям, отвечал бы условиям, необходимым для ее развития"[15]. Социалистическая же пропаганда оказалась бы направлена именно против этой главной силы, заинтересованной в национальном единстве. Она имела бы своим непосредственным результатом "ответную реакцию буржуазного патриотизма", заставила бы буржуазию сблизиться с консервативным лагерем, а в народных массах посеяла бы равно­душие к борьбе за национальное единство как делу второстепенному по сравнению с социальной проблемой. Поэтому мечта Пизакане о "социалистическом" Рисорджименто была обречена остаться утопией.

Постановка вопроса о роли в Рисорджименто интересов различных общественных классов была несомненной заслугой Росселли как историка. За это на него резко обрушились представители идеалисти­ческой историографии - в частности, Омодео. Но пред­ставления Росселли о том, какие это были классы, во многом анти­историчны. Важнейшим классовым антагонизмом итальянского общества того времени был антагонизм между пролетариатом и буржуазией, а между крестьянством и полуфеодальными землевладельцами. И Пизакане, связывая завоевание национального единства Италии с революционным социальным переустройством, апеллировал не к пролетариату, а, прежде всего, к крестьянству - тому общественному классу, который оставался вне поля зрения итальянских демократов во главе с Мадзини. Но эту крестьянскую революцию, которая по своему объективному содержанию могла быть лишь буржуазной, Пизакане мыслил как революцию социалистическую. В этом заключалась своеобразнейшая черта его идей, которая начисто ускользнула от Росселли.

Таким образом, все наиболее значительные работы о Рисорджи­менто, появившиеся в годы фашистской диктатуры, так или иначе, ставили одни и те же основные вопросы: есть ли какая-либо связь между тем, как совершилась и чем закончилась итальянская нацио­нальная революция, и возникновением фашизма? Чьими силами и в чьих интересах она осуществилась? Каково было отношение к Рисорджименто народных масс и степень их участия в национальном движении? Однако среди названных авторов только Росселли попытался для ответа на них в какой-то мере использовать классовые категории. Клас­совая интерпретация Рисорджименто была последовательно развита лишь итальянскими марксистами. Основу марксистской историографии Рисорджименто заложил созданный в 1929-1935 гг. фундаментальный труд Антонио Грамши (1891-1957) - "Тюремные тетради".

Грамши был одним из основателей ИКП, а с 1924 г. - ее гене­ральным секретарем. После введения в 1926 г. фашистских чрезвычай­ных законов он был арестован, предан суду Особого трибунала и осужден на 20 лет тюремного заключения. Грамши добился права пользоваться присылаемой с воли литературой и вести записи, подлежавшие обязательному просмотру тюремного цензора. В заметках, сложив­шихся в "Тюремные тетради", он не только фиксировал соображения по поводу прочитанного, но и размышлял в иносказательной форме о событиях и явлениях своего времени, ставил и разрабатывал многие коренные проблемы марксистской философии, теории исторического процесса, революционной политики.

"Тюремные тетради" были опубликованы лишь после второй миро­вой войны и составили в первом издании шесть томов. Один из них, наиболее значительный по объему, включил в себя записи Грамши, посвященные анализу исторического прошлого Италии и в особенности - Рисорджименто[16].

Обращаясь к истории Рисорджименто, Грамши стремился объяс­нить генезис современной ему итальянской действительности и извлечь из опыта национальной революции максимум уроков для рабочего класса. Это был подход не профессионального историка, а политика, но убежденного в том, что эффективное политическое действие невозможно без опоры на точное историческое знание.

Несмотря на тюремную изоляцию, Грамши не только был в курсе споров о Рисорджименто, разгоревшихся в итальянской историографии 20-30-х гг., но и сам в определенном смысле стал их участником. В своих записях он дал оценку всех основных точек зрения, выявив­шихся в этих спорах, и собственный ответ на стержневые вопросы, вокруг которых они велись.

Как и зачинатель итальянской марксистской историографии Антонио Лабриола, Грамши связывал движение за объединение Италии с материальными интересами и потребностями буржуазии. При этом он подчеркивал, что национальное объединение должно было не столько высвободить уже сложившиеся элементы буржуазных отношений, сколько создать условия для их нормального развития.

Рассматривая буржуазию как класс, непосредственно наиболее заинтересованный в ликвидации политической раздробленности и созда­нии единого государства, Грамши сосредоточил внимание, прежде всего, на том, в какой мере буржуазия оказалась способной действовать в качестве класса-гегемона, т.е. найти себе союзников в борьбе за эти цели и повести их за собой, какие социальные силы могли бы статьи и действительно стали ее союзниками. Наиболее существенным в этом плане он считал вопрос о взаимоотношениях между буржуазией и крестьянством.

Грамши показал, что союз между буржуазией и крестьянскими массами, в свое время обеспечивший победу Великой Французской революции, в Итальянской Национальной революции не состоялся, поскольку оба крыла патриотического движения отказались включить в свою программу аграрные требования крестьян. Умеренные не выдвинули аграрный вопрос потому, что сам предложенный ими способ решения национальной проблемы требовал "создания блока всех правых сил, включая классы крупных земельных собственников, вокруг Пьемонта как государства и как армии". Но и демократы, отстаивавшие революционный путь объединения Италии, в отношении аграрного вопроса разделяли позицию умеренных, "считая "национальными" аристократию и собственников, а не миллионы крестьян". Не сумев сомкнуться с крестьянством и не имея опоры "ни в одном определенном историческом классе", демократическое течение, в конечном счете, уступило инициативу умеренно-либеральному, представлявшему собой "относительно однородную социальную группу", и проиграло ему в борьбе за политическое руководство национальным движением.

Поставив в центр своего анализа проблему руководства движением за национальное единство со стороны буржуазии как класса и со сто­роны различных выдвинутых ею политических сил, Грамши принципиально по-новому подошел к вопросу о роли в Рисорджименто народных масс. "...Вопрос о позиции народных масс нельзя ставить отдельно от вопроса о позиции руководящих классов, - писал он. -...Самочинные выступления народных масс (поскольку они действительно являют­ся таковыми) могут служить лишь показателем "силы" руководства высших классов; в Италии же либералы-буржуа всегда пренебрегали народными массами"[17]. Именно на буржуазии лежит, таким образом, ответственность за то, что Рисорджименто не вылилось в широкую народную революцию: "Знаменитое итальянское меньшинство, "герои­ческое" по определению... руководившее объединительным движением, в действительности больше думало об экономических интересах, чем об идеальных формулах, и больше боролось за то, чтобы помешать народу принять участие в движении и придать ему социальный харак­тер (в смысле осуществления аграрной реформы), чем против врагов единства"[18].

Но, констатируя, что неспособность буржуазии опереться на народные массы серьезно ограничила размах итальянского национального движения. Грамши считал нужным проанализировать в истории Рисорджи­менто "все те моменты, когда итальянский народ оказывался перед необходимостью разрешить, по крайней мере, потенциально общую задачу и когда тем самым могло осуществиться действие или движение, являю­щееся по-своему характеру коллективным (в смысле глубины и раз­маха) и единым"[19]. Он имел в виду революции 1820-1821, 1851, 1848-1849 и 1860 гг., войны периода 1848-1870 гг., плебисциты, связанные с оформлением Итальянского королевства. Во всех этих событиях следовало с его точки зрения изучить географию массовых действий, степень их интенсивности, отклики на них в различных слоях населения - как положительные, так и отрицательные. Намеченное Грамши направление исследования роли народных масс в Рисорджименто было новым словом в историографии и оказалось глубоко плодотворным.

Рисорджименто в понимании Грамши было революцией незавершенной (поскольку она не затронула сферы аграрных отношений), но отнюдь не безрезультатной или потерпевшей поражение. Он объективно оце­нил вклад в создание единого государства обоих течений националь­ного движения, считая, что умеренные и демократы диалектически взаимодействовали между собой подобно "тезису" и "антитезису". В целом Рисорджименто рассматривалось Грамши как "сложный и про­тиворечивый исторический процесс, который является результатом взаимодействия всех его элементов, противостоявших друг другу, действия его главных сил и его антагонистов, их борьбы и тех изменений, которым они взаимно подвергались в ходе этой борьбы; в нем сыграли свою роль и пассивные, скрытые силы - такие, как широкие крестьянские массы, - не говоря уже, разумеется, о значи­тельном влиянии на него международных отношений"[20].

Непрочность созданной в результате Рисорджименто формы полити­ческого господства итальянской буржуазии Грамши опять-таки относил, прежде всего, за счет ее неспособности выполнить в национальной революции роль класса-гегемона по отношению к основной массе населения - крестьянству. Понимая под гегемонией политическое и духовно-нравственное руководство ведущего класса, принимаемое ведомым в порядке добровольного согласия, Грамши считал, что гос­подство любого класса устойчиво лишь при условии, если оно подкрепляется гегемонией по отношению к ведомым. Итальянское же либеральное государство изначально не обладало сколько-нибудь широкой массовой опорой и так и не приобрело ее. Поэтому, когда под воздействием первой мировой войны ранее аполитичные массы стали быстро втягиваться в политику, этот процесс развивался вне и помимо существующих государственных структур и в условиях, когда его не сумел возглавить рабочий класс, был использован и направлен к собственным целям фашистским движением.

Таким образом, Грамши - как до него Гобетти - поставил приход фашизма к власти в связь с непоследовательностью Рисорджименто. Но если у Гобетти мысль о такой связи была скорее догадкой, то Грамши дал ей глубокое историческое обоснование в категориях классовых взаимоотношений.

Историки в годы второй мировой войны и Сопротивления. Начало второй мировой войны и вступление в нее Италии (май 1940 г.) отразилось в сфере исторических исследований повышенным интересом к проблематике, так или иначе связанной с первой мировой войной, ее подго­товкой и итогами. В 1940-1942 гг. появился ряд монографий, журналь­ных статей и других публикаций по этим вопросам. Часть из них (книги А. Торре) вышла под грифом Института международной политики в Милане, с предвоенных лет разрабатывавшего тему "Перспективы ревизии европейского порядка", или была подготовлена его сотрудни­ком М. Тоскано.

Большое коллективное издание под названием "Критика Версальской системы" было предпринято Национальным фашистским ин­ститутом культуры, который в условиях войны был непосредственно подключен к деятельности военно-пропагандистского аппарата режима. Частью идеологической кампании в связи с итальянской агрессией против Греции (октябрь 1940 г.) стал выход сборника под названием "Италия и Греция. Две цивилизации и их многовековые взаимоотношения" с предисловием близкого к Джентиле философа Б. Джулиано, игравшего видную роль среди доверенных лиц фашизма в сфере куль­туры. Другой деятель из этого круга - Ч. Де Векки - с конца 30-х гг. был перемещен на пост губернатора Додеканезских островов и в своем новом качестве активно способствовал практической подготовке нападения на Грецию.

С приближением краха фашизма Де Векки примкнул к заговору против Муссолини в фашистских верхах. Он оказался в числе тех членов Большого фашистского совета, которые на заседании 25 июля 1945 г. проголосовали за отставку Муссолини, а затем в неофашистской "республике Сало" были преданы суду как изменники. Де Векки, сумевший скрыться, был заочно приговорен к смертной казни. В послевоенной Италии его судили (также заочно - Де Векки тогда жил в Аргентине) уже как бывшего фашистского иерарха и приговорили к 5-летнему тюремному заключению, но по амнистии он был освобожден от наказания.

В отличие от Де Векки, Дж. Джентиле поддерживал режим Муссолини вплоть до его падения и остался верен фашизму также и в новой, "республиканской" форме. "В "республике Сало" он стал президентом Итальянской академии, а в конце 1945 г., выступил с обращенным к интеллигенции призывом: исправляя ошибки прошлого, содействовать под эгидой неофашизма "взаимному прощению" и "единству родины". Несколько месяцев спустя Джентиле был убит во Флоренции бывшими партиза­нами, приговорившими его к смерти за сотрудничество с фашизмом.

Меньше скомпрометировал себя Дж. Волъпе, который при всех своих официально занимаемых постах был действительно крупным ученым, продолжал вести исследования и сохранил научный авторитет. В 1940-1942 гг. он опубликовал несколько работ, в том числе по исто­рии Рисорджименто и по вопросу о нейтралитете Италии в начале первой мировой войны. Главным же образом он занялся переработкой своей книги "Италия в пути" для нового, расширенного издания под названием "Современная Италия". Первый ее том, охватывавший 1815-1898 гг., вышел в издательстве Института международной политики в Милане в июне 1943 г. - незадолго до падения Муссолини - и подвергся секвестру и изъятию из продажи: в предисловии Вольпе призывал итальянцев сплотиться в тяжелый час поражений вокруг ко­роля, т.е. давал понять, что высшим выражением национальных инте­ресов и национального единства является монархия, а не фашизм. По окончании войны этот том "Современной Италии" был переиздан уже другим издательством[21]. В послевоенной Италии Вольпе не подвер­гался каким-либо политическим санкциям за свое фашистское прошлое, но был лишен доступа к университетской кафедре.

Опыт войны способствовал переходу все более значительной части интеллигенции на антифашистские позиции. В университетской среде уже с конца 30-х гг. вокруг оппозиционно настроенных профессоров начали складываться группы, послужившие базой так называ­емого либерально-социалистического движения. Оно развивалось в русле идей одного из основателей организации "Справедливость и свобода" - Карло Росселли. Сама эта организация в 1942 г. влилась в Партию действия, которая сыграет активную роль в Сопротивлении.

К Партии действия, по преимуществу опиравшейся на антифа­шистски настроенную интеллигенцию, примкнули в период Сопротивления некоторые видные итальянские историки - А. Омодео, Ф. Шабо, Л. Сальваторелли. Шабо стал командиром партизанского отряда. Омодео после создания коалиционного правительства антифашистских партий (апрель 1944 г.) занял в нем пост министра народного образования. С 1945 г. до своей смерти (1946) он являлся также ректором Неаполитанского университета.

Активную политическую деятельность развернул в 1943-1945 гг. Б. Кроче. Он стал лидером воссозданной либеральной партии и в 1944 г. как и Омодео, вошел (в качестве министра без портфеля) в пра­вительство антифашистского единства.

Обстановка военного времени и особенно начавшейся в 1943 г. вооруженной антифашистской борьбы не способствовала широкому раз­вороту исторических исследований. С 1945 г. перестал выходить "Италь­янский исторический журнал" (перерыв в его издании продолжался до 1948 г.). Историки нового и новейшего времени (прежде всего, те, кто был непосредственно вовлечен в водоворот бурных политических собы­тий) выпустили в эти годы относительно немного значимых в научном отношении работ или публикаций источников.

Коррадо Барбагалло (1887-1952), основатель "Нового историчес­кого журнала", на протяжении многих лет занимавший кафедру экономи­ческой истории сначала в Катании, а затем в Неаполе, начиная с 30-х гг. работал над многотомной всемирной историей. Полностью этот замысел был им осуществлен уже после войны, но том, являвший­ся как бы пробным и посвященный американской и французской революциям ХVIII в., был издан в 1941 г. В период Сопротивления Барбагалло, и раньше идейно близкий к социалистам, вступил в социалис­тическую партию.

Омодео еще в начальный период войны опубликовал сравнитель­но небольшой очерк об идеологе умеренного крыла Рисорджименто Винченцо Джоберти. Публикацию дневника Кавура за 1855-1845 гг. осуществил Сальваторелли. В 1943-1944 гг. появилось несколько книг Сальваторелли по проблемам не только итальянской, но и евро­пейской истории ("Мысль и действие в эпоху Рисорджименто", "Напо­леон - легенда и действительность", "Очерк истории Европы"). К. Моранди впервые издал курс лекций о внешней политике Италии в 1871-1914 гг., прочитанный в 1925 г. в Лондоне Г. Сальвемини (сам Сальвемини все еще не вернулся на родину). Вышел в свет большой труд по истории общественной мысли в эпоху Рисорджименто Делио Кантимори (1904-1967)[22], профессора новой истории в Высшей школе Пизы, ранее занимавшегося преимущественно историей итальянских ересей, религиозных войн в Европе и т.д., а в политическом отноше­нии прошедшего эволюцию от участия в фашистском движении в молодые годы до сотрудничества с подпольной ИКП накануне и во время войны.

Но в тот период история не столько писалась, сколько делалась. Множество людей ощущало себя непосредственно причастными к ней. Быть активными творцами истории, "вместе с рабочей и крестьянской молодежью переделать историю Италии" призвал студентов перед на­чалом 1943-44 учебного года ректор Падуанского университета Кончетто Маркези, философ и историк латинской литературы, разверты­вавший в это время нелегальную работу как видный деятель ИКП. Пи­сатель Джайме Пинтор, заново издавший в 1942 г. "Очерк о революции" Карло Пизакане, а в конце 1943 г. погибший при выполнении партизанского задания, в последнем письме к брату размышлял о том, что в условиях, когда перед итальянцами "вновь открылись те возможности, которые были перед ними в период Рисорджименто", интеллигенция обязана сделать свой выбор и действовать. Сопротивление часто называли "вторым Рисорджименто", партизанским формированиям давали име­на Гарибальди и Мадзини. Живая история в действии властно врывалась даже под тихие своды архивохранилищ. Сотрудница Государственного архива Флоренции Анна Мария Энрикес-Аньолетти, один из организаторов подпольной Христианско-социальной партии и активная участница Сопротивления в Тоскане, в 1944 г. была расстреляна эсэсовцами и посмертно награждена золотой медалью за воинскую доблесть. Из здания Государственного архива Турина руководил в апреле 1945 г. ходом народного восстания Комитет национального освобождения Пьемонта.

Дата добавления: 2015-10-26