У Серова

Серов был одет в обычный костюм губернского совработника: галифе, сапоги, защитный френч с накладными карманами. Сидел он за большим письменным столом с круглыми резными ножками.

При взгляде на Серова Мише сразу вспомнился урок геометрии, на котором они рисовали куб и шар. Только там куб и шар стояли рядом, а здесь шар был водружен на куб; к короткому квадратному телу была привинчена большая, круглая, лысая голова. Шеи не было вовсе – ее заменяли несколько толстых складок между головой и туловищем.

Жирные губы, маленькие живые карие глазки и сытая улыбка придавала лицу Серова такое выражение, будто он только что встал из-за обильного стола, но тем не менее не прочь снова вернуться к нему. Его квадратное тело, утолщенное оттопыренными на жирной груди накладными карманами, покоилось в кресле неподвижно, а голова вертелась во все стороны.

Выслушав Мишу, он сокрушенно покачал головой:

– Знаю, знаю… Про все ваши несчастья знаю… Кое-как дело потушил… Могло быть хуже.

Миша остолбенел:

– Какое дело?

– Тут против вас такое поднялось, – Серов крутнул головой, махнул рукой, – такое… Хотели в Москву писать. А я говорю: «Бывает! Бывает! Ребята молодые, неопытные, вот и не поладили с местным населением. Что же, казнить их? Перейдут на другое место, и дело с концом».

– Почему мы должны перейти на другое место?

Придав своему голосу мягкие, дружеские и убедительные интонации, Серов заговорил об усадьбе, об ее исторической ценности. Это гордость губернии, ее инвентарь хранится в местном музее, в разделе «Быт помещика»; это достояние народа, и его надо оберегать.

– Долго ли перенести палатки? – убеждал Серов. – И какая разница, где они будут стоять?

– Палатки перенести нетрудно, – ответил Миша, – но почему мы должны уйти? Это несправедливо. Посмотрим, что еще скажет губком комсомола.

Серов на мгновение закрыл глаза. Опущенные веки, сильно припухшие, неестественно большие для таких маленьких глазок, на мгновение превратили его лицо в толстую, неподвижную маску.

И когда он открыл глаза, они уже не перебегали с предмета на предмет, а пристально и отчужденно смотрели на Мишу.

– Знаете, чем это для вас кончится?

– Чем?

– Вас исключат из комсомола.

– За что меня исключат из комсомола? – поразился Миша.

– За все, что вы там натворили, – грубо сказал Серов. – Что за вожатый, у которого пионеры разбегаются и попадают в дела об убийстве. Вот какой клубок! Самое выгодное – вовремя уйти. Договорились?

В его голосе Миша услышал желание получить утвердительный ответ.

– Я комсомолец и от комсомола никуда не прячусь, – ответил Миша.

Победа

Секретаря губкома комсомола Миша поймал на лестнице. Это был русый паренек в кожаной куртке, брюках клеш и серой кепке.

– Тебе чего? – спросил он на ходу у Миши.

Миша пошел с ним рядом и начал рассказывать о своем деле. Но секретаря все время останавливали, иногда он останавливался сам, окликал кого-нибудь и в конце концов объявил, что ничего не понял.

– Ничего я, брат, не понял. Сядем-ка здесь, и расскажи все по порядку.

Они уселись на подоконнике. Миша снова рассказал все по порядку.

На этот раз секретарь понял и сказал:

– С убийством этого крестьянина разберутся и без вас. Что касается усадьбы, то бывшие хозяева не хотят ее отдавать под детдом, а Серов воображает себя ценителем древностей и объективно помогает бывшим помещикам. У меня был директор московского детдома. Усадьбу они получат. Что касается вашего отряда, то Серов слишком много берет на себя. Если ваши ребята в чем-нибудь виноваты, то будут отвечать не перед Серовым, а перед комсомолом. Оставайтесь на месте и никуда не переезжайте.

– А если Серов опять прикажет убираться? – спросил Миша.

– Пусть приказывает сколько угодно, – беззаботно ответил секретарь,

– вы ему не подчиняетесь. Хватит ему головотяпствовать. В случае чего сошлись на меня. Понял? Ну и катись! Без тебя дел вагон.

«Боевой парень!» – подумал Миша, выйдя из губкома.

Точно гора свалилась с Мишиных плеч.

Все ясно, все понятно, все честно.

Отряд остается на месте и доведет до конца начатые дела.

Здорово он все провернул!

Дата добавления: 2015-07-08