Творческий потенциал науки и искусства

Анализ общих философских предпосылок постмодер­низма в науке и эстетике сопровождается в современных

[220]

зарубежных исследованиях изучением тех прикладных сфер их бытования, в которых наиболее рельефно выявля­ются как их специфические различия, так и реальные вза­имовлияния. Обсуждение здесь ведется в плане традици­онных дискуссий о лидерстве либо науки, либо искусства и эстетики в развитии культуры. Однако новый постнеклассический контекст придает этой полемике нетрадици­онное звучание.

Оригинальность современного подхода заключается в том, что вопрос ставится не столько о соотношении науки и искусства, сколько о том, в какой сфере — научной или художественной — сильнее эстетическое начало. Ответ на него в западной эстетике и философии науки вовсе не яв­ляется самоочевидным. От характера приоритетов зависит в конечном счете и вывод о том, являются ли тенденции эстетизации науки закономерными и долговременными.

В дискуссиях об эстетическом начале в искусстве и науке отчетливо прослеживаются две основные тенден­ции, первая из которых исходит из приоритетного влияния эстетики на науку, вторая — из возрастающего воздей­ствия науки на искусство.

Сторонники первой концепции сосредоточивают вни­мание на роли эстетики в постнеклассической науке и со­временной технике. В качестве ключевых обсуждаются проблемы специфики интеллектуальной красоты, роли эс­тетических суждений и художественных образов в науке, соотношения научного и художественного стилей, рацио­нального и иррационального в науке и искусстве, значе­ния эстетического вкуса и эстетического наслаждения в творческом процессе ученого.¹⁵ Исследуются эстетичес­кие измерения математики, физики, биологии, металлур­гии. Эстетики и представители точных наук проводят эс­тетический анализ научной деятельности с точки зрения соотношения в ней истины и красоты, содержания и фор­мы, общественного и личного контекстов.

¹⁵ См.: On Aesthetics in Science. Boston-Basel., 1988; Art and Science // Daedalus. 1986. Vol. 115. № 3.

[221]

Аргументами при этом служит то, что формулы, кон­цепции, теории, модели создаются ученым в определенной культурной ауре, под влиянием эстетических традиций, стиля, собственных эстетических эмоций, чувств, потреб­ностей, ценностей.

Из факультативного эстетическое начало преврати­лось в стационарный элемент научного процесса. Об этом свидетельствуют конкретные исследования, посвященные соотношению интуиции и логики в математике, классичес­ких и романтических образов в биологии, эстетических критериев и рациональных выводов в металлургии, про­блеме визуализации в квантовой теории, роли метафор и образов в научном моделировании.

Одной из существенных для постнеклассического зна­ния является проблема эстетического начала в математи­ке, математического бессознательного. Положение об эс­тетической, а не логической природе математического ума было сформулировано А. Пуанкаре.¹⁶ Он подчеркивал, что творческим математиком может быть лишь тот, кто спосо­бен оценить и развить математическую красоту на основе врожденного эстетического чувства. Современность Пуан­каре состоит в том, что он не просто отмечал роль эстети­ки в математике, но утверждал существование математи­ческой эстетики, основанной на интуитивной природе ма­тематической красоты.

Концепция математического бессознательного Пуанка­ре возникла под влиянием психоанализа Фрейда. Однако трактовка бессознательного в трудах французского матема­тика во многом отличается от фрейдовской. Бессознатель­ное для него — не дологический сексуально окрашенный процесс, но комбинаторная машина. Работа математика проходит три стадии: бессознательную, сознательную и оценочную. Бессознательная стадия связана с интеллек­туальными затруднениями, когда к решению задачи под­ключается импровизационно-комбинаторный механизм.

¹⁶ См.: Poincaré H. Science et Méthode. P., 1908. См. также: Papert S. The Mathematical Unconscious // Aesthetics in Scien­ce. Р. 105.

[222]

Полученный результат передается на уровень сознания эстетическим путем, так как математическая красота слу­жит критерием оценки идеи. На заключительной стадии происходит сознательная оценка результатов. Роль цензо­ра здесь исполняет эстетический критерий. Таким обра­зом, работой математика движет эстетическое начало, иг­рающее эвристическую роль на высшем уровне математи­ческого творчества.

Полемика Пуанкаре с редуционизмом Рассела, теоре­тической семантикой Тарского и другими логическими тео­риями, настаивавшими на автономности и самодостаточ­ности математики, игнорировавшими феномены красоты, удовольствия, эстетического начала в математической на­уке, имела существенное значение для представителей точных наук, психологов, преподавателей, воспитателей. Его идеи были развиты Бурбаки, разработавшими генети­ческую теорию математического знания. Подчеркивая не платоновский — формально-логический, не зависящий от человеческого ума и деятельности, — а глубоко личност­ный характер математики, Бурбаки сранивали ее генезис с естественным, внелогическим конструированием реаль­ности ребенком. В современный период сходные взгляды высказывает В. Мак Калош, настаивающий на неразрыв­ности математики и математика как личности.

Одна из отличительных черт постнеклассического зна­ния — осознание полезности интеллектуальной красоты как источника творческого вдохновления, эвристической ценности. Вместе с тем красота в науке, в отличие от ис­кусства, является не целью, но методом поиска истины. Признаки красоты в науке — гармоничность, интеллекту­альная ясность, экономность, простота, глубина, целост­ность, доступность, элегантность.¹⁷ Из такого понимания вытекает сопоставление эстетического начала в математи­ке и формалистическом искусстве как сферах формально­го соотношения элементов, высокой абстракции.

¹⁷ См.: Osborne H. Mathematical Beauty and Physical Science / / The British Journal of Aesthetics. 1984. Vol. 24. № 4. Р. 295.

[223]

Связи эстетики с естественными науками — биологи­ей, ботаникой, зоологией, геологией — представляются специалистам наиболее тесными. Обширная литература посвящена исследованию непосредственных влияний, вза­имодействий, параллельных тенденций, аналогий между ними.¹⁸ Так, становление возвышенного в качестве одной из основных эстетических категорий связывается с повы­шенным интересом к геологии в XIX веке; викторианская эстетика — с изучением папоротников; эволюция декора и европейской моды XVIII-XIX веков — с последователь­ным освоением мира птиц, рыб, бабочек, раковин, водорос­лей и так далее; смена живописных стилей — с развитием оптики. При таком подходе специалистам в области эсте­тики не всегда удается избежать вольного, метафоричес­кого обращения с научными понятиями. Так, К. Леви-Стросе в свое время пытался применить биологическое понятие трансформации к анализу живописи и музыки и в то же время придать универсальное значение эстетичес­кому понятию стиля, распространив его на природу в це­лом и каждый из ее элементов — молекулу, кристалл и т. д. Такие ведущие пансемиотики, как Д. Далиган, Б. Дюваль, Р. Шондер, рассматривали космос как тотальную теорию знаков, где материя представала глобальным означающим, а ее энергия (сила, душа, дух) — бессознательным озна­чаемым. В семиофизике физические явления рассматрива­лись в качестве результата взаимодействия видимых и неви­димых универсальных форм; М. Фуко исследовал «микро­физику власти» и т. д.

Целью преодоления «лунатизма» культуры постмодер­низма, на ощупь ищущей новый образ мира, задаются ис­следователи, утверждающие приоритетную роль науки, предопределяющей, по их мнению, пути развития искус­ства и эстетики. Сторонники этой второй тенденции в дис­куссиях об эстетическом начале в искусстве и науке исхо­дят из того, что художественная сфера всегда ограничена

¹⁸ См. подробнее: The Natural Sciences and the Arts. Aspects of Interaction from the Renaissance to the 20th Century. Uppsala, 1985.

[224]

горизонтами науки. Аргументами в споре является влия­ние новых технологий на развитие искусства; новаторское решение проблемы пространства в искусстве, возникшее под влиянием последних научных открытий; развитие ди­зайна как моста между искусством, наукой и техникой; изменение типа взаимосвязей художника и публики; рож­дение нового мистицизма.

Теоретическим обоснованием данного ракурса иссле­дований является мнение о постепенной утрате искусст­вом своей автономности, изменении его традиционных функций. Более совершенная художественная техника, возникшая в результате применения новых материалов и технологий — военной, космической, видеотехники, лазе­ров, радаров, радиоактивных изотопов, электроники, ин­форматики, ультразвука, голографии, микрохирургии, флюоресцентности и так далее — привела к постепенной подмене цели искусства его средствами полагает Г. Фернандез.¹⁹ В результате качество артефакта, отождествляе­мое со способами его создания, постепенно подменило кра­соту, духовность. Главным критерием эстетичности стала связь с высокими технологиями, удивительное заменило категорию возвышенного. Такие технико-эстетические проекты, как аудиовизуальная модель человека Л. Леви­на, воспроизводящая ток крови, сердцебиение, движение мускулов и т. д.; инсталляции Р. Кребса, создающие све­товые скульптуры с помощью зеркал и лазерных лучей красного неона и сине-зеленого аргона; эксперименты М. Эшера с лентой Мёбиуса, символизирующие жизнь знака в пространстве; использование математических мо­делей и образов информатики в творчестве Б. Вене свиде­тельствуют о постепенном превращении артефакта в хэппенинг, художника — в оператора.

Дестабилизация классической системы эстетических категорий и ценностей сопровождается становлением но­вой художественно-научной целостности, отвергающей

¹⁹ См.: Fernandez G. Art et science, pour quel dessein? // Pensée des sciences, pensée des arts plastiques. La part de l'oeuil. 1986, № 2. Р. 20.

[225]

односторонние концепции приоритетов искусства и науки, предполагающие либо превращение искусства в один из разделов научного знания, либо ученого — в художника. В контексте культуры постмодернизма искусство и наука подобны голове и хвосту змеи, с разных сторон взыскую­щих смысла жизни и природы, соединяющих воображае­мый и реальный миры. Не заменяя друг друга, художник и ученый воспроизводят мир в его целостности.

Подводя итог дискуссиям о проблеме приоритетов, мо­жно отметить, что между сторонниками двух крупных кон­цепций — эстетизации науки и технизации искусства — установился своего рода консенсус, опирающийся на посту­лат об императивной необходимости гуманизации этих сто­рон духовного производства. «Ничья» в споре — косвенное подтверждение незаменимости ролей художника и учено­го, взаимодополняющих, а не ущемляющих друг друга.

Дата добавления: 2015-07-08