После себя мы должны оставить наследие

— Геронда, многие [сейчас] уповают на монастыри. Ответственность за это лежит на мне тяжким грузом.

— Да, многие говорят, что единственный выход сейчас в том, чтобы появилось сколько-нибудь святых, подобных святому Косме Этолийскому, и чтобы они разошлись в разные края для проповеди, просвещения мира. Монастыри — это духовные центры. Если бы монастыри не помогли Восстанию 1821 года, то и самого бы Восстания не было. И во время немецкой оккупации монастыри не сдались и внесли свой вклад в освободительную борьбу. Поэтому бандиты[261] их и разрушали. Большинство монастырей не немцы пожгли, их разгромили свои же, греческие бандиты. Немцы объявляли: "Если в монастыре будут найдены боеприпасы и оружие, то мы его сожжем". Бандиты, желая выглядеть чистенькими, а виновниками разгрома монастырей выставить фашистов, шли в обители, подбрасывали несколько старых обойм, какую-нибудь сломанную винтовку, а потом сами же доносили оккупантам, что в таком-то монастыре якобы скрываются бандиты. Фашисты устраивали облаву, находили боеприпасы и поджигали обитель. И таким способом бандитам удалось сжечь немало монастырей, потому что они их боялись. "Если останутся монастыри, — говорили они, — то мы ничего не добьемся, даже если удастся установить атеистический режим. Давайте-ка их лучше сожжем". Вот и жгли.

Сегодня мир идет в монастыри за закваской. Но какая там закваска, если в самих обителях все "шалтай-болтай"? В них и закваски-то не найдут. Постараемся же, чтобы на трудные годы сохранилось немного закваски.

Сейчас за помощью в монастыри приходят те, кто обращается к колдунам и тому подобной нечисти. Позднее придут люди, уставшие от греха. Настолько уставшие, что если будешь посылать их пьянствовать или грешить, то они не пойдут. В эти трудные годы Бог призывает людей к монашеству персональными приглашениями. Это поколение начинает свой монашеский путь, имея самые лучшие предпосылки, имея идеалы, а диавол весь этот исходный материал приводит в негодность. Следующее поколение будет другим. В монастыри будут приходить и многие люди, для монашества непригодные. Они дойдут до такого состояния, что будут вынуждены становиться монахами. Они будут измучены и изранены миром. Супруги будут разводиться (и с благословения Церкви, и без) и поступать в монастыри. Пойдет в монастыри и пресытившаяся мирской жизнью молодежь: одни — спасать свою душу, другие — искать ей немного покоя. Будут становиться монахами и желающие вступить в брак, но боящиеся связывать свою жизнь с другим человеком. То есть в грядущие годы в монахи могут приходить и психически больные, и те, у кого попросту нет решимости создать семью. "Что я найду в браке? Как я буду жить? — станут рассуждать они. — Пойду-ка лучше в монахи". То есть к монашеству они отнесутся как к приятному времяпровождению. Насколько они преуспеют, это другой разговор. Поступающие в монастыри не будут кающимися, их будет вынуждать становиться монахами их состояние. Их побудительные причины не будут безупречными. Опасность в этом. Когда человек уходит из мира ради монашества, дело обстоит по-другому. Этим несчастным будет необходима многая помощь, они будут помнить вкус мирских удовольствий, и поэтому диавол воздвигнет против них жестокую брань. Против нас он такой брани не ведет, он старается помешать нашему духовному деланию и низвергнуть нас в уныние, чтобы не нашли закваски те, кто придут после нас.

Всем этим я хочу сказать, что нам сейчас надо преуспеть, чтобы мы были в силах помочь этим людям. Оставим им отеческое наследие. "Духовные радости" у нас есть — нет радостей небесных. Мы радуемся постригу, рукоположению, всенощному бдению, пению "Раби Господа", раскачиванию паникадила... Но эти радости не небесные, это плотские радости сердца в положительном смысле этого слова. Небесная радость есть нечто высшее, нечто невыразимое. Когда человек начинает немножко вкушать небесного, его сердце играет, шалеет. Для того, чтобы передать небесные радости последующим поколениям, нам надо пережить их самим.

Дата добавления: 2015-07-08