Смена лошадей

На следующее утро ни в полдесятого, ни в десять Корица не появился. Что-то небывалое. С тех пор как я начал здесь «работать», он не пропустил ни дня. Каждое утро, ровно в девять, открывались ворота и появлялся сверкающий капот «мерседеса». С приезда Корицы – такого привычного и в то же время несколько театрального – для меня начинался новый день. Я привык к этому ежедневному распорядку, как люди привыкают к силе тяжести и атмосферному давлению. В неизменно повторяющемся явлении Корицы было нечто большее, чем механическая пунктуальность, – оно успокаивало, подбадривало и согревало. Поэтому утро без Корицы напомнило мне посредственный пейзаж – выписан тщательно, но глазу не за что зацепиться.

Стоять так дальше не имело смысла. Я отошел от окна и вместо завтрака очистил и съел яблоко, после чего заглянул в комнату Корицы – проверить, нет ли каких-нибудь сообщений на компьютере. Но никто ничего не прислал. Оставалось последовать примеру Корицы и под музыку барокко начать убираться в кухне, пылесосить пол, протирать окна. Чтобы убить время, я нарочно делал все медленно и аккуратно. Даже вычистил вытяжку на кухне. Но время все равно ползло еле-еле.

К одиннадцати я переделал все дела и, вытянувшись на диване в «примерочной», отдался вялому течению времени. В чем дело? Почему Корицы до сих пор нет? Да мало ли что может быть. Может, у него машина сломалась или попал в какую-нибудь жуткую пробку. Нет, это невозможно, могу спорить. Машина у Корицы никогда не ломалась, и он всегда выезжает заранее, зная, что может где-нибудь застрять. Даже если и случилось что-то непредвиденное, он должен позвонить. Ведь у него в машине есть телефон. Нет, он не приехал, потому что так решил.

* * *

Без чего-то час я позвонил в офис Мускатного Ореха на Акасаке, но никто не отозвался. Попробовал еще раз, еще… бесполезно. Набрал номер Усикавы и услышал записанный на пленку голос, сообщивший, что телефон отключен. Странно. Всего два дня назад я говорил с ним по этому номеру. Поняв, что дальше звонить бесполезно, вернулся на диван. За пару дней все будто сговорились держаться от меня подальше.

Я снова подошел к окну и посмотрел через неплотно прикрытые занавески. Во двор прилетели две веселые зимние птички, уселись на ветку и принялись вертеть головами, осматриваясь, но вдруг, словно разочаровавшись в увиденном, вспорхнули и улетели. Как только они исчезли, все вокруг словно замерло. Такое ощущение, будто дом опустел, освободился от своих обитателей.

* * *

После этого я не показывался в «резиденции» пять дней. Почему-то сразу расхотелось лезть в колодец. Прав Нобору Ватая: скоро я лишусь своего колодца. Если клиентов больше не будет, максимум, на сколько у меня хватит денег, сколько я смогу здесь продержаться, – это пара месяцев. У меня перехватило дыхание. Все в этом доме показалось вдруг чужим и неестественным.

Я бродил по окрестностям, обходя «резиденцию» стороной. К обеду отправлялся в Синдзюку, садился на свою скамейку на площади у западного вестибюля и тупо сидел, убивая время. Но Мускатный Орех не появлялась. Я отправился в ее офис на Акасаке. Нажал кнопку вызова рядом с лифтом и долго смотрел в глазок видеокамеры, но ответа так и не дождался. Все! Больше можно не трудиться. Мускатный Орех и Корица решили порвать со мной. Ясно, как божий день. Чуднбя мамаша и ее чуднуй сынок сбежали с тонущего корабля, перебрались в безопасное место. Я не ожидал, что от этого мне будет так тяжело. Как будто меня предали родные.

* * *

На пятый день после обеда я оказался в кафе в отеле «Пасифик» на Синагаве – том самом, где в прошлом году, летом, встречался с Мальтой Кано и Нобору Ватая. Приятных воспоминаний от той встречи у меня не осталось, да и кафе не нравилось. Но почему-то, без всякой цели и причины, почти бессознательно я сел в Синдзюку на электричку и по линии Яманотэ доехал до станции Синагава. Перейдя по галерее в здание отеля, я занял в кафе столик у окна. Заказал бутылку пива и решил пообедать, хотя время обеда уже прошло. Покончив с едой, я рассеянно поглядывал на сновавших туда-сюда по галерее людей: они напоминали длинные цепочки бессмысленных цифр.

Возвращаясь из туалета, я заметил в глубине заполненного посетителями зала красную шляпу. Клеенчатую и точно такого же цвета, как та, что всегда носила Мальта Кано. Как намагниченный, я двинулся к тому столику, но, подойдя ближе, понял, что обознался. Обладательницей шляпы оказалась иностранка, моложе и крупнее Мальты. Да и шляпа была не из клеенки, а из кожи. Я расплатился по счету и вышел из кафе.

Засунув руки в карманы короткого пальто, я шагал по улице. На голове у меня была шерстяная шапочка в тон пальто. Благодаря темным солнечным очкам мое родимое пятно не так бросалось в глаза. Стоял декабрь, в городе царило обычное для этого времени оживление. В торговом центре у станции толпились тепло одетые покупатели. Спокойный зимний день. Улицу заливал яркий свет; мне показалось, что городской шум звучит в ушах резко и отчетливо – не так, как всегда.

* * *

Усикаву я увидел, когда стоял на платформе станции Синагава в ожидании своей электрички. Он стоял как раз напротив меня – нас разделял железнодорожный путь – и тоже поджидал поезд, собираясь ехать по Яманотэ, только в противоположную сторону. На нем, по обыкновению, был совершенно немыслимый наряд, кричащий галстук. Склонив набок лысую шишковатую голову, он с увлечением читал какой-то журнал. Разглядеть Усикаву в бурлившем на станции людском водовороте удалось потому, что он выделялся на общем фоне. До этого я видел его только у себя в кухне. Встречались мы один на один, и оба раза – поздно вечером. Тогда он мне казался ненастоящим, существом из иного мира. Но, как выяснилось, и на улице, средь бела дня, в хаотической толчее Усикава смотрелся так же противоестественно и дико, и его можно было различить в толпе издалека. Его нелепый облик напрочь выпадал из действительности, никак не хотел укладываться в окружающий реалистический пейзаж.

Расталкивая толпу, натыкаясь на кого-то, я с криком метнулся к лестнице и, сбежав по ней на противоположную платформу, бросился искать Усикаву. Где же он? Станция большая, платформы длинные, народу полно. Подлетела электричка, двери отворились, извергнув безликую людскую массу и поглотив новую порцию таких же безымянных пассажиров. Прозвучал сигнал к отправлению, а Усикавы все не было видно. Я вскочил в поезд, следовавший через Юракутё [[63]], и решил пройти по вагонам в надежде отыскать его. Усикава стоял у двери во втором вагоне и не отрывался от своего журнала. Стараясь дышать ровно, я подошел и встал рядом, но он, похоже, ничего вокруг не видел.

– Усикава-сан! – окликнул я его.

Усикава оторвался от журнала, взглянул на меня поверх очков с толстыми линзами, и в глазах его что-то сверкнуло. При дневном свете, вблизи, он показался не таким, как в прошлый раз, – более усталым, замученным. Усталость прямо-таки сочилась из него, как невысыхающий липкий пот на коже. В глазах, словно залитых грязной водой, плавала тусклая муть; пучки редких волос топорщились над ушами, напоминая сорняки, что пробиваются сквозь черепицу на крыше заброшенного дома. Видневшиеся за вывороченными губами зубы со времени нашей последней встречи пожелтели еще больше и торчали вкривь и вкось. В одежде он был верен себе – измятая, вся в складках, она будто долго дремала, свернувшись клубочком, в дальнем уголке вещевого склада и только что проснулась. Плечи покрывала похожая на опилки труха. Я снял свою шерстяную шапочку, запихал в карман пальто очки.

– Окада-сан? Вы? – сухо сказал Усикава, сосредоточившись, выпрямился, поправил очки и легонько кашлянул. – Какая встреча. В таком месте. Что же вы сегодня… э-э-э… туда не ходили?

Я молча покачал головой.

– Вот ведь как, – выдавил из себя Усикава. Судя по всему, вопросов ко мне у него не было.

В голосе Усикавы не чувствовалось знакомой мне твердости. Говорил он с расстановкой, не частил, все его многословие куда-то подевалось. Может, потому, что при дневном свете из него энергия уходит? Или он и вправду устал? Мы стояли рядом, и я смотрел на Усикаву сверху вниз. Нависая над ним, я обратил внимание, что при хорошем освещении бугры на его голове становятся еще заметнее. Она напоминала мне фрукт, который перекормили удобрениями и забраковали, потому что он потерял форму. В голове промелькнула картина: кто-то хватает биту и одним ударом разбивает его вдребезги. Я вообразил, что это не плод, а череп Усикавы. Вообразил, сам того не желая, и теперь эта картинка отпечаталась в мозгу, стала четче и объемнее.

– Послушайте, у меня к вам есть разговор. Может, сойдем и посидим где-нибудь?

Усикава слегка нахмурился; видно было, что он колеблется. Быстро поднял коротенькую толстую руку и посмотрел на часы.

– Э-э-э… Я бы тоже не прочь с вами потолковать. Не спеша. Честное слово. Но вот беда – мне сейчас надо в одно местечко заехать. Неотложное дело, так сказать. Поэтому сегодня не получится. Давайте как-нибудь в другой раз. А?

Я мотнул головой.

– Совсем ненадолго, – проговорил я, пристально глядя на него. – Разговор много времени не займет. Вы очень заняты. Я понимаю. Однако «другого раза» может и не быть. Вам не кажется?

Усикава легонько кивал головой, будто разговаривая сам с собой, потом свернул в трубку журнал и засунул его в карман пальто. Секунд тридцать он высчитывал что-то в уме и наконец заявил:

– Ладно. Сойдем на следующей станции, выпьем кофейку и поболтаем. Полчасика у меня есть. А со срочным делом я как-нибудь вывернусь. Это судьба, что мы с вами встретились.

* * *

Мы сошли на станции Тамати и, выйдя на улицу, заглянули в первое же попавшееся на глаза кафе.

– Сказать по правде, я не собирался с вами больше встречаться, – начал Усикава, когда принесли кофе. – Ведь в каком-то смысле наши дела уже кончились.

– Кончились?

– Дело в том, что я больше у Ватая-сэнсэя не работаю. Уже четыре дня как не работаю. Сам ему сказал, что ухожу, и он меня отпустил. Я уже давно собирался.

Сняв шапку и пальто, я положил их рядом на стул. В кафе было жарко, однако Усикава оставался в пальто.

– Вот оно что. То-то я вчера звонил вам в офис и никого не застал, – сказал я.

– Совершенно верно. Телефон отключили, офис закрыли. Когда уходишь, надо сразу все делать. Чего уж резину тянуть? Так что теперь я человек свободный. Выведен за штат, так сказать, или, иначе выражаясь, – безработный, – говорил Усикава, улыбаясь, как всегда, одними губами. Глаза оставались холодными. Добавив в чашку сухие сливки и сахар, он помешал кофе ложечкой.

– Ну что, Окада-сан? Хотите, наверное, спросить у меня о Кумико? Где она? Чем занимается? Правильно я говорю?

Я кивнул:

– Но сначала хотелось бы знать, почему вы ни с того ни с сего ушли от Нобору Ватая.

– Вам в самом деле это интересно?

– Интересно.

Отпив кофе, Усикава насупился и уставился мне прямо в глаза.

– Ага. Ну ладно, расскажу, раз вы хотите. Хотя ничего интересного в этом нет. Вообще-то я с самого начала не собирался делить судьбу с сэнсэем, бегать за ним, как нитка за иголкой. Я уже говорил вам: когда сэнсэй решил участвовать в выборах, к нему от дяди все-все перешло, весь «электоральный ресурс», как говорят. И я в той же куче оказался. Это было совсем неплохо. Если судить объективно, у Нобору-сан перспективы куда лучше, чем у его дядюшки, и при нем состоять – гораздо выгоднее. «Из него большой человек получится, коли дела и дальше так пойдут», – думал я.

Казалось бы, за таким хоть в огонь, такому человеку верным надо быть. А вот и нет! Не было у меня такого чувства. Почему? Сам не знаю. Может, вы не поверите, но я верность хранить умею. Чего только старый Ватая-сэнсэй со мной не вытворял! Бил, ногами пинал, обращался как с мусором, как с дерьмом последним. Молодой по сравнению с ним – просто душка. И все же… странное дело, Окада-сан, за старым я без разговоров готов был идти куда угодно, а вот с молодым как-то не сложилось. Знаете почему?

Я пожал плечами.

– Видите, я от вас ничего не скрываю. А все дело в том, что мы с Ватая-сэнсэем по сути своей похожи, – заявил Усикава, достал из кармана сигареты, чиркнул спичкой и закурил. Не спеша затянулся и так же медленно выдохнул дым. – Разумеется, мы с Ватая-сэнсэем с виду разные – и происхождением не схожи, и головой. Разница просто неприличная, даже если в шутку нас сравнить. И все же, все же… Стоит нас чуть-чуть поскрести – и станет ясно, что мы, в общем-то, из одного гнезда. Я это сразу понял – прямо осенило, будто в солнечный день надо мной вдруг зонтик раскрылся. Он, конечно, интеллигента из себя строит, а на самом деле плут еще тот. Совершенно ужасный тип.

Хотя нет. Нельзя сказать: раз он плут – значит, ни на что не годится. Мир политики, Окада-сан, – это алхимия своего рода. Мне не раз приходилось видеть, как совершенно несуразные и вульгарные желания приносят великолепные результаты. А есть и другие примеры: когда благородные великие цели оборачиваются продажностью и коррупцией. Политика – такая штука… В ней не рассуждают. В ней все решает результат. Но Нобору Ватая даже в моих глазах – полный подонок. Уж на что я отмороженный – и то пигмей по сравнению с ним. Мне его ни за что не одолеть. Так что я сразу понял, в момент: мы одного поля ягода. Что он, что я – один хер. Извините за грубое слово. Понятно?

Хочу спросить, Окада-сан. Например, человек кого-то ненавидит. Как вы думаете, от чего он бесится больше всего? Когда видит, что другой человек без всякого труда получает то, о чем он сам безумно мечтает, но не может иметь. Когда с завистью смотрит, как кто-то запросто входит туда, куда ему хода нет. И чем ближе этот счастливчик, чем лучше он знаком, тем сильнее к нему ненависть. Вот так. Для меня такой человек – это как раз Ватая-сэнсэй. Услышь он такое – удивился бы, наверное. А вы, Окада-сан, испытывали когда-нибудь такую ненависть?

Я действительно ненавидел Нобору Ватая, но совсем не так, как говорил Усикава, поэтому лишь покачал головой.

– Что ж, вот мы и подошли к Кумико-сан. Сэнсэй вызвал меня как-то и велел приглядеть за ней. Обещал отблагодарить, но мало что рассказал о ее тяжелом положении. Только что она – его сестра, что у нее не сложилась жизнь с мужем и что живет она отдельно, одна. И что не очень хорошо себя чувствует. Стал я делать что приказано. Каждый месяц оплачивал через банк аренду ее квартиры, подыскал подходящую домработницу. В общем, ерундой всякой занимался. Других дел было полно, поэтому первое время Кумико-сан меня мало интересовала. Ну поговоришь по телефону, когда что-то нужно, и все. Да и она большей частью помалкивала. Как бы это сказать… Такое было впечатление, будто она забилась в угол комнаты и нос оттуда не показывает.

Усикава сделал паузу, чтобы глотнуть воды, мельком взглянул на часы и аккуратно прикурил новую сигарету.

– Но этим дело не кончилось. Тут ни с того ни с сего возникли вы, Окада-сан. Всплыла история про дом с повешенными. Когда появилась эта статья в журнале, Ватая-сэнсэй меня вызвал и попросил разобраться, нет ли какой-нибудь связи между вами и домом, о котором там говорилось. Его этот вопрос волновал, и он хорошо знал, что секретное расследование лучше поручить мне. Ясное дело – пусть бедный Усикава отдувается. Я принялся копать изо всех сил и откопал. А дальше вы уже все знаете. Результат оказался поразительный, надо сказать. Взявшись за это дело, я, конечно, нацеливался на политиков, думал: а вдруг и они замешаны? Но даже мне в голову не приходило, какая крупная рыба на крючок попадется. Вы уж извините за такие слова, но получилось, что я на мелкую креветку окуней наловил. Правда, сэнсэю не стал об этом говорить, решил все при себе оставить.

– Выходит, собрали улики и решили лошадь поменять? – спросил я.

Усикава выпустил в потолок струйку дыма и перевел взгляд на меня. В его глазах мелькнула странная тень, которую я раньше не замечал.

– Как здорово вы все схватываете, Окада-сан! В общем, так оно и есть. Вот я себе и сказал: «Эй! Усикава! Уж если менять место работы, то сейчас – самое время». Так что я теперь – ронин [[64]], на какое-то время, хотя уже почти решено, где дальше буду работать. Но сначала надо остыть немножко, передохнуть, ведь что ни говори, слишком резкая смена курса получается.

С этими словами Усикава извлек из кармана пиджака пачку бумажных салфеток и высморкался. Свернув из использованной салфетки шарик, запихал его в карман.

– Ну хорошо. А что же Кумико?

– Ах да! Конечно-конечно. Мы же о Кумико-сан говорили, – опомнился Усикава. – Признаюсь честно: я так ни разу Кумико-сан и не видел. Так сказать, не был удостоен личной встречи. Мы с ней только по телефону общались. Кумико-сан вообще ни с кем не встречается – не только со мной. Даже с Ватая-сэнсэем видится ли… не знаю. Это для меня тайна. Но ни с кем другим не видится, даже с домработницей, которая к ней ходит. Домработница сама мне сказала. Между собой они общаются только записками – если Кумико-сан нужно что-то купить или еще какое дело, она ей пишет. Без надобности домработница к ней не ходит, они почти не разговаривают. Я как-то заглянул в ее квартиру посмотреть, как дела. Кумико-сан, должно быть, дома была, но мне показалось, что никто там не живет. Уж больно тихо. Другие жильцы тоже, похоже, ни разу ее не видали. А ведь она уже давно в том доме. Больше года. Если точно – год и почти пять месяцев. А на улицу выходить не хочет. Видно, есть причины.

– Где же ее дом находится? Может, скажете?

Усикава медленно покачал головой:

– Извините. Все, что угодно, но только не это. Знаете, как тесен мир! Мне же верить перестанут.

– Что же произошло с Кумико? Хоть это вы знаете или нет?

Усикава, похоже, не знал, что ответить. Я молчал и не сводил с него глаз. Обтекавшее нас со всех сторон время, казалось, замедлило бег. Он еще раз громко высморкался. Поерзал на месте, слегка приподнялся и снова утонул в кресле. Вздохнул.

– Хорошо. Но это лишь мои предположения. Так вот: мне кажется, что когда-то давно в семействе Ватая случилось что-то такое… Что это было, точно не знаю, но Кумико-сан с самого начала то ли знала об этом, то ли чувствовала и собиралась уйти из дома. А тут как раз возникли вы, Окада-сан. Два человека встретились, полюбили и поженились. Решили жить долго и счастливо. Но не тут-то было. Ватая-сэнсэй по какой-то причине не хотел отпускать от себя Кумико-сан. Ну как, Окада-сан? Не вспоминается вам что-нибудь в связи с этим?

– Да, есть кое-что, – сказал я.

– Что ж, тогда продолжим. Дам волю воображению. Задумал Ватая-сэнсэй отвоевать у вас Кумико-сан. Очень может быть, что когда она за вас выходила, он ею не очень дорожил, но время шло, и она стала ему совершенно необходима. Может такое быть? Сэнсэй твердо решил вернуть ее, не пожалел усилий и добился своего. Какими средствами – не знаю. Но пока вы с ним занимались перетягиванием каната, в Кумико-сан что-то могло сломаться. Опора, на которой в ней все держалось, в каком-то месте – раз! – и треснула. Но это всего-навсего мои догадки.

Я молчал. Появилась официантка, подлила в стаканы воды и унесла пустую кофейную чашку. Усикава разглядывал стену и курил.

Я взглянул на него:

– То есть вы хотите сказать, что у Нобору Ватая с Кумико была половая связь?

– Ну что вы? Ничего такого я не говорю, – Усикава замахал зажженной сигаретой. – Ни на что не намекаю. Было у сэнсэя что-то с Кумико-сан или нет – об этом я ни малейшего понятия не имею. И представить не могу. Но мне кажется, есть здесь что-то… отклонения какие-то… И вот еще что. Ватая-сэнсэй совсем не жил со своей женой, с которой развелся… ну, как мужчина с женщиной. Хотя это все тоже слухи.

Он взялся было за чашку с кофе, но передумал и отпил воды из стакана. Потом погладил рукой по животу.

– Эх, желудок у меня не в порядке. Плохо дело! Что-то колет, рези какие-то. Наследственное. У нас в семье все с больным желудком. Из-за ДНК. И ведь передается только всякая дрянь – лысина, плохие зубы, несварение желудка, близорукость. Не повезло так не повезло. По врачам ходить – бесполезно, они только гадости говорить мастера.

Знаете, Окада-сан? Может, я и лишнего скажу, но непросто вам, пожалуй, будет отобрать Кумико-сан у сэнсэя. Начнем с того, что пока она к вам возвращаться не хочет. Да еще может статься, что она не та Кумико, которую вы знали. Она ведь могла измениться. И потом… уж вы не обижайтесь, но если даже вы ее отыщете и умудритесь уговорить, ноша может оказаться вам не по плечу. Такого тоже исключать нельзя. А раз так, значит, толку от этого не будет. Может, поэтому Кумико-сан к вам и не возвращается.

Я по-прежнему хранил молчание.

– Ну, Окада-сан, несмотря ни на что, очень интересно было с вами встретиться. Вы для меня – загадочная личность. Буду писать автобиографию – посвящу вам отдельную главу. Жаль, не придется, наверное. Что ж, давайте расстанемся с добрыми чувствами.

Усикава устало откинулся на спинку кресла и медленно покачал головой:

– Заболтался я что-то. Извините, может, и за мой кофе заплатите? Что ни говори, а я все-таки безработный. Вы ведь тоже безработным были. Ну, чтобы у нас все было. Желаю счастья. Пожелайте мне тоже удачи, если будет настроение.

Усикава поднялся, свернул к выходу и вышел из кафе.

Дата добавления: 2015-07-08