Пособия и законы

Французские СМИ предпочитают не указывать этническое происхождение бунтарей, а говорят о них просто как о французской молодежи. Но это неверно, поскольку в ходе событий участники беспорядков выступают именно как этническая община, пусть только как молодежная ее часть. Этническая община укрепляется в ходе бунта, очерчивает свои границы, определяет свою идентичность. Более того, как выясняется, этнические община во Франции существуют уже много лет. Оказывается, они фактически были самоуправляемыми и не признавали общегосударственные законы. Французы должны были быть совсем слепыми, чтобы этого не замечать. Или они не хотели это видеть, поскольку реальное положение вещей не вписывается в обычную самоидентификацию, самоощущение французов?

Французы были поставлены перед фактом. От того, что они не хотели иметь дело с этничностью, от того, что не признавали ее, от того, что были уверены в благополучном протекании ассимиляционных процессов, этничность никуда не делась. Она существует, она сильна и угрожает французам именно потому, что они не привыкли ею управлять, ею манипулировать, вводить ее в приемлемые для себя рамки — как, например, в Англии, где этническая община сама является институтом, вписанным в государство, и инструментом управления мигрантами.

Не будь этой повышенной уязвимости французов перед лицом этничности, можно было бы полагать, что во Франции не произошло ничего особенного. Прошли выступления бунтарей, потом утихли. Может, до следующего раза. Вполне вероятно, что французское правительства примет меры, кнут и пряник, чтобы не допустить подобных волнений в будущем. Но даже если допустить, что ничего подобного в обозримом будущем не повторится, все равно можно сказать, что Франция стала другой страной. Нарушены важнейшие составляющие картины мира французов.

«Новые соотечественники» выступили против французской государственности, французской культуры, уничтожая кроме автомобилей (что стало для бунтовщиков чем-то вроде спортивного упражнения) школы (оплоты ассимиляционистской программы), детские сады, клубы, культурные центры. «Дайте нам пособия и отстаньте с вашими дурацкими законами», — высказал, очевидно, общую мысль мятежников молодой араб.

Тринадцать суток Франция не могла дозреть до решения о введении чрезвычайного положения, дождавшись того, что волнения из предместий Парижа распространились на всю страну. Более десяти дней погромов прошло прежде, чем президент Жак Ширак высказал свое мнение о происходящих событиях. Зато министр внутренних дел Николя Саркози выступил почти сразу, назвав бунтовщиков «сбродом». А как он еще мог назвать тех, кто жгли и грабили, стреляли в полицейских? «Я говорю, как есть, — сказал Саркози. — Если кто-то стреляет в полицейских, то он уже не «молодой человек», а негодяй, и точка». По европейским понятиям министр нарушил все законы политкоректности и высказался даже хлеще Ле Пена. Французский истеблишмент был шокирован. Какой шквал обвинений посыпался на голову Саркози со стороны членов правительства и самых разномастных политиков! Зато сряди рядовых французов министр вызвал шквал аплодисментов. Конфликт, который разгорелся сегодня во французском обществе — это, в частности, конфликт вокруг политкорректности.

Дата добавления: 2015-07-08