Варшавское безумие

…Кавказским фронтом Тухачевский командует успешно. К тому времени Белая армия была деморализована, и новый командующий, объявив наступление, в конце марта вышел к Черному морю и взял Новороссийск. Но совсем иного рода противник встретился ему, когда началась война с Польшей. И первое же столкновение с поляками, майское наступление своего нового, Западного фронта, Тухачевский фактически провалил. Лишь после того, как успешное наступление Юго-Западного фронта и прорыв конницы Буденного в польский тыл вынудили поляков перебросить часть войск из Белоруссии на Украину, повторное наступление Западного фронта увенчалось успехом. Зато что было потом! В ходе июльской операции стремительным ударом Красная Армия выбила поляков из Минска и Вильнюса и погнала их на запад. Пилсудский вспоминал позднее, что один из его генералов каждый день начинал доклад словами: «Ну и марш! Какой марш!»

Казалось, противник разбит и полностью деморализован. Но это только казалось. Под Варшавой Красную Армию ждал страшный разгром, который очень дорого обошелся Советской России.

И что удивительно: командующий Западным фронтом никак за него не поплатился. Дальнейшая его карьера развивалась так, словно и не было никакого поражения. Будь он хоть сто раз любимцем Троцкого, это все равно странно. В чем же дело?

Что еще интересней, в 1932 году в Военной академии им. Фрунзе состоялась дискуссия, посвященная Варшавской операции, участники которой возложили часть вины за ее провал на комфронта Тухачевского. На ком же лежит другая часть этой вины?

Мы никогда этого не поймем, если будем рассматривать эту кампанию (впрочем, как и любую другую) «в безвоздушном пространстве», очерченном стрелочками на карте. Кроме стрелочек, было еще и много всего другого…

…Едва после подписания Версальского мирного договора Польша появилась на карте, как тут же предалась своему любимому занятию – войне с Россией. В начале 1919 года польские войска начали наступление и вскоре заняли пол-Белоруссии, часть Украины и Литвы. В 1919 году, когда Советская Россия находилась в тяжелом положении, ее правительство готово было, в обмен на мирный договор, отдать Польше всю захваченную ею территорию, но ответа не дождалось. Поляки хотели большего. 25 апреля 1920 года они начали наступление на Украину и 6 мая взяли Киев [27]. Договориться не получилось, и Красная Армия стала готовиться к наступлению.

Польским войскам к тому времени противостояли два фронта: Юго-Западный – на Украине и Западный – в Белоруссии. Согласно плану наступления, главный удар должен был нанести Западный фронт в направлении на Варшаву, удар Юго-Западного приходился на Брест и был вспомогательным. 20 марта по предложению главнокомандующего Красной Армией С. Каменева Тухачевский был назначен командующим Западным фронтом.

К тому времени партизанщину первых лет войны удалось изжить, и уже никто не делал, что левая нога захочет… или, по крайней мере, не всегда действовал по ее указке. Тухачевский честно согласовывал свои действия с главкомом. Он предложил атаковать поляков сразу всеми силами – то самое «необеспеченное наступление», которым его потом будет подкалывать Троцкий. План был одобрен, и 14 мая Западный фронт начал свое первое неудачное наступление. Затем фронт усилили, и 4 июля началось столь триумфальное и столь трагическое наступление номер два. Начиналось оно великолепно: красные войска выбили поляков из Минска и Вильно, освободили почти всю Белоруссию и вышли к границе.

А затем идет первая ложь нашей истории. Что говорят и о чем умалчивают? Говорят так: видя, что все хорошо, поляки бегут, Тухачевский, поддержанный своим Реввоенсоветом (И. С. Уншлихт, А. П. Розенгольц и И. Т. Смилга), предлагает брать Варшаву силами одного лишь Западного фронта, а не двух фронтов, как предполагалось поначалу. Комфронта не хочет делиться славой. Ему удается убедить Политбюро, и Юго-Западный фронт получает приказ идти не на Брест, а на Львов.

А теперь о чем умалчивают. В первую очередь о том, что, кроме Политбюро, существовал еще главком Каменев, бывший царский полковник, который и санкционировал предложение Тухачевского. А вы думаете, этот вопрос решали Ленин с Троцким, которые доверились «гениальному стратегу»?

Еще умалчивают, что 22 июля такое же предложение поступило и с Юго-Западного фронта (командующий А. И. Егоров, члены Военного совета И. В. Сталин, Р. И. Берзин, X. Г. Раковский) – наступать на Львов. Им тоже не хотелось быть «на подхвате». И Каменев, с согласия Реввоенсовета Республики, отдал роковое распоряжение – раз они все так этого хотят, начать операции фронтов в расходящихся направлениях.

Согласны: Тухачевский, самый молодой и амбициозный из командующих фронтами, увлекся, рассчитывая пройти всю Польшу одним броском. Ну а опытный главком Каменев о чем думал? Или он не знал, что такое молодой генерал? А может быть, ему было неизвестно о том, что «необеспеченное наступление» представляет собой фирменный стиль Тухачевского: ввязаться в драку, по доброму наполеоновскому принципу, а там видно будет… Несколько раз от разгрома его спасало только вовремя подошедшее подкрепление. Какие у Каменева были основания думать, что под Варшавой этого не случится?

Именно так все и получилось. К 14 августа красные войска вышли на подступы к Варшаве и ввязались в тяжелые бои. Люди были измотаны тяжелейшим наступлением, тылы отстали, не было боеприпасов, продовольствия, даже обмундирования – кое-где бойцы были элементарно разуты. А поляки, отступая в глубь своей территории, наоборот, копили силы. Хотя инерция наступления у красных еще оставалась, и чем все кончится, не смог бы предсказать никто…

И вот тут сказались все недостатки Красной Армии сразу И самый главный – вышеупомянутое «правило левой ноги».

Главком Каменев считал, что поляки сосредоточат силы южнее Варшавы, для обороны города. Основания такие у него были. Тухачевский же полагал, что польские войска сосредоточены севернее, и директивы главкома попросту проигнорировал. Сам он находился в Минске, а ведь радиосвязи тогда не было, так что достаточно было прервать телеграфную связь, и командующий оказывался отрезанным от своих войск.

Прав оказался все-таки Каменев, хотя радости это никому не принесло. Когда красные войска, завязнув в боях, что было для них губительно, предприняли отчаянное, из последних сил, наступление на Варшаву, поляки ударили. К 19 августа Западного фронта больше не существовало.

Это было не поражение, а полный и сокрушительный разгром. Удар был жесточайшим. Г. Иссерсон, биограф маршала, писал: «Когда Тухачевскому стала ясна картина уже разразившейся катастрофы и когда он уже ничего не мог сделать, он заперся в своем штабном вагоне и весь день никому не показывался на глаза… Долгие годы спустя в частной беседе он сказал только, что за этот день постарел на десять лет».

…Но это только половина правды. А вот и ее вторая половина. Дело в том, что директивы главкома плохо выполнял не только Западный, но и Юго-Западный фронт. Вдобавок если Тухачевский каким-то образом справлялся со своим Военным советом, то Егоров или не мог с ним справиться, или же не хотел. 10 августа, отдав приказ о форсировании Вислы, Тухачевский попросил главкома передать ему 1-ю конную и 12-ю армии Юго-Западного фронта. 13 августа Каменев отдал приказ. Однако шло наступление на Львов, и Сталин отказался утвердить директиву. Армию он соглашался отдать только после взятия Львова. В итоге Буденного все-таки заставили выступить на помощь Западному фронту, но в конце августа это уже никому не было нужно. К тому времени то, что осталось от войск фронта, поляки даже и не преследовали.

У нас говорят, что Первая Конная уже не могла повлиять на судьбу кампании. Но есть и другие мнения – например, полковника Луара, одного из помощников генерала Вейгана, французского военного советника при Пилсудском. В 1925 году в польском журнале «Беллона» тот писал: «Что стало бы с польским маневром, если бы Буденный всей Конной армией обрушился на контратакующие с Вепржа войска, ничем не обеспеченные с юга, а не упорствовал в своем желании пожать лавры, ведя бесполезные боевые действия под Львовом? Операция польских войск потерпела бы полный крах. Какие бы это имело последствия, даже трудно себе представить».

Это вторая сторона правды. Но есть и третья ее сторона. Мы ведь забыли о мировой революции.

В мировую революцию тогда верили все: и теоретик Ленин, и трезвый Сталин, и неистовый Троцкий – едва ли среди большевистской верхушки нашелся бы кто-то сомневающийся в ней. Тем более буквально только что отгремели восстания в Венгрии и Германии, да и в других странах было неспокойно. Казалось, достаточно лишь чуть-чуть подтолкнуть – и покатится! Бухарин, теоретик «революционной войны», говорил о красной интервенции, которая принесет в Европу коммунизм. Ленин смотрел дальше. В падении Польши он видел крушение Версальского мира и объединение с Германией, с которой к тому времени уже вовсю шли переговоры о совместных действиях против той же Польши. А уж советизировать Германию по тем временам казалось проще простого. Если же Советская Россия и Советская Германия объединятся – то где взять силы, которые смогли бы им противостоять?

Ставка была колоссальной. И на самом острие этой грандиозной игры находился Тухачевский со своим фронтом. Его постоянно гнали вперед, даже не столько приказы, сколько сама обстановка. Да и первый он, что ли, генерал, который теряет соображение, видя отступающего врага, и на полном ходу влетает в ловушку?

О чем, спрашивается, все они там, в Москве, думали, оставляя его в одиночестве? Уж коль скоро с этим человеком и с этим фронтом связаны такие грандиозные планы, то и надо кидать все, что только можно, в топку этого паровоза! Тем более командир там мальчишка – а вдруг он неверно оценил свои силы, у него и раньше такое бывало, и не раз…

Может быть, поэтому его и не наказали? Большевики были отнюдь не образцом человеческой добродетели, но одно хорошее качество у них было – свои ошибки они на чужие плечи не сваливали. А Сталин, кстати, поплатился за невыполнение приказа. После жестокой публичной критики его сняли с поста члена РВС фронта.

Польская катастрофа дорого обошлась Советской России. Наша армия потеряла около 25 тысяч убитыми и ранеными, 66 тысяч пленными, и 45 тысяч были интернированы в Восточной Пруссии – это около 70% личного состава войск Западного фронта. Страна потеряла Западную Украину и Западную Белоруссию, не считая репараций в размере 30 миллионов золотых рублей и обязательств возвратить военные трофеи и ценности, вывезенные из Польши аж с 1772 года. И не считая того, что 40 тысяч пленных красноармейцев погибли в лагерях той самой страны, которая нынче предъявляет нам счет за несколько тысяч якобы расстрелянных офицеров. А мы счет не предъявляем, мы оправдываемся…

И Львов, кстати, тоже потеряли…

…Трудно сказать, какие выводы сделал Тухачевский для себя – у него не было привычки каяться вслух. Сам он обвинял в неудаче соседний фронт – но не жаловался на понукания из Москвы, хотя, как известно, особым чинопочитанием не страдал. Говорил, что виноваты не политики, а военные, которые могли выполнить поставленную им задачу, но не сумели…

Не менее трудно сказать, какие выводы сделал для себя Сталин. Можем высказать парочку абсолютно безответственных предположений. Может быть, именно польская кампания стала результатом странной «непотопляемости» Тухачевского? Ведь вторая половина вины за страшное поражение лежала на Сталине, который всю войну считал себя умнее военных, – и вот результат! И ничего нет удивительного в том, что его отношение к военачальнику, которого он, как ни крути, так жестоко подставил, могло быть необъективным. В сторону улучшения, конечно, – а вы как подумали?

…Доблестные действия против мятежного Кронштадта, а особенно «героическое» подавление крестьянских восстаний с многочисленными расстрелами заложников нельзя сказать, чтобы характеризовали Тухачевского как какого-то исключительного палача. Кронштадтское восстание само по себе чрезвычайно интересно – но как-нибудь в другой раз… Зададим лишь один вопрос: с чего это вдруг «братишки» начали протестовать против продразверстки и продотрядов? И вообще этот инцидент настолько пахнет эсерами…

Что же касается крестьянской войны… то, во-первых, время было не слишком-то гуманное. Во-вторых, то, как сами мужички зверствовали, очевидцы спустя десятилетия не могли вспоминать без содрогания. В-третьих, когда после расстрела пяти заложников деревня выдает 68 повстанцев и 88 дезертиров… В-четвертых – а что с «лесными братьями» [28] прикажете делать?

Штрих к портрету: два диалога после подавления Кронштадтского восстания. Первый – между главкомом С. Каменевым и Тухачевским.

«Тухачевский: …В общем, полагаю, что наша гастроль здесь закончилась. Разрешите возвратиться восвояси.

Каменев: Ваша гастроль блестяще закончена, в чем я и не сомневался, когда привлекал вас к сотрудничеству в этой истории…

Тухачевский: Я очень прошу меня не задерживать дольше завтрашнего дня…»

Второй – между главкомом и наркомвоенмором.

«Каменев: Только что по прямому проводу у меня состоялся разговор с Тухачевским. Он сказал, что его гастроль здесь окончилась, и просит разрешения убыть на Западный фронт.

Троцкий: Как, вы сказали, назвал Михаил Николаевич свое пребывание под Кронштадтом – гастролью?

Каменев: Да, так и сказал: гастроль.

Троцкий: Интересное сравнение, но для Тухачевского вполне объяснимое, он же увлекается игрой на скрипке, а в Кронштадте первая скрипка принадлежала ему. Передайте Михаилу Николаевичу мое поздравление и разрешение убыть к прежнему месту службы».

Еще штрих к портрету: Ольга Тухачевская, сестра Михаила, вспоминает:

«…Миша молчал весь вечер, таким расстроенным я до тех пор никогда его не видела, потому и запомнила этот случай. Потом, уступив нашим просьбам, все-таки назвал причину: „Меня посылают в Тамбов, там крестьяне бунтуют. Владимир Ильич приказал покончить“. Брат повторил: „Теперь – крестьян“, – ушел к себе и двое суток пил. Миша всю жизнь был равнодушен к спиртному, это единственный случай, когда он стал смертельно пьяным. Это тоже врезалось в память. Я мало что поняла, но почувствовала, что происходит что-то очень страшное. Больше Миша эту тему с нами никогда не обсуждал». [29]

Дата добавления: 2015-07-08