Глава 17. Хозяин автоприцепа, Ханс Муберг, проснулся с тяжелым похмельем и непонятной тоской на

Хозяин автоприцепа, Ханс Муберг, проснулся с тяжелым похмельем и непонятной тоской на сердце. Его мучила жажда. Ужасно хотелось в туалет. Вынув из холодильника последнюю банку пива, Ханс бросил взгляд на часы: половина двенадцатого. Когда он наклонился, чтобы поднять с пола привезенную из-за границы литровую бутылку с пятидесятипроцентной водкой, головная боль с такой силой ударила по вискам, что Ханс чуть не потерял сознание. В зеркале его встретил лохматый тип с покрасневшими глазами. Во рту пересохло. Тошнота подступала к горлу.

— Ну и что будем делать, а, Муббе? — спросил он свое отражение.

Встреча с Аппетитной южанкой накануне вечером пошла наперекосяк. Он, как обычно, не ждал ничего эдакого, но чтоб так опозориться! А ведь он вложил в нее столько сил: неделями ублажал ее слух стихами, делал комплименты и недвусмысленные намеки на предстоящие любовные утехи. Она покорно следовала за ним и, казалось, была согласна на все. Иногда Южанка брала дело в свои руки, а он и не сопротивлялся — почему бы и нет, разнообразия ради. Он прикрепил ее фото у себя рядом с кроватью, так, чтобы она в любой момент могла прыгнуть к нему в постель, как только ему захочется. Пышная грудь, крутые бедра — от таких форм у любого мужика задрожат колени. Весь день перед свиданием он с нетерпением ждал вечера и мысленно прокручивал в голове их встречу. А она взяла и не пришла. То есть он так подумал, пока к нему не подошла какая-то женщина и не спросила, схватив его за руку: «Вы пришли на встречу с Южанкой?» Отнекиваться было поздно. Женщина широко улыбнулась ему. Неужели это она? Быть того не может! Это какая-то нелепая ошибка. Аппетитная южанка оказалась крепко сбитой, пышногрудой и, без сомнения, рыжеволосой, но ни капли не похожей на ту, чья фотография висела у него над кроватью. Вот надула так надула!

Тем не менее Ханс решил выжать из ситуации все, что можно. Раз уж роль умирающего певца кантри отточена до совершенства, почему бы не сыграть ее. Уйти он всегда успеет.

— Ты писал, что болен. Это серьезно? — спросила она с материнской нежностью в голосе.

Ханс, оправившись от первого разочарования, сообразил: распростертые объятия всяко лучше одинокой ночи в промозглом прицепе.

— Моя болезнь? Она неизлечима. Она захватила весь организм, и я скоро покину этот мир, но моя музыка останется жить.

— Чем именно ты болен? У тебя рак? Почему ты не в больнице, раз все так плохо? — Сочувствующий взгляд и ласковая улыбка — вот плата за театральное представление. Хансу нравилось играть первую скрипку и получать от Южанки столько внимания.

— Врачи позволили мне уйти домой. Кому хочется провести остаток жизни на больничной койке? Я благодарю Бога за каждый отпущенный мне день. Правда, аппетит иногда подводит. Вчера, например, еле волочил ноги. Но сегодня опять огурцом!

Она взглянула на него с такой нежностью, что у него екнуло сердце. Пожалуй, она даже красивая. Да, точно, так и есть.

— И все-таки какой у тебя недуг? Сейчас большинство болезней лечатся.

— Это незаразно, милая моя. У меня страбизм, — выдал наконец Ханс название хвори, позаботившись о том, чтобы серьезное и спокойное выражение его лица как бы говорило: он несет свой крест с достоинством.

Аппетитная южанка закрыла лицо руками и начала хватать ртом воздух, будто всхлипывая. Ее плечи затряслись.

— Не печалься, у меня еще хватает сил радоваться жизни, — сказал Ханс, приобняв ее.

И тут он осознал свою фатальную ошибку. Южанка хохотала во весь голос. Она так сильно тряслась от смеха, что скамейка, на которой они сидели, ходила ходуном. Слезы текли по щекам, а вместе с ними размазавшаяся тушь.

— Страбизм, говоришь? — фыркнула она, так что слюни брызнули ему на лицо. — Ты хоть знаешь, что это за болезнь?

Нет, признаться, он не совсем в курсе. Врач пытался ему объяснить, но все оказалось слишком сложно, пытался выкрутиться Ханс.

— Страбизм — это самое обычное косоглазие, милый мой! Я по профессии оптометрист. Прокололся!

Свидание с Аппетитной южанкой было душевным, но коротким. Устоять перед хохочущей женщиной ни один мужчина в мире не сможет. Они посидели в кафе и, распрощавшись, пообещали друг другу, что созвонятся. «Это вряд ли», — догадывался Ханс. Уже повернувшись, чтобы уйти, он все-таки решил задать вопрос, весь вечер висевший в воздухе.

— На фото кто-то другой, ведь так?

— Да, это моя младшая сестра. Кто захочет со мной встретиться, если я выложу свое настоящее фото? Любой мужик выберет красотку, пусть и безмозглую, — ужасно несправедливо. Но в конечном итоге победа остается за мной. Всласть насмотревшись на мордашку Гуниллы, мужчины предпочитают общаться со мной. Они доверяют мне, я им как сестра или мать. В сети я могу притвориться кем-то другим, вообразить, что я тоже привлекательна. Знаешь, порой я просто ненавижу Гуниллу. Мы с ней всю жизнь соревнуемся. Вот так, дружок. Мы с тобой ведь больше не увидимся, верно? Понимаешь, каждый раз, когда я проделываю этот трюк, я надеюсь найти кого-то, кому понравлюсь такой, какая есть. Глупо, правда? Я рискнула и решила попробовать с тобой. Не стоило. — Тут она расплакалась, и вся ситуация была настолько неловкой, что он еле унес ноги.

Вернувшись к себе в прицеп, Ханс Муберг первым делом открыл бутылку пива, которую выпил большими жадными глотками, пока включал компьютер и выходил в Интернет, чтобы быстрей окунуться с головой в иную реальность. Когда Ханс удалил из почтового ящика весь спам с рекламой турфирм и виагры и предложениями по увеличению пениса, осталось всего одно письмо, представляющее интерес. Оно было от Сандры Хэгг, которая как-то раз уже писала ему, слишком формально и скучно. А фото вообще присылать отказалась — уродина, наверное. Хотя не стоит забывать: у некрасивых можно встретить неожиданные таланты и к тому же такую преданность и благодарность, какой от уверенной в себе красотки не дождешься.

В первом письме Сандра задавала вопросы про его фирму и про поставщиков лекарств. Теперь же она предлагала встретиться. Почему бы и нет? Вечер выдался довольно унылым. У нее мигрень, и она решила остаться в постели. Ключ — на шнурке, шнурок будет торчать из щели для почты на входной двери. Дело крайне важное. О таких лучше не писать в электронном письме. Лучше все обсудить в личном разговоре, наедине.

Трактуй как хочешь. Чего она, собственно, ждет от него, написав, что лежит в постели? Какую роль он должен разыграть? Лечащего врача, или вора-домушника, или тайного любовника, явившегося в обличье коммивояжера? Возможно, конечно, объяснение самое банальное: ей действительно нужно обсудить с ним бизнес. Или все-таки это завуалированный призыв. Женщины ведь не любят казаться легкодоступными. М-да, так и не разберешь. Но раз она ждет его…

Несмотря на то что Ханс Муберг успел выпить еще четыре бутылки пива и неопределенное количество водки, он отцепил фургон, оставил его стоять в кемпинге и поехал на автомобиле на улицу Сигнальгатан с ее фешенебельными домами, большие застекленные балконы которых выходили на море. Интересно, сколько стоит жилье здесь? Видать, Сандра — любимая дочурка богатых родителей. Или сама на квартиру заработала. Или муж ее обеспечил — самый неприятный вариант. Осложнения Хансу не нужны. Стоит прозондировать почву, прежде чем идти на сближение.

Ему пришлось прождать около получаса у входа в здание, пока не появился пожилой сухопарый мужчина в экипировке для гольфа, вслед за которым Хансу удалось проскользнуть в дверь. Мужчина с подозрением смерил Ханса властным взглядом, а затем в три прыжка преодолел лестничный пролет и исчез за дверью квартиры на втором этаже. Муббе стал подниматься выше. Какая-то любопытная старушка высунула голову на лестничную клетку и посмотрела ему в спину. Из ее квартиры пахнуло чистящими средствами и свежезаваренным кофе. Ханс позвонил в дверь, но в ответ — ни звука. Он позвонил еще раз. Спит, наверное, бедняжка. Мигрень — штука неприятная. Он просунул руку в щель для почты, одновременно подумав: а вдруг это все шутка, вдруг с той стороны его подкарауливает ротвейлер, только и ждущий, чтобы вцепиться в пару свежих мясистых пальцев? Тут он нащупал шнурок и вытащил ключ наружу. Ему никак не удавалось развязать узел на шнурке. Ну почему женщины вечно норовят завязать свой «бабий узел», когда «прямой узел» развязать гораздо легче? Сдавшись, Ханс выпрямился и с силой рванул дверь на себя, после чего дотянулся ключом до замочной скважины и отпер дверь. «Эй! Есть кто дома?» Он ведь не хочет ее напугать. Но никто ему не ответил. Если она в спальне, он заберется к ней под одеяло и обнимет: «Ты здесь, радость моя?» Всем женщинам, каких бы ангелов они из себя ни строили, нужно одно. Все они с червоточинкой. Эти коварные интриганки вечно строят козни, расставляя ловушки для мужчин. Сандра Хэгг — ничем не лучше. То, как она поступила с Хансом, — непростительно. Она посягнула на самое дорогое, что у него было, — на его свободу, правда, не нарочно… Более того, осознать свою ошибку и попросить у него прощения Сандра уже никогда бы не смогла.

Стоя перед треснутым зеркалом у себя в прицепе, Ханс Муберг не мог поверить, что это случилось с ним наяву. Налитые кровью глаза Сандры и посиневшие губы больше походили на сцену из фильма, виденного им когда-то давно — детали давно испарились из головы, оставив лишь жуткую картинку, врезавшуюся в память. Будто герой второсортного детектива, Ханс стер бумажным полотенцем, которое он взял на кухне, отпечатки пальцев с дверей и щели для почты. Судя по всему, Сандра ждала его: стол был накрыт на двоих, на нем выставлена ваза с цветами и бокалы, выложены салфетки, из духовки вкусно пахло мясом. Красное вино перелито в кувшин, чтобы оно успело подышать. Да, она основательно подготовилась к его приходу. Ханс прихватил вино и вернулся в спальню. Темные, коротко остриженные волосы резко контрастировали с белоснежной простыней. Кожа девушки была очень светлой, почти прозрачной. Узкие кисти, длинные ярко-красные ногти. Ей так шло это легкое белое платье, в нем она была похожа на невесту. Еще теплая, понял он, прикоснувшись к ее груди. Внезапно зазвонил ее мобильный телефон. Ханс потянулся к нему, но передумал. Ловушка! Он чуть было не попался. Никто не должен знать, что он был здесь. Ханса охватила паника. На подушке, которую он прижимал к себе, подняв ее с пола, наверняка остались следы. Наволочку Ханс забрал с собой и выкинул вместе со своими ботинками в сортир в кемпинге. Вряд ли кто-нибудь будет искать именно там. Все следы необходимо замести как можно лучше.

Поутру он с трудом вспомнил, как сидел на краешке кровати рядом с телом Сандры и пил вино из кувшина. А потом алкоголь ударил ему в голову, и Хансом овладела слепая ярость, лишив его рассудка. Он рвал и метал, разбил телевизор стулом. Что еще он успел натворить? Пугающие провалы в памяти не позволяли сложить воедино картину той ночи. Лица детей смотрят на него откуда-то с лестницы — явь или сон? Может, сходить посмотреть, какой разгром он там устроил? Нет, пока лишь частично протрезвев, он уже понимал: вернуться туда было бы безумием. Ему хотелось расплакаться, а еще лучше умереть, чтобы покончить со всем этим. Нет, туда больше ни ногой — вдруг его кто-нибудь заметит. Он и так засветился перед тем высокомерным гольфистом и старушенцией с химической завивкой, которая следила за ним, прищурившись. Смогут ли они описать его черты полицейским? Или они тоже часть дурного сна? Стоит перебрать, и страшные видения посещают тебя во сне. Он выпил весь кувшин вина в одиночку, поскольку Сандра не могла составить ему компанию. Он вспомнил голубоватый свет, шедший от экрана ее компьютера, который был включен. Сны все равно что женщины, — их трудно понять. Самое время сменить имя и перебраться на новое место, но сначала — проверить почту. Сегодня больше никакой выпивки, только слабоалкогольное пиво и газировка. Стоит перебрать, и темнота из того, другого мира начинает тянуть к нему свои лапы. Пора завязывать, но как еще побороть страх, прочно укоренившийся внутри? Лишь алкоголь приносит облегчение.

Дата добавления: 2015-07-08