Спасибо, отец, за науку!

Как же много надо, чтобы быть этим ведущим надолго. Часто вспоминаю я своегоотца. Он пользовался и у взрослых и у детей непререкаемым авторитетом. Емуникогда не приходилось дважды повторять просьбу или распоряжение, его редкаяпохвала запоминалась очень надолго, а укоризненный взгляд переживался каксерьезное наказание. Был он немногословен, суров на вид и вечно занят: онначал учиться в 16 лет и прошел трудный путь от неграмотного деревенскогопарнишки до военного инженера. Очень многое умел делать и любил работатькрасиво, с душой и выдумкой, а халтуры и бессмысленного, как он говаривал,"мартышкиного", труда не терпел. Был прямолинеен, не выносил никакой фальши ипритворства в отношении между людьми. Может быть, поэтому его побаивалисьмногие взрослые, но никогда не боялись дети. Как мы, ребята, любили те редкие минуты, когда он играл с нами, и как он сампреображался, отдаваясь игре! Самым удивительным - и притягательными - длянас было то, что он никогда не ставил себя над нами, не боялся показатьсясмешным, не стеснялся признаться в собственной ошибке, причем все это безспециальных педагогических намерений - просто он таким был. Однажды в день моего рождения отец подарил мне томик Лермонтова с надписью:"Дочке Лене в день одинадцатилетия". Я смущенно поправила его: - Пап, а здесь два "н" пишется... Ручаюсь, что в такой щекотливой ситуации любой взрослый, "спасая" свойпрестиж, нашел бы себе какое-нибудь оправдание: мол, описка, зарапортовался,не заметил... А то и нотацию прочитал бы: мала еще - взрослых учить. А отецхмыкнул смущенно: - Гм, да... Давай исправим, спасибо... А один раз мы, ребята, целой ватагой прибежали к нему с новой, модной тогдашуткой: - Папа, расшифруй слово "ДУНЯ". - Как это? - А вот надо на каждую букву придумать слово, чтобы вместе получилосьпредложение. Отец задумался. А мы все повизгиваем от нетерпения и торопим: - Ну, ну... хочешь, скажем? - Ладно, сдаюсь - говорите. - Дураков У Нас Нет! - выпаливаем хором и замираем в ожидании. Отец, чувствуя какой-то подвох, старательно проверяет и вдруг изумленноспрашивает: - Позвольте, а как же Я? Мы все оглушительно орем от восторга и буквально катаемся по террасе отсмеха. Он сначала недоумевает, а потом, обнаружив скрытый смысл, необижается, как все взрослые, на эту "дурацкую шутку", а хохочет сам с нами дослез... На фронт он ушел добровольцем. Мог бы остаться - его посылали наУрал, предлагали пост начальника военного училища в Златоусте (его щадили:перед войной он долго лечился и еще не оправился после затяжной болезни). - Алеша, как хорошо-то... - робко обрадовалась мама, но встретила суровое: - Я отказался. Ты пойми меня и не проси о том, что невозможно. Не умею япрятаться за спины других, не прощу себе этого, если сделаю... Вот так и нам, детям, он умел не прощать ни одного, даже, казалось бы,мелкого проступка, в котором проявлялась хоть капелька лжи, трусости,хвастливости, захребетничества. Помню, я однажды провинилась перед отцом: онделал забор, я ему помогала. Понадобились срочно гвозди, и я отправилась заними, но, увидев играющих на улице ребят, не выдержала соблазна и убежала кним играть. Когда я вечером возвращалась домой, ноги не слушались меня. Я небоялась, нет, это чувство было сильнее страха. Может быть, это был стыд ираскаяние? Когда я появилась в комнате, отец взглянул на меня. Тольковзглянул. И вот этот взгляд я помню до сих пор. В нем не было ни упрека, ниосуждения, даже простого неудовольствия не было, зато было какое-то горькоенедоумение: мол, подвела ты меня, не ожидал... Меня словно кипятком обожгло -я почувствовала, что совершила что-то бесчестное, постыдное, словно маленькоепредательство. Да так оно и было, и отец дал мне это понять. Он никому ничегоне сказал, и мой проступок не был предметом семейного разбирательства, ноэтот взгляд! Мне и сейчас перед ним стыдно... Я вспоминаю отца часто, особенно когда туго приходится, представляю себе: ачто сделал бы он, что он сказал бы? И всегда я перед ним как девочка, которуюон когда-то сажал на колени и спрашивал ласково и заинтересованно. - Ну, курносая, рассказывай, как дела? Он погиб осенью сорок первого... Ему тогда было тридцать девять... Я сейчасуже старше его, но мне никогда не перерасти отца. Он будет всегда впереди ивыше меня, но всегда рядом. Из своего немыслимого далека, из моего детства,он и сейчас словно руководит моими мыслями, поступками, как будто в нем, вего образе сосредоточилась вся моя совесть. К этому рассказу об отце я хотела добавить только одну фразу: весь нашродительский авторитет - да и не только родительский - зависит не отвозраста, не от служебного положения, не от каких-то там приемов, ухищрений,педагогических (и буквальных!) "кнутов" и "пряников", а от того, какие мылюди: справедливы ли? Честны ли? Умелы, требовательны, добры? Благородна лицель нашей жизни? Чисты ли средства ее достижения? Написала - и тотчас увидела знакомый прищур насмешливых отцовских глаз:"Красиво, а неправда..." - "Почему?!" - хочется крикнуть мне, но... отецникогда не любил подсказывать. И вот думаю, думаю... Почему неправда? Разве уважение к человеку, егоавторитет не зависят от того, каков этот человек? Зависят! Почему женеправда? Исподволь начинает тревожить мысль: если бы все было так, как ясказала, тогда уважением и авторитетом пользовались бы лишь самые лучшие людиземли. Но как часто можно увидеть совсем другое. Иногда люди сотворяют себекумира из того, кто не всегда достоин даже простого уважения. Бывает и так:люди, обладающие весьма невысокими нравственными качествами, но умеющие бытьтребовательными и играть на слабостях человеческих, подчиняют себе людей,вызывая их неподдельное уважение. И здесь как раз существует множествоспособов, тех самых "кнутов" и "пряников", с помощью которых "стадо"подчиняется "пастуху". Разве главари банд или воровских шаек не пользуютсяавторитетом у своей братии? Еще каким! Причем необязательно завоеванным спомощью запугивания и страха. Все гораздо сложнее. Ты прав, отец... Но как же в этом разобраться? А если посмотреть с такойстороны: кто у кого пользуется уважением? Ого, какое богатое поле длянаблюдений и размышлений! Для одних важны: ум, честность, увлеченность,глубина знаний, мастерство, доброта, бескорыстность, верность, своеобразиеличности. А для других: влиятельность, связи, изворотливость, известность,обеспеченность, соответствие моде и принятому стандарту... Разделение это,разумеется, схематично и неполно, но не в этом дело. Важно другое: почемуодними ценится одно, другими - другое? И заметно это уже с очень раннеговозраста - воспитатели и учителя это хорошо знают. Ну, конечно, это зависитот того, что ценится в семье, в которой растет ребенок. Именно семьяориентирует ребенка в жизни с самого начала. Не словами, разумеется, а общимнастроем, семейным укладом, отношением к людям и их делам, собственнымучастием в жизни окружающих. Вот говорят: с кем поведешься, от того и наберешься. А с кем поведешься?Разве это не зависит от самого человека? Читаю, например: "Мнепосчастливилось встретиться с замечательными людьми, они помогли мне статьчеловеком". Думаю: не в счастливом случае тут дело, хорошие люди встречаютсявсем, но не все их видят. Научить подрастающего человека не пройти мимонастоящего, не увлечься ложным, недостойным человека - вот задача необычайнойважности! Мне всю жизнь везет на хороших людей - спасибо отцу за науку. И вот теперь, когда у меня самой растут дети, я вновь и вновь вспоминаю егоуроки простоты, искренности, безупречной честности и высокой нравственнойтребовательности к себе и к людям, даже самым маленьким. Не послушания онхотел от нас, своих детей, а понимания и верных самостоятельных решений.Думаю, это во многом определило весь наш дальнейший жизненный путь.

Дата добавления: 2015-07-08