NIX ET NOX - СНЕГ И НОЧЬ

Характерным признаком снежной бури является ее чернота. Обычная картина

во время грозы - помрачневшее море или земля и свинцовое небо - резко

изменяется: небо становится черным, океан - белым. Внизу - пена, вверху -

мрак. Горизонт заслонен стеною мглы, зенит занавешен крепом. Буря

напоминает внутренность собора, задрапированную траурной материей. Но

никакого освещения в этом соборе нет. Нет ни огней святого Эльма на

гребнях волн, нет ни одной искорки, ни намека на фосфоресценцию - куда ни

глянь, сплошной мрак. Полярный циклон тем и отличается, между прочим, от

циклона тропического, что один из них зажигает все огни, другой гасит их

все до последнего. Над миром внезапно вырастает давящий каменный свод. В

непроглядной тьме падают с неба, крутясь в воздухе, белые пушинки и

постепенно опускаются в море. Пушинки эти не что иное, как снежные хлопья,

- они порхают и кружатся в воздухе. Как будто с погребального покрова,

раскинутого в небе срываются серебряные блестки и ожившими слезами падают

одна за другой. Сеется снег, дует яростный северный ветер. Чернота,

испещренная белыми точками, беснование во мраке, смятение перед

разверзшейся могилой, ураган под катафалком - вот что представляет собою

снежная буря.

Внизу волнуется океан, скрывающий страшные, неизведанные глубины.

При полярном ветре, насыщенном электричеством, хлопья снега мгновенно

превращаются в градины, и воздух пронизывают маленькие ядра.

Обстреливаемая этой картечью, поверхность моря кипит.

Ни одного удара грома. Во время полярной бури молния безмолвствует, и

про нее можно сказать то же, что говорят иногда про кошку: "Она способна

испепелить взглядом". Это - грозно разверстая пасть, не знающая пощады.

Снежная буря - буря слепая и немая. Сплошь и рядом после того, как она

пронеслась, корабли тоже становятся слепыми, а матросы немыми.

Выбраться из этой бездны нелегко.

Было бы, однако, ошибкой думать, что в снежную бурю кораблекрушение

неизбежно. Датские рыболовы из Диско и Балезена, охотники за черными

китами, Хирн, отправившийся к Берингову проливу отыскивать устье реки

Медных Залежей, Гудсон, Мекензи, Ванкувер, Росс, Дюмон-Дюрвиль - все они

за полярным кругом попадали в полосу страшных снежных бурь и все же

остались невредимы.

Навстречу такой буре и устремилась дерзко урка, распустив все паруса.

Безумие против безумия. Когда Монтгомери, спасаясь бегством из Руана,

приказал гребцам своей галеры налечь на весла, чтобы с размаху прорвать

цепь, загораживающую Сену у Буйля, он действовал с той же отвагой.

"Матутина" летела стрелой. По временам, несясь под парусами, она давала

такой ужасный крен, что угол, образуемый ее бортом и поверхностью моря, не

превосходил пятнадцати градусов, но ее отличный закругленный киль прилегал

к волне, словно приклеенный. Киль противостоял напору урагана. Носовая

часть судна освещалась фонарем. Туча, с приближением которой усилился

ветер, все ниже нависала над океаном, суживая и поглощая пространство

вокруг урки. Ни одной чайки. Ни одной ласточки, гнездящейся на скалах.

Ничего, кроме снега. Клочок водной поверхности, освещенный фонарем впереди

корабля, внушал ужас. На нем вздымались три-четыре вала исполинских

размеров.

Время от времени огромная молния цвета красной меди вспыхивала,

рассекая черные напластования тьмы от зенита до горизонта. Прорезанная ее

алым сверканием, толща туч казалась еще более грозной. Пламя пожара,

внезапно охватывавшего ее глубины, озаряя на миг передние облака и

хаотическое их нагромождение вдалеке, открывало взорам всю бездну. На этом

огненном фоне хлопья казались черными бабочками, залетевшими в пылающую

печь. Потом все гасло.

После первого натиска ураган, продолжая подгонять урку, принялся реветь

глухим басом. Это - вторая фаза, фаза зловещего замирания грохота. Нет

ничего тревожнее такого монолога бури. Этот угрюмый речитатив как будто

прерывает на время борьбу таинственных противников и свидетельствует о

том, что в мире неведомого кто-то стоит на страже.

Урка по-прежнему с безумной скоростью мчалась вперед. Оба ее главных

паруса были напряжены до предела. Небо и море стали чернильного цвета,

брызги пены взлетали выше мачты. Потоки воды то и дело захлестывали

палубу, и всякий раз, когда в боковой качке судно накренялось то правым,

то левым бортом, клюзы, подобно раскрытым ртам, изрыгали пену обратно в

море. Женщины укрылись в каюте, но мужчины оставались на палубе. Снежный

вихрь слепил им глаза. Волны плевали им прямо в лицо. Все вокруг было

охвачено неистовством.

В эту минуту главарь шайки, стоявший на корме, на транце, уцепившись

одной рукой за ванты, другой сорвал с головы платок и, размахивая им при

свете фонаря, с развевающимися по ветру волосами, с лицом, просиявшим от

горделивой радости, опьяненный дыханием бури, крикнул:

- Мы свободны!

- Свободны! Свободны! Свободны! - вторили ему беглецы.

И вся шайка, держась за снасти, выстроилась на палубе.

- Ура! - крикнул вожак.

И шайка проревела в бурю:

- Ура!

Не успел еще замереть этот крик, заглушенный воем ветра, как на

противоположном конце судна раздался громкий суровый голос:

- Молчать!

Все повернули головы в ту сторону.

Они узнали голос доктора. Вокруг царила непроглядная тьма; доктор

прислонился к мачте, его высокая худая фигура сливалась с нею, его совсем

не было видно.

Голос продолжал:

- Слушайте!

Все замолкли.

И тогда во мраке явственно прозвучал звон колокола.

Дата добавления: 2015-07-08