Глава 31. Даже когда у меня будет тяжелейший склероз, я все равно не забуду образ Бергмана

Даже когда у меня будет тяжелейший склероз, я все равно не забуду образ Бергмана, склонившегося над работой. Это одно из моих первых о нем воспоминаний. На английской литературе я подружилась с девушкой по имени Линди Мелсон. Она снимала квартиру вместе с аспирантом, его звали Майлз, и им нужно было помочь разобраться с арендной платой. Когда она показала мне свое жилье, первое, что я увидела за открытой дверью квартиры, был Бергман, сгорбившийся над пластиковым кухонным столом. Он налаживал тостер, чтобы тот начинал вопить, когда тосты готовы.

– Майлз, – спросила я, войдя в фургон и увидев его ссутулившуюся фигуру, – что ты сотворил?

– Пулю твою еще не сотворил, это точно.

Он выпрямился, потер глаза костяшками пальцев – верный признак очень сильного напряжения.

– Где Кассандра?

– В ванной, поливает водой магический предмет.

Последние слова он произнес так, будто его прижали к шкафу в школьной раздевалке и отобрали деньги на завтрак.

Я села напротив.

– Только ни…

Я подняла обе руки вверх.

– …чего не трогай! – закончил он.

Я пододвинулась вместе со стулом, к нему поближе.

Он посмотрел на меня подозрительно. Я положила голову ему на плечо, вдохнула его запах – и почувствовала, что меня отпускает. После убийства мне всегда трудно вернуться к реальности. За те полгода, что я работала в одиночку… ну, скажем, это для меня самый безопасный способ вновь обрести опору.

– Что не так? – спросила я.

– Помимо того, что для такой тонкой работы мне нужна была бы вся моя лаборатория?

– Да, помимо этого.

Он поднял голову.

– Жас, тебе нужна пуля, настолько твердая, что проникла бы сквозь покровы, но настолько мягкая, чтобы после этого разлетелась и не вышла из тела жертвы. Достаточно твердая, чтобы защитить внутренний кожух, но опять‑таки достаточно мягкая, чтобы распалась и позволила внутренней аппаратуре осветить вампира изнутри. Ты понимаешь, какие это непомерно высокие запросы к той технике, которая сейчас у меня есть?

Я показала, подняв руки к потолку.

– Еще выше, – протянул он.

Коул стоял, прислонившись к кухонному столу, и рассеянно наблюдал за лихорадочной уборкой, которую показывал ему монитор. Сейчас он посмотрел на нас и сказал:

– Знаете, чего требует эта ситуация?

Мы с Бергманом покачали головами.

Коул сунул руку в карман, вытащил сжатый кулак, сел на стол и протянул нам открытую ладонь.

– Жвачки.

Мы взяли по одной, и наступило относительное молчание – прерываемое надуванием и хлопанием пузырей. И вдруг до меня дошло.

– А если не пуля? – спросила я. Бергман подобрался – явный признак интереса. Коул выдул очередной пузырь. Я продолжала: – Если дротик, скажем?

– Не пойдет, – ответил Бергман. – Слишком тонкое острие. Нужно что‑то круглое, куда можно вложить капсулу.

– Арбалетный болт? – предложил Коул. Посмотрел на меня, потом на Бергмана, опять на меня. – Ребята, нечего так на меня таращиться. Если у меня красивые волосы, это еще не значит, что под ними нет мозгов. Вот посмотрите на Кассандру.

Мы попытались. Она как раз вышла из ванной, и мы вытянули шеи, чуть не свернув их, чтобы разглядеть не только длинные локоны, но и сверкающий серебром медальон, который она несла на цепи на вытянутой руке.

– Готово? – спросила я.

– Жас, перестань прыгать, – проворчал Бергман. – Ты сейчас что‑нибудь сбросишь со стола.

– Выпусти! – потребовала я.

Бергман встал, пропуская меня влево. Я подошла к Кассандре и взяла медальон в руки. Когда она клала его в тигель с прочими ингредиентами, это был простой серебряный кружок. Сейчас он наполнился силой волшебных трав – и волшебных слов, которые она нашептала над тиглем, и они врезались в поверхность.

– Класс, – шепнула я.

Кассандра гордо улыбнулась.

– Ты помнишь, я тебе говорила, что нам нужна какая‑нибудь вещь Пенгфей, чтобы чары подействовали?

– Да.

Она свеженакрашенным ногтем постучала себя по виску.

– Кажется, я додумалась. Когда ты ушла, Бергман вызвал на своем компьютере изображение Пенгфей.

– Против своей воли, – вставил Бергман.

Кассандра не обратила внимания.

– Это помогло мне сделать подробную передачу в «Энкиклиос». А потом я подвесила медальон в воспроизведенном образе, произнося слова проникновения. Давай посмотрим, изменит он тебя или нет.

– О'кей, но я хотела бы сначала надеть платье.

Я побежала в ванную, сбросила свою одежду и надела платье Пенгфей. Оно было свободно в груди и тесно в бедрах, отчего я еще сильнее ее возненавидела.

Бергман и Коул переместились на сиденья пассажира и водителя, развернутые лицом ко мне. Кассандра стояла и ждала возле «Эшли».

– О'кей, – сказала я. – Вешай его на меня.

Она накинула медальон мне на шею.

Я посмотрела на Коула, потом на Бергмана. Когда Майлз смертельно побледнел, я поняла, что чары действуют.

– Сними, – шепнул он. – Пока эта штука не навлекла на тебя проклятие!

Не ответив ему, я вопросительно посмотрела на Кассандру:

– И как?

Она вместо ответа хлопнула в ладоши и улыбнулась так, будто только что выиграла в лотерею главный приз.

Коул пустил пузырь.

– Кассандра, – сказал он, – а можешь меня сделать копией Кейта Урбана? – Он посмотрел на Бергмана. – Ведь он же до сих пор женат на Николь Кидман? Какая женщина!

Но у Бергмана будто глушилки выросли на ушах. Он обратил на Коула не больше внимания, чем если бы тот говорил из далекого космоса. Руки у него дергались, и я поняла, что он вонзил пальцы в подлокотники до первого сустава. Когда он подался вперед, мне показалось, что сейчас он бросится, сорвет у меня с шеи медальон, швырнет на пол и будет топтать, как разъяренный второклассник. Но нет – он откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, снял очки. И будто этого было мало, развернул кресло к нам спинкой.

Ну и ладно, подумала я, подчеркнуто не замечая, что мой внутренний голос тоже прозвучал очень по‑школьному. Почему это я все время позволяю Бергману будить во мне колючего подростка?

– Кассандра, работа потрясающая! – сказала я, поворачиваясь, чтобы она еще раз посмотрела перед тем, как я снова переоденусь.

– Небось в полночь обратится в тыкву, – буркнул Бергман.

– Так, хватит! – Я шагнула Бергману и развернула его вместе с креслом. Он открыл глаза, застигнутый врасплох и слегка испуганный. Отлично. – Мне плевать, что у тебя мозги размером с арбуз и что я облизываюсь на твои машинки. Мне надоели твои подначки про Кассандру и все, что к ней относится. Она такой же член команды, как и ты, и уважения заслуживает не меньшего!

Он прищурился, и я увидела, как он подыскивает мысленные оправдания.

Мои изобретения куда важнее и эффективнее, чем ее дурацкие игрушки. Я свои работы продаю правительству. А она держит магазин натуральных продуктов, который превратился в приют психов и маргиналов. Я помогаю людям лучше работать, а она их просто пугает. Так кто же из нас двоих тогда профи, а?

Я приблизилась к нему, практически нос к носу:

– Твое предубеждение против сверхъестественного мешает выполнению моего задания. Этого я не допущу. Хочешь быть узколобым расистом? Только в свое личное время, пожалуйста.

Тишина. Я отодвинулась, оценивая действие моих слов. Конечно, я его разозлила. Но взорвала ли я сейфовую дверь этого фанатика науки? Пожалуй, нет. Ради наших отношений я попыталась еще:

– Бергман, я тебе последний раз говорю: если не увижу, как ты просто лучишься толерантностью, причем прямо сейчас, то это будет все. Никогда больше мы не будем работать вместе.

Так, теперь красиво уйти.

Я резко повернулась и пошла по коридору в спальню. И не споткнулась – ни разу! Урра!

Переодевшись, я позвонила Альберту. Обычно разговоры с ним меня расстраивают, но сейчас я и без того расстроена, а значит, терять нечего.

Ему должно было хватить времени накопать чего‑нибудь еще по сборщикам. И если даже он не найдет ничего другого, кроме того, что мы уже знаем, может быть, он поможет мне сообразить, почему Пенгфей и Чень Лун, два злодея, у которых пока что получалось все, что они планировали, не решили сегодня нанести удар сразу, как проснутся. Наверное, думала я, как‑то это завязано на Самоса, но как?

Через полчаса у меня была блестящая идея.

– Сборщикам нужны спонсоры, – сказал мне Альберт после того, как мне пришлось оставить сообщение на автоответчике. Он объяснил, что закрывается от звонков, потому они создают слишком много эмоциональных проблем. Непонятно, но не мое дело.

– Это типа как у «Анонимных алкоголиков»? – спросила я.

– Да нет, тут чистая бесовщина, – ответил он. – Сборщики очень быстро изнашивают тела, и спонсор соглашается предоставлять сборщику как минимум одно тело за каждую неделю, что тот провел на земле.

В течение какого времени, как мы уже знаем, сборщик может собирать души. Если соблюдает правила.

– Не совсем поняла. Скажем, мне известен случай, когда один сборщик вошел в туалет, а вышло оттуда два. Как это получается?

– Очевидно, что в одном теле на краткое время может находиться больше одного, пока они все не распределятся.

Хм. Совершенно новая точка зрения на вещающие в голове голоса.

Я не стала спрашивать Альберта, откуда он взял информацию. Во‑первых, это не мое дело. Во‑вторых, я могла себе представить, что история будет такой же душераздирающей, как та, что нам показывал «Энкиклиос», и, честно говоря, я не знала, выдержит ли ее сейчас мой моторчик. Но что я хотела знать – это что может поставить на стол демоническая тварь, что стоило бы такого риска.

– Кстати, о том сборщике, про которого ты говорила, – спросил Альберт. – Десмонд Йель, да?

– Да, так что?

– Мои источники считают, что его спонсор – Эдуард Самос.

Bay! Значит, Раптор принимает услуги от злобных сборщиков?

– Дальше?

– Что бы Самос ни планировал, наверняка этот план масштабный. Ну, скажем, масштаба международного инцидента.

– Почему ты так решил?

– Потому что сборщики – создания весьма специализированные. И действуют лишь на одной арене.

– И что это за арена?

– Развязывание мировых войн.

Дата добавления: 2015-07-10