Послание залечивает раны прошлого

Невозможно в нескольких коротких абзацах описать всю сложность моих отношений с родителями, но думаю, чтобы рассказать о том, как на меня повлияло гадание Джона, я должна открыть часть своего прошлого (что я уже сделала в своей первой книге «Вспоминая будущее», но информации, конечно, гораздо больше). История, которую я хочу вам поведать, показывает, какой силой может обладать послание, если мы поверим, что оно способно исцелить наши сердца.

Нам с мамой было нелегко плыть по бурному морю жизни. Пока я росла, ей было страшно за свою совершенно неуправляемую дочь. Справедливости ради нужно заметить, что мама приехала в Северную Америку, чтобы уйти от прошлого и начать все сначала на земле, обещавшей безопасность и открывавшей новые возможности. После Второй мировой войны Канада и Соединенные Штаты стали обетованной землей для европейцев, желавших начать жизнь заново. И у мамы были все основания надеяться на то, что, навсегда простившись с Германией и той ужасной системой, которая разрушила ее семью, она сможет начать все с чистого листа.

Еще до эмиграции в Канаду она была обручена с состоятельным молодым человеком, бывшим эсесовцем. Перед смертью она рассказала нам, как однажды утром проснулась и поняла, что не может выйти за него замуж, потому что он не знает всей правды о ее жизни. Могу себе представить, какие противоречия раздирали ее душу. Она искала своего отца в концлагерях и в итоге узнала, что он был убит в Да- хау. И после этого выйти замуж за эсесовца, который верит, что она убежденная христианка? Это было невозможно.

Тем утром она разорвала помолвку и села на корабль, идущий в Канаду. Ей было двадцать пять лет, и там, куда она отправилась, у нее не было ни одного знакомого.

Моя мать — урожденная еврейка, ее прятали от нацистов приемные родители, которые были христианами. Ее отец родился в Париже. Когда он вернулся во Францию после размолвки с моей бабушкой, мама была совсем юной. Он приехал в Берлин только для того, чтобы найти мою мать и вывезти ее во Францию; Германия была слишком опасна для маленькой еврейки. Но прямо на пороге дома моей мамы, в день се рождения, нацисты арестовали его. В тот самый момент приемные родители-христиане прогоняли его прочь, уверяя, что дочь умерла.

Душа моей мамы была полна противоречий. Ее одновременно воспитывали скромные христиане из пригорода и богатые бабушка с дедушкой, евреи, жившие в городе. Эти две совершенно разные семьи делили между собой ответственность за ее воспитание, образование, безопасность и были одинаково важны для нее.

Бабушка с дедушкой избежали ужасов лагерей, потому что дед был партнером архитектурной компании, которой управлял Альберт Шпеер, позднее известный по Нюрнбергскому процессу как «хороший нацист» (не то чтобы все нацисты совершали что-то хорошее). Впрочем, он действительно позволил моим прадеду с прабабкой избежать наказания, в то время как их соседей увозили в лагеря. Моя мама рассказывала, что в Хрустальную ночь стояла у окна, зная, что ее семью никто не тронет, и чувствуя глубокий стыд от того, что вокруг происходят такие ужасные вещи.

Мама приехала в Канаду, чтобы забыть об этом и начать новую жизнь, стать новым человеком с новыми надеждами и новыми мечтами. Когда в детстве стали проявляться мои странные способности, отличающие меня от других детей, моя мать испугалась, так как выделяться из толпы было небезопасно.

Наши сложности начались с моих ночных кошмаров, в которых проявлялись факты, понятные только ей. Могу лишь представить, какой ужас охватил маму, когда она узнала, что ее трехлетней дочери постоянно снятся самые страшные моменты прошлого нашей семьи — все события, которые она хотела забыть, секреты, которые, как она поклялась, никто не должен был узнать. Полагаю, что исходящие из уст ее невинного ребенка слова приносили ей невыносимую боль.

Думаю, она была испугана и чувствовала, как в ее жизнь вмешивается нечто необъяснимое. Я также могу понять ее потребность защитить нас обеих: ее — от меня, а меня — от нее. И потому наши отношения были основаны на непостоянных противоречивых эмоциях. Я знаю, что нас связывали очень крепкие узы любви, но они могли разорваться в любой момент.

Всю молодость я боролась со своей иитуицией и необычными способностями, поддаваясь беспорядочному принятию пищи, депрессии, наркомании и алкоголизму. Конечно, мои отношения с родителями были напряженными. Чего иного я могла ожидать? Превозмогая душевные страдания, они делали для меня все, что могли, а я заставляла их страдать еще больше. Мы с мамой были очень близки, и потому обе испытывали сильнейшую боль.

Очень многое из того, что происходило в те дни, только обострило наш конфликт. Меня изнасиловала группа мужчин, когда мне было девятнадцать, как и мою маму тридцать лет назад в конце войны изиасиловали русские солдаты. Неважно, как упорно мы старались установить здоровые отношения, я продолжала в живых красках воскрешать ее неразрешенные страдания прошлого.

Хоть произошедшее изнасилование в итоге привело к получению дара, который позволил мне заявить о своих интуитивных способностях, оно также явилось началом пути по порочному кругу саморазрушения. Я вернулась к нормальному образу жизни в возрасте двадцати семи лет, но к тому времени моим отношениям с мамой уже был нанесен значительный ущерб. До последнего дня, пока, будучи в больнице, она еще оставалась в здравом уме, у нас был только один ценный момент, как у матери и дочери: когда мы просто спокойно сидели, сознавая нашу взаимную любовь и истощение. Неважно, насколько сложно было с ней общаться, я считала, что такие отношения были моей виной, на искупление которой времени уже не оставалось. Рак мозга быстро и безжалостно убивал ее.

Я ненавидела наши отношения и злилась на то, что она умерла, как и отец, скончавшийся в одиночестве ужасной и печальной смертью. Меня переполняла ярость по отношению к Богу за то, что он допустил такую несправедливость. Злость переполняла меня, потому что было слишком страшно скорбеть. В итоге я впала в оцепенение и надолго замкнулась в себе. За первые три месяца после смерти мамы я набрала почти тридцать килограммов. «Я тебе покажу, как я сердита, — я сделаю себе больнее». Хоть со спиртным было и покончено, мне было очень больно, и я усугубляла ситуацию тем, что постоянно ела, чтобы заглушить свои чувства.

Потом больше не было ни злости, ни печали, я просто поддалась отупляющему оцепенению, которое считала исцелением. Во время бесед о моих родителях в кабинете врача я теряла сознание на полуслове и приходила в себя, когда она говорила: «Сеанс окончен». Мой доктор была доброй и сострадательной женщиной, и мне нужны были ее приемы. Затем со временем я перестала калечить себя и позволила себе освободиться.

С годами исцеление было достигнуто. Усердно работая над собой, я во многом изменилась: перестала испытывать стыд по поводу изнасилования, избавилась от психологических последствий и чересчур эмоционального поведения. Я считала, что всех простила, включая саму себя, загладила свою вину и обнаружила, что в жизни есть чудеса. Я больше не являлась заложницей прошлого. Так и было, но что-то все же оставалось — какой-то смутный стыд, касающийся мамы и папы, который я осознавала, но о котором редко говорила.

e-puzzle.ru

Дата добавления: 2015-07-10