Воспринимаемый мир

Собственное тело занимает в мире то же место, что и сердце в организме: оно постоянно поддерживает жизнь в видимом нами спектакле, оно его одушевляет и питает изнутри, составляет вместе с миром единую систему. Когда я прохаживаюсь по своей квартире, различные аспекты, в коих она является мне, не смогли бы быть для меня чертами одного и того же, если бы я не знал, что каждое из этих качеств представляет собой все ту же квартиру, увиденную с той или иной точки, если бы я не осознавал своего собственного движения и идентичности своего тела во всех фазах движения. Я могу, очевидно, мысленно окинуть взглядом свою квартиру, вообразить ее или нарисовать ее план на бумаге, но даже тогда я не смог бы ощутить объект в его единстве без посредничества моего телесного опыта, так как то, что я называю планом — это только некая более подробная перспектива, это та же квартира, «увиденная сверху»; и если я могу подытожить в ней все знакомые мне перспективы, то только при том условии, что я знаю, что один и тот же наделенный телесностью субъект может видеть попеременно с самых различных позиций. Мне, возможно, возразят, что перемещая объект в пространство телесного опыта в качестве одного из полюсов этого опыта, мы отнимаем у него именно то, что и составляет его объектность, С точки зрения моего тела я никогда не воспринимаю как равные шесть граней куба, даже если этот Последний из стекла, и тем не менее слово «куб» имеет определенный смысл; куб сам по себе, действительный куб, Независимо от того, как мы его ощущаем, имеет шесть своих Равных граней. По мере того как я обхожу его со всех сторон, я вижу, как лицевая грань, которая была квадратом, деформируется, потом исчезает, в то время как другие грани по очереди появляются и становятся квадратами. Но развертыва­ние этого опыта — для меня только возможность осмыслить куб в его целостности с его равными и рядоположенными гранями и умопостигаемую структуру, которая передает его сущность. Более того, чтобы мои перемещения вокруг куба мотивировали суждение «вот куб», нужно, чтобы эти пере­мещения сами фиксировались в объективном пространстве, и, таким образом, отнюдь не сам по себе опыт движения обусловливает положение определенного объекта, но, напро­тив, мысля свое собственное тело как движущийся объект, я могу расшифровать восприятие и собрать настоящий куб. Собственно опыт движения, таким образом, был бы чем-то вроде психологического обстоятельства восприятия и не учас­твовал бы в определении смысла объекта. Объект и мое тело составляли бы именно некую систему, но следовало бы говорить, скорее, о пучке объективных корреляций, а не о, как мы говорили только что, совокупности пережитых соот­ветствий. Единство объекта было бы осмыслено, но не испытано, как коррелятив единства нашего тела. Но может ли объект быть таким образом отделен от реальных условий, в которых он нам дан? На уровне рассуждения можно объеди­нить понятие числа шесть, понятие «грань» и понятие равенства и связать их в одной формулировке, которая и является определением куба. Но это определение скорее ставит перед нами еще одну проблему, нежели дает что-либо конкретное для размышления. Преодолеть слепое символичес­кое мышление можно, только воспринимая отдельное прост­ранственное тело, которое обладает совокупностью своих предикатов. Речь идет о том, чтобы нарисовать в уме эту специфическую форму, которая ограничивает участок прост­ранства между шестью равными гранями. Однако если слова «ограничивать» и «между» имеют для нас какой-то смысл, то они его заимствуют у нашего опыта воплощенных субъектов. В пространстве самом по себе, без присутствия психофизи­ческого субъекта, нет никакого направления, никакого «внут­ри» и «снаружи». Пространство «заключено» между гранями куба, как мы заключены в стенах нашей комнаты. Чтобы быть в состоянии помыслить куб, мы занимаем положение в пространстве, либо на его поверхности, либо в нем, либо вне его, и с этого момента мы его видим в перспективе. Куб о шести равных гранях не только невидим, но еше и немыслим; именно таким был бы куб для себя самого; но куб существует не для себя самого, поскольку он есть объект. Существует догматизм первого порядка, от которого мы избавляемся при помощи рефлексивного анализа и который заключается в утверждении, что объект есть объект в себе, либо в абсолютном измерении, не задаваясь вопросом о том, что же он есть на самом деле. Но есть и другой догматизм, который заключается в утверждении, что объект изначально имеет значение, не задаваясь вопросом о том, как это значение проникает в наш опыт. Рефлексивный анализ подменяет абсолютное существование объекта мыслью об абсолютном объекте и, желая обозреть его с высоты полета и помыслить его помимо конкретной точки зрения, он разрушает внут­реннюю структуру объекта. Если существует для меня куб о шести равных гранях и если я могу воссоединиться с ним, то дело не в том, что я его постулирую из меня самого, дело в том, что я погружаюсь в толщу мира посредством перцептив­ного опыта. Куб о шести равных гранях — это предельная идея, при помощи которой я выражаю телесное присутствие куба, находящегося здесь, перед моими глазами, в моих руках, в его перцептивной очевидности. Грани куба — это не его проекции, а на самом деле грани. Когда я воспринимаю их одну за другой, в соответствии с тем, как они явлены в восприятии, я не конструирую идею геометрического, которая обнаруживает смысл этих перспектив, ибо куб — уже тут, передо мной, и проявляется через них. У меня нет необходи­мости рассматривать объективно и учитывать мое собственное движение, и когда по явлению объекта я реконструирую его подлинную форму, оно уже учтено, вновь явленное составляет единое целое с проделанным мною движением и дано нам как явление куба. Вещь и мир даны мне вместе с частями моего тела, не в некоей «естественной геометрии», но в своего рода живом соединении, сравнимом или, скорее, идентичном тому, которое существует между частями самого моего тела.

Внешняя перцепция и перцепция собственного тела меня­ются вместе, потому что они суть две стороны одного и того Же акта. Уже давно пытаются объяснить знаменитое заблуж­дение Аристотеля, признавая, что необычное положение паль-Цев руки делает невозможным синтез их ощущений: правая сторона среднего пальца и левая сторона указательного обычно Не «трудятся» вместе, и если оба они затронуты одновременно, то для этого нужны, вероятно, два шарика. В действительности ощущения двух пальцев не только различены, они противоположны: субъект приписывает указательному пальцу ощущения среднего, и наоборот, как можно это продемон­стрировать при взаимодействии пальцев с двумя стимулами различной природы, например, с острым и с круглым пред­метом.¹ Иллюзия Аристотеля — это прежде всего своего рода расстройство телесной схемы. То, что делает невозможным синтез двух актов тактильной перцепции в одном объекте, так это не столько необычное или редко встречающееся положение пальцев, сколько то, что правая сторона среднего пальца и левая сторона указательного не могут совместно участвовать в открытии объекта, что переплетение двух пальцев, как не­естественное движение, превосходит моторные возможности самих пальцев и не может быть запрограммировано ни в каком проекте движения. Синтез объекта происходит, следовательно, посредством синтеза собтвенного тела, будучи его слепком или коррелятом; и восприятие одного-единстве иного шарика — это буквально то же самое, что и обладание двумя пальцами как единым органом. Расстройство телесной схемы может даже прямо проявиться во внешнем мире без опоры на какой-либо стимул. В геотоскопии, прежде чем увидеть самого себя, субъект испытывает всегда состояние сновидения, грезы или тревоги, и собственный образ, который является ему извне, — это только оборотная сторона этой деперсонализации.² Боль­ной ощущает себя двойником, который находится «вне его», как в лифте, который внезапно останавливается при подъеме, я чувствую, будто субстанция моего тела ускользает из меня через голову и преодолевает пределы моего объективного тела. Именно в своем собственном теле больной ощущает прибли­жение этого Другого, которого он в глза никогда не видел, как нормальный, чувствуя какое-то «жжение» в затылке, понимает, что кто-то сзади смотрит на него.³

¹ Tastevin, Ciermac, Schilder. Цит. по: Lhermitte. L'lmage de notre Corps. P. 36 и след.

² Lhermitle. L'lmage de notre Corps. P. 136-188. Ср.: Р. 191: «Субъект в продолжение автоскопии* охвачен чувством глубокой тоски, масштаб которой достигает собственно образа двойника, и он кажется охваченным теми же эмоциональными движениями, что и оригинал»; «его сознание, кажется, ушло в другое место». Ср. также: Menninger-Lerchental. Das TruggebHde der eigenen Gestalt. S. 180: «Внезапно я ошутил, что был вне моего тела».

³ Jaspers. Цит. по: Menninger-Lerchenthai Ibid. S. 76.

Соответственно определенная форма внешнего опыта предполагает и вызывает определенное осознание собственного тела. Многие больные говорят о каком-то «шестом чувстве», которое, вероятно, провоцирует их галлюцинации. Испытуемый Страттона, поле зрения которого было объективно перевернуто, видит сперва объекты вниз головой; на третий день эксперимента, когда объекты начинают вновь принимать вертикальное положение, он охвачен «странным впечатлением, оттого что видит огонь затылком».¹ Дело в том, что существует непосредственная эквивалентность между ориентацией поля зрения и осознанием самого тела как хозяина этого поля, так что экспериментальное преобразование может выразиться либо в переворачивании феноменальных объектов, либо, что то же самое, в перерасп­ределении функций органов чувств. Если субъект приспосаб­ливается видеть на большие расстояния, все близкие ему объекты, включая его собственный палец, представляются удвоенными. Прикасаются ли к нему или укалывают его, он воспринимает удвоенные контакт или укол.²

¹ Stratton. Vision without inversion of the retinal image // Psychological Review. 1896. P. 350.

² Lhermine. L'lmage de notre Corps. P. 39.

Диплопия*81* про­должается, следовательно, в некоем удвоении тела. Всякое внешнее восприятие — это в то же время определенное восприятие моего тела и, как и всякое восприятие моего тела, выражается на языке внешнего восприятия. Так что если тело, как мы это видели, не некий прозрачный объект и оно не дано нам, как круг дан геометру в соответствии с законом его строения, если оно — это своего рода выразительное единство, которое можно научиться понимать, лишь обладая им, то эта структура сразу проявится в чувственном мире. Теория телес­ной схемы — это имплицитно теория восприятия. Мы вновь научились чувствовать наше тело, мы вновь обрели под объективным и отстраненным знанием тела это другое знание, которое мы имеем о нем, поскольку оно всегда с нами и поскольку мы — тела. Теперь нужно будет подобным же образом пробудить жизненный опыт, каковым он нам являет­ся, поскольку мы сами существуем в мире посредством нашего тела и воспринимаем мир при помощи нашего тела. Но вновь обретая таким образом контакт с телом и с миром, мы обретем и самих себя, поскольку, если я воспринимаю при помощи тела, тело — это естественное «я» и, так сказать, субъект восприятия.

Дата добавления: 2015-07-10