III. Крестовые походы и их последствия

Паломники и папы долго оплакивали бедственное положение христиан в Иерусалиме; возвещали близкий конец мира, а Григорий VII утверждал, что пятьдесят тысяч человек готовы уже двинуться в поход ко гробу господню, если он сам пойдет впереди них. Наконец одному пикардийцу, Петру Отшельнику, удалось, сговорившись с Симеоном, патриархом Иерусалимским, убедить папу Урбана II перейти от слов к делу. Было созвано два собора, и на втором папа произнес речь, выслушав которую, народ, как один, яростно завопил: «Того хочет бог!» Итак, тьма народу была отмечена красным крестом на правом плече; во всех пределах римского христианства стали проповедовать священный крестовый поход, а его участникам даровали немало свобод. Не спрашиваясь у своего господина, они могли продавать или отдавать в залог свои земли (духовенству, принимая во внимание бенефиции, эта привилегия была дана на три года), и личность, и имущество крестоносца поступало под защиту и покровительство церкви, на них распространялась церковная юрисдикция, крестоносцы пользовались правами духовных лиц; на время Священной войны они были освобождены от всех налогов и податей, от уплаты долгов и процентов, получили отпущение всех грехов. Собралось неимоверное множество благочестивых, неистовых, легкомысленных, беспокойных, развратных, мечтательных, обманутых людей всех классов и сословий, даже обоих полов, был произведен смотр воинства и Петр Отшельник зашагал впереди трехсоттысячной толпы, босой, в длинном монашеском капюшоне. Он не мог сдерживать людей, и они грабили всюду, куда приходили; венгры и болгары собрались и прогнали их в леса; в Константинополь Петр пришел с тридцатью тысячами, в самом печальном виде. За ним. следовал священник Готтшальк с пятнадцатью и граф Эмих с двумястами тысячами человек. Священный поход начался с кровавого погрома иудеев, которых убито было в нескольких рейнских городах около двенадцати тысяч; в Венгрии их рубили или топили. Первая распутная толпа во главе с отшельником, усиленная итальянцами, была переправлена в Азию, начался голод, и всех крестоносцев, несомненно, поубивали бы турки, если бы не прибыл, наконец, Готтфрид Бульонский с регулярным войском и цветом европейского рыцарства. У Халкедона был произведен смотр войска— пятьсот тысяч пеших, сто тридцать тысяч конных составляли его; с невероятным риском, с великим трудом были заняты Никея, Таре, Александрия, Эдесса, Антиохия и, наконец, был взят Иерусалим, Готтфрида Бульонского единодушно избрали королем. Брат его Балдуин стал графом в Эдессе, Боэмонд, принц Тарентский,— князем Антиохийским, Раймонд, граф Тулузский,— графом Триполитанским, а кроме них в этом походе прославились все те герои, которые воспеты в бессмертной поэме Тассо. Меж тем одна беда за другой сыпалась на голову крестоносцев, маленькая империя должна была обороняться против целых туч турок с

591

Востока, против арабов со стороны Египта — и оборонялась с непостижимым мужеством и дерзновенностью. Но прежние герои умерли, королевство Иерусалимское оказалось под опекой, князья и рыцари рассорилисо между собой, в Египте власть захватили мамелюки, и смелый, благородный Саладин все больше и больше теснил вероломных и испорченных христиан, в конце концов захватил Иерусалим и уничтожил крошечное королевство, которое вело призрачное существование и еще не успело отпраздновать свой столетний юбилей.

Все походы, которые когда-либо предпринимались с целью захватить Иерусалим, были с тех пор безуспешны, а маленькие княжества перестали существовать еще раньше или испытали судьбу Иерусалима. Эдесса только пятьдесят лет была в руках христиан, и спасти ее не мог устрашающий по своей грандиозности второй крестовый поход, в котором участвовало двести тысяч человек и который в ответ на боевой клич, брошенный святым Бернардом, предпринят был императором Конрадом III и французским королем Людовиком VII.

В третий крестовый поход против Саладина отправились три могучих державы — император Фридрих I, король французский Филипп Август и английский король Ричард Львиное Сердце; первый утонул в реке, а сын его умер, двое других, завидуя чужой славе,— особенно франк завидовал бритту,— не смогли завоевать ничего, кроме Акры. Забыв о данном слове, Филипп Август вернулся на родину, а Ричард Львиное Сердце, который не мог в одиночку противостоять могущественному Саладину, вынужден был, против воли, последовать за ним. А возвращаясь на родину в одежде пилигрима, он имел несчастье быть задержанным в Германии герцогом Леопольдом Австрийским, который, помня о якобы нанесенном ему под Акрой оскорблении, подло предал Ричарда императору Генриху VI; этот же, поступив еще более подло, целых четыре года продержал английского короля в строгом заключении, пока Ричард не откупился ста тысячами марками серебра; весь мир был возмущен столь низким, противным рыцарским обычаям поведением императора.

В четвертом крестовом походе французы, немцы и венецианцы под предводительством графа Монферратского так и не дошли до Палестины: своекорыстные, мстительные венецианцы направляли путь крестоносцев, они захватили Зару и подплыли к стенам Константинополя; началась осада императорской столицы — император бежал, Балдуин, граф Фландрский, стал латинским королем Константинополя, империю и добычу делят между собой победители и самую богатую долю награбленного — владения на Адриатическом, Черном и Греческом морях — получают венецианцы. Во главе похода становится король Кандийский, продавший свой собственный остров жадным до добычи союзникам; вместо земель по ту сторону Босфора он получает королевство Фессалоникийское. Появляются княжество Ахейское, герцогство Афинское, где управляются французские бароны, венецианская знать приобретает герцогство Наксес, Негропонт; появляются на свет божий пфальцграф Зантийский и Кефалоникийский, как свалившаяся с неба добыча греческая империя распродается с молотка. Зато

592

потомки греческого императорского дома основывают империю в Никее, основывают герцогство Трапезунтское, которое тоже именуется впоследствии империей, основывают деспотию в Эпире и ее впоследствии тоже называют империей. Поскольку новым латинским императорам Константинополя осталось так мало земли, то эта слабая, всеми презираемая империя едва просуществовала полвека; никейские императоры вновь завладели древней столицей, а в конце концов все эти фантастическим способом приобретавшиеся владения оказываются в руках у турок.

Пятый крестовый поход, которым руководили немцы и венгры, был совсем маломощным. Три короля — венгерский, кипрский и иерусалимский (по названию) — окружили вместе с гроссмейстерами рыцарских орденов гору Фавор — враг окружен, победа в руках, — но нет, раздоры и зависть отнимают победу, и недовольные крестоносцы возвращаются восвояси.

Император Фридрих II, которого не оставляет в покое папская курия, направляет в Палестину флот, идут переговоры о выгодном перемирии, папский легат мешает его заключению, а когда император против своей воли берет на себя руководство военными действиями, папа делает неразумный шаг, отлучает его от церкви, вероломно нападает на владения императора, пока того нет в Европе, и заведомо обрекает поход на неудачу. Император заключает перемирие с багдадским султаном, который уступает Палестину и Иерусалим, но гроб господень остается в руках сарацин в виде вольного пристанища для всякого паломника.

Но и такое двоевластие продолжается в Иерусалиме только пятнадцать неполных лет, и святой Людовик, предпринявший седьмой, самый несчастливый крестовый поход, не может спасти положения. Сам король вместе с войском попадает в Египте в руки неприятеля, он вынужден заплатить за себя огромный выкуп, позднее он погибает во время другого столь же бесполезного и неудачного похода против мавров в Тунисе. Печальный пример его наконец подавил в людях неразумное влечение — устраивать священные военные походы в Палестину, и последние места, которые оставались еще в руках христиан,— Тир, Акра, Антиохия, Триполи — постепенно перешли к мамелюкам. Так всему безумию пришел конец; стоило оно Европе несказанно дорого, потеряно было много человеческих жизней и средств, а каков успех^7*?

Обычно так много благих последствий относят на счет крестовых походов, что если разделять такое мнение, то пришлось бы пожелать, чтобы хотя бы раз в пятьсот лет наш материк охватывала подобная лихорадка, потрясающая и возбуждающая все члены тела; однако, если присмотреться лучше, то окажется, что большинство последствий, на какие обычно указывают, происходит не от крестовых походов,— по крайней мере, не от них одних, но что среди множества толчков, которые испытала в те времена Европа, крестовые походы в лучшем случае были каким-то

^7* Мне не пришлось читать трактаты о последствиях крестовых походов, получившие награды ученых обществ, и свой взгляд я излагаю независимо от них⁷.

593

второстепенным, побочным ударом, который что-то и мог ускорить в развитии Европы, но в целом произвел дурное воздействие и, главное, был совершенно излишен для европейцев и их умственных сил. Выдумывать, будто семь совершенно разных походов, предпринятых на протяжении двухсот лет из самых разных стран, по самым различным побуждениям, составляют главный источник исторических событий, и только потому, что все эти походы называются одинаково,— это чистейшая фантазия и мираж.

1. Мы видели, что торговля с арабскими странами была доступна для европейцев и до крестовых походов — они вполне могли воспользоваться торговлей подобающим, приличным образом и расширить ее, не прибегая к грабительским походам. От походов выиграли перевозчики, ростовщики и поставщики, но всю свою выгоду получили они от христиан — в своих крестовых походах против их имущества. А все, что было отнято у греческой империи, было позорным купеческим грабежом — купцы грабили, а империя была в итоге так ослаблена, что Константинополь без труда достался турецким ордам. Лев Святого Марка в Венеции своим четвертым крестовым походом обеспечил присутствие турок в Европе, в противном случае они никогда не смогли бы распространить свои владения так далеко. Правда, генуэзцы помогли императорскому роду занять трон, но империя была разъединена, ослаблена, туркам нетрудно было победить ее, а тогда и венецианцы, и генуэзцы потеряли и лучшие свои владения на Средиземном и Черном морях и лишились всей своей торговли с тамошними местами.

2. Не рыцарство возникло благодаря крестовым походам, а крестовые походы благодаря рыцарству — уже в первом походе цвет французского и норманнского рыцарства появился в Палестине. Напротив, крестовые походы повлекли за собою лишь одно то, что подлинный цвет рыцарства был погублен и настоящие рыцари — с мечом в руках — превратились в рыцарей на гербовой бумаге. Получалось так, что в Палестине многие надевали шлем, кто в Европе не посмел бы сделать этого,— из Палестины привозили дворянские звания и гербы, эти звания и гербы переходили к наследникам, и так в Европе появилось новое сословие — гербовое, а потом и жалованное дворянство. Поскольку численность прежнего, настоящего дворянства, древних династий, сокращалась, то новое, жалованное дворянство тоже мечтало о земельных владениях и родовых привилегиях, и новые дворяне старательно подсчитывали предков, приобретали титулы и привилегии, так что спустя немного поколений и они тоже начинали называться древним дворянством, хотя и не имели ничего общего с древними родами, которые по сравнению с ними были настоящими царями. В Палестине каждый, у кого в руках был меч, мог стать рыцарем; первые крестовые походы были годами больших вольностей для Европы. Вскоре оказалось, что новое, служивое дворянство приходится весьма кстати для растущей монархии, которой удавалось умно воспользоваться ими против остатков прежних высокородных вассалов. Так одна страсть пожирает другую, и одна видимость — другую; служащее дворянство постепенно свело на нет древнее рыцарство.

594

3. Ясно и не требует доказательств то, что учрежденные в Палестине духовные ордена не послужили на пользу Европе. Они до сих пор живут старым капиталом — тем, что было некогда посвящено гробу господню, то есть цели, для нас совсем уж нереальной. Госпитальерам было положено давать кров паломникам, ухаживать за больными, услуживать прокаженным; теперь это высокомерные иоанниты наших дней. Когда дворянин из Дофинэ Раймонд Дюпри ввел среди них новый обет — сражаться с оружием в руках,— орден св. Лазаря отпал и остался при первом правиле, Тамплиеры были монахами-священниками, в течение десяти лет жили подаяниями, охраняли паломников на пути ко гробу господию, но, наконец, они умножили свое состояние, переменили устав, рыцарям были приданы оруженосцы, ордену — служащие ему братья. Наконец, Немецкий орден был учрежден, чтобы оказывать помощь больным и раненым на поле сражения; наградой были одежда, хлеб и вода. Но разбогател и усилился и этот занятый полезным служением орден. В Палестине все ордена доказали свою храбрость и доблесть, но совершили немало предательских и вероломных поступков, однако вместе с Палестиной должно было бы окончиться и их существование. Но когда иоанниты вынуждены были оставить у страну, когда они потеряли Кипр и Родос, а Карл V даровал им скалистый остров Мальту, что же за странное поручение было дано им — и за пределами Палестины оставаться вечными крестоносцами, а за это пользоваться владениями в таких государствах, по которым ни один паломник не может прийти ко гробу господню и которые вообще не могут бороться с турками! Орден святого Лазаря Людовик VII поселил во Франции, пытаясь вернуть его к первоначальному призванию — уходу за больными; не один папа собирался упразднить его, но французские коро-ли его защищали, а Людовик XIV объединил с несколькими малочисленными орденами. Он поступил совсем иначе, нежели предок его Филипп Прекрасный, который из жадности и жажды мести жестоко искоренил тамплиеров, присвоив себе их имущества, на которые не имел ни малейших прав. И, наконец, рыцари Немецкого ордена, будучи призваны герцогом Мазовии на помощь против язычников-пруссов, получили в дар от немецкого императора все, что ни завоюют,— все это, разумеется, не при-надлежало императору,— и вот они завоевали Пруссию, объединились с ливонскими меченосцами, получили Эстландию от короля, который не умел удержать ее в своих руках, и, таким образом, воцарились на всем пространстве от Вейкселя до Двины и Невы и вели роскошную и распутную жизнь. Древняя народность пруссов была искоренена совершенно, литовцы и самоеды, кура, летты, эсты, словно стада баранов, разделены между немецкими дворянами. После длительных войн с Польшей они потеряли сначала половину Пруссии, потом всю ее целиком, потом Лифляндию и Курляндию — и осталась от них только молва: невозможно управлять завоеванной страной более спесиво, угнетать еще более жестоко, чем угнетали рыцари это побережье; если бы несли сюда свою культуру морские города, берега эти приобрели бы совсем иной вид. Вообще место трем названным орденам — не в Европе, а в Палестине. Там они были учреж-

595

дены, там определено было место их пребывания. Там надлежало им воевать с неверными, ухаживать в лазаретах за хворыми, хранить гроб господень, сопровождать паломников, лечить прокаженных. Пришел конец целям — и орденам надлежало прекратиться; имущества их принадлежат делам милосердия — прежде всего людям бедным и больным.

4. Подобно тому, как жалованное дворянство исполнило свое предназначение единственно в связи с ростом монархии в Европе, так и городская вольность, местное самоуправление, освобождение крестьян в нашей части земли объясняются совершенно иными причинами — отнюдь не безумными крестовыми походами. Если при первом приступе лихорадки всем беспутным хозяевам и должникам отсрочили уплату долгов, если вассалов и крепостных освободили от их обязанностей, если платящих налог освободили от уплаты налога, а платящих проценты — от уплаты процентов, то все это еще не утверждало прав свободы в Европе. Давно уже существовали города, права других городов были давно уже утверждены и расширены, и если ко все растущему трудолюбию, ко все расширяющейся торговле этих городов прибавилась еще, раньше или позже, свобода крестьянина,— ведь и стремление муниципиев к самостоятельности тоже было заложено в развитии поднимающегося абсолютизма, — то нам не приходится искать в Палестине того, что плывет навстречу нам в потоке всех происходящих в Европе изменений, что совершается по вполне четко выясненным причинам. Едва ли прочная европейская система зиждется на юродстве фанатиков.

5. Наукам и искусствам крестоносцы в собственном смысле слова никак не способствовали. Распутные армии, отправившиеся в Палестину, не имели о них никакого представления и не могли приобрести недостающего себе знания ни в пригородах Константинополя, ни у турок и мамелюков в Азии. Если говорить о позднейших походах, то нужно принять во внимание, сколь короткое время находились в походе войска, каким испытаниям подвергались они все то время, которое проводили они иной раз только на границах чужих стран,— и нам придется отказаться от мысли, будто они привезли оттуда какие-то великие открытия. Маятниковые часы, которые получил Фридрих II в дар от Меледина, не повлекли за собой развития гномоники⁸, а греческие дворцы, на которые пораженно глядели крестоносцы в Константинополе, не изменили в лучшую сторону европейскую архитектуру. Некоторые крестоносцы, среди них Фридрих I и Фридрих II, способствовали просвещению, но первый — еще и до того, как вообще увидел страны Востока, а второму это путешествие на Восток, где он уже провел однажды короткое время, дало лишь новый стимул продолжать править так, как правил он до тех пор. Ни один из духовных орденов не принес просвещения Европе и не способствовал просвещению.

Итак, все, что можно сказать в пользу крестовых походов, сводится к незначительным масштабам. Новое прибавлялось к уже наличному и против воли крестоносцев способствовало движению вперед.

* * *

1. Множество богатых вассалов и рыцарей отправились в Святую Землю в первых крестовых походах, но значительная часть их не вернулась на родину; это послужило поводом к тому, чтобы земли их были распроданы или слиты с другими владениями. Отсюда извлекал пользу кто мог — феодалы, церковь, города, которые существовали уже и раньше, и каждый извлекал пользу по-своему; все эти вещи не положили начало укреплению королевской власти благодаря учреждению среднего сословия, но они способствовали такому процессу и ускоряли его.

2. Люди знакомились с неизвестными им прежде землями, народами, религиями и политическими укладами; кругозор расширялся; появлялись новые идеи, новые стремления, желания. Люди начали интересоваться вещами, которые раньше оставляли без внимания, лучше научились пользоваться тем, что уже имели, а поскольку мир оказался куда более широким, чем казалось, то проснулось любопытство, желание узнать далекие страны. В первую очередь взоры всех были привлечены к Татарии, к грандиозным завоеваниям Чингиз-хана в северной и восточной Азии; сюда отправились в путешествие венецианец Марко Поло, француз Рюбрюкви, итальянец Джованни ди Плано-Карпино⁹; у каждого из них была своя цель — первый путешествовал ради торговли, второй — чтобы удовлетворить любопытство короля, третий был послан папой и цель состояла в обращении народов в христианство. Так что нет необходимой связи между этими путешествиями и крестовыми походами: путешествовали немало и до и после них. И сам Восток не стал после крестовых походов так хорошо известен европейцу, как того хотелось бы,— и до сих пор мы не можем обходиться без сведений восточных авторов, даже о тех временах, когда Сирия кишела христианами.

3. Наконец, во время своих путешествий на этот священный базар суеты европейские народы лучше узнавали друг друга, хотя узнавали и не с самой приятной стороны. Короли и князья привозили с собой, как правило, неискоренимую ненависть друг к другу; так, эти походы дали пищу новым войнам между Англией и Францией. Скверный эксперимент — попытка противопоставить соединенные силы христианской республики неверным — давал основание для подобных же войн в самой Европе, позднее они распространились по всему миру. Но если европейские нации ближе познакомились с сильными и слабыми сторонами своих соседей, то нельзя отрицать, что тем самым, в тишине и незаметно, были заложены основы новой, более общей науки о государстве и новой системы мирных и военных отношений между государствами. Каждый проникся жаждой богатств, торговых выгод, удобной и роскошной жизни — ко всему подобному грубые души легко привыкают на чужбине, завидуя другим. Поэтому лишь немногие из вернувшихся на родину могли свыкнуться с европейской жизнью, многие утратили даже и свой героический дух, стали неуклюже подражать восточным привычкам или мечтали о новых путешествиях и приключениях. Вообще говоря, любое историческое событие может произ-

597

вести на свет реальное и непреходящее благо лишь по мере заключенной в нем разумности.

Для Европы было бы ужасным несчастьем, если бы в то самое время, когда многочисленные отряды спорили в уголке Сирии о гробе господнем, Чингиз-хан с нерастраченными силами и без промедления повернул в сторону Запада. Подобно России и Польше, наша часть света стала бы добычей грабителей-монголов, и европейским нациям пришлось бы нищенствовать и уже с посохом паломника в руке отправляться за море, чтобы помолиться у гроба господня. Итак, бросим весь этот безумный фанатический вздор и вернемся в Европу — посмотрим, как постепенно очищается и складывается в ней нравственный и политический разум народов,— как то бывает всегда, самые разные вещи исторически сложно переплетаются между собой.

Дата добавления: 2015-07-10