II. Растительный мир Земли в связи с историей человечества

Флора по органическому своему строению сложнее любых почв и пород земных недр, и занимает она на Земле такую обширную сферу, что теряется и в земле, но в виде некоторых побегов и подобий она приближает-

ся и к царству животных. У растения есть нечто подобное жизни, есть возрасты жизни, есть пол, растения оплодотворяются, рождаются и умирают. Поверхность Земли сначала была готова для растений, потом уж для животных и человека; растения опережают человека и животных, и разные виды травы, плесень, мох уже льнут к тому голому камню на котором нет места для животного существа. Если рыхлая земля способна принять в себя семена растений, если луч солнца согревает их, они про-растают и умирая, приносят свои плоды, потому что прах их лучше хранит и обогревает новые растения. Так покрываются цветами и травою скалы и болота со временем превращаются в ковры из растении и цветов. И, разлагаясь, неуемная флора Земли обогревает темницу природы, и тут растут живые существа и развивается вся культура Земли.

Вот что бросается в глаза: человеческая жизнь в той мере, в какой она растительна, разделяет судьбу флоры. Как растение, человек и животное рождаются из семени, и семя, зародыш будущего дерева, тоже нуждается, чтобы вырасти, в теплой материнской оболочке. Человек формируется в чреве матери, растет там, как растение; и позже наши нервы и волокна, первые побеги и силы можно сравнивать с чувствительными органами растений. И жизнь нашу можно сравнить с жизнью растения: мы прорастаем, растем, цветем, отцветаем, умираем. И нас вызывают на свет, не спросившись нашего желания, и никто не узнаёт у нас, какого пола мы желаем быть, и от каких родителей явиться на свет, и на какой почве, тощей или тучной, хотим мы жить, и от какого внутреннего или внешнего повода умереть. Во всем этом человек следует высшим законам и, подобно растению, ничего не знает о них и даже служит им всеми своими самыми сильными стремлениями и влечениями. Пока человек растет, пока соки кипят в нем, мир кажется ему радостным, широким! Он протягивает ветви свои во все стороны, думает, что дорастет до неба. Природа увлекает его жизнью, силы его бодры, он энергичен, он неутомимо трудится и усваивает те умения, которые пожелала развить в нем природа, выращивая его в поле или на огородной грядке. Но вот природа достигла своих целей — и постепенно оставляет человека. В цветущую весеннюю пору, в годы нашей юности — как изобильна повсюду природа! Кажется, своими цветами она хочет усадить целый новый мир! Но прошло несколько месяцев — и все совсем иначе: половина цветов опала, несколько жалких сухих плодов завязалось и зреет. Все дерево трудится и напрягается, чтобы они созревали, — но вот уже начинают засыхать листья. Дерево сыплет свои блеклые волосы, оплакивая покинувших его детей, — голые ветви торчат, но и сухие ветви ломает буря, и наконец дерево падает на землю, и лишь немногий флогистон переходит в душу природы. Разве не то же самое человек, если посмотреть на него как на растение? Какая безмерность надежд, какие ожидания, какая жажда деятельности наполняет неясными и живыми предчувствиями юношескую душу! Всего ждет он от себя, и именно потому все удается ему, ибо удача — верная спутница юных лет. Но прошло несколько лет — и все переменилось вокруг, потому что переменился сам человек. Самое малое исполнил он из того, что хотел испол-

нить, и он радуется, если не обязан исполнить задуманного уже теперь, не ко времени, елси может жить спокойно и тихо. В глазах высшего существа все деяния человека на Земле стольк же весомы, по крайней мере стольк же определенны и четки, как деяния и предприятия любого дерева. Человек развивает в себе то, что способен развить, и овладевает тем, над чем способен взять верх. Он гонит стебель, растит побеги, выращивает плоды и сеет новые деревья, но он не может сойти с места, на которое поставила его природа, и неоткуда взять ему сил, которых природа не вложили и него.

Но главное, что ущемляет гордость человека, так это то, что самыми сладостными порывами своей души, которые именует он любовью и в которых он проявляет такую разборчивость и так следует своим желаниям, он — столь же слепо, как растение, — служит законам природы. И чертополох, как говорится, красив, когда цветет, а цветение, это мы знаем, у растений пора любви. Чашечка цветка — постель, венчик — занавес, другие части — детородные органы, которые природа выставила у этих невинных творений напоказ, укрясив их пышно и прекрасно. Чашечка цветка — одр Соломонов, чаша прелести, восхищающая и другие существа. Почему природа все так создала, почему, связывая людей любовью, она вплела и узы любви самые прелестные свои сокровища, какие нашлись в поясе красоты ее? Великая цель природы — вот чего надлежит достигать, а не мелких целей чувственного существа, разукрашенного природой, — цель эта — продолжение жизни, сохранение рода. Природе, нужны зародыши и семена, ей нужно бесконечно много семян, ибо шаги ее величественны — она тысячу разных целей преследует в один миг. И она должна считаться с потерями, ибо все живое теснится и ни для чего нет места, чтобы развиться полностью. И природа отнесла время любви к периоду юности и зажгла факел свой от самого тонкого и пылкого пламени, какое нашлось между небом и землею, — для того чтобы в мнимом своем расточительстве не утерять самого существенного, первой свежести жизненных сил, и предотвратить все неожиданности в судьбах теснящихся на узком пространстве живых существ. Приходит пора юности, и расцветают неведомые ранее стремления, о которых не подозревали ребенок и подросток. Взор оживает, голос мужает, ланиты девушки розовеют — два юных существа ищут друг друга и не знают, чего им надо, они томятся, желая соединиться, но отказала им в этом строго разделяющая природа, и они носятся по морю обмана. О творения человеческие! Сладостен ваш обман, наслаждайтесь своею порой, но знайте, что не ваши маленькие сны, но что природа мило и изящно принуждает вас исполнить величайшие преднамерения свои. В первых двух особях всякой живой породы, в самце и самке, природе угодно было посеять все грядущие поколения; вот почему в мгновения бодрости и наслаждения отбирала природа и соединяла животворящие семена жизни, — отнимая что-либо у живого существа с его существованием, природа хотела отнять как можно незаметнее, отнять кротко и мягко. А когда жизнь рода обеспечена, природа постепенно выпускает индивида из рук своих. Едва прошло время совокупления, и лось теряет свои великолепные рога.

42

птицы перестают петь, оперение их бледнеет, рыбы утрачивают свой вкус, растения — лучшие краски. У бабочки выпадают крылья, и дыхание оставляет ее — а, не потеряв сил своих, в одиночестве, она прожила бы с полгода. Если молодое растение не цветет, оно выдерживает зимнюю стужу, а если цветет слишком рано, то погибает. Банановое дерево (муза) иногда растет до ста лет, но если оно расцветает, то никакое уже искусство, никакой опыт не спасут его, и на следующий год пышный ствол его погибнет. Зонтичная пальма за 35 лет достигает высоты в 70 футов, потом, за следующие четыре месяцы, вырастает еще на 30 футов, цветет, приносит плоды и умирает в том же году. Таковы пути природы, она одно живое существо выводит из другого; река течет, а волны теряются одна в другой.

* * *

Наблюдая за распространением и перерождением растений, мы замечаем известные закономерности, которые можно применить и к творениям, стоящим выше, — они, эти закономерности, подготавливают нас к постижению перспектив и законов всей природы. Всякое растение растет в своем климате, то есть требует не только известной почвы, но и растет на определенной высоте, при таких-то особенностях воздуха, воды, при таком-то тепле. В недрах земли все хаотически перемешано, и хотя свойства и горных пород, и металлов, и кристаллов объясняются свойствами земли, в которой они выросли, почему и получаются иногда самые странные различия между ними, то все же в царстве Плутона люди лишены возможности общего географического обзора всей Земли и не пришли еще к открытию основных принципов, как в прекрасном царстве Флоры. Итак, ботаническая философия ^1*, упорядочивающая растения по высоте, на которой они растут, по характеру почвы, по особенностям воздуха, воды, тепла, очевидным образом подводит нас к той философии, что упорядочивает подобным же образом мир животных и человека.

Все растения встречаются на Земле в дикорастущем состоянии, и наши культурные сорта тоже вышли из чрева польной природы и растут лишь в известных широтах, достигая полного совершенства. То же — животные и человек, ибо каждая порода людей естественным образом складывается и растет лишь в подобающей ей области Земли. На каждой почве, на всяких горах, в каждой атмосферной зоне, в своем холоде и тепле растут свои растения. На скалах Лапландии, в Альпийских горах, на Пиренеях растут, несмотря на расстояния, все те же или похожие травы; и похожие дети

1* «Ботаническая философия» Линнея¹ (Linnaei philosophia botanica) — классический образец для нескольких наук; если бы у наас была в этом же роде philosophia anthropologica, написанная кратко и с должной многогранностью и точностью, то в наших руках была бы нить, которой могло бы следовать всякое новое наблюдение. Аббат Сулави в своей книге «Hist. naturelle de la France meridionale» (т. II, ч. 1) дает нам «очерк всеобщей физической географии растений» и обещает такой же очерк о животных и о человеке.

вырастают в Северной Америке и северных частях Татарии. На таких нагорьях, где ветер нещадно рвет растения, где лето коротко, растения мельче, но зато дают множество семян, а если пересадить их в сад, то они вырастут длиннее и листья их будут крупнее, но семян они дадут меньше. Всякому ясно, как напоминает это животных и человека. Все растения любят свободу; в оранжереях они склоняют свои головы в ту сторону, откуда падает свет, а иногда и просовываются через отверстия наружу. В закрытом помещении, в тепле растения вырастают выше, пышнее, но они и бледнее, и плодов у них меньше, а если вдруг пересадить их на волю, то они теряют листья. Не то ли самое будет с людьми, если культура нежит, хо-\ит и неволит их? Иная почва, другой воздух порождают новые разновидности растений, но то же можно сказать о животных и о людях; растения могут выиграть в красоте, в форме листьев, в числе стеблей, но теряют силу к продолжению рода. Не то ли самое у людей и животных (если отвлечься от разницы в силах и степени сложности)? Растения в теплых зонах разрастаются и становятся целыми деревьями, а в холодных странах они хиреют и дают карликовые побеги. Одно растение — для моря, другое — для болота, третье — для родников и озер; одно любит снег, другое — ливни, какие бывают в жарких странах, и все это налагает свой отпечаток на их форму, на их строение. Не можем ли мы ожидать подобных различий, когда перейдем к органическому зданию человека? Ведь и мы в какой-то мере тоже растения?

Особенно приятно наблюдать, что растения своеобразно считаются с временами года, даже и с временем суток, лишь постепенно привыкая к чужому климату. Ближе к полюсу рост их замедляется, но созревают они там быстрее, потому что лето наступает позже и летняя погода сильнее действует на них. Растения, которые привозят в Европу из южных стран, в первое лето созревают позже, потому что ждут обычного для их климата солнца; на второе лето они созревают уже быстрее, постепенно привыкая к новым для них широтам. В искусственном климате оранжереи каждое растение придерживается тех сроков, в которые росло оно на родине, хотя иной раз и растет в Европе лет пятьдесят. Растения с мыса Доброй Надежды цветут зимой, потому что лето в Южном полушарии бывает тогда, когда у нас — зима. Мирабилис уветет ночью, и, как предполагает Линней, потому, что на его родине, в Америке, в эту пору — день. Так всякое растение придерживается своих сроков, когда раскрывается и закрывается, строго выдерживает часы. «Цветы словно знают, что для роста им нужны не только тепло и вода», — так пишет философ-ботаник^2*3, и, несомненно, рассуждая об органических различиях, существующих между людьми, об акклиматизации человека в чуждых ему зонах, следует думать тоже не об одном только холоде и тепле, особенно когда сопоставляют два полушария Земли.

^2* «Работы Шведской Академии наук», т. 1, с. 6 ел.

* * *

И наконец, если заговорить о том, как человек и растение сосуществуют, как они живут вместе друг с другом, то тут откроется перед нами целое поле замечательных явлений, — если бы мы только могли идти по нему! Уже давно был изящно замечено^3*, что растения точно так же, как и мы, люди, не могут жить в чистом воздухе, но что они впитывают как раз горючее вещество, флогистон, убивающее животных и во всх животных телах способствующее гниению! Замечено было, что это полезное свое дело, очищение воздуха, растения производят не с помощью тепла, а с помощью света, так что впитывают они даже холодный свет Луны. Благотворные дети Земли! Разрушающие наше тело вещества, отравленное наше дыхание вы впитываете в себя, и нежнейшая среда, воздух, должна помочь вам соединить эту отраву с вашей тканью, и вы выпускаете наружу чистый воздух. Вы поддерживаете здоровье в существах, которые губят вас, и, умирая, вы продолжаете творить благое дело — вы оздоровляете землю и умножаете ее плоды.

Если бы растения и достигали только этих двух целей, как переплелось бы уже их тихое существование с жизнью животных и человека! Но как многообразно сплетается история царств природы, какая новая между ними связь: ведь растения — это и самая изобоильная пища для животных, а в истории человеческого рода с его столь различным образом жизни так много зависело от того, чтоо выберет человек себе в пищу — растения, животных и т.д. Самые спокойные и, если можно так сказать, самые человечные животные питаются растениями, а в характере народов, которые питаются растениями или хотя бы предпочитают растительную пищу мясной, тоже замечет такой же здоровый покой, светлый нрав и беззаботность. А плотоядные животные по природе своей гораздо более дики; человека, существо всеядное, по крайней мере, не обязан быть плотоядным животным, о чем говорит строение его зубов. Часть народов, населяющих Землю, как и в давние времена, питаются молоком и растениями, а какое богатство пищи предоставила им природа: одно дерево может иной раз прокормить целую семью — это и сердцевина, и сок, и плоды, и даже кора и ветви растений! Всякой области Земли чудесным образом дано природой все необходимое для нее; и то, что растение даст, но и то, что оно притянет к себе и возьмет. Так, растения живут флогистоном, то есть испарениями, среди которых встречаются вреднейшие для нашего организма, а потому и противоядие, которое вырабатывают они, согласуется с особенными условиями, существующими в каждй стране, и для животных тел, склонных к гниению, растения готовят именно то целебное средство, которое излечивает обычные для этой местности болезни. Вот почему человеку не следует желоаваться на ядовитые растения, ведь они отводят яды, то есть наиболее благотворны для целого края, а в руках человека и нередко уже в руках природы такие яды превращаются в наиболее действенные противоядия. И если случалость так, что люди совершенно искоренили в той или

^3* «Опыть с растениями» Ингенхауса⁴, Лейпциг, 1780, с. 49

иной области один из видов растении или животных, то редко не наносило это очевиднейшего ущерба живому миру в целом — и разве не снабдила природа и каждую породу животных, и человека органами и чувствами, для того чтобы они умели выбирать полезные для себя травы и обходить вредные?

Приятно бродить между деревьев и трав, изучая, как великие законы природы определяют полезность их, влияние на жизнь животных и людей в каждой стране, в каждой области Земли. Но мы удовольствуемся в дальнейшем тем. что будем срывать лишь некоторые цветы на этом неизмеримо обширном поле, а любителю и знатоку выскажем свое пожелание, чтобы была у нас приспособленная к истории человечества общая ботаническая география.

Дата добавления: 2015-07-10