Захват левой

Когда я в очередной раз с разбитым носом проходил мимо дома фронтовика Горбача, он взял меня за руку и спросил: «Ну что, Олег, тебя снова побили?» «Да, дядя Вася, побили», – грустно вздохнул я. «И ты что, не можешь дать сдачи?» – теребил меня бывший полковой разведчик. «Ну почему, могу. А вот перед теми, кто повыше меня и постарше, я пасую, не хватает силёнок». «Зря ты так думаешь и их можно бить!» - загорелся фронтовик и от волнения даже закурил.

«Так вот, Олежка, есть один очень простой «приёмчик», я его называю «захват левой». Я этим способом брал голыми руками даже вооруженного немца», - ударился в воспоминания дядя Вася. «Так это же на войне!» - возразил я ему и добавил: «А мне это сейчас зачем?». «Не зарекайся, в жизни всякое бывает!» - бросил недокуренную сигарету Горбач и подошёл ко мне: «Сейчас мы с тобой будем танцевать». «Я что, вам, девка что ли?» - отшатнулся я назад. «Если тебя бьют, то ты точно баба», – насупился фронтовик. Это меня задело, и я перестал сопротивляться.

Подойдя ко мне вплотную, Горбач скомандовал: «Ну, бей меня!» Не успел я замахнуться, как он перехватил запястье моей руки и потянул влево по кругу. Это по его выражению и был танец, который сопровождался имитационными ударами справа прямо мне в голову. Сделав так три круга, он резко выпустил мою руку, и я, не в силах удержаться на ногах, упал на спину. «Ну, а теперь, если надо додавить соперника, наваливайся на него сверху!» - закончил свой урок фронтовик. Именно благодаря этому приёму мне потом удавалось выходить победителем из самых невероятных схваток с более сильным и опытным противником.

* * *

Тот Новый год для всех нас был особенным: мы вступали во взрослую жизнь. Пройдёт ещё полгода, и мы разлетимся в разные концы Союза и больше уже никогда не соберёмся под ёлкой в нашем уютном клубе. Мы - это я, Витёк и Николай, да ещё примкнувший к нам Славка, местный хулиган и балагур. И хотя он был постарше, но всегда тянулся за нами, а иногда и сам увлекал нас в экстремальные ситуации. Наверное, поэтому весь вечер неподалёку крутился начальник народной дружины, искоса поглядывая в нашу сторону.

Это был неженатый мужчина лет сорока, спортивного телосложения, из приезжих. В школе он вёл «труды», учил мальчишек строгать, пилить, забивать гвозди. Одним словом, прививал школярам трудовые навыки. Ну а в свободное время полностью посвящал себя общественной работе, поддерживая порядок на улицах нашего посёлка. Каждый вечер его можно было увидеть с красной повязкой на руке вместе с другими дружинниками.

Даже если он был без повязки, то всё равно мог требовать от любого соблюдения установленных правил поведения. Это относилось так же и к клубным мероприятиям, где он присутствовал постоянно. Мы всегда пытались быть от него подальше, а если сказать проще, то побаивались этой персоны.

Но в этот вечер он словно приклеился к нам, несмотря на то, что наше поведение было безукоризненным. Так же как все, мы веселились и танцевали с девушками. Вот только Славка стоял у сцены и подбадривал нас, жестикулируя руками. Я видел, как сзади к нему подошёл начальник народной дружины, а потом, отступив в сторону, нырнул в самую гущу танцующих. Славка отпрянул к сцене и как-то неестественно завалился на грудь. Мы тут же подскочили к нему.

«Что случилось?» - начал допытываться Витёк. «Меня ударили ножом в спину», - сдерживая боль, тихо простонал Славка и показал на бурое пятно сзади. Это была кровь. «Кто же это?» - заволновался Николай. «Не знаю точно, но мне кажется, это начальник дружинников», - прошептал раненый. «Такого не может быть!» - возмутился Витёк, - но в любом случае надо уходить отсюда», - указал он рукой в сторону двери и мы, быстро одевшись, выскочили на улицу.

Пробежав метров сто, остановились, осмысливая ситуацию. Славке становилось хуже, и надо было что-то предпринимать. Но в это время вдали замаячила фигура начальника народной дружины: он явно шёл к нам. Решение у Витька возникло мгновенно: «Я беру Славку и веду его в больницу, а вы отвлеките этого хмыря так, чтобы он не мешал нам. Только никакой самодеятельности! Ни - ни! Иначе посадят!». Разделившись на две группы, мы разошлись в разные стороны.

Как и задумывалось, дружинник увязался за нами. Мы изредка ускоряли шаг, поглядывая через спину себе вслед. Сомнений не было, он точно преследовал нас. Расстояние постоянно сокращалось и нам ничего не оставалось, как перейти на бег. Мужчина тоже побежал за нами. Чтобы оторваться от преследования мы решили запутать следы и свернули к огородам, но расчёт наш оказался провальным. Прыгая через ограждения, мы быстро потеряли темп, зато наш преследователь, оказавшись более сильным и выносливым, начал настигать нас.

Я бежал первым, прокладывая дорогу Николаю. И вот последний забор уже остаётся позади, но в это время мой друг падает и начинает кричать: «Олег, у меня отказали ноги, бежать не могу!» Поворачиваюсь назад и не верю своим глазам. Дружинник с ножом в руке, склонившись над Колькой, старается ударить его, а тот, вращаясь на спине, отбивается от него ногами. На улице светло, как днём от полной луны и снега, но нет, ни одной живой души, только где-то лают собаки, и мы на задворках пытаемся уйти от нависшей над нами беды.

Надо выручать друга, и я делаю шаг навстречу дружиннику, тот, поняв мой замысел, бросает лежащего и переключается на меня. Теперь я отчётливо вижу, как он намеревается ударом сверху загнать мне нож в оголённую шею. Мгновение и я блокирую этот удар, перехватив его запястье левой рукой. Делаю рывок и тяну в сторону. Чувствую огромное сопротивление. У меня не хватает сил, чтобы сорвать своего соперника с места и закружить. Сказывается напряжение и его статус, но я преодолеваю и этот барьер.

В голову не бью. Нельзя! Бью только по туловищу. Дружинник поддаётся, и мы начинаем «танцевать» по кругу, под «аккомпанемент» моих тумаков. Предательски сползает шапка, закрывая глаза, но мне удаётся справиться с ней. Постоянно ощущаю, как он пытается клинком поранить мне руку, чтобы высвободится, от чего ещё сильнее бью его по ребрам, но силы уходят, и шапка снова сползает на глаза.

В это время поднимается Николай, выламывает из забора кол и со всего маха бьет им по спине нашего оппонента. Чувствую, как слабеют его руки, и он начинает оседать. Стремительным движением отталкиваю дружинника от себя, он падает на спину в снежную кашу и замолкает. Мы срываемся с места и бежим, но теперь уже последним бегу я, прикрывая друга.

* * *

Через трое суток нас вызывают в милицию, так как Славка дал показания следователю по случившемуся факту, где мы выступали свидетелями. Заходим в кабинет начальника, рядом с ним сидит главный дружинник района. Держится он бодро, как ни в чём не бывало. Следов побоев на нём не видно, и я сразу же успокаиваюсь. Больше всего меня удивило то, что о нашей схватке на огородах он не проронил ни слова, словно этого и не было. Нас такой вариант устраивал, и мы тоже промолчали. Речь в дальнейшем шла лишь о ножевом ранении Славки.

Начальник милиции, покрутив в руках дело и не скрывая своего раздражения, процедил сквозь зубы: «Ваш друг пишет, что его ударил ножом начальник дружины. Это так?» Мы засуетились, но никто не отважился заговорить. Да и сказать нам по этому поводу было нечего. «Нет, так не пойдёт!» – нахмурился милиционер. «Вы хоть что – нибудь видели?» Мы снова продолжаем молчать. «Но вот, к примеру, ты?» – майор ткнул пальцем в меня. «Я видел, как начальник дружины проходил мимо Славки и в руках у него что-то блеснуло». «И всё?» – ухмыльнулся офицер и перевёл взгляд на дружинника: «Что скажешь, Дмитрий Иванович?»

Начальник дружины решительно достал из внутреннего кармана длинный простой карандаш и показал его майору: «Вот всё моё оружие! Применяю его, чтобы фиксировать нарушения общественного порядка. А по их дружку могу сказать только одно: он уже давно на нары просится». «Да я это знаю, - подтвердил начальник милиции. Он у нас тоже стоит на учёте! Может его по пьянке и порезали где то, а мы теперь здесь ломаем себе голову».

Наступила тишина, но надо было заканчивать разбирательство, и милиционер стал закругляться: «Ну, если сказать нечего, то я вам посоветую одно - держите язык за зубами, а то доберёмся и до вас. Вы же, как я понимаю, одна компания!?» «Одна, одна! – закивал головой дружинник и добавил: У меня к ним тоже вопросы имеются!». Мы насторожились, но он махнул рукой давая понять, что говорить о них сейчас не собирается.

Подписав протоколы, мы отправились в больницу навестить Славку. Пока шли по дороге, обсуждали случившееся. Получалось, что в происшествии никто не виноват. «Ну как же так?» – возмущался Николай. «Хорошо, что не всплыла ещё драка», – успокоил его Витёк. «Да! - согласился он, и глядя на меня, с восхищением произнёс: Зато «захват левой», был классным!». «Удар колом тоже был нехилым», - смеюсь я. «Так мы же оборонялись!» - оправдывается Колька. «А кому ты потом докажешь!? Ведь сам знаешь, что у нас везде рука руку моет!» - подвёл итог дискуссии Витек, поставив на ней жирную точку и такой же знак вопроса.

Так правду о случившемся мы не узнаем никогда, но этот горький урок останется на всю мою жизнь, а завеса тайны над ним будет будоражить моё воображение, откликаясь болью в сердце. Наверное, потому, чтобы понять, что же могло в ту новогоднюю ночь толкнуть доверенное лицо власти на преступление. Пройдут годы, и я сам, став поборником порядка, постараюсь не преступить грани дозволенного, но, увы, искушений всё равно избежать не удастся.

* * *

Рабочий день давно закончился, но штабные дела ещё удерживали меня на службе. Но всё когда-то кончается, вот и я, закрыв сейф, вышел из кабинета. Ясный летний вечер радовал сердце, а тёплое солнце придавало оптимизма. Вдруг меня кто-то окликнул: «Командир, меня ранили!» Я обернулся на голос. Передо мной стоял матрос и ладонью зажимал кровавую рану у левого плеча. «Что случилось!?» - теряюсь я в догадках. «В меня стрелял часовой, - согнулся от боли раненный и кивнул головой в сторону поста. Видите, он уже бежит сюда!»

Быстро оцениваю обстановку. Времени вызвать вооружённых караульных или дежурного офицера нет. В кубриках полно людей и все они могут попасть под смертельный огонь. Укрываюсь за угол здания и считаю шаги бегущего матроса. Уже слышу его дыхание. Рывок, и я бросаюсь к нему на встречу. Он летит прямо на меня с автоматом наперевес. Чётко вижу его перепуганные глаза и указательный палец правой руки, лежащий на спусковом крючке. Ещё мгновение и очередь горячего свинца накроет меня.

Делаю шаг вправо. Затем выбрасываю вперёд левую руку, захватываю намертво ствол автомата и резким движением задираю его дулом вверх. Раздаётся длинная очередь. Матрос крепко удерживает оружие в своих руках, а ружейный ремень, перекинутый через плечо, только усиливает его позицию.

Понимаю, что нужен мгновенный «сеанс терапии», чтобы вывести бойца из неадекватного состояния и забрать оружие. Не успеваю определиться, но мои действия опережают мысли, и я машинально бью его правой рукой по рёбрам. От боли он садится и отпускает автомат, а я тут же перехватываю его в свои руки. Вот и на этот раз «захват левой», спасает меня, а возможно и не только меня.

* * *

Уже потом, при разборе происшествия, пытаясь понять мотивы проступка, я обращаюсь к доктору, вынесшему вердикт - психическая травма. В чём же всё-таки причина? «Трудно сказать. Психика, сами знаете, очень сложный инструмент, и где она может дать сбой предположить трудно», - уклончиво отвечает тот. «Но просто так это же не случается?» – задаю я ему очередной вопрос. «Как знать! Бывает всякое», – резюмирует эскулап и уходит на осмотр к раненому.

«А как он характеризовался по службе?»- перевожу разговор на замполита. «Что здесь скажешь!? Одни благодарности и самые лучшие отзывы», - убеждённо отзывается политработник. «Так в чём тогда причина?» - налегаю на него, пытаясь заглянуть в суть. «Загадочность русской души!» – пафосно чеканит слова офицер и отворачивается в сторону, давая мне понять, что больше не желает говорить об этом.

Высокопарные слова всегда раздражали меня, и я отвечаю ему подобающе: «У нас всё великое! Чего ж мы тогда такие убогие, что не можем распознать человеческой души!?» «Ну, уж вы не скажите! Поповская идеология чужда нам, а свои обязанности я выполняю на совесть. Какие у вас есть ко мне претензии?» «Никаких!» - бросаю я в ответ и тоже ухожу, так и не поняв происшедшего, а в след несётся: «Особисты вообще говорят, что здесь не обошлось без западного влияния, ведь он был радистом и мог наслушаться враждебных голосов». «Да, конечно! Как же здесь без врагов!» - поддакиваю я с иронией.

* * *

Не могу понять, но какая-то неведомая сила гонит меня к тому месту, где прозвучал первый выстрел. Мне хочется знать, что же толкнуло матроса на этот отчаянный поступок. Говорят, что такое чувство захватывает преступников, притягивая их к месту происшествия. Но я уже давно не верю, крылатым фразам, так как они произносятся лишь по случаю и не имеют ничего общего с закономерностями.

Иду молча от одной границы поста к другой, а это примерно метров пятьсот грунтовой дороги. По обе стороны высокая трава, за ней молодой лес, прореженный на всю глубину до самого поля. Дышится легко, а под щебет птиц хочется отдаться приятным воспоминаниям. Но моя миссия в ином, и я зорко осматриваю прилегающие кусты. Вот что-то мелькнуло. Ничего особенного. Это помятый листок бумаги, но я почему-то иду в кусты и поднимаю его. Это письмо матросу с Родины. Разворачиваю и, с тревогой в сердце, читаю.

Иду дальше. Нахожу ещё одно письмо, потом ещё и ещё. Складывается полная картина происходящего. Ещё недавно этим же маршрутом шёл часовой и читал эти письма, а затем выбрасывал их в сторону от дороги, явно отвергая написанное. А отвергать было что. Вначале ему писали друзья о том, что его Верка уже гуляет с другим. Потом с подробностями подключилась мать с бабушкой, и в самом конце сама возлюбленная извещала служивого о замужестве. Одним словом, было от чего попереживать.

Вывод напрашивался сам собою. То, что накапливалось месяцами, сдетонировало в самый неподходящий момент, травмируя неустоявшуюся психику. Так произошла эта трагедия. Уходя обратно и унося с собой письма, я вспомнил слова замполита об особенностях русской души и величии страны.

Да, действительно, страна большая, народу много, но вот только заглянуть в душу человека оказалось некому! Может и тогда с начальником дружины происходило что-то подобное? А может он таким образом пытался наводить порядок в наших местах?

Мне захотелось поговорить с ним, и я набрал его номер, но мне ответили, что он давно уехал из посёлка, и никто не может сказать, куда и почему. Так я снова остался один на один со своими мыслями и сомнениями, вспоминая тот давнишний новогодний вечер, когда роковой случай бросил нам вызов, а судьба подарила удачу.

Дата добавления: 2015-07-10